Последняя опора Дома Эорла

Эовин рывком скинула с себя мантию, высвободила ноги из башмаков и бросилась в постель. Внутри её бушевал страшный ураган, который рвал и трепал и без того истерзанную девичью душу. Принцессе казалось, что в таком настроении уснуть ей точно не удастся, но затем она всё-таки смежила веки. Ночь миновала незаметно; лишь в ту минуту очнулась она, когда в узкое оконце её покоев юркнул проворный солнечный лучик, устремившись на лицо, и приласкал своим теплом её чувствительную кожу. Выбираться из постели не хотелось, не говоря уж о том, чтобы покинуть светлицу. Эовин легла ничком, зарывшись головой в подушки и обхватив их руками. Наверняка после её неосторожного слова, молвленного накануне, Теоден не пожелает её видеть. На диво, даже будучи в ссоре со своим царственным родичем, в этот час она разделяла его мысли: любой, кто бы осмелился нынче потревожить её с таким трудом сохраняемый покой, услыхал бы о себе множество нелестных слов. Робкий стук в дверь прозвучал для неё словно скрежет когтей по металлу. Исполненная недовольством, она подняла голову. – Кто бы там ни был, – отозвалась она без всякой присущей высокородным девам деликатности, – поди прочь, пока голова на месте. И скажи всем, что принцесса Эовин не велела её беспокоить. Ей ответили терпеливо: – Госпожа, ваш завтрак! Оладки с ягодной подливой и молоком. Раздражение Эовин мигом поутихло, зато пробудился аппетит. «Хильд, экая ведьма! Всегда знает, чем разогнать тоску». Она смекнула, что служанка не осилит войти без её участия, ибо дверь была заперта, а у Хильд наверняка заняты руки. С неохотой, едва сумев выбраться из-под одеял, она вяло прошаркала к входу в покои и, щёлкнув засовом, чуть отворила дверь. Как и ожидалось, у порога стояла её славная служанка с подносом в руках. Весёлая, курчавая, неутомимая. Ещё прежде, чем королевна успела оценить содержимое подноса, её чуткие ноздри уловили аромат сладкой выпечки. Эовин без эмоций воззрилась на девушку, опираясь плечом об одверок и склонив голову, прислоняясь ею к нему же. – Оладки-то горячие? – только и спросила она, по-прежнему заслоняя узкий проход своим телом. – С пылу с жару, – бодро подтвердила Хильд. – И молоко парное, из-под молодой кобылицы. Тень улыбки промелькнула на лице дочери Эомунда. Она наконец впустила девушку, единым движением руки распахнув дверь настежь и отстранившись от прохода. Хильд влетела, по своему обыкновению, стремительно и легко, с мягким стуком поставив поднос на стол. Затем подняла мантию Эовин с пола, где та бросила её минувшим вечером, отряхнула от пыли и повесила на положенное место – один из крюков на стене. – Что там конунг? – спросила принцесса, не отходя от одверка. Она чуяла всем нутром, что ответ её не обрадует, однако беспокойство за старого дядю досаждало сильнее, чем недавний её с ним разлад. – Что и прежде, – отвечала Хильд, поправляя светильники в покоях. – Бодрится, вершит, как может, государственные дела. Сегодня гостей ко двору приветил. – Кто явился? – Винхельм, правитель Альдбурга, с дочерью Беорнвен и отрядом верховых. – На совет, не иначе, – задумчиво пробормотала Эовин, усаживаясь за стол. – Видимо, набеги дунландцев становятся всё более частыми и дерзкими. Дядя, как и прежде, держит при себе этого склизкого червя Гнилоуста? – Утопающий и за змею хватается, – безрадостно подтвердила Хильд. – Не тревожьтесь о Гнилоусте, госпожа. Если пожелаете, мы усилим вашу личную охрану. Я передам приказ через отца. Эовин покачала головой. – Не меня защищать надо, а вызволять бедствующий Мустангрим, – сказала она. – И начать следует с самого конунга Теодена. – Только после завтрака. Голодной вам точно уж никого не вызволить, – заметила служанка. Она была одной из немногих в Золотом Чертоге, кто всерьёз воспринимал стремление Эовин активно участвовать в жизни королевского двора и не пытался оградить её от всевозможных трудностей и угроз. – Дорогая моя Хильд, – легко вздохнула принцесса, подхватывая с красивого расписного блюда оладку и с удовольствием откусывая кусочек. – Я всегда знала, что ты в меня веришь. Пока Эовин ела, служанка перебрала её постель и принесла воды в деревянном тазу, дабы королевна могла отмыть руки от сладкой подливы и освежиться после сна. – Чем вы намерены заняться сегодня? – поинтересовалась она у Девы Рохана, собирая за ней посуду. Эовин между тем уже выбирала для себя облачение на сегодня. – Всем, чем была занята и прежде, – она слегка повела плечами, изучая содержимое своего сундука. – Помощью дяде. Тренировками. Обороной от Гнилоуста. Радением о порядке в Медусельде. Будь спокойна, дела найдутся. В конце концов, нужно и себе поприветствовать прибывших сегодня почётных гостей из Альдбурга. – С этими будьте бдительны, госпожа, – посоветовала Хильд. – Княжна Беорнвен, по слухам, безобразна до ужаса, да и нравом – сущий зверь лесной. Двое прославленных витязей отвергли предложение её отца о помолвке, опасаясь, что она растерзает их в первую брачную ночь. А ведь летами она, вестимо, уже не дева. – Беорнвен, – задумчиво пробормотала Эовин, словно бы пробуя слово на вкус. – Слыхала я от наших дворцовых стражей песнь о легендарном Беорне, который сражался в Битве Пяти Воинств. Это был оборотень, получеловек-полумедведь. Не в его ли честь нарекли нашу княжну? Верно ведь говорят: как кобылицу назови, так она и жеребиться будет. Оделась Эовин быстро. Хильд бережно разгладила на ней платье из коричневого бархата с белой изнанкой на рукавах и вороте, расправила юбки, затянула шнуровку поплотнее и аккуратно застегнула на своей госпоже драгоценный золотой пояс. Дочь Эомунда осталась довольна стараниями служанки. Хильд всегда исполняла всё, что было должно, не обходя вниманием ни одной мелочи, так, что после даже не о чем было ей напомнить. Куда сложнее дело обстояло с причёской. – Ужасно, – констатировала Эовин, ощупывая работу девушки после того, как та закончила колдовать над её золотистой копной. Волосы были аккуратно подхвачены и убраны концами за золотую тесьму, подобно обручу охватывающую её голову. – Когда они собраны, я чувствую, как сквозняки со всех сторон продувают мою шею. – Как же их уложить лучше? – спросила Хильд. – Если распустить – будут мешаться. Дева Рохана, немного поразмыслив, молвила: – Собери верхнюю часть, вплети тесьму в неё, а остальное оставь свободным. Наконец полностью готовая Эовин вышла в холодные каменные коридоры Медусельда. Хильд осталась внутри: она намеревалась вымести и вымыть пол в покоях королевны, пока её не будет. Перво-наперво Дева Рохана наведалась в тронный зал – поглядеть, всё ли ладно у короля. Там, у подножия золочёного трона, она застала добрую толпу в кольчугах и с мечами на поясах. Как поняла королевна из разговоров, разносившихся по залу звучным эхом, это воеводы делились меж собою идеями о том, как лучше всего по-новому расположить силы на границах Мустангрима. В зале было шумно, многолюдно. Рокотали мужские голоса, бряцала сталь, резвая прислуга беспокойно сновала взад-вперёд, точно вспугнутая дичь. Эовин, не замеченная никем, притихла у колонны поодаль от трона, наблюдая за восседающим на нём Теоденом. Правитель, увлечённый обсуждением не на шутку, казался здоровым и рассудительным как никогда за последние годы. Он управлял всем действом, приказывая то молвить, то молчать, одобряя и отвергая озвученные предложения, не хуже, чем в более ранние годы своего правления, когда старческая немощь была ещё далеко, а опыта было уже достаточно. «Дядя, мой дядя, – подумала Эовин с теплотой. – Как ненадолго возвратился ты вновь – в Медусельд, да не ко мне» Она повернулась, чтобы идти прочь – и вздрогнула от неожиданности, едва не столкнувшись с Гнилоустом, невозмутимо стоящим в шаге от неё. В затенённом углу зала, в своём угольно-чёрном одеянии, с болезненно-желтоватой морщинистой кожей и немигающими блеклыми глазами, вперившимися в неё, словно увидав впервые в жизни, королевский советник сошёл бы за призрака. – Чума на тебя! – выругалась Эовин, чей страх в одно мгновение сменился гневом. – Когда ты только успел ко мне подкрасться, подколодный? – Я ни на шаг не отступлю от тебя, Эовин Краса Рохана, – прошелестел Гнилоуст, – если это хоть на дюйм приблизит меня к той минуте, когда ты назовёшь меня витязем твоего сердца. – Скорее уж – витязем моих печёнок, – усмехнулась королевна и, миновав своего преследователя, быстро покинула величественный зал.