Persuadia

      Гарри шла по лесу. Она прекрасно знала, что идет умирать, добренький дедушка Дамблдор прекрасно объяснил (не напрямую, конечно), что только умерев, она победит Волдеморта. Директор прекрасно направил ее на путь смерти, внушив чувство ответственности за всех вокруг и бесконечное желание помогать (читай, лезть не в свое дело). А она-то, глупая, верила ему, слепо подставлялась, строила из себя героиню. А стоило только пораскинуть мозгами, посмотреть на вещи объективно, и становилось понятно, что трое сопляков никогда не смогли бы справиться с теми передрягами, в которые Гарри с друзьями влезали. Их вели, долго и кропотливо внушали чувство всесилия и безнаказанности.       Она впервые задумалась об этом после смерти Сириуса. Как ей только в голову могло прийти, что несколько школьников смогут справиться с Пожирателями Смерти? Мало того, что она сама полезла сгоряча в самое пекло в расставленную ловушку, так еще и друзья ее охотно поддержали. В итоге многие ребята пострадали, Сириус погиб; Дамблдор появился только под конец заварушки, когда стало совсем плохо, быстренько раскидал плохих парней и прочитал всем символическую лекцию, подтекстом которой в итоге оказалось поощрение инициативы школьников.       После смерти Сириуса Гарри без ведома кого бы то ни было отправилась исследовать дом крестного на Гриммо, 12. В своих вещах она нашла завещание и письмо, в которых говорилось, что дом Сириус оставляет ей, как единственной возможной кандидатуре. В письме он рассуждал о том, что старинный дом могут начать использовать в качестве штаба Ордена Феникса, и просил Гарри активировать защиту жилища и не пускать в него посторонних. Про посторонних он тоже много писал, так он назвал всех членов пресловутого Ордена, разве что за исключением Снейпа, с которым он удивительно сдружился в последние месяцы жизни. Сириус рекомендовал обратиться как раз к Снейпу за подробностями, так как в письме излагать свои предположения и выводы не решился.       И Гарри обратилась. Снейп потом долго, матерясь, снимал с нее ментальные закладки, показывал собственные воспоминания и объяснял, что и зачем происходит. В следующий раз Поттер привела Рона и Гермиону. Друзья потом долго плевались и оглядывались по сторонам, подозревая в заговоре всех и каждого.       А еще они начали встречаться. Почти сразу после первого их разговора с профессором зельеварения они поняли, что находятся «на одной волне», прекрасно понимая друг друга почти без слов. Они выглядели потрясающе, и Гарри, честно признаться, немного завидовала им. Низенькая мулатка Гермиона с копной непослушных шоколадных волос потрясающе смотрелась рядом с долговязым бледнолицым Роном, огненно-рыжим и веснушчатым. Они выглядели полными противоположностями и такими, в общем-то, и были, но удивительно дополняли друг друга. Они понимали друг друга с полувзгляда, заканчивали друг за другом предложения похлеще Фреда и Джорджа и удивительно уютно молчали.       Гарри любила сидеть рядом с ними и представлять, что это вовсе не ее ровесники, а мама с папой, только наоборот. Что это дядя Сириус наложил на них какое-то шутливое заклинание, которое сделало маму мулаткой, а папу наоборот окрасило в рыжий. Это было удивительно тепло и грустно, представлять на месте друзей своих погибших родителей, но Гарри рядом с ними чувствовала себя невероятно спокойно и уютно, а друзья прекрасно знали о ее фантазиях и никогда не обижались на них. Поттер даже иногда называла их мамой и папой, а Рон и Гермиона поддерживали игру и обращались с ней как с дочерью.       С профессором Снейпом Гарри нравилось разговаривать. Он постоянно рассказывал что-то интересное, о своих опытах, об учениках, о коллегах-зельеварах, о прошлом и будущем. А еще он многому учил Гарри, и ей нравилось учиться именно так, неосознанно, когда просто вдруг понимаешь, что легко можешь сделать то, что раньше и представить себе не могла. Иногда профессора слушать было весело. Он, бывало, возвращался с собрания Ордена Феникса или Пожирателей Смерти и костерил на чем свет стоит и тех, и других. Это было забавно, а еще очень любопытно, так как таким образом Поттер узнавала все планы обеих сторон войны, а также отношения внутри сторон. Снейп любил говорить (хотя, может быть, он говорил так только с ней), он высказывал свои прогнозы событий, рассказывал о прошлом, когда Волдеморт только собирал сторонников, и призывал Гарри не лезть в эту дурацкую войну.       Конечно, Гарри не послушала его. Не потому, что отчаянно (как раньше) хотела сражаться или защищать, не потому, что хотела избавиться от врага. Гарри Поттер смертельно устала. Она устала постоянно ощущать в себе кусок чужой души, пусть Снейп и научил ее окклюменции, и в свой разум чужой она уже не пускала. Она устала от бессмысленных смертей, от тревоги, повисшей над Англией. Гарри устала от того, что Волдеморт видит в ней главную угрозу своему делу и всячески пытается уничтожить.       О, Гарри пробовала связаться с ним, поговорить, убедить его отстать от нее. Ей ведь теперь совсем не хотелось сражаться с непонятным врагом, тем более некоторые из его планов (из рассказов профессора Снейпа) неожиданно приходились ей по душе. В ответ она всегда натыкалась на стену из злобы и жажды убийства. Гарри иногда казалось, что на Волдеморте тоже висит парочка (а то и парочка десятков) ментальных закладок и чего посильнее. Она была уверена, что невозможно так сойти с ума, изменить свои цели и своим целям, при этом все еще ведя за собой толпу фанатиков. Им или кто-то управляет, или все-таки он не настолько безумен, каким хочет казаться, и все это какой-то хитроумный план. Только вот, что за план, Гарри даже предположить не могла.       И теперь она шла навстречу Волдеморту, названному ее врагом, чтобы раз и навсегда выяснить, чем же она так мешает самопровозглашенному Лорду. В чем должна быть причина подобного помешательства, чтобы оправдать бесчисленные убийства, совершенные во имя нее?       Думать не хотелось, перед глазами все еще стояли образы сражающихся детей, рушащихся зданий, кричащих людей и разноцветных вспышек. Волосы, некогда собранные в хвост, давно растрепались, и теперь облепили лоб и шею. Одежда порвалась и испачкалась в грязи и гари, сковывая движения и вызывая огромное желание вымыться. Просто смыть с себя всю эту войну, смерти друзей и крики своих и чужих, забыть о навязанной избранности и стать просто девочкой. Школьницей, волшебницей, возвращающейся домой к родителям. Только не быть самой собой, вынужденной сражаться за чужие идеалы.       Гарри все еще слышала грохот рушащихся стен замка, рев волшебных животных, призванных сражаться за обе стороны, крики магов, выкрикивающих заклинания снова и снова, плач друзей и родственников погибших, перекрывающий все остальные звуки. Гарри боялась услышать тишину, означающую конец. Абсолютный конец всего, неважно кто победил бы. Тишина предвещала бы взрыв новых звуков, потому что то, что происходит сейчас, может кончиться только продолжением пира Смерти.       Гарри злилась. На Дамблдора, создавшего злодея и героя, как рассказчик дурацкой сказки, и вовремя бросившего все на созданных персонажей. На Волдеморта, поддавшегося на провокации Великого Светлого, и выбравшего путь военной революции. На саму себя, вопреки собственным убеждениям все еще следующую планам Дамблдора. На всех вокруг, всех, кто не может понять, что таким способом ничего не решить, что война порождает только войну, и смерть несет за собой только смерть.       Гарри все сильней сжимала палочку, подходя к поляне, на которой расположился Волдеморт. Она не знала, будет ли он один, но хотела поговорить с ним, попробовать закончить войну миром. Честно говоря, Гарри сейчас больше всего хотелось его просто стукнуть посильнее, так, чтобы все лишнее из мозгов вытрясти. Ей не страшно было бы и умереть, она думала об этом, но в данный момент злость на все вокруг не давала ей как в сказке «встретить Смерть как старого друга».       Он стоял посреди выжженной поляны, окруженный приспешниками, такой же страшный, как и в воспоминаниях Снейпа. Лысая безносая голова, белая кожа и алые змеиные глаза делали его похожим на Смерть. Разве что Смерть вовсе не безумна, она всегда спокойна и немножечко ленива.       Волдеморт стоял молча, запрокинув голову к небу. Люди вокруг не двигались, шепотом переговариваясь между собой. Стоило Гарри подойти ближе, как люди зашевелились. Ее невольный противник махнул рукой, не опуская головы, и наблюдатели исчезли.       - Гарррри Потссер, – он шипел почти по-змеиному, звук его голоса, казалось, распространился вокруг и занял эхом все пространство.       Гарри не было страшно. Ей вообще-то уже давно не было страшно по-настоящему. Чувство предвкушения распространялось по телу, поднимаясь откуда-то из грудной клетки и растекаясь до кончиков пальцев.       - Том Риддл, – красные глаза оказались напротив ее собственных. Гарри не шелохнулась. – Волдеморт.       Азарт подталкивал вперед, необъяснимая радость вычерчивала улыбку на ее губах. Он долго смотрел на нее, словно что-то выискивая, что-то давно забытое, оставшееся горьким привкусом на губах. Гарри улыбалась, и Волдеморт все больше хмурился, как будто видел то, чего видеть не хотел.       - Авада Кедавра!       Резкий взмах белой руки, и Гарри отпрыгивает в сторону, выпуская в ответ серию заклинаний. Профессор Снейп неплохо ее обучил, в том числе его авторским разработкам, поэтому Поттер чувствовала уверенность. Она сегодня не умрет. Никто сегодня больше не умрет.       В голове проносятся образы из прошлого, смеющиеся зеленые глаза, успокаивающий голос и теплые руки, оставляющие ожоги на щеках. Портрет молодого мага, девушка, закутанная в плед, жаркие поцелуи на холодном ветру. Тихие разговоры, ее голова на его коленях, мягкие касания пальцев. Тихий шепот и громкий смех, ее пьянящий запах, глаза в глаза.       Гарри видит почти себя, как будто ее более взрослая копия стоит перед ней и ехидно усмехается. Перед глазами плывет, она слишком глубоко погрузилась в чужие воспоминания. Она затронула чувства.       Гарри приходит в себя на траве и резко подскакивает. Волдеморт сидит перед ней, все еще в центре поляны. Он смотрит стеклянными глазами, и ей на секунду кажется, что они вовсе не алые, а ослепительно-синие, как чистое ночное небо.       Гарри шатается, но идет вперед. Она неотрывно смотрит в его глаза, силясь увидеть в кроваво-алом бескрайне-синий, так очаровавший ее цвет. В красных глазах плещется безумие, бушует жажда смерти и разрушений, красные глаза желают отомстить всем на свете и подчинить себе все. Синие глаза полны печали, скрытой скорби и робкой надежды. Синие глаза смотрят на нее тепло-тепло, и она идет к ним и протягивает руку.       Он моргает, из алого взгляда пропадает опустошенность. Он смотрит на протянутую руку и не может отвести глаз. Гарри садится напротив, снова улыбается и смеется. Ее не покидает чувство, словно она встретила старого друга.       Никто из них не слышит топота шагов и шума голосов. Гарри слишком нереально счастлива, Волдеморт слишком растерян.       Волдеморт вскакивает и выстреливает смертельным заклинанием. С Гарри слетает наваждение, она неловко поднимается и отступает. Ей все еще не страшно, однако вид пары мертвых тел в черных плащах вызывает отвращение.       Волдеморт поворачивается как будто слишком медленно, в голове Гарри успевают пронестись тысячи мыслей, вот только ноги ее почему-то совсем не двигаются. Он подходит к ней вплотную и становится на колени, заглядывая в глаза. Гарри снова чудится, что они небесно-синие.       - Сеа? – в его голосе мольба и надежда. – Только не умирай, Сеа.