Взмах крыла

      — К черту! — закричал Ворон с неподдельной радостью. Его лицо было счастливым, а смех эхом отражался от стен. Легкий румянец блестел на погрубевшем от времени лице, а на глазах показались капли слёз. Его смех был искренним, точно у ребёнка.       — Это сумасшедшее место, — его лицо становилось спокойнее, но смешки всё еще вырывались, — но снаружи так же. Убийства, ложь…       Смех становился все тише, пока и вовсе не пропал. Тыльной стороной руки Сенджи стёр слёзы с лица, и, когда взглянул на членов Цепи Шрама, его глаза преобразились. Они стали холодными и строгими. Счастье мгновенно сменилось легким раздражением.       — Только сильнейшие выживают, — голос Ворона пугал, давил непереносимой ношей на плечи. Повстанцы с ужасом смотрели на безумного ветерана Карнавалов, что так резко поменялся в лице. Ганта всё ещё трясся на полу после битвы с Гробовщиками, от руки которых он чуть не погиб несколько минут назад. Его спас Сенджи. Уже в который раз.       — Вашего идеального мира не существует, — воскликнул мужчина, но теперь уже не с радостью, а со злобой, его глаза сверкали в полумраке. — Если вы не объединитесь, то не выживите? Если скажете мне это, если я скажу вам, что вы слабы, то не показывайте зубы…       Его силуэт выделялся на фоне открытой двери в коридор, из которого лился холодный свет ламп. Его черты были острыми, как и его слова, которые резали надежды Игараши. Спустя несколько секунд дверь захлопнулась, и в комнате снова стал царствовать полумрак.       Ганта повторял и повторял эту сцену у себя в голове. После того, как Ворон покинул штаб Цепи Шрама, повстанцы во главе с Карако стали разрабатывать план, и Игараши пришлось покинуть их.       Он надеялся найти Фураи в её комнате, но за открытой дверью её встретила лишь пустота и включенный телевизор, который сообщал о новостях в мире.       «Я слишком слаб… слишком жалок… — звуки шагов негромко раздавались в абсолютной тишине коридора, в котором не так уж и давно яростно кричала сирена. — Я не могу ничего сделать…»       «Всё потому, что Ганта слаб», — лицо Широ, заплаканное лицо Широ. Она хотела его спасти, а он просто накричал на неё и ударил. Её глаза были полны боли. Не от удара, а от слов.       «Как и сказала Широ… — Ганта остановился. Один. Посреди тихого коридора. Наедине с самим собой. — Но я недооценивал и даже не ценил своего друга…»       Шаг. Ещё шаг. Ганта резко сорвался с места и побежал. Звук отражался от стен, а ритм шагов почти совпадал с биением сердца. Он бежал, а дыхание срывалось. Но останавливаться он не собирался.       Уже скоро перед ним возникла заветная дверь, ведущая в спортзал.

***

      Ганта валился с ног. Он потратил уже много крови. А всё зачем? Чтобы отобрать леденец у Ворона. Последний леденец. Остальные не так давно пропали под тяжелым ботинком Киёмаса.       Но Ветвь Греха Дятла всё никак не хотела преодолевать скорость звука. По заверению Йо и Минацуки, овладев этой способностью, он поднимет свои шансы на победу над Гробовщиками. Да и сам Ганта видел, как Ворон, использовав Невидимо-черный Коготь, смог разрезать доспехи и оружие, названное Пожирателем Червя.       «У меня недостаточно крови…» — к горлу подкатил комок, а перед глазами всё помутнело. Яркая упаковка леденца превратилась в расплывчатое пятно, висящее в воздухе. Сенджи в очередной раз отразил пулю и вдруг замер на несколько секунд. Он успел отбить её в последний момент. Чуть помедли — и в мускулистом плече появилась бы новая рана.       — Эй, эта пуля была довольно хороша! — проговорил Ворон, явно довольный успехами своего ученика. Но лицо его сразу переменилось, когда Игараши повалился на пол. По щекам и лбу мальчишки градом скатывался пот, а чёрная футболка заключенного насквозь промокла и липла к худощавому дрожащему от холода и изнеможения телу.       — Анемия… — прошептал, тяжело вздохнув, Киёмаса и дезактивировал Ветвь.       Ганта озадачено взглянул на своего тренера и вдруг его лицо засияло, будто что-то невероятно сложное разрешилось в мгновение ока. Игараши раскрыл рот, хотел рассказать о своей догадке Сенджи, но его прервал треск неожиданно включившегося телевизора на стене спортзала. Из динамиков раздался безумно радостный и пугающий до дрожи смех. Спустя пару секунд появилась и картинка.       — Привет, привет! Чертовы ублюдки Цепи Шрама, — с экрана прямо на Ганту смотрел монах, не скрывавший своего больного наслаждения происходящим. — Вы знаете, что такое правосудие? Сила. Вы знаете, что такое спасение? Смерть…       — Похоже бедняга совсем тронулся, — заключил Ворон, отходя от экрана в сторону.       — Ты его знаешь? — Ганта собрал остатки сил и поднялся на ноги, стараясь не отрывать взгляда от Генкаку.       — Его? Видал несколько раз, — Киёмаса провел белым мягким полотенцем по шее, стирая капельки пота, и вовсе не обращал внимания на то, что транслировалось. — Один из Гробовщиков, верно же? Знаю, что крыша поехала у него уже давно, еще до попадания в тюрьму. И как я понимаю, он восхищается такими же безумцами, как он сам…       — Безумцами?..       — Да, ты же сам слышал — тут все сходят с ума. Вопрос времени, — Киёмаса бросил взгляд на экран, но всё с тем же безучастным лицом. — Он вроде как лидер Гробовщиков… но после того, как я за секунду разнёс его ребят, у меня даже желание ослабло с ним сражаться.       Ганта нервно сглотнул. Сенджи-сан расправился с Гробовщиками за мгновения, когда Игараши трясся в страхе перед ними.       Внутри всё задрожало, а по спине побежали мурашки. Виновником того бы голос, раздававшийся из динамика. Лицо Генкаку вещало со всех экранов сектора G. Сердце Ганты билось с бешеной скоростью. Он позабыл об усталости, об анемии. Что-то подсказывало ему — случилось нечто плохое. Нечто ужасное.       — Вы знаете, что отказ приводит к просвещению? Что же… нет нужды читать лекции. Я не люблю такие игры, как прятки, — серые глаза Генкаку сузились, сделав его взгляд хищным. Взгляд охотника, что загоняет добычу. Монах выпустил струю дыма прямо в камеру, и на время изображение стало нечетким, почти неразличимым       — Вот почему я не хочу идти искать вас, ребята. Но…       Дым потихоньку рассеялся, и на экране снова появилась четкая картинка. Только теперь это было не довольное лицо чокнутого монаха.       Сердце Ганты замерло. Он увидел Широ и Карако, которых держало несколько человек и без каких-либо смущений, без препятствий лапали и стягивали с них одежду. Все эти люди были подчиненными Генкаку.       — Пока что мои ребята начнут играть с этими двумя, — слова перемешались с дикими смешками. — С этого момента платите за просмотр. И приходите спасать их, прежде чем они убьют сами себя. Наши двери всегда для вас открыты!       Лицо Карако и Широ показали крупным планом. Глаза их были наполнены слезами, щеки горели от стыда, а кожа блестела от капелек пота. Широ что-то кричала. Карако пыталась отбиться, от напряжения стискивая зубы. Они обе дрожали, а взгляд метался в поисках спасения.       Экран погас. Сердце Ганты начало с огромной скоростью разгонять кровь. Ноги сами сорвались с места и понесли его к выходу.       — Ганта! — крепкая рука Ворона схватила край черной влажной от пота футболки, чуть не упустив его в последний момент. — Ты ещё не готов. Ты умрёшь!       — Но Широ… и Карако-сан!.. — Игараши дёргался, пытался вырваться из хватки Киёмаса, но это была напрасная трата времени и сил. — Широ!.. она там! Я должен её защитить!..       — И как твой труп сможет защитить хоть кого-ни…       Сенджи не успел договорить — динамики снова затрещали, а по экрану побежали черно-белые полосы. Ганта перестал дёргаться, и Ворон его отпустил, отойдя чуть подальше от парнишки. Игараши уставился в экран, на котором были видны только помехи, периодически краем глаза поглядывая на Сенджи.       — Кстати, совсем забыл сказать, — снова безумный голос монаха, только звук, без картинки. — Одна прекрасная пташка уже прилетела к нам в гости…       Полосы перестали бегать по экрану, и наконец появилось изображение. Но лучше бы помехи не исчезали…       Ганта оцепенел от ужаса. По ту сторону экрана на него смотрели бесцветные мертвые глаза, обрамленные черными прядями волос, которые завораживающими волнами лежали на полу. Искусанные алые губы были приоткрыты. Полуголое тело, облаченное только в нижнее бельё, лежало в изломанной позе поверх больничного халата, что почти полностью пропитался кровью. Белая молочная кожа теперь казалась болезненно прозрачной, была покрыта синяками, следами от уколов и незажившими укусами. Обнаженная грудь еле подымалась под силой дыхания, что это было почти незаметно, а бинт, что раньше прикрывал рану, исчез, открывая путь сочившемуся кровяному ручейку. Всё тело обвивали путы похожие на бусы, словно змеи, душащие свою жертву.       — Ф-ф… Фураи-сан, — заикаясь прошептал Игараши. Он уже не оглядывался на Ворона, не пытался убежать. Он не решался оторвать взгляд от того, что происходило на экране, и продолжал смотреть.       — Неописуемая красота… приходите и навестите нашу гостью, — рядом с безжизненным лицом Гарпии появился Генкаку, присев рядом на пол, и пугающе и одновременно с любовью приподнял девушку. — А пока что…       Его длинные тонкие пальцы скользнули по прозрачной покрытой укусами шее, а затем сжали обнаженные плечи Касуми в объятиях. Капли крови стекали вниз, рисуя причудливые узоры на теле. Она опиралась боком о его торс, голова безвольно болталась, запрокинутая назад, пока монах не придержал ей свободной кистью, утопив пальцы в черных длинных волосах. Руки смертницы висели лианами, придерживаемые лишь путами-бусами, не дергались и не шевелились. Она походила на сломанную куклу, у которой стерлись все шарниры.       Монах с садистской нежностью прижался к голым грудями девушки, касаясь их щекой, кончиком носа, губами. В его прикосновениях была какая-то жуткая нотка. Будто он в любое мгновение после очередного объятия может свернуть хрупкую девичью шею.       — Мы немного поиграем… — язык Генкаку коснулся кожи Касуми чуть пониже ключицы и оставил влажный след на груди, плече, шее, и остановился на бледной немного впалой щеке.       Изображение превратилось в прямую горизонтальную линию, что быстро сузилась в точку, а затем экран и вовсе погас. Ганта стоял в ступоре. Внутри перемещались ужас со смущением, заставляя парнишку то бледнеть, то гореть. Кое-как взяв себя в руки, Ганта наконец заметил, что Сенджи нет рядом.       Ворон стоял позади, отвернувшись от экрана. Ганта видел только огромную мускулистую спину мужчины, но всё равно был уверен, что знает, какое сейчас лицо у Сенджи. И даже был отчасти рад, что не видит его. Мышцы спины ветерана подрагивали, капли пота стекали вниз, очерчивая их рельеф.       «Гарпия… Касуми…» — это прозвучало так тихо и неразборчиво, сквозь шипение. Ганта не был уверен, что именно это сказал Ворон, и что вообще это был он, а не просто голос в голове, но спустя мгновение парень и вовсе позабыл об этом.       Сенджи резко дернулся, и его нога, обутая в черный тяжёлый ботинок, врезалась в лавочку, и та с оглушительным грохотом улетела в другой конец комнаты. Одним взмахом Ворон схватил свой плащ, точно лев ударил когтистой лапой по хрупкой шее косули.       — Пошли, Дятел, — его голос пугал. Он был другим. Не таким, как обычно перед битвой. Ворон был зол, раздражен так сильно, что воздух вокруг него будто сотрясался.       — Пришло время надрать пару гробовщицких задниц…       Сенджи с ноги открыл дверь, ведущую из зала, и взглянул на Ганту. Дятел наконец увидел его лицо. Острые и грубые черты лица. Нахмуренные брови. Лоб, покрытый морщинами, будто глубокие трещины в камне. Неприкрытый повязкой глаз… темный, испепеляющий, невероятно глубокий взгляд. Глядя на мужчину, Игараши чувствовал, что начинает задыхаться, а Ворон продолжал смотреть на него молча. От этого становилось еще тяжелее сделать хоть малейшее движение. Сенджи и раньше бывало пугал его своим видом, но сейчас… это было нечто иное.       — Я не собираюсь тебя ждать, — холодный, словно лезвие ножа голос. — Не вы ли своей шайкой просили меня пойти с вами? А теперь ты стоишь и ждешь когда твою подружку поимеет банда психопатов?       — Широ… — прошептал Ганта, пытаясь прийти в себя, но не успел. Ворон схватил его за шкирку и вытолкнул из комнаты. Спустя несколько секунд перед глазами парня пронесся подол черного плаща, и тот ринулся вслед за ним по коридору.       Шаги Сенджи были тяжелыми, громкими, но при этом он бежал довольно быстро, что Ганта не сразу смог его догнать.       — Сенджи-сан! — наконец поравнявшись со смертником воскликнул Ганта. — Почему вы вдруг…       Ворон бросил в сторону парнишки взгляд. Тот самый, который заставил его снова почувствовать, как тугой комок подходит к горлу. Тело в одно мгновение задрожало, и Игараши чуть не свалился прямо на бегу, но зато больше не чувствовал этого испепеляющего взора.       — Заткнись и смотри под ноги, — отрезал Сенджи, не оборачиваясь. — И помни, пока ты тут меня расспрашиваешь, там…       Сенджи не договорил. Но этого и не требовалось. Ганта отбросил все лишние мысли в сторону. Не важно, почему Ворон вдруг согласился ему помочь и почему он вдруг стал таким. Важно спасти друзей.       Поворот. Снова длинный белый коридор. И ещё поворот. Сектор всегда казался невероятно огромным, когда нужно было куда-то бежать. Белый свет будто был ярче, слепил и пугал. Ноги скользили по полу, не давая набрать ту скорость, которую хотелось. Вся тюрьма точно сплотилась против них, всячески мешала, чтобы они задержались. Чтобы они не успели.       Ганта проверил карман. Копия чипа всё так же лежала там. Все члены Цепи Шрама разошлись по тюрьме по разным маршрутам согласно новому плану, благодаря которому должен был выбраться хоть один смертник и показать миру правду. Карако должна была отвлекать Гробовщиков, но все планы Цепи Шрама снова пошли крахом.       «Пока Карако-сан, Широ и Фураи-сан в плену, есть идеальный шанс вынести чип наружу, — Ганта продолжал бежать, глядя в спину Сенджи, который больше ничего не говорил. — Вынести чип нужно любой ценой, пока Гробовщики отвлечены, но…».       Сердце сжалось в груди. Да, он не должен бежать сейчас в логово Генкаку и пытаться спасти друзей. Все члены Цепи Шрама согласились с тем, чтобы идти до конца. Но…       «Если выбирать между планом и другом…» — пальцы сами сжались в кулаки, а мышцы напряглись. Ганта сам не заметил, как поравнялся с Сенджи и даже слегка обогнал его.       — Так-то лучше, — вдруг проговорил Киёмаса. Его голос и взгляд слегка смягчились. Этот бег по коридорам подействовал как легкое обезболивающее. Ворон всё ещё чувствовал, как его разрывает на части, как он хочет что-то сломать, разбить, порвать. Или кого-то. Но теперь его слепая злость, его ярость обрела зрение, теперь он мог хоть немного соображать, а не просто кидаться на всё вокруг.       «Чертов монах… ублюдок», — в голове вновь и вновь проскальзывало лицо Генкаку, его прикосновения к Гарпии… к Касуми. Это злило. Это пугало. Это выводило из себя.       «Что он делает сейчас с ней? Что он уже успел с ней сделать? Почему она вообще оказалась там?!» — мысли одна за другой пожирали изнутри, извивались, складывались в изображение Фураи. Лежащей на полу. Обнаженной. В крови. Без чувств.       Эмоции переполняли Ворона, что сейчас он даже не хотел, не мог спросить себя: почему его так это затронуло и почему он со всех ног бежит туда, после увиденного? Сейчас эти вопросы перестали что-либо значить. И эти, и все другие, что мучили его последнее время. И каждый из них касался её…       Впереди послышался шум шагов прямо за поворотом. Киёмаса и Ганта нырнули туда, уткнувшись взглядом в чьи-то спины.       — Проклятие… даже ты пришёл?       — Похоже, теперь мы все здесь. У нас возникают одинаковые идеи!       Киёмаса не сразу понял, но потом узнал эти лица. Цепь Шрама, только в разы меньше. Все, кто остался в живых.       — И Ворон здесь!       — Ну теперь этим ублюдкам не поздоровится!       Сенджи недовольно и холодно зыркнул в сторону переговаривавшихся смертников, но те были слишком увлечены и воодушевлены, чтобы хоть как-то заметить или почувствовать его взгляд.       — Я не с вами, — проговорил грозно и властно Киёмаса, чем обратил на себя внимание всех бегущих. — Я не собираюсь помогать вам искать справедливости или устраивать побег. У меня с Гробовщиками есть свои дела…       Ему никто не ответил, никто не знал, что сказать. Но Ворон и не ждал этого от них. Сейчас нет времени обсуждать. Есть только большая железная дверь перед глазами, к которой ведет стрелка на полу с надписью «Добро пожаловать в Ад!».