Влюбись в меня, если осмелишься

      Гарри смотрит на то, как Мэтт с Аланом снимают последнюю совместную сцену, и кусает губы. Он злится. Нет. Даже не так. Он закипает от ревности.       Может быть, это со стороны и выглядит смешно и нелепо: взрослый женатый мужчина-актер ревнует своего напарника по съемкам из-за поведения его персонажа, но сейчас для Гарри это не имеет особого значения. Потому что, какого хрена Даддарио так близко подходит к нему? Какого черта он трогает его? И этот взгляд… Так он имеет право смотреть только на самого Гарри. И точка.       Мужчина разворачивается на каблуках и, буркнув что-то невразумительное проходящему мимо Айзае, отправляется в свой трейлер, по пути стягивая с плеч пиджак и сминая его. Пускай потом влетит от костюмеров, которые готовили реквизит, Гарри не хочет думать об этом. Вообще ни о чем думать не получается. Все мысли только об одном — Мэттью напросился на наказание.       Мэтт в последний раз выходит из дверей камеры и слышит «Стоп! Снято!». Он доволен собой и очень хочет, чтобы мнение одного азиата совпадало с его собственным. Да, с недавних пор Мэтт всегда ищет взглядом раскосые глаза партнера по съемкам, чтобы прочитать в них похвалу и намек на ожидающую его после окончания съемочного дня награду за хорошо сделанную работу.       Он с улыбкой на лице оборачивается в сторону, где сидит съемочная группа, и выражение его лица резко меняется, потому что Гарри он там не обнаруживает. Зато видит довольно ухмыляющегося Айзаю. И чего это он так на него поглядывает?       Айзая машет ему, подзывая к себе, и Даддарио, нахмурившись, шагает к креслам, по пути прихватив стаканчик кофе из рук помощника.       — Ты чего хотел? — спрашивает он немного грубее, чем собирался.       — Гарри потерял? — все с той же хитрой улыбочкой говорит мужчина.       — Ты знаешь, куда он ушел? — Мэттью хотел бы скрыть надежду, прозвучавшую в голосе, но ему действительно хочется знать, куда подевался азиат.       — Да, — Айзая многозначительно замолкает.       — И? — Мэтт складывает руки на груди, начиная злиться.       — Он в трейлер ушел, сказал, цитирую: «Напросился», — мужчина вполне успешно сохраняет самообладание, чтобы не рассмеяться, только закусывает щеку, а в его глазах пляшут черти.       — Ой, только не надо этих взглядов! — закатывает глаза Даддарио. — Не начинай. Нет никаких Шумдарио, и не выдумывай.       — Ну да?       — Ну да, — Мэттью вскидывает брови, как бы спрашивая, можно ли закрыть эту тему, или у Айзаи имеются еще какие-то невысказанные мысли на сей счет, но тот лишь поднимает руки, сдаваясь.       Но как только мужчина шагает в сторону трейлеров, за его спиной раздается:       — Дверь заприте!       Он резко разворачивается, сверля гневным взглядом напросившегося на грубость друга, хочется показать ему на пальцах, куда он может валить с такими шуточками, но от демонстрации этого Мэтта спасает подошедшая к ним красотка Эмерод.       — Что случилось? — спрашивает она с волнением в глазах, то ли ей страшно, что мужчины сейчас разругаются, то ли она пятой точкой чувствует, что успела вовремя, чтобы появился еще один повод для сплетен.       — Ничего, — говорит Мэтт.       — Да, — соглашается Айзая. — Мэтт просто устал и хочет немного отдохнуть в трейлере. Так, чтобы никто не мешал, ведь правда, Мэтти? — он смотрит на Даддарио с озорством, ему явно нравится так подшучивать над другом.       — Пошел ты! — только и отвечает тот и уходит.       — Что это с ним? — недоумевает Эмерод.       — Кажется, ему не терпится перекусить, — как бы задумавшись, говорит мужчина. — И желательно, чтобы это был белок…       Девушка открывает рот, ее глаза расширяются, и она буквально пищит:       — Что ты знаешь? — красавица пересаживается поближе к Айзае, чтобы тот мог сказать ей свой секрет на ухо.       — Похоже, — говорит тот шепотом. — Парни с Коста-Рики — очень ревнивый народ…       — О, боже! — Эмерод чуть не прыгает на стуле. — Ты думаешь…? — она играет бровями, так и не досказав свой вопрос.       — Думаю, через полчаса мы все узнаем.       Мэттью подходит к трейлеру Гарри и оборачивается, чтобы убедиться, что никто из съемочной группы не застанет его здесь. Вокруг сейчас ни души. Это радует.       Он стучит в дверь, сначала негромко, но, не услышав никакой реакции, делает это громче, выкрикивая:       — Гарри, я знаю, что ты здесь!       Дверь тут же открывается, как будто азиат стоял за ней. И Мэтт сразу же понимает, что его ждет. Потому что в ярких глазах напротив плещется ярость. И почему это так заводит его?       Гарри отходит в сторону, пропуская его внутрь. И Даддарио ловит на себе пожирающий собственнический взгляд, когда проходит мимо него. А потом его спину сверлят два лазера. Да, Гарри определенно не собирается его хвалить за хорошую игру. Хотя…       — Что-то не так? — спрашивает Мэтт, оборачиваясь.       — Насколько я заметил, это ты пришел ко мне в трейлер, — Гарри складывает руки на груди, и Мэттью на несколько секунд залипает на бицепсы, обтянутые тканью черной рубашки.       В голове сразу же возникают картинки того, как эти крепкие руки сжимали его бедра буквально вчера вечером, как пальцы смыкались вокруг его члена. Даддарио шумно выдыхает и мотает головой, пытаясь привести мысли в порядок. Ему нельзя так просто поддаваться на эту провокацию. Он должен добиться от Гарри прямого ответа, почему тот сбежал с площадки.       — Гарри, — он засовывает руки в задние карманы джинсов, чтобы не было заметно, как они подрагивают. — Что произошло на площадке? Почему ты ушел? — последнее он говорит как-то обвиняющее, на что азиат вскидывает бровь.       — А ты как думаешь? — спокойствие его голоса убивает. Хочется подойти и втянуть его в поцелуй, да так, чтобы губы были искусаны в кровь, но Гарри не позволит ему этого. Табу. Только Шам решает, когда они перейдут границу дружбы. А про поцелуи вообще можно забыть. Это не обсуждается. Только секс.       — Что я сделал не так? — Мэтт нервничает, он реально не понимает, где мог проколоться, и то, что выдает Гарри дальше, повергает его в шок.       — Держи свои руки при себе, тогда все будет нормально.       — Что? — Даддарио даже отходит на пару шагов от того, какой металл слышится в голосе его партнера по съемкам.       — Я дважды не повторяю, — Гарри стоит абсолютно расслабленно, но Мэттью видит, что в глазах его пылают гнев и недоверие. И это так сильно бьет по нервам, что он срывается.       — Да объясни ты по-человечески! — почти кричит он. — Что случилось-то?       — Ты лапал его, Даддарио! — наконец, Мэтт слышит то, ради чего и пришел — правду, но он никак не может поверить, что именно это произнес сейчас Шам.       — Гарри, ты с ума сошел!       — Хочешь сказать, что я слепой? — азиат тоже повышает голос.       — Это же сценарий! — в тон ему отвечает Мэтт, он начинает мерить шагами комнату, не заботясь о том, что этого Гарри не любит больше всего.       — В сценарии не было написано, чтобы ты обнимался с Аланом!       — Да ни с кем я не обнимался! Ты несешь полный бред!       — Понравилось? — с ядом в голосе произносит Шам.       — Что? Гарри, послушай…       — Нет, — резко перебивает он Мэттью. — Это ты меня послушай. Ты не можешь зажимать всех подряд, трогать, обниматься, а потом приходить ко мне как ни в чем не бывало!       — Гарри, это сценарий, — произносит Даддарио почти по слогам, выговаривая как маленькому ребенку. — Иди сценаристам претензии предъявляй!       Азиат прикрывает глаза, а когда снова смотрит на Мэтта, в его взгляде четко читается превосходство. И мужчина проклинает себя за то, что его тело сразу же реагирует на этот взгляд определенным образом: на висках выступает пот, дыхание сбивается, а в штанах становится теснее. Он не отводит взгляд, купаясь в этом взгляде раскосых завораживающих глаз.       — Ты хочешь, чтобы я кого-нибудь из них на колени поставил? — спрашивает Шам, глядя в его глаза и даже не моргая.       — Что? — выдыхает Мэттью шокировано.       — На колени, Даддарио, — от власти в этом уже таком любимом голосе, колени Мэтта подкашиваются. Он пару секунд смотрит на азиата, раздумывая, что бы ему ответить. А потом плюет на все условности в голове, рычит и начинает судорожно расстегивать молнию на джинсах.       Гарри стоит, не шевелясь и не пытаясь сделать попытки помочь ему. Просто смотрит на то, как мужчина избавляется от одежды. На его губах играет довольная улыбка.       Мэтт стягивает джинсы вместе с бельем, приспуская их настолько, чтобы высвободить возбужденную плоть. Азиат оглядывает его с ног до головы и, кажется, остается доволен результатом. Он переводит взгляд на его лицо, и Даддарио по инерции облизывает губы.       — По-моему, я сказал тебе встать на колени, — Гарри наклоняет голову набок, а потом кивает в сторону диванчика.       Мэттью понимает все без слов и одним шагом оказывается возле дивана, опускаясь возле него на колени и ставя локти на сиденье. Он уже подрагивает от возбуждения, ожидая дальнейших действий Гарри. А тот просто проходит мимо него, скрываясь за дверью уборной. Черт! Он чувствует себя глупо, стоя вот так посреди чужого трейлера, но одновременно это заводит. И Мэтт уж точно не подумает ослушаться сейчас и встать. Он знает, что этого Гарри очень не любит.       Когда дверь уборной хлопает, Мэттью даже закусывает губу, чтобы не застонать, потому что понимает, что его ждет сейчас. Член дергается, заставляя мужчину из последних сил впиваться ладонями в диван, чтобы не дотронуться до себя. Гарри сам решает, как и когда кончит Мэтт. И от этого Даддарио ведет не по-детски.       Гарри встает позади него на колени, Мэтт не оборачивается и не следит за ним, просто догадываясь по шагам, что делает в этот момент азиат. А потом его входа касаются пальцы, смазанные лубрикантом. Он все же не сдерживает стона, слетающего с губ.       — Молодец, — говорит Гарри за его спиной. — Отличный дубль.       — Издеваешься? — стонет он.       — Да, — слово раздается почти над самым ухом, когда Шам наклоняется и прижимается к его спине, и Мэттью забывает, кажется, даже то, как его зовут.       Тем временем пальцы Гарри так знакомо проникают внутрь. Ему не требуется долгой подготовки, когда они на съемках. Потому что в это время они максимально часто стараются видеться. Точнее, Гарри каждый день приглашает Мэтта к себе или приходит сам, чтобы разложить его на какой-нибудь поверхности в трейлере.       Это совсем не те ощущения, как на рождественские праздники, когда они не виделись довольно долгое время перед этим, и Шам зажимал ему рот ладонью, растягивая, потому что сдержать стоны Мэттью никак не удавалось. Удовольствие, смешанно с болью, вырывалось наружу, заставляя его почти кричать. А этого делать было никак нельзя. Не в тот момент, когда за стеной ванной комнаты их жена и девушка играли со всеми остальными в «Я никогда не…».       Гарри потом извинялся за боль, причиненную ему, подарив браслет, который Мэтт сразу же надел, и который после этого был всегда с ним, за исключением момента съемок. Он тогда сказал Эстер, что нашел его на блошином рынке, и браслет так ему понравился, что он не смог себе отказать. Его слова буквально звучали так: «Он будет напоминать мне о том, какой приятной была эта поездка в Лондон». Девушка не заподозрила ничего особенного. А вот Гарри, обернувшись к ним, идя впереди на несколько шагов за руку со своей женой, сказал: «Тебе будет что вспомнить», — и улыбнулся ему.       Сейчас Мэтт забывается в ощущениях. Есть только руки Гарри, его шепот и горячее дыхание, его спешные поцелуи, как бабочки разлетающиеся по коже, его требовательные пальцы, хозяйничающие в заднице. Шам знает, как доставить удовольствие. Его пальцы нащупывают бугорок простаты почти сразу, и Мэттью прошибает как от разряда тока в двести, а то и больше, вольт.       — Черт, — шипит он.       — Тише, — шепчет ему на ухо Гарри. — Готов?       Даддарио может только кивнуть. Он подается назад, когда его покидают пальцы, пытаясь продлить ласки, чем вызывает довольный смешок Гарри. Этот чертов азиат нужен ему! Нужен внутри, весь, так, чтобы до звездочек в глазах и мурашек по коже.       И Шам дарит ему это, резко входя, не давая даже секунды опомниться от ощущения наполненности, и начинает двигаться. Такие совершенно не ласковые действия только еще сильнее заводят Мэтта. Он снова вскрикивает, даже сам не зная, отчего больше: от боли или возбуждения.       — Молчи, — почти рычит Шам и шлепает его по заднице, вызывая новый стон-вскрик. — Даддарио, ты напрашиваешься, — и он зажимает Мэтту рот ладонью.       Тот прогибается в спине, откидывая голову назад, позволяя трахать себя. Руки сжимают диван так, что кажется, еще чуть-чуть, и обивка порвется. Глаза закрыты, перед ними пляшут круги от ощущения своей беззащитности перед этим мужчиной и легкого недостатка кислорода, оттого что приходится дышать носом. Мэттью втягивает воздух, стараясь максимально наполнить легкие, но все равно дышать становится трудно. Поэтому он приоткрывает губы и кусает Гарри за ладонь, хотя это оказывается довольно проблематично.       — Сука! — шипит тот, отпускает его рот, давая возможность вдохнуть полной грудью, и тут же пальцы сжимают волосы в кулак, а другая рука давит на поясницу, заставляя упасть на диван.       Мэтт уже и забыл, сколько раз азиат вот так вбивался в него на всех возможных поверхностях. Но каждый раз он запоминает по-своему. Невозможно насытиться этим мужчиной. Как-то раз Гарри сказал ему то же самое. Тогда он впервые сделал Мэтту минет. Это случается не часто, как правило, Шам предпочитает оставаться сверху, чтобы контролировать ситуацию, но иногда он неожиданно появляется в трейлере Даддарио, встает на колени и доводит его до оргазма своим ртом. А после обязательно ставит на место, вспахивая его задницу.       Когда рука Шама смыкается вокруг его члена, Мэттью закусывает обивку, чтобы не застонать.       — Мой, — шепчет ему на ухо Гарри. — Всегда, — новый толчок.       Движения руки и бедер доводят Мэтта до предела. Он начинает подрагивать, чувствуя подступающий оргазм.       — Кончай, — говорит Шам. — Давай же…       И Даддарио накрывает оргазм. Перед глазами расплываются разноцветные круги, он не может шевелиться или думать. А в его заднице продолжает двигаться член Гарри. Мэттью напрягает мышцы и сжимает его сильнее, отчего уже не выдерживает сам Гарри и кончает, вторгаясь в него максимально глубоко.       Они молча одеваются. После секса обычно наступает период молчания. Оба удовлетворили свои потребности, а обсуждать это Гарри не любит. Мэтт тоже молчит. Как будто ничего не было.       Даддарио застегивает ремень, наблюдая, как Гарри пытается разгладить складки на рубашке, за которую от костюмеров ему влетит по первое число, и усмехается.       — Что? — смотрит на него Шам.       И в этот момент Мэтт осознает, что больше всего на свете хочет поцеловать этого мужчину. Да, он и раньше неосознанно тянулся к нему за поцелуями. Но Гарри однозначно дал понять, что этого в их отношениях не будет. И Даддарио все устраивало. Вполне. Ровно до этого момента. Потому что сейчас ему жизненно необходимо, как воздух утопающему, попробовать вкус этих красивых губ.       А Гарри смотрит на него, замерев в паре метров, кажется, что он не дышит. Его взгляд взволнованный и даже испуганный немного. Мэттью приходит к выводу, что тот не поменял своего решения относительно ласковых прощальных поцелуев. И поэтому он просто разворачивается и идет к выходу, ничего не сказав.       — Мэтт… — слышится позади, и это заставляет его остановиться и обернуться.       В глазах азиата читается все тот же страх, но еще в них любопытство, интерес и желание. Гарри переводит взгляд на его губы и сглатывает, заставляя Мэттью облизнуться, потому что движение кадыка просто не оставляет шанса на спокойствие. Он плюет на все и шагает навстречу Шаму.       Подлетев к нему в два шага, Мэтт хватает азиата за бедра, пригвождая к стене, и впивается губами в губы. Стон, срывающийся с губ Гарри, говорит красноречивее любых слов. Это признание. Это капитуляция. Да, чувства не скрыть.       Они целуются жадно, дышат поцелуем, кусаются, засасывают губы и стонут. Гарри больно оттягивает волосы Мэттью, а тот даже не думает опускать его на пол, держа под ягодицы. Ноги Шама оплетают его бедра, чтобы было удобнее, и Мэтт запускает руки под его рубашку. Гарри начинает потряхивать. Новая волна возбуждения прокатывается по телу.       Но тут Даддарио на слух улавливает, что кто-то приближается к трейлеру. А ведь дверь они так и не закрывали! Черт! Он спешно опускает Гарри на ноги, и они только успевают отлететь в разные концы комнатки, как в дверь просовывается голова Айзаи.       — Гарри, тебя зовут на съемки, — улыбаясь от уха до уха, говорит он.       — Какого черта ты сюда пришел? — возмущается Мэтт, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы.       — Скажи спасибо, что это я, а не гример или помощник режиссера, — смеется тот. — Вы бы на себя посмотрели! От вас же на километр сексом разит! — он отмахивается от готовой сорваться с губ Даддарио реплики. — Давайте, приведите себя в порядок, а я прикрою вас, — Айзая подмигивает им и закрывает дверь.       Они смотрят друг на друга, не говоря ни слова. Ситуация явно вышла из-под контроля, и им точно нужно ее обсудить. Только вот пока на это нет времени.       — Поговорим вечером, — констатирует Гарри.       — Хорошо, — кивает Мэттью и, обходя диван, снова направляется к выходу.       — Стой! — Шам хватает его за руку, а потом, к полнейшему шоку Даддарио, нежно целует его. — До вечера, — разрывая поцелуй, шепчет он и поправляет ему волосы.       — До вечера, Гарри, — Мэтт улыбается и сжимает его ладонь, прежде чем выпустить ее и выйти за дверь.