***
Ещё в детстве, когда ему было пять, да-да, именно тогда, когда он осознал, что мамы больше никогда не будет рядом, он понял что мир — это не чёртов воздушный замок из сладкой ваты, а самая настоящая скалистая гора, окруженная со всех сторон обрывом: оступишься и ты мёртв. Он был слишком умён для своего возраста. Пока соседские ребятишки играли на площадке, плакали от того, что кто-то отобрал его игрушку или просто обижались друг на друга по пустякам, Стайлз помогал отцу по дому тем, чем только мог, ведь не один он потерял родного человека и не ему одному нужна была поддержка. Он считал своих ровесников мелочными, ведь, подумать только, плакать из-за того, что его мама не купила ему шоколадный батончик, это ведь смешно. Как вообще можно на это обижаться, это глупо. Как можно целыми днями торчать на улице, пока дома есть дела, которые не успевают сделать родители из-за нехватки времени, как можно им не помочь? Для Стайлза это было непонятно. Уже в семь лет Стайлз мог похвастаться тем, что умеет готовить и, по словам Джона, очень даже неплохо. В восемь уборка была на его плечах, а в девять он занимался всеми делами по дому, тем самым давая отцу отдыхать после работы. Стайлз не говорил, но Джон знал, что таким образом он пытается не дать этому дому погрязнуть в отчаянии, делает всё возможное, чтобы дом выглядел так же, как и при жизни матери, чтобы хотя бы визуально делать вид, что все хорошо, и за это Джон благодарен сыну.***
Как бы Стайлз ни любил свою группу, как бы он не делал вид, что они для него семья, но не мог считать их ею. Семьей он считает только своего отца, который постоянно зависает на работе и, втихаря от сына, питается фаст-фудом, продолжая думать, что Стайлз об этом не знает. Стайлз не знает почему так относится к людям, которые его окружают, он сам не понимает, в чем причина такого нежелания подпускать их близко к себе. Он просто держится от всех на расстоянии, постоянно ожидает подвоха. Это словно происходит на подсознательном уровне, словно внутреннее "Я" постоянно напоминает ему быть внимательным, постоянно чего-то остерегаться. Стайлз слушает его, подчиняется внутреннему голосу, никому не доверяет и постоянно чего-то боится. В какой-то момент он просто понял что не может никому доверять, не хочет этого. Он просто помнит. Очень хорошо помнит причину, по которой стал в какой-то степени замкнутым. И он до сих пор боится произошедшего. Боится, что мог не успеть тогда. Боится, что всё это может снова повториться. Боится, что если всё повторится, то уже не сможет найти в себе сил остановиться.***
— Ну и что же ты решил, Стайлз? — запах сырости не ощутить было нельзя. Эту, словно плесенью покрытую стену, этот тошнотворный запах, кажется, давно сдохнувшей крысы, может и не одной. Этот, словно звенящий в воздухе холод. Это ощущение, словно ты в клетке, словно в плену, из которого не выбраться. — Стайлз? У меня нет времени, как и желания оттягивать с поставкой! Либо ты соглашаешься, либо нет. — - Голос был слегка хрипловатый, звучал раздраженно, полностью выявляя настроение обладателя. Лампа, не освещающая и сорока процентов помещения, окутывала его блеклым, желтовато-рыжим цветом, создавая тошнотворное сочетание с полом и стенами. Она время от времени мигала, сбивая Стилински с мыслей, которые и так не очень-то и хотели задерживаться. Стайлз глубоко вздохнул, потом ещё раз, и ещё. Воздуха в легких катастрофически не хватало, словно кто-то перекрыл дыхательные пути, перекрыл доступ кислорода в мозг, который словно собирается взорваться, адской болью распространяясь по всему телу. Со стороны послышался раздраженный вздох. Осталось мало времени. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. — Я отказываюсь от следующей поставки. — камень словно упал с плеч, а в голове как-то необычно пусто. Гордость за не дрогнувший голос приятным теплом окутывала сознание. — Ты сейчас серьезно? — вот оно, вот чего он боялся. — Я не ослышалась? Ты правда хочешь отказаться? — нотки неверия, намеки на легкое раздражение и вызов в глазах, в этих холодных карих глазах пугали Стилински до ужаса, наровясь приснится в кошмарах. Ком застрял в горле, страх окутал тело, парализуя коечности. Еле дыша, пытаясь не выдать нужду в кислороде. Не сейчас. Не перед ней. Стайлз надеялся. Правда надеялся, что она не приедет, или приедет позже на пару дней, не начнет разборки, не втянет его в неприятности, как делала весь год их знакомства. Стайлз был бы просто счастлив если бы не увидел её ещё полмесяца. Всего полмесяца и его больше никто из этих троих не увидит, скорее всего, даже не вспомнит. Взгляд был прикован к маленькому паучку, запутавшемуся двумя своими лапками в какой-то вязкой жидкости на полу. Беззащитный. Обреченный. Совсем как Стайлз. Так же не знает, как выбраться из всего этого, как покончить со всем этим и остаться живым. Сглотнув наконец ком. Стайлз поднял глаза на девушку, выдерживая её тяжелый и насмешливый, вперемешку с раздражением, взгляд. — Ты не ослышалась, Джен, я действительно отказываюсь от поставки. — голос был тверд и непоколебим. Пусть руки дрожали, а сердце стучало, словно бешеное. Пусть. Главное, не дать слабину. Не показать страх. Не время. Не перед ней. Девушка хмыкнула, изменившись в лице. Презрение так и обозначалось на нем. Ей явно не нравился такой расклад. Она снова стрельнула взглядом в Стайлза, развернулась на каблуках, взмахнула кудрями и направилась к выходу, ничего больше не сказав.