***
—Нет, — коротко бросает Хамада, краем глаза замечая, как Оно выглядывает из-за двери. Мужчина морщится, пытаясь сосредоточится на какой-то статье (только в Америке может развиться привычка читать газеты), но тоскливый котиный взгляд бесцветных глаз испытывает лучше печальных песен молодости. — Что еще? С лица девушки тут же исчезает наигранная жалость, и знакомая требовательность заостряет скулы. Ноги шуршат по пушистому ковру, и Оно будто нарочно замедляет шаг, желая продлить приятные прикосновения мягкого ворса. Диван рядом прогибается, а белая голова опускается на плечо. —Интересно? — цепляя взглядом парочку печатных слов, интересуется девушка. Хамада неоднозначно мычит в ответ. С этого этажа ночной город напоминает темное болото, посреди которого то здесь, то там мелькают лимонного цвета кувшинки, а от них стебли-провода тянутся неизвестно далеко… На такую высоту не добираются и истеричные сигналы машин, шорох их колес. Изредка только в коридоре слышатся шаги припозднившихся соседей. Но и воздуха здесь слишком мало: открываешь окна, а жадная пустота неба высасывает кислород, напоминая, что всё в этом мире кому-то принадлежит. Не человеку, но кому-то другому. —Как дела с новой компанией? — предусмотрительно Оно отодвигается от дяди, потому что в следующий момент в нее выстреливают два рассерженных глаза. —Точно издеваешься, — констатирует мужчина, резкими движениями складывая газету. После очередной неудачной попытки перегнуть статью на линии сгиба, раздраженно Киоши бросает новости куда-то в сторону. — Йоко, разве я многого прошу? Девушка мотает головой. —Я всего лишь прошу не разрушать мой бизнес. Мафия или нет, устроили кому-то ловушку или приятный сюрприз, представляют угрозу – всё это меня не будет интересовать до тех пор, пока акции растут и определяется какая-никакая стабильность. —Это важнее, — угрюмо замечает Оно, хотя и родственника своего она понимает: он рискнул, бросив семью и став предателем, но сумел подняться. Ей бы тоже было жаль всё это рушить. — Просто это чужие жизни. На кухне, где свет был слишком белым, заурчал, будто сытый кот, электрический чайник, а после, щелкнув, умолк. Неосознанно скручивая собственные пальцы, опрокинувшись на мягкую подушку дивана, Оно закрыла глаза. —Твоей жизнью я тоже дорожу, даже очень. Ты знаешь. Но после смерти ты… — резко поднявшись, Йоко почти пытливо уставилась на дядю. Ее белые брови изогнулись как спина кошки, и это подкупало. — Я не знаю, что происходит после смерти и существует ли там что-то, не знаю, что станет с тобой. Этого никто не скажет. Однако я знаю, что чистые люди не окажутся там, где окажусь я или тот ребенок, где уже оказались другие, кто просто хотел силы. —Они хотели силы, — повторил Хамада,— это их ошибка. Оно лишь скривилась. —Я тоже воспользовалась этой силой, но она была мне необходима, чтобы спастись. У каждого свои причины, не все люди одинаковые. Неожиданно девушка замолчала. Йоко не ответила и когда Хамада спросил про чай, и когда зазвонил телефон. Оно дернулась лишь в тот момент, когда Киоши, зная, что потом пожалеет, вернулся к первоначальной теме. —Что именно ты хотела знать о новом партнере? —Директор ведь Рёто Курода? — получив в ответ кивок, Оно призналась: — Мне нужно быть на вашей следующей встрече. Уже лежа в постели, впервые за долгое время укутываясь в одеяло как в кокон, способный защитить от мыслей, Йоко, как ребенок, бессильно свернулась кольцом. Другие же кольца, настоящие, поблескивали во мраке, будто подмигивая и говоря, что ничего у нее не выйдет. Думала теперь Оно о том, что заставило ее выпасть из реальности какое-то время назад. Она воспользовалась силой кольца, поверив в то, что без этой силы пропадет. Однако, могло ли случиться так, что именно из-за Хорн всё вокруг изменилось? Оставив реликвию себе, не запустила ли Оно цепочку, в звеньях которой остались смерть родителей и сомнительные встречи? Вопрос «а что, если бы?» так и остался без ответа.***
Йоко Оно просыпается в холодном поту, резко, без шанса уснуть вновь. В темноте ее глаза походят на две луны, которые, однако, готовы сойти с орбит, отречься от Земли и исчезнуть в неизвестности. Потому что сами не знают, чего хотят. Желудок скручивает узлом, и с этой болью Оно мириться не может – кровавая кашица уродует паркет. Хамада, сонный и недовольный, но позже уже перепуганный – стоит заметить размазанную по бледному лицу кровь – что-то кричит девушке, но та не останавливается ни на секунду. Уже сбегая по лестнице, грозясь свернуть шею (потому что стоят на месте невозможно), она утирает алые разводы. Изнутри вновь что-то толкается. Вид безумной, в халате и тапочках, удивляет комендантшу, вынуждая последнюю забыть о тягомотном ночном шоу, высовываясь в свое окошко, но и теперь Оно не позволяет кому-то смотреть на себя слишком долго. Как предчувствие, она развеивается за дверью, оставляя после себя лишь писк звонка. Город живет даже ночью. Он живой настолько, что никто не обращает внимания на девушку в домашней одежде, пока та не пробегает слишком близко, цепляя бы при этом прохожего плечом. От ночного ветра паника сходит на нет, и Оно вспоминает, почему проснулась посреди ночи. Ноги коченеют, суставы покрываются льдом, и она, дрожащая и растерянная, замирает посреди горящей улицы. Люди суетятся, топают, гаркают в трубки в ответ на поздний звонок. Сигнальные гудки раскалывают сознание, лязг металла и хлопки со всех сторон, цокот каблуков — зубы Оно скрежещут. Ей хочется заорать и сорвать голос, лишиться слуха… Она готова молить мир хоть ненадолго остановиться! Но механизм этого мира уже запущен. — Никто не носил три кольца, — замечает голос, полный сожаления, и Йоко оборачивается на этого человека. Его образ кажется ей спасительным светом в конце тоннеля, и противиться помощи она не собирается. Потому что сил больше нет. В кончиках пальцев зарождается дрожь, и она быстро добирается до плеч, тревожит шею и выворачивает тело наизнанку. Поэтому Оно очень благодарна руке, которая услужливо берет ее под локоть. Вид девушки в халате и мужчины в одежде, совершенно неуместной для этого города, этой страны, по-прежнему никого не заботит. Как призраки, они мелькают на горящей улице, а после рассеиваются в ночном парке, забытом и перекошенном, изрытом бездомными псами, изъеденном корнями иссохших деревьев. Уродливые ветви, цепляющие ночной воздух в страдальческой косой усмешке, нависают сверху, и от этого становится спокойнее – будто никто не может найти тебя, будь он хоть птицей, хоть Богом. —Это больно. — Кавахира знает, о чем говорит. А Оно не спрашивает, как он оказался здесь, почему пришел. Потому что она помнит, что позвало ее сквозь «сон». Помнит, что было в этом «сне». —Ты думала, что сущность времени покорно примет твою отсрочку? Реликвии слишком горды… и хитры. В их власти всё изменить, вот только исправлять они не умеют – только портить. —Кольцу почти удалось убить меня, — признается девушка, и по телу от этого признания проходит ледяная волна страха. Йоко осознает, что всё было простой игрой, в которой Хорн представало даже не участником, но судьей и наблюдателем. Сущность позволяла ей думать, что всё под контролем, когда на самом деле контроль давно был утерян. — Еще немного, и я оказалась бы "там". —Тогда нам повезло встретиться в Японии. Времени действительно не осталось. Если ты всё еще хочешь уничтожить реликвии ада? —Я не хочу оказаться в аду, — исправляет Оно. И подобный ответ говорит Кавахире о многом. По крайней мере, он верит, что эта девушка сделает всё, что будет от нее зависеть. — Нужно лишь достать оставшиеся кольца. —Церемония второго наследования, — кивает мужчина. Он знает о том, что об этом «празднике» девушка осведомлена, но не понимает его сути и значимости. — Война с Мельфиоре велась за Три-не-сетте, и Кольца Неба были уничтожены. Но не до конца. —Кольца Неба тоже «оттуда»? Кавахира только кивает, тут же предупреждая напрашивающийся вопрос альбиноса: —Если мы лишим людей и реликвии неба, этот мир окажется беззащитным. Не пытайся осмотреть всю гору за раз, даже если находишься на ее вершине. Оно понимает, что в этой игре она уже давно не королева или пешка – она стала одной из клеток шахматной доски, которую лишь топчут. Но если игра оборвется, забудут и о ней… — На церемонии второго наследования хранители Вонголы обретут утраченные реликвии. И именно на этой церемонии будет шанс заполучить кольца ада, принадлежащие хранителю тумана. —Он не отдаст их просто так. — Усмехаться или выражать любые другие эмоции сейчас девушка не может – в голове слишком много мыслей и пусто одновременно. — Не отдаст, даже если будет удивлен моим появлением. —Талбот. На незнакомое слово Йоко оборачивается на мужчину, задавая немой вопрос. Кавахира, однако, отвечать не спешит. Ему вдруг становится интересно небо, и, замечая мерцающий огонек пролетающего самолета, загадочный японец только прикрывает глаза. В темноте его жесткие волосы, походящие на змеиные косы Горгоны, выглядят каменными обрубками античных статуй, классических, но уродливых. —Что это такое – Талбот? — решается спросить Оно, и тут же исправляется. – Кто это? —Старый человек, – будто пробует собственные слова на вкус Кавахира и, соглашаясь с их звучанием, повторяет: – очень старый. Он лучше всех разбирается в загадках, связанных с кольцами, потому и опасен… для них. Оно еще не понимает, чем именно может помочь ей эта информация, но холодный ветер заставляет думать быстрее. —Он сумеет подделать кольца ада. —А мне придется поменять их… Стать мишенью безумствующего внутри своей головы психопата или отправиться в ад. Из двух зол выбирают меньшее, — выдохнула Оно, прекрасно понимая, что выбора фактически и не существует. Бесцветные глаза блеснули во мраке серебром, и взгляд устремился к мужчине. — И вы отдадите своё? —Да, — согласился Кавахира. — К этому всё и шло. —Как мне найти Талбота? — встревоженно вспоминает Оно, когда мужчина поднимается, собираясь уходить. Под халат уже пробираются любопытные и какие-то удушающие пальцы воздуха, а темнота обретает телесное оформление, толкаясь в глаза, заползая в рот и селясь в самых укромных углах организма. —Никак, — обескураживает японец, растворяясь как видение или облако пыли, потревоженное ветром, — он сам тебя найдет.***
—Какая неожиданность! — восклицает смуглый мужчина, радушно всплескивая руками и открывая грудь для объятий. Или пуль. Голос его слишком громкий, сразу говорит о власти. — А я всё думал, кого ты мне напоминаешь! Загадка оказалась такой простой… Несмотря на то, что Рёто Курода улыбается и жестов в его запасе больше, чем обычно, требовательность мужчины заметна всем. Возможно, по этой причине Оно и приобнимает напарника дяди, неловко улыбаясь и похлопывая того по спине. —Позвольте представить, — вмешивается Киоши Хамада, беря племянницу под своё крыло, и Йоко изумляется тому, как послушно все переводят тему, — Александра Росс, мой помощник. —Не родственница? — бросает немой намек на схожесть Рёто, но быстро забывает о сомнениях. — Вы уж точно потрудились, чтобы найти себе такого напарника, господин Хамада. —В этом есть смысл, — в привычной беспардонной, но, тем не менее, уважительной манере вторгается в беседу секретарь Хамады, в чьих руках мелькает темная папка. С этой вещью, по мнению Оно, коренной американец не расстается. — Из-за схожей внешности неосведомленные личности часто принимают мисс Росс за директора, что помогает мистеру Хамаде отделаться от нежеланных гостей. К тому же, не придется искать подставное лицо… —А в прошлый раз вы показались мне более дружелюбным, — замечает Курода, не спеша стягивать с лица этой лукаво-дружелюбной маски. По взгляду, направленному в сторону девушки, понятно, что ее персона интересует его больше, чем те же вопросы бизнеса. — Какое совпадение, что Чико попала именно в ваш номер, мисс Росс. —Всякое случается, — пожимая плечами, соглашается блондинка. Двери в вип-зал послушно открылись, позволяя заметить выложенную мозаикой стену и пестрые накидки на мебели, и небольшая делегация довольно скоро скрылась в уютном полумраке. Только Киоши Хамада с преследующим его секретарем да неуверенный официант, пытающийся понять, когда нужно будет закрыть за гостями двери, предлагая меню, остаются в вытянутом коридоре. —Отличная импровизация, Томас, — хвалит подчиненного мужчина, указывая на резвую реакцию и готовность прикрыть спину лукавящего начальника, — но, скажи, чем тебе не угодила Росс? —Разве? — не вкладывая в подобный вопрос практически никаких эмоций, отзывается мужчина, и Киоши сдерживает смех, радуясь, что когда-то дал этому забавному американцу шанс. Томас всегда веселит его своим поведением. —Дерзай, — хлопает секретаря по спине Хамада и, замечая недовольство на лице последнего, уже громко хохочет. — Мы ведь пришли на простую встречу – не делай такое кислое выражение. —В последнее время все «простые встречи» заканчивались непросто, — замечает секретарь с тяжелым вздохом. На подобное Хамада только пожимает плечами, повторяя фразу племянницы: —Всякое случается. Разноцветные осколки плитки, вырисовывающие на одной из стен помещения неоднозначный рисунок, походящий то ли на ракушку, то ли воронку смерти посреди океана, блестят в тусклом, но приятном глазу свете. Оно даже кажется, что они многозначительно и молчаливо подмигивают своими размножившимися глазами, разбитыми, может быть, кувалдой или неумелыми руками. Дым с приторным запахом, точно дурманящим и кружащим голову, заполняет комнату и, поднимаясь к потолку, нависает над головами бледными тучками, и Томас недовольно морщится каждую минуту. Впрочем, американец улыбается, стоит кому-либо обратиться к нему. —Странно, в прошлый раз мне показалось, что у вас превосходный японский, — отрывает девушку от раздумий Рёто Курода, чьего внимания невозможно избежать или проигнорировать. Уже устало, но мило Йоко расплывается в улыбке. — Как так вышло? —Мои родители из Японии, — делится секретом девушка, и тот факт, что она шепчет это на ухо, после невинно отстраняясь, вызывает у босса Торментос определенные эмоции. Не бойся он испугать малютку, обязательно бы облизался. — Если этот язык вам ближе (вы ведь японец), я могу говорить на нем. —Ваш английский тоже прекрасен, — льстит Курода, отчего-то принимая искусное притворство девушки за чистую монету. Он не любит обманывать сам себя, но в этот раз бесцветные глаза сильнее принципов. Йоко радуется и облегченно вздыхает, когда Киоши Хамада выдумывает логичные деловые вопросы, отвлекая Рёто от племянницы, и мысленно скулит, когда этот же Рёто, как капризный ребенок, вновь требует ее компании. Через какое-то время его руки все настойчивее окручивают талию, спускаясь порой ниже, и Оно, как дурочка, отшучиваясь, снимает чужие кисти с бедра. Откровенно вздрагивает девушка лишь однажды: когда случайно касается кольца на руке босса Торментос. Металл холодный, и успокаивает одно: никто не знает, что на ее пальцах оружие массового поражения в количестве трех штук. Милые колечки то с камешком, то с завитушкой или гравировкой невинно блестят в свете, оставляя всех собравшихся в дураках, – они ведь могут умереть в любую минуту, если что-то пойдет не так. Да, с кем-то придется повозиться, но потом… Оно передергивает в очередной раз из-за картины, услужливо предоставленной Хорн. Девушка ждет когда закончится этот вечер, надеясь вернуться в квартиру дяди, а не оказаться в незнакомом отеле. Альбинос надеется, что Курода попался на брошенный крючок. Когда мужчина смотрит на нее, не сводя глаз больше определённого нормами времени, сомнений в этом не возникает. Рёто Курода кажется Йоко настоящим ребенком, которому, однако, дали оружие.***
От обилия пыльцы в воздухе мужчина морщится, отчего кожа на его носу идет волнами. Он только дергает головой, пытаясь отмахнуться от запахов, что кружат голову. Подобные пейзажи непривычны для убийц Варии, а потому рядовой из отряда тумана чувствует себя непонятным образом. Нормальные люди называют такое состояние рассеянностью, но как может член элитного отряда признаться себе в столь низменных и негативных чувствах. Он в очередной раз дергает головой, отмахиваясь попутно и от ласкового ветерка, стремящегося разгладить строгое выражение лица. Белая арка в цветах остается за спиной, а каблуки сапог стучат по желтой дороге из камня. Единственный знакомый звук для убийцы в этом месте – звон колокольчика. Рядовой Варии без труда узнает в нем песнь похоронного колокола, уменьшенного разве что. На безумцев мужчина смотрит со снисхождением, и это удивляет работницу, спешащую отвести его к тому, кто, кажется, должен ждать мужчину. В такого рода заведения ведь не приходят без надобности. Но человек в странном костюме, походящем на какую-то, вероятно, униформу, удивляет женщину вновь. —Здесь нет кого-то знакомого мне, — отмахивается он от одной любезности работницы, но тут же просит об услуге: – Но я хочу узнать о том, кто был здесь когда-то. Некто с фамилией Дюпон. —Вы не говорите на французском? — с надеждой интересуется женщина, и убийца разочаровывает ее вновь. Желая поскорее избавиться от странного посетителя, работница скоро отводит его в здание, оставляя на попечение человека из архива. — Здесь вам помогут. —Дюпон, — повторяет туманник, и тучный мужчина, чьи суставы хрустят и скрипят, и визжат одновременно тянется к нужной полке. Цепляя толстыми, но скрюченными пальцами один из корешков, он недовольно цокает языком, затем еще несколько раз проделывает то же самое. В голове старика, возможно, что-то щелкает, и мужчина открывает журнал, ногтем водя по страницам. —О, так Дюпон давно мертва, — изумляется старик. — Вы опоздали больше, чем на год. —Конечно мертва, — ничуть не смущается убийца. Он старается изъясняться простыми словами, потому что, кажется, вся Франция решила проигнорировать существование международного английского языка. — Мне нужно говорить с тем, кто отвечал за нее. До смерти, разумеется. —Что? — хлопает глазами человек из архива, то ли не расслышав, то ли просто не поняв чужого языка. —Дюпон мертва, – повторяет он, надеясь, что не выглядит глупым. Теряя терпение, человек из отряда тумана перегибается через стол и склоняется над журналом в поисках имени врача или медсестры, знавших историю болезни и расстройств Дюпон. Вероятно, он находит то, что требуется, потому что скоро старик проводит его взглядом, возвращаясь к привычному безделью в полудреме. —…О, к ней никто не приходил на протяжении долгих лет, — изъясняется на ломаном английском женщина, сумевшая вспомнить пациентку, распрощавшуюся с жизнью. Таких случаев здесь было немного, но от здешних пациентов всегда ожидают «сюрпризов». — Но перед смертью было двое гостей. Мужчина и девушка, такие чистые… —Чистые? — переспрашивает убийца, догадываясь о неуместном употреблении слова, однако женщину подобный вопрос не смущает и она только кивает. Выглядит она теперь задумчивой. — А их имена? Работница только кривит брови. Она заведомо знает, что не вспомнит такой мелочи, однако продолжает морщиться, вынуждая мужчину устало вздыхать – рядовой не понимает, почему нельзя отвечать сразу, без всех этих представлений. Ему даже печально оттого, что нельзя лишать жизни за медлительность. Впрочем, это в этом, нормальном мире нет таких законов, а в мире мафии… «Там вообще никаких законов нет», — думает вариец, когда собеседница неожиданно вскрикивает, будто прочитав его мысли. —Точно ведь, здесь была полиция! Они-то должны были указать имена тех, кого допрашивали! — частично на английском, местами на родном французском объясняет женщина. — Если вам и помогут, то только там! «Это вряд ли», — мысленно кривится мужчина, но понимание того, что встреча с полицией неизбежна, мелькает на горизонте.***
Сны Оно вновь становятся беспокойными, заставляя вспоминать жизнь в Намимори, когда всё рушилось на глазах и тело ныло от недосыпа. Валящиеся из рук предметы, изнеможение и серость – Йоко надеялась, что распрощалась со всем этим. Однако сущность времени решила иначе, ведь теперь кольцо вновь диктовало условия. Оно теперь чаще не выключала свет или вовсе не ложилась до самого утра, пытаясь убедить себя в энергетической ценности кофеина. А если и начинала засыпать, то нервозно дергалась, вскакивая на ноги и начиная расхаживать по комнате. Йоко пугал тот факт, и пугал до безмолвия, что к Хорн возвращалась болтливость. —Что ты хочешь? — шипит Оно, утыкаясь лбом в стену, когда из ванной доносится звук воды. Девушке не хочется пугать родственника еще больше, а потому она старательно избегает странных действий при Хамаде. — Я ведь прошла твоё испытание. —А после обманула, — замечает сущность ада. — И чье теперь существование является ошибкой? —Я не обманывала. —Только не нужно перекладывать вину на других, — знакомо хихикает сущность. — Впрочем… — скалится Хорн, неспособное еще обрести телесный облик в человеческом мире, но часто мелькающее перед глазами Оно. — Они получили по заслугам. Знал бы, что всё «здесь» выглядит куда лучше в алых тонах, сделал бы так раньше… —Паскудство, – рычит девушка, жмуря глаза. Зубы скрипят, почти перетираясь в порошок, но посторонний голос не исчезает. И от этого действительно тошно. —Ты правильно переживаешь, — подсказывает кольцо, радуясь тому, что добралось-таки до мыслей и страхов хозяйки. Может, не до всех, но хватает и этого. — …После того как заключила сделку с тремя реликвиями сразу… Такая слабая. Хорн собирается сказать что-то еще, когда знакомый Оно образ и голос развеивают силу сущности времени, запирая ее, как и в прошлый раз во «сне». Девушка счастлива, а Кавахира просит поторопиться: —Времени всё меньше, — замечает мужчина, и Оно не знает, чего именно это касается: то ли приближающейся даты церемонии, то ли ее истекающей жизни. — Талбот готов встретиться. Он будет ждать в том же парке. —Оно, — дверь распахивается, и от неожиданности девушка дергается. Хамада смотрит на племянницу изумленно. Он оглядывает комнату, не понимая причины такой реакции, а затем забывает о странностях, отдавая девушке коробку. —Что это? — непонятливо кривится Йоко, разглядывая платье. Шелковая ткань почти переливается на свету, как алмаз, и Оно прекрасно знает, что этот наряд стоит больших денег. — Какой за праздник? —Я, конечно, тебя люблю, — усмехается Хамада, — но не настолько. Всё хотел спросить, что такого произошло, что Курода шлет тебе подобные подарки? —Это от него?!— голос девушки меняется, и Киоши вынужден наблюдать за резкими движениями. —Платье ведь дорогое, — замечает Хамада, указывая на отброшенную на пол вещь. Как старая дева, пытающаяся добыть букет невесты, Оно роется среди хрустящей оберточной бумаги, пытаясь что-то отыскать. Стоит этому чему-то найтись, как девушка оседает на кровать, расплываясь в улыбке. Она облегченно выдыхает, а после поднимается и берет родственника за плечи, чуть потрясывая: — Теперь осталось самое сложное, и всё будет хорошо! Окрыленная, она куда–то уходит, оставляя на подушке приглашение от Куродо "сопровождать его на неком празднестве". Сама Оно даже забывает о том, что совсем недавно Хорн вновь ворвалось в сознание. Некоторые вопросы Хамады так и остаются без ответа.***
—В лечебнице, в которой прожила последние годы, за день до самоубийства вашу мать посетили… — начинает привычный доклад рядовой Варии, когда неоднозначный холод заставляет его замолчать. Взгляд скользит по бледному лицу офицера, но скоро натыкается на изумрудный взгляд. Он всегда равнодушный, и именно это странно. Потому что, кажется, в пустых глазах именно в это мгновение мелькает ярость. —Эту женщину-у, — флегматично исправляет Фран, и подчиненный обещает себе быть куда более деликатным со словами. —Да, извините, — кивает рядовой, — эту женщину посетили двое. Персонал имени не помнил, но в полицейских отчетах значилось имя Александры Росс. Как мне удалось выяснить позже, эта девушка работает в небольшом издании в Америке, до этого ее имя нигде не упоминалось. Рядовой, вероятно, ожидал хоть какой-то реакции на добытые сведения или догадки со стороны офицера, но их не было. Даже разочаровавшись такому безразличию, к которому, впрочем, давно нужно было привыкнуть, мужчина продолжил: —В том, что имя вымышленное, сомнений нет. Всё объясняется тем, что Александра Росс, вероятно, является членом Торментос. Или близка к Семье. В Америке она была в компании Рёто Курода. Таким образом, то, что вы ищите, у Торментос. Без сомнений. —Взрослые-е такие идиоты-ы, — выдохнул хранитель тумана Варии, разглядывая стилет. Пареньку было ужасно скучно из-за всей этой суматохи и появившихся дел, и в голове начинали мелькать мысли о том, чтобы довести некоронованного принца до безумного припадка, в котором смысл имели бы лишь действия босса или капитана. — Та женщина умерла больше года-а назад. А вопро-ос с Торменто-ос возник недавно-о. —Тогда это тщательно продуманный план, — предложил подчиненный, будто не сомневался в итогах разведки. Всё для него было логично и складно. Эта складность даже не смущала. Офицер ничего не ответил, небрежно и лениво швыряя стилет куда-то за спину и стягивая огромную шляпу вниз, тем самым закрывая лицо. —Прикажете начать слежку за Росс? —Не надо-о. Это всего ли-ишь кольцо ада-а. А если это Торменто-ос, тогда-а скоро всё закончится-я. —Прошу прощения, — осторожно, зная, что любопытство наказуемо, рискнул рядовой, — Кавалонне согласился на союз? —Кажется, об этом объявят на церемонии наследования-я.***
«Эти подделки идентичны реликвиям ада внешне, — посмеивается Талбот в старческой лукавой манере, и Оно кажется, что он, даже сквозь тугую повязку, смотрит на кольца на ее руках, — но их нужно будет запитать пламенем тумана, это как заполнять сосуды жидкостью. Без этого ничего не выйдет». Из раздумий Йоко вырывает знакомый и уже надоевший голос Рёто Курода. Впрочем, тот факт, что мужчина легкомысленно поддался ее флирту, не успокаивает Оно. Находиться с ним она всё равно боится и невольно отсаживается дальше, хотя прекрасно понимает, что выскакивать из автомобиля на ходу не станет. —Что-то не так? — отзывается девушка, не зная, пропустила ли что-то важное в речи босса Торментос или он, как и она, вовсе молчал. Впрочем, этим вечером мужчина куда более серьезен. Оно почти уверена, что это связано с молодым парнем, что сидит напротив, — Юу Курода. —Должен предупредить заранее, что на этом мероприятии соберутся люди не совсем обычные, — избегая точных определений, подготавливает мужчина, и на мгновение на его тонких губах мелькает короткая улыбка. Такая же короткая, как обрез дробовика. — Будет много странностей. Йоко не спрашивает об этих странностях, но и не может сделать отстраненный вид. Будто замечая ее волнение, ошибаясь только в причинах беспокойства (девушка тревожится своим «воскрешением») , Рёто сжимает бледную и похолодевшую ладонь: —Мне нравится, что ты не задаёшь вопросов. —Иногда это полезно, — словно зная, о чем говорит, признается альбинос. —Иногда, — замечает Курода, и подтекст этого ответа Оно непонятен. Едут они теперь в тишине, и только Юу часто дергает галстук, позволяя всем вокруг заметить своё волнение. Как и говорила Чико, он слишком молод. Молод и для места босса, и для женитьбы. Двенадцатилетний смуглый мальчишка с русыми волосами, но лисьим взглядом. Он, может, и обеспокоен, однако что-то подсказывает Оно: беспокойство вызвано не встречей с будущими родственниками и, возможно, юной невестой. Юу Курода ведет себя как изобретатель, дергающийся за секунду до нажатия рычага, который запустит механизм нового, еще неиспытанного оборудования. —Что ты задумала? — шепчет Хорн, отчаянно пытающееся пробиться в ту часть сознания девушки, где сокрыты все планы, связанные с кольцами ада. Сущность времени еще не знает, что ждет впереди и даже углядеть это «впереди» не может, а потому злится. —Всё будет хорошо, — шепчет самой себе Йоко. Будто эта фраза касалась его, Юу благодарно кивает.