Белая ворона: освобождение отступницы

Когда некуда идти Ты невольно выбираешь, Путь единственный из всех, На котором умираешь.

*** Детский смех разносился на весь парк, который, несмотря на позднюю осень, щеголял летним убранством – зелёные кроны деревьев подрагивали от лёгкого ветерка, яркие цветы тянулись вверх, к горячему, но не обжигающему солнцу. Девочка с копной русых, вьющихся волос, одетая в пальто, совсем не по погоде, кружилась среди невообразимо огромного количества бабочек. Одна из них доверчиво села на раскрытую детскую ладонь. Смех прекратился так же внезапно, как начался. Всё вокруг замерло, а глаза ребенка полыхнули ярким зелёным светом. Крылья бабочки рассыпались в нежно-голубом пламени. Страдания этого маленького трепещущего существа были видны невооруженным глазом. Было невероятно жалко, но ничего уже нельзя сделать. Тонкими лепестками пепла она рассыпалась, теряя всю свою невероятную красоту, которой обладала. Вместе с ней исчезали и другие, но не только они – весь парк терял яркость, словно кто-то прошёлся по природе серым колером, солнце спряталось за тяжелыми облаками, которые могли быть предвестником, как дождя, так и снега. Маленькая девочка смотрела на ладонь, на которой только что растворилась эта бабочка. Первая снежинка легла поверх пепла, и тут же сильный порыв ветра поднял листву под ногами и пепел на маленькой хрупкой ладошке. Девочка вздрогнула и поспешно вытерла руки о тонкое пальтишко. Она зажмурилась и по щеке её скатилась слеза. Где-то вдалеке раздался встревоженный женский голос. – Маргрит! Маргрит, где ты, маленькая чертовка?! – голос, в котором отчетливо различались нотки паники, был всё ближе и настойчивее. Девочка помотала головой и, открыв глаза, посмотрела вглубь парка, который манил своей темнотой и пустотой. Она стояла, на вымощенной камнями дорожке, спиной к арке, которая была выходом из парка. Сделав два шага назад, она вытянула руку вперед, ладонью вниз, и уверенно произнесла: – Я не вернусь сюда. Я не хочу этого. Я должна это забыть. – Маргрит! Резко развернувшись и подняв ворох листьев, она побежала на голос: – Я здесь! Добежав до высокой стройной женщины в строгом черном пальто, девочка взяла её за руку и покаянно склонила голову. – Больше никогда так не делай. Не убегай от меня, знаешь, как я испугалась? – Простите, миссис Велингс, такого больше не повторится. – Надеюсь, иначе нам обеим не сносить головы. Пойдем, скоро вернутся твои родители. Две фигуры – женская и детская – удалялись всё дальше от парка, а оттуда за ними наблюдали две пары глаз. – Это она, это она… она, она, она… – со всех сторон доносился один и тот же шепот. Девочка оглянулась и увидела, что глаза подмигнули ей до того, как растворились в снегу, который шел только в парке. Несколько секунд… и парк замело основательно. Маргрит остановилась, вынуждая затормозить и женщину, и заворожено смотрела на снег. – Столько снега… и он такой белый… Миссис Велингс с удивлением проследила за взглядом девочки. – Снег? Маргрит, ты о чем? Теперь пришла очередь Маргрит удивляться: – Как же… в том парке… там так много снега. Разве вы не видите? – В каком парке, Маргрит? Твоя фантазия невероятно бурная. Идём. Надо будет сказать об этом твоим родителям, уж, прости, – нетерпеливо дернув девочку за руку, миссис Велингс передернула плечами и стремительно пошла в сторону ожидавшей их машины, изредка оборачиваясь. Несмотря на то, что она сама сказала Маргрит о её неуёмной фантазии, чувство беспокойства не покидало её ни на секунду. Более-менее успокоилась она только тогда, когда вечером передала ребенка родителям. Всё было так странно… и парк, засыпанный отсутствующим снегом, и глаза, которые были, но которых и не было, и бабочка, которая сгорела на ладони… была ли она на самом деле или это тоже игра сознания? Столько вопросов. И ни одного ответа. Потом Маргрит даже не вспомнит о том, что было в этом парке, в памяти останутся только глаза, что смотрели ей вслед – ярко-синие и разные: один зеленый, а второй жёлтый, почти золотой… она даже не поймет, а был ли этот парк в действительности, или это всего лишь плод её воображения… *** Опять дождь за окном. Крупные капли с шумом разбиваются об асфальт, навевая тоску на спешащих в укрытие людей. Я их прекрасно понимаю – в такую погоду хочется закрыться в каком-нибудь бункере и не выходить, пока вся эта хмарь не закончится. Буквально через несколько минут небо полностью, без единого просвета, затянуто темными тяжелыми облаками. Чёртов, чёртов дождь. Терпеть его ненавижу, как выражается моя клиентка очень преклонных лет, прирезавшая своего молодого любовника из-за его любви к птицам. Будет гроза. Точно будет. Не может не быть. Я её чувствую. А, может, она чувствует меня… не знаю. Иногда складывается впечатление, что это я её вызываю. Но это же бред. Хотя… я уже давно ничего не могу сказать со стопроцентной уверенностью. Иногда мне кажется, что я и живу-то не там, где должна. И вообще… вдруг я это не я. От таких мыслей становится как-то жутковато. Я тряхнула головой и попыталась напеть колыбельную, что мне пела прабабушка перед сном в детстве. На середине первого куплета за окном бабахнуло так, что зазвенели стекла и я, само собой, сбилась и уже не смогла настроиться на нужный лад. Вздохнув, я подошла к окну, крепко обхватив двумя руками чашку с горячим чаем, которую успела подхватить со стола. В последнее время, даже любимый чай с травами меня не радует. Но ещё больше не радует, что он даже не выполняет своей функции – не успокаивает. Хотя, может, я набедокурила с пропорциями и чего-то переборщила или не доложила, когда делала сбор. Нет, ну, а что? Прабабкиным записям в этом старом талмуде уже даже не сто лет, а поболе, так что удивительно, что я в принципе смогла хоть что-то разобрать. Ещё пару лет подождать и можно продать, как антиквариат за большие деньги. Любителей-маразматиков на такую литературу, ох, как много. Я вглядывалась в темноту за окном, пытаясь различить силуэты людей, спешащих по своим делам или просто спрятаться от дождя. Вся эта суета напоминала мне большой муравейник. А ещё несусветно бесило отсутствие у народа зонтов. Ну, неужели сложно кинуть его в сумку? Конечно, лучше потом ругаться, выкрикивать проклятия, глядя на небо и укрываться руками или любыми подручными средствами. Окружающий мир, в последнее время, стал вызывать у меня много негатива. Это не есть хорошо, надо поговорить с психологом, благо в нашей адвокатской конторе он есть и далеко идти не придётся. Я вновь сосредоточилась на виде за окном, и взгляд зацепился за парочку, что держались за руки и шли не торопясь, подставляя лица каплям. – Идёте, значит… Внезапно погас свет. Это стало частым явлением и уже не пугает, как первое время, а только вызывает раздражение. Буквально за три шага я оказалась возле входной двери и, накинув плащ и принципиально игнорируя зонт, поспешно покинула квартиру. Сама не знаю почему, но я торопилась в переулок, который был буквально в двух кварталах от моего дома. Я знала, что должна оказаться там, во что бы то ни стало. Я иду туда всегда, когда гроза. Когда я пришла, то заняла своё обычное место наблюдения – возле стены под козырьком подъезда, но вдали от фонаря, чтобы меня не было видно. Приходя туда, я видела много интересного, всего лишь прикрыв глаза. Я сама не знаю, как это происходит, но и это уже не пугает. А должно – ведь я даже плохо помню своё детство, а тут такое… В ожидании я прикрыла глаза, и перед глазами сразу же замелькали картинки и об-разы из прошлого. Моего ли прошлого?.. /////// «Она никогда не боялась проиграть. Потому что победа – её жизненное кредо. Она равняла своих соперников с землей. С поля боя она всегда уходила победителем – с гордо поднятой головой. Её даже прозвали Полубогом за невероятную подавляющую силу и исключительные сражения! Сто процентов побед. Она всегда старалась. Но кто же знал, что все старания обречены на поражение. Дамиана проиграла сама себе. Её слёзы и жалость – её поражение. Взять под стражу эту предательницу». Судьи просто раздавили мою жизнь своими словами. Мою жизнь. Жизнь человека, который не давал погибнуть нашим воинам и приносил головы врагов. Больно. Страшно. Страшно от незнания. Но разве можно быть уверенной в том, что, зная всё наперед, не будет страшнее? Мысли путаются, когда смотришь вниз, стоя на краю обрыва, в темнице, которая обычно распахивает свои двери для убийц и врагов. Когда не знаешь, сможешь ли жить, как раньше – руки опускаются сами собой. Ничего не хочется. Чувство, что внутри вечная мерзлота. – Хочу туда, где тепло и нет памяти, – упав на колени, я ещё раз пустым взглядом посмотрела вниз и… ничего не почувствовала, кроме тоски и боли. Я боялась закрыть глаза и уснуть. Потому что боялась однажды не проснуться. А иногда, наоборот, хотелось заснуть навсегда. Чтобы не было этой всепоглощающей боли и паники. Думая о ситуации, в которой оказалась, я замечала, что на кончиках пальцев рук словно иголки. Это ещё одно напоминание о моей беспомощности. Хотелось кричать. До безумия. До срыва голоса. Так меньше чувствуется боль. Не так болит душа. Хотя, кого я обманываю – болит. Всегда. Ещё никогда я не чувствовала себя такой разбитой. – Мои слёзы – моё поражение? Разве? Слёзы – это не признак слабости. Это признак того, что у человека есть душа. Тихо скрипнула дверь моей клетки – на удивление, её держали открытой, наверняка знали, что я не соберусь сбегать – и в комнату зашёл мой верный друг Борис. Он с какой-то тихой задумчивостью посмотрел на меня и сел на полу напротив. – Ты как? – А ты как думаешь? – хмыкнув, я посмотрела на мужчину перед собой, который являлся чуть ли не эталоном мужской красоты. На фоне прямо-таки божественной внешности у Бориса были две особенности, которые добавляли ему шарма (хотя, куда уж больше): гетерохромия глаз и удивительный цвет волос. Борис всегда был рядом: и когда я была победителем, и сейчас, когда меня признали побежденной и предательницей, он не уходит. Я не выдержала и полюбопытствовала: – Уже столько лет меня мучает один вопрос… кто ж тебя наградил такой внешностью? – Хочешь, чтобы я обернулся? – он хохотнул, глядя на меня, а я пожала плечами. – Будет неприятно, если тебя поймают. Когда ты прошёл сюда, никто не удивился. Но, если здесь обнаружат человека, то нам обоим конец. Мало того, что я названа предательницей, так ещё узнают, что я ведьма… короче, это будет невесело. – Как скажешь. Но совсем уйти даже не проси. Не уйду, – спустя пару мгновений ко мне на колени прыгнул трёхцветный кот с разными глазами. – А я и не буду просить тебя уйти, – я почесала кота за ушком, на что он довольно зажмурился. – Борис, я не заслуживаю такого фамильяра как ты. Тебе нужна более… Ай! Ты чего делаешь? – он больно укусил меня за руку и посмотрел… укоризненно что ли. – То, что я сижу и жалуюсь, не значит, что я собираюсь от тебя отказываться. Я просто жалею, что с такой нестабильной ведьмой как я, ты не можешь полностью раскрыться. – Дура, – слышать, как разговаривает кот, это, конечно, не для слабонервных. Я фыркнула и прижала этого мехового засранца к себе поближе, отклоняясь к стене и прикрывая глаза. Мой фамильяр тут же успокоился и мелодично заурчал, и это было настолько тихо, словно он рассказывал мне какую-то тайну и боялся, что кто-то ещё услышит. Борис со мной уже пятнадцать лет и, поначалу, у нас с ним не то что дружеских отношений не получалось, мы вообще разговаривать не могли. Пару раз всерьёз пытались друг друга убить. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что должен быть в подчинении у такой малолетней неумехи как я – на тот момент, когда он поселился в доме, мне было всего десять, а ему семнадцать. Но после того как мы чуть не уничтожили соседнюю деревушку, прониклись друг к другу симпатиями и выгораживали себя – он меня, а я его – перед наставниками. Тогда и началась наша дружба. Он был первым, кто сказал мне, что из меня выйдет настоящая ведьма, хотя я сама в это не верила. Да и чего таить, сейчас тоже не верю. Как и мои наставники. Я – белая ворона в нашем клане. Всех моих предшественниц уважали и боялись. Сила, которой они обладали, заставляла всех считаться с ними. Все в роду, кроме первой, были чёрными ведьмами. Нет, они могли помочь, исцелить, вот только плата за эту помощь была велика. А я вот отказываюсь делать гадости. Только, если они на пользу. Так что, мои предки вряд ли мной гордятся, глядя сверху, точнее, снизу – за все совершенные деяния, никто из них не мог попасть в царствие небесное, явно каждая из них метит на трон хозяина преисподней – я почти всегда действую в ущерб себе. – Так вот к кому пришёл этот комок шерсти, – от насмешливого голоса шерсть у Бориса встала дыбом и он зашипел. А я даже глаза открывать не стала, потому что почувствовала его уже давно. Дверь темницы тихо скрипнула, запуская в мою нынешнюю обитель одного из смотрителей. – Какой воинственный у тебя кот. – Он не любит чужих. – Какой же я чужой? – он откровенно издевался. – А ты умело прячешься среди людей. – Ты тоже, – я открыла глаза и смогла понаблюдать, как брови его медленно, но уверенно поползли вверх. Долго это не продлилось, уже через несколько секунд он заливисто хохотал. – Да, что-то я забылся. Ты же видящая. Ну, и что будем делать? – Не знаю, – я пожала плечами и почесала явно нервничающего Бориса за ухом, он фыркнул на мои действия, но немного успокоился. – Если хочешь оповестить наши власти о том, кто я, ради Бога… – Как забавно слышать из твоих уст слово Бог, – он хохотнул. – Не более забавно, чем слышать это же из твоих уст, – решив, не оставаться в долгу, я позволила себе поязвить, потому что чётко понимала, что ничего не теряю. – А ты ведь и, правда, не боишься. Да и не угрожаешь, что меня тоже сдашь. Мне вот интересно, почему? – смотритель прислонился плечом к холодной каменной стене и продолжал меня разглядывать. Взгляд его был неприятный, словно липкий. А мысли были ещё гаже. Я старалась не обращать на это внимания, но, чёрт возьми, это было сложно. Держать себя в руках мне помогало только то, что на коленях сидел Борис, готовый в любой момент обернуться и начистить морду обидчику. Магическими способностями он чистокровного мага вряд ли одолеет, но вот в рукопашном бою ему равных нет. – Ха, а кто же мне, предательнице, поверит, что смотритель ведьмак? А вот, если ты расскажешь им, кто я – тебе поверят. А по поводу страха… чего мне бояться? Костра? Ножа в спину? Смысл бояться смерти, если все мы там будем? – А его, – он кивнул мне на колени, – его ты потерять не боишься? Искусный манипулятор людскими страхами. Он знал, на какую точку моей грязной души нужно надавить. – Не вздумай. – Он мне не нужен, а вот относительно тебя у меня есть очень интересные мыслишки, которые я тебе уже неоднократно озвучивал, – он бросил к моим ногам пузырек, который разбился, едва коснувшись каменного пола. Резкий запах ударил в нос, и я почувствовала, как на коленях обмяк Борис. – Борис! – он был жив, но не реагировал ни на что. А очень скоро и меня повело. Тело стало словно налитое свинцом. – Что это? – Ну, не разочаровывай меня. Мне говорили, что ты сильна в зельях, – он подхватил меня на руки и куда-то понёс. /////// – Вы в порядке? – кажется, меня звали уже не первый раз. Я распахнула глаза и опешила. Стоявший напротив мужчина, держал меня за плечи и заглядывал в глаза, видимо, боясь, что я упаду. Я как раз была готова хряснуться оземь, честное слово. Но пока могла только пучить глаза и открывать рот, как рыба, выброшенная на берег. – Что? Пить? Что вы хотите, я не понимаю? Может, врача? Я отчаянно замотала головой, хотя, к тому моменту уже была готова отправиться к врачу. Желательно, к психиатру. – Б… Борис?! Мужчина удивился и отступил на пару шагов назад. – Мы знакомы? – Твою мать… живые глюки. Вы кот? – Вам точно нужен врач, – он смотрел на меня как на умалишённую. Подозреваю, что небезосновательно. – И я даже знаю какой. – Не возражаю. Ни разу. Но отправлюсь я, пожалуй, не к врачу, а домой, – дождь уже закончился, но я шла, прижавшись спиной к стене дома, словно боясь попасть под ливень. – Понимаю ваше беспокойство, жесть, конечно, вас вряд ли когда-то называли котом, разве что только котиком и то, не девки, стоящие возле стены посреди ночи и дождя, а кто-то в порыве страсти и нежности… – Эй, эй, стоп! – Не, не, я пойду, – хоть я и сказала ему, что пойду, сама стояла и смотрела на него, не моргая. – Давайте-ка я вас провожу. Вероятность, что я пожалею о своем добром поступке 50/50, но бросить сумасшедшую девицу, в переулке, я не могу, – мужчина подошёл ближе и улыбнулся, покачав головой. – Надеюсь, под вашей милой личиной не скрывается озлобленный маньяк? – Скрывается, – я кивнула с совершенно серьёзным лицом, а он расхохотался. – Ну, тогда зарежете меня в своём логове. Куда идти? – Вы серьёзно собрались идти со мной? – Я произвёл на вас такое неизгладимое впечатление, что теперь обязан, если не жениться, то хотя бы проводить до дома, – он улыбался, а я думала, чем обернется такая встреча. Кажется, что в этот переулок меня тянуло только для того, чтобы однажды я встретила его. Думала я не меньше минуты, но в итоге согласилась. Идти было хоть и недалеко, но шли мы медленно, а потому долго. Наблюдали друг за другом, глядя искоса, чтобы было незаметно. Поймав очередной любопытный взгляд, я не выдержала: – И долго это будет продолжаться? – бровь провожатого приподнялась в немом вопросе. – Смотреть как на полоумную, спрашиваю, долго будете? – А вы на меня, как на сексуального маньяка? – он хмыкнул и обернулся, весело глядя на меня. – Ну, не такой уж и сексуальный, – я показала ему язык и пошла вперед, слыша, как он смеётся у меня за спиной, догоняя. – До этой фразы я считал себя привлекательным, но вы смогли зародить в моей душе сомнения, – он продолжал улыбаться, а я размышлять, ровно до тех пор, пока он не задал свой очередной вопрос. – Как вас зовут? – Меня не зовут, я сама прихожу, – себе под нос пробурчала я одно, но сказала совсем другое. – Дамиана. – Красивое имя. Ваши родители постарались на славу, когда давали вам имя. От него веет, если не средневековьем, то уж точно не нашим веком. Если вы, конечно, не пошутили с именем. – Пошутила, – я выдохнула не то с облегчением, не то с разочарованием, что он никак не отреагировал на это имя. – Меня зовут Маргрит. А вас как зовут? – Вы же сами уже назвали моё имя, – он пожал плечами и снова улыбнулся, – только я никак не пойму, как вы угадали. Не расскажете, как узнать имя человека, которого видишь впервые? – Лучше вам не знать. – Я замолчала страдальчески поморщившись. Серьёзно, ему лучше не знать, а то из известного на всю страну адвоката я запросто могу стать известным пациентом психиатрички. Мне доводилось защищать в суде людей больных на голову, но вот к какой категории классифицировать себя, упорно не понимаю. – Тогда не буду настаивать, – далее мы шли молча. Он уже не смотрел на меня с подозрением, а я не могла отвести взгляд от его трехцветной макушки. Этот парень был копией того, что я видела в “воспоминаниях”. Ещё и гетерохромия глаз. Один глаз зелёный, а второй жёлтый, почти золотой. Но он никак не отреагировал на имя Дамиана. Да и вообще, чтобы всё это принимать всерьёз, надо быть настоящей идиоткой. А ещё я испытывала просто огромное чувство вины перед этим Борисом. Вот хотелось упасть на колени, обхватить его ноги руками, плакать и просить прощения. – Маргрит, может, вам, всё-таки, к врачу? – Не покидает мысль, что идёте рядом с пациентом психиатрической клиники? – У вас гримаса страдания на лице, словно вы боретесь с собой, пытаясь вытерпеть боль. Расскажите, что у вас случилось, может, я смогу чем-то помочь? – А ты врачеватель душ людских что ли? Чего ты ко мне прицепился? – я завелась с пол оборота, разозлилась на человека, который хочет мне помочь. Остыла я так же быстро, как закипела. За своё поведение, на которое обращали внимание редкие прохожие, стало стыдно. – Извините. Спасибо, что проводили. – Но… – Мы уже пришли, – я кивнула на свои окна и, пока Борис не успел ничего сказать, забежала в дом и с громким стуком закрыла за собой дверь. Преодолев четыре этажа за рекордно короткий промежуток времени, трясущимися от волнения руками я с трудом открыла дверь своей квартиры. Обычно, стоило мне вернуться домой после грозы, липкое чувство ненужности притуплялось, но не сегодня. Хотелось выть, бежать из своей квартиры. Но в это же время, какие-то силы держали меня и не давали принять никаких радикальных мер. Я подошла к окну и двумя пальцами отодвинула занавеску. Борис стоял там же, где мы расстались, держа руки в карманах и чересчур тоскливо разглядывая фасад здания. Я продолжала таращиться в окно до тех пор, пока мой новый знакомый не ушёл, взглянув напоследок на тёмные окна дома. Меня прошибла нервенная дрожь и чем её унять, я не знала. Так же, как и не знала того, с чего она появилась. Хотя, в этом вопросе я лукавлю. С подозрением покосившись на успокоительный сбор, я пришла к выводу, что мои галлюцинации были как раз результатом моего чаепития. Я бы даже сказала безумного чаепития. Я немного подумала, прислонившись головой к холодильнику, и эту самую голову посетила идея полежать в горячей ванне и “разложить по полочкам” все эти лютые видения и события. Идея сия показалась мне довольно неплохой, и я приступила к воплощению её в реальность. Кого-то от лежания в горячей воде может разморить, а у меня наоборот – начинают крутиться в мозгу все шестерёнки. Этот раз, несмотря на насыщенность вечера, не стал исключением. Эдакие сны-видения у меня возникают только во время грозы и только в том месте. Сегодняшний рейд по закоулкам моего сознания и встреча с Борисом из моих видений выбили почву у меня из-под ног. Впервые, погружаясь в такое состояние, я увидела и услышала столько информации, да ещё и такой, что впору покупать себе отдельную палату с мягкими стенами и навсегда поменять своё место жительства. Прокручивая в памяти всё раз за разом, я начинала злиться на Бориса, который выдернул меня из забытья. Следующая гроза будет не скоро. Уж это я могу гарантировать, даже, если синоптики пообещают обратное. А это значит, что придется довольствоваться тем, что успела узреть сегодня. Вот же, нормальный человек выпьет виски и попробует выкинуть это всё из головы, как дурной сон, а я буду с маниакальной настойчивостью анализировать и искать подвох. Вода в ванной успела остыть и я, задержав дыхание, погрузилась с головой, благо размеры моей ванны позволяют. Я никогда не открывала глаза, когда проделывала такое раньше, но в этот раз, пробыв под водой минуты полторы – я всегда ввергала своих друзей и родных в шок, когда исчезала в водоёмах минут на семь, не поднимаясь на поверхность, чтобы глотнуть воздуха – я распахнула глаза, словно почувствовав тычок. То, что я увидела, повергло меня в не меньший шок, чем увиденное ранее. Надо мной навис мужчина в чёрных одеяниях – запомнить можно было только его темную одежду, на которой болтался странный амулет, длинные волосы цвета воронова крыла, ярко-синие глаза, и ничего больше, потому что на лице у него был повязан черный платок – и не давал подняться из воды. Я не чувствовала кожей его прикосновений, но понимала, что именно он держит меня. Его рука была на поверхности воды, а я не могла даже пошевелиться. Он смотрел внимательно, без злобы или радости, без презрения или восторга. Просто пытался что-то прочитать в моих глазах. Внезапно, сквозь толщу воды, до меня донесся вкрадчивый голос: – Ты нужна нам, Дамиана. Тебе позволили вернуться. Ты освобождена. Вспомни нас. Тебе нужно всё вспомнить. После этих слов я будто начала гореть. Вода стала кипятком, кости ломало, перед глазами плыло, но я смогла поднять руку и дотянуться до незнакомца, отчего он немало удивился. Ухватившись за амулет, я сорвала его с шеи мужчины и резко поднялась. – Не надо так делать! – я толкнула его в грудь двумя пальцами, а он отлетел от меня, разбивая спиной зеркало в полный рост, висящее в ванной комнате, словно я откинула его от себя тараном. – Ты вспомнишь, – пока я собиралась достойно ответить, несмотря на то, что сияла своими женскими прелестями на обозрение, непонятно как оказавшемуся в моей квартире, незнакомому мужику, он растворился в тёмной дымке. Я как стояла в ванной, так и села обратно, сжимая в руках амулет, что сорвала с “гостя” как трофей. – Что за чертовщина происходит вообще? – я судорожно выдохнула и перевела взгляд на осколки, которые только напоминали о том, что здесь было зеркало. Можно было бы сослаться на отсутствие памяти и убедить себя в том, что я впала в несознанку и просто расхлестала зеркало чем-нибудь тяжелым. Я даже осмотрелась, чтоб придумать, чем. Но, увы, не нашла. Да и амулет, который я зажала в кулаке так сильно, что он уже впечатался в кожу, не давал уверовать в собственное буйство и, прямо-таки, кричал, что в доме были непрошеные гости. Стараясь не смотреть на осколки зеркала, я дотянулась до покрывала, в котором утром пришла в ванную, да так и оставила на стиральной машинке, и бросила его на пол, чтобы ступить туда и не порезаться осколками. Накинув халат, я быстро ретировалась из ванной, чтобы ненароком не всмотреться в один из осколков зеркала – уж что-что, а суеверия, благодаря прабабушке, у меня хоть отбавляй. Я спотыкалась обо все выступающие предметы в квартире, пока, разглядывая амулет в своей руке, спешила к ноутбуку. Сначала я думала, что надо сфотографировать эту вещицу и искать по фото – я чувствовала, что должна узнать значение этого амулета, хоть и не понимала, зачем – но как только запустилась система, я сразу ввела в поисковике одно единственное слово “Агисхьяльм”. Каково же было моё удивление, когда всеми любимый и всезнающий гугл выдал мне фото и описания амулета, что я крепко сжимала в ладони. – Детка, откуда же ты знаешь такие названия… – несмотря на то, что разговаривала я с собой, не удивилась бы, ответь мне кто-нибудь из недр квартиры. – Так. Шлем ужаса, значит. Миленько, ничего не скажешь. Символ восходит… кхм, это не то, это тоже не то. Вот. Усиливает энергию, наделяя неимоверной властью над другими, представляет собой космическое пространство, в центре которого… ментальный мир? Серьёзно? – я поизучала информацию, выданную по ссылкам, ещё немного, не переставая крутить в руке амулет. Но надолго меня не хватило, ибо, когда мне что-то не ясно, я начинаю злиться. Так вот агрессор во мне как раз и проснулся. – Жаль, что нигде не приложен листок с адресом того мужика. Дверь квартиры у меня точно закрыта, окна я и не открывала, вариант, что он прятался на потолке, как Человек Паук тоже не подходит, сквозь стену он вряд ли ходит. Остается три варианта: или я поехала крышей, что вероятно настолько же насколько и невероятно, или кто-то решил надо мной подшутить, и это была голограмма или того лохмаче – фокусник, ну, или он какой-нибудь там демон, маг, или ещё чёрт знает кто. По секрету, при размышлениях, ни один из вариантов не кажется мне подходящим. Потому что при любом из них, мне светит одноместный люкс с очень мягкими стенками и невероятно милым обслуживающим персоналом. Может, меня даже и уколят. Перед глазами снова возник “гость”. Я поёжилась, вспоминая, как он растворился, словно предрассветный туман, у меня на глазах. – Глаза. Что-то не давало мне покоя в этих ярко-синих глазах. Обычно, я стараюсь не смотреть людям в глаза, опасаюсь увидеть то, что мне не надо. Для работы адвокатом мне нужна холодная голова, холодное сердце и, желательно, безэмоциональность. Помню од-но из первых своих дел, мне нужно было защищать убийцу. Виновного. Я знала, что все убийства, которые прописаны в нескольких томах, его рук дело, но работа есть работа, а деньги, как говорится, не пахнут. Но я провалилась как специалист. Провалилась по одной простой причине – я посмотрела в глаза отцу одного из убитых. Тогда всё пошло наперекосяк и я сама “утопила” своего подзащитного. После того раза я зареклась смотреть в глаза кому бы то ни было. А тут такой коллапс. За день дважды пала жертвой чужих магнетических взглядов. Теряю квалификацию. Вот только есть одно маленькое НО – складывается впечатление, что я знаю обоих мужчин. Только не могу понять откуда. За своими измышлениями я уснула, не заметив этого.