Последняя опора Дома Эорла

      Последнее время Эовин неотлучно находилась при дяде, которому всё никак не становилось лучше. Она уже не считала дни и недели, не знала точно, как долго длится его странная немочь, нежданно-негаданно охватившая немолодого, но вполне ещё крепкого правителя. Обращаться к целителям Теоден категорически не желал, заявляя с насмешкой, но без радости: он знает заранее, какое заболевание те у него отыщут. Старость. Старческая немощь в руках и ногах, развивающееся старческое слабоумие. Затяжной недуг, мало-помалу приближающий кончину. У него, Теодена из рода правителей рохиррим, потомка Альдора Старого; у того самого Теодена, единоправного главы великой державы, венца Дома Эорла, которому, ко всему прочему, едва исполнилось шестьдесят лет! Полнейший вздор. Эовин ни на секунду не верила в эту околесицу и недоумевала, как мог столь великий человек так легко надломиться разом и телом, и духом. Иногда ей удавалось переубедить дядю, и у того случались слабые проблески улучшений, но все они были скоротечны и едва заметны, после чего всё снова становилось по-прежнему.       Одним пасмурным зимним днём она, по обыкновению, делила трапезу с конунгом в необъятных залах Золотого Чертога и исполняла обязанности чашницы, когда была на то его воля. Кроме них двоих, здесь пребывали трое телохранителей Теодена – преданных, непоколебимых и искусных в бою витязей в сверкающих кольчугах. Здесь же неподалёку обреталась и служанка Эовин, юная Хильд. Она была занята светильниками, убирая огарки, расставляя и зажигая новые свечи.       По королевскому дворцу вовсю гуляли сквозняки, и Эовин приказала подать Теодену его меховой плащ. Телохранитель Хама, услышав веление принцессы, вопросительно взглянул на короля и лишь затем, дождавшись утвердительного кивка последнего, с поклоном удалился из тронного зала.       - Моя дорогая Эовин, - с усталым удовлетворением проговорил конунг. – У тебя замечательные задатки правительницы. По крайней мере, моими телохранителями ты распоряжаешься просто великолепно. Того и гляди примешься командовать и мною тоже.       - Прости, дядя, - рассмеялась девушка, разливая вино по кубкам. – В своём беспокойстве и заботе о тебе я порой забываю, кто из нас нынче правит Роханом.       Настроение у неё немного поднялось. Когда в последний раз Теоден чувствовал себя настолько хорошо, чтобы шутить за столом? Похоже, не напрасно она присматривает за ним денно и нощно, всеми силами не давая ему окончательно провалиться в бездонный тёмный омут дряхлого полузабытья. Конунг не утратил ещё до конца самого себя – что не могло не радовать и не подавать надежды.       - И я благодарен тебе за это, - молвил Теоден с теплотой. – Порой мне кажется, что ты делишься со мной своей молодостью и здоровьем – незримо и всё же заметно. По крайней мере, рядом с тобой я ощущаю себя немного более живым.       Эовин наконец поставила кувшин на стол и, сев подле конунга, взяла его за руку.       - Живи сто лет, Государь мой и покровитель, - ответствовала она. – Дольше, чем мы все.       Теоден улыбнулся, и его нетвёрдая, но тяжёлая рука обняла её за плечи. Густая борода мягко скользнула по её виску, когда старик поцеловал её в лоб.       Некоторое время они обедали молча. Эовин не без удовлетворения отметила про себя, что конунг, хотя и ест медленно, и с приборами управляется не так уверенно, как в былые времена, всё же не упускает из виду своих излюбленных лакомств – мяса с сыром и душистого хлеба со специями. Ещё один хороший знак.       Вновь появился Хама с плащом из тёмно-серого волчьего меха, бережно держа его на вытянутых руках, облачённых в латные рукавицы. Он поднёс плащ королю, и тот, приняв с достоинством эту небольшую службу, облачился.       - Эовин, - обратился Теоден к девушке, когда телохранитель вновь занял своё место у дверей в тронный зал. – Правду ли слышал я о том, что нынешним утром ты вновь побывала в оружейной?       Она замерла, не донеся до рта кубок с вином. Затем досадливо вздохнула и отставила тускло поблёскивающую золоченую посудину, изготовившись к нравоучительной беседе, которая обещала быть долгой и совершенно бессмысленной.       - Не гнушайся моими словами, сестрина дочь. Твоя страсть к ратному делу не принесёт тебе столько счастья, сколько я бы хотел его для тебя.       - Принесёт, и немало, - возразила Эовин. - Уж точно побольше, чем унылое прозябание в четырёх стенах, пока мои братья – и родной, и двоюродный, - добывают славу и почёт в походах. Я уж не говорю о тебе, мой Государь, обретящий за время своего правления и то и другое. А чем, скажи на милость, в твои годы смогу гордиться я? Пылающими очагами Медусельда и собственными роскошными нарядами?.. Да, говори.       Последние слова она адресовала подошедшей Хильд, которая, склонившись ближе к принцессе, тихонько обратилась к ней за позволением отлучиться, дабы унести огарки. Эовин кивнула в знак согласия.       - Иди. Твоя помощь пока что не требуется.       Отпустив служанку, она наконец отпила из своего кубка: из-за непростого разговора с дядей пересохло в горле. Ответ конунга не заставил себя долго ждать.       - Ты только что сама ответила на свой вопрос. Разве Государь, наследник престола и Третий Маршал недостойны гордости и поддержки Белой Девы Рохана, которая к тому же всем им кровная родня?       - И она гордится, дядя, - согласилась девушка, не в силах удержаться от улыбки. – Она гордится своими царственными родичами, наверное, многим больше, чем сами Государь, наследник и Третий Маршал. Но поддержка от неё могла быть и большая, если бы была на то их воля. Или она лишена рук, в которых можно держать меч? Или неспособна держаться в седле?       - Способна и не лишена, - бесстрастно отозвался конунг. – И всё же она - не витязь из рядов рохиррим. А значит, в оружейной ей делать нечего.       Эовин в отчаянии уронила голову на руки, лежащие на гладкой отполированной поверхности стола. Будь они неладны, эти законы бескрайних степей Риддермарка! В сознании своём она уже проклинала тот день, когда повитуха сказала её покойной матушке, прекрасной Теодвин, что у неё родилась дочь.       - Дядя, - обратилась она к Теодену в последней безнадёжной попытке убедить. - Я – представительница Дома Эорла. Как и ты, как Эомер, Теодред. А дом Эорла – это твоя семья.       Она вновь подняла голову, встретившись взглядом с правителем.       - Он - твоя армия, которая всегда пойдёт за тебя в бой и никогда не предаст.       - Скверные же настали времена для Дома Эорла, - глухо произнёс Теоден, - раз он теперь вынужден стоять за конунга, который не способен постоять за него.       Он сомкнул пальцы на ручке своей клюки, приставленной к скамье рядом с ним, и тяжело поднялся из-за стола, опираясь на неё. Эовин вскочила с места, чтобы помочь, но Теоден воздел морщинистую руку в возбраняющем жесте. Она застыла, не в силах ослушаться, и медленно опустилась обратно на скамью, беспомощно наблюдая, как мало-помалу, ссутулившись и постукивая клюкой по мозаичному полу, удаляется тот, кто заменил ей отца. И который сам теперь стал немногим менее жалок, чем она в свои детские годы, когда только-только прибыла в дом дяди.       Вслед за своим Государем и телохранители последовали прочь из зала. Эовин осталась одна.       Мысленно она бранила себя последними словами за то, что открылась Теодену. Где были её королевская сдержанность и внутренний холод, что помогли ей с таким трудом завоевать любовь и доверие у своего народа? Своей похвальбой о силе и здоровье она лишний раз напомнила королю о его собственной немощи. Вместо того, чтобы поддержать старика, она попросту со всего размаху всадила ему невидимый нож в самое уязвимое место.       Остаток дня Эовин провела в своей светлице, стыдясь показываться дяде на глаза. Единственной, кто красил её одиночество, была юная Хильд, воротившаяся к своей госпоже. Верная служанка, как могла, силилась развеять сумрачные мысли принцессы Рохана: болтала о всяческой ерунде, принесла ей на ужин её любимые медовые лепёшки и больше, чем обычно, заботилась о чистоте и порядке в покоях.       Эовин едва обращала на неё внимание и молча сидела за столом, глядя в пустоту перед собой, одолеваемая мыслями о тех временах, когда Теоден был полон сил. Решительный и гордый, он редко поддавался страху и сомнениям. Конунг изменился даже в отношении к своей племяннице: ранее его доверие к ней было поистине родственным, и он гораздо больше возлагал на неё надежды, чем накладывал запреты. Что же приключилось с великим властителем Мустангрима? Эовин дорого бы заплатила за то, чтобы в Медусельд сейчас возвратился тот, прежний Теоден.       - Похоже, я права, Хильд, - сказала она, обращаясь более к самой себе, чем к служанке. – Что-то разрушает короля изнутри, отравляет его разум и тело. Вот бы узнать, что…