«Лучший убийца тот, кто проповедует против убийства. Больше ненависти в том, кто проповедует любовь. и – наконец – войны жаждет тот, кто проповедует мир. Проповедующим Бога самим нужен Бог, ратующим за мир - мир не нужен. Те, кто проповедают любовь, не имеют о ней и понятия. Остерегайтесь проповедников. остерегайтесь мудрецов». Из стихотворения «Гений Толпы» Чарльза Буковски
«Да ты совершенный псих, - думал ошарашенный Шизуо, глядя вслед информатору. Хейваджима встал, подобрал с пола одежду и побрел прочь из треклятого дома, – и кто кого сейчас поимел?».***
Мощный поток душа обрушивался на тело Изаи, смывая пот и остатки страсти с побагровевших засосов. Парень стоял с опущенной головой, подпирая ладонями кафельную стену. Казалось, болит каждый участок измученного тела. Нет, он не позволит монстру увидеть его слабость. Не разрешит подобраться ближе, чем того требует план действий. «А чего я, собственно, ожидал? - ловя ртом капли воды, думал Орихара, – Нежного отношения? Странно, что вообще все так сработало. Была вероятность, что он выкинет меня в окно. И все-таки ненависть сильнее любви. Его ярость, злость… все это, как я и думал, в тысячу крат сексуальнее. Почему же тогда так паршиво? Он облизал мой шрам! Шрам, который появился по его вине! Мать твою, чем ты думал, Шизуо!? Почему не разорвал, не распорол, а так бесстыдно зализывал мои раны!? Я думал, что во время секса со мной, он переломает в доме всю мебель… в любом случае, назад дороги нет, иначе получится, что я просто так выпустил на волю то, что старался давить в себе изо всех сил. Нельзя отступать… вместе с его жизнью, я вырву и сердце»***
Недалеко от станции Shinamachi с 1949 года тихо и мирно сосуществуя с окружающим миром, стоит Католическая церковь Toshima, посвященная Святому Патрику. Она не так живописна, как другие христианские соборы Токио, но есть в ней некий шарм, присущий только маленьким загородным церквушкам. Это белое строение напоминает теплый и уютный дом, двери которого всегда открыты для верующих. Именно здесь, облокотившись на перила террасы, стоял стройный черноволосый паренек. Любой прохожий или прихожанин заметил бы некую комичность данной картины - незнакомец не вписывался в здешнюю обстановку, как не вписывается, к примеру, дорогая ваза на столе обычного пастуха – ей просто там не место. Орихара Изая и сам осознавал, где находился и как, должно быть, сейчас выглядит, улыбаясь сам себе. Он поглядывал на часы, ожидая часа дня. Именно в это время закончится воскресная месса для католиков – иностранцев. С презрительной улыбкой Изая посматривал на проходивших мимо монахинь, ведь он искренне считал их – людьми, погрязшими в самообмане. Прикрываться верой в несуществующего персонажа, чтобы уйти от бренности, проблем и боли нормальной жизни – это обыкновенная трусость, которая не заслуживает ни внимания, ни уважения. Погрузившись в мысленные умозаключения, Изая чуть не проворонил окончание службы, но вовремя отвлекся и, наконец, смог зайти внутрь ненавистного здания. К нему навстречу вышел темноволосый, высокий священник, облаченный в классическую черную рясу. Взгляд его был наполнен добротой. Казалось, священнослужитель готов понять каждого человека, переступившего здешний порог. - Здравствуйте, святой отец, я хочу исповедоваться – самым кротким в мире голосом промурлыкал Изая. - Конечно, сын мой, проходи в исповедальню, и я отпущу тебе твои грехи. – По-отечески ответил священник. «Как удобно», - подумал Орихара. Пройдя в конфессионал, информатор дождался, пока священник займет свое место с другой стороны от разделительной решетки. «Нацелена, видимо, на то, чтобы складывалось ощущение разговора с Господом» - размышлял брюнет все циничнее. - Святой отец, я согрешил. – Начал Орихара все тем же робким голосом. - В чем твой грех, сын мой? - Я утаиваю от полиции важную информацию, касающуюся страшного преступления. - Господь милосерден – он простит. Ты можешь мне рассказать, почему так поступил? - Если я скажу, что информация, которой я обладаю, может спасти несколько невинных жизней, то, что вы мне посоветуете? - Господь все видит, сын мой. Он обязательно вознаградит тебя за твое благородство и простит, если ты не сможешь найти в себе силы, чтобы поступить правильно. Естественно, каждая жизнь – это драгоценный Божий дар. Тебе самому станет легче, если ты поможешь ближним. - Я знаю имя человека, который в весьма интересных целях удерживает дома четверых детей. - Отчеканил Изая уже своим привычным холодным тоном с усмешкой на губах. Моментально из кроткого мальчугана он превратился в надменного улыбчивого информатора. Священник же в ответ стал издавать какие-то нечленораздельные звуки. – И вот какое дело, святой отец. Я сказал, что хочу исповедоваться, но на деле, пришел послушать, что мне скажете вы. К счастью, в Бога я не верю, но, учитывая обстоятельства, я бы и сам мог вас исповедовать, обращаясь к вере разума. Скажите, что произойдет, если в церкви узнают? Вы уже об этом думали? - Что тебе нужно? – Трясясь от страха, шептал священник. От его добродушия не осталось и следа. - Эх, завидую я вам – священнослужителям. Люди приходят сами и выдают горы сокровенной информации, которую в обычной жизни из них клещами не вытянуть. Но, о чем это я. Да. – Картинно прокашлялся Орихара - Не собираюсь читать проповеди священнику. Я лучше послушаю исповедь. Расскажите, как же так получилось, что в вашем доме происходят такие жуткие вещи? - Эти дети, они никому не были нужны. – Священник потел и дрожал. Он был похож на жалкое раненое животное. - Их сдали в приют церкви, как ненужные вещи. Я дал им крышу над головой и... - И ежедневную порцию извращений в пару со сломленной психикой. Скажу честно, на этих детей мне плевать. Просто так я в полицию идти не собираюсь, можете успокоиться. А теперь, давайте вместе подумаем, что бы вы могли для меня сделать. - Но, что я могу? – удивился святой отец. - Я уже намекнул. Говорят, вы не имеете права разглашать разговоры, которые слышали стены этой коробки. - Это тайна исповеди! – Воскликнул священник. - А еще есть тайна следствия. Хотя, это будет сенсация – такая уважаемая церковь…, - издевательски улыбался Орихара. Священник глубоко вздохнул и спросил: - Кто конкретно из наших прихожан вас интересует? Выходя из исповедальни, Изая заметил, что священник выбираться из укрытия не торопится. Улыбнувшись через плечо, информатор сказал: - Спасибо, святой отец! Мне и, правда, полегчало. Ну, не чудо ли!? – пружинистой походкой направляясь к выходу из церкви, Орихара подумал, что по законам жанра в него могла бы сейчас ударить молния. Изая быстрым шагом удалялся от злополучного места, которое когда-то повлияло на выбор его собственного имени. Он ухмылялся, осознавая, насколько все просто складывается. Изо всех сил он старался подавить ком в груди и преобразовать сомнения в возмездие. Ведь, как известно, возмездие, не терпит жалости. Орихара не мог расслабиться - позволить себе эту слабину может означать, что он – всего лишь человек. А человек – это всего лишь слабая маленькая клякса на теле планеты. Нельзя позволить себе даже капли человечности, ведь киты имеют свойство – уплывать в океан. Он сидел в кафе неподалеку от дома. Ждал одну особу, которая опаздывала вот уже как 15 минут. Изая изучал меню, поверх которого следил за обстановкой в зале. Вот эта парочка – считает, что у них любовь, но их слишком разные взгляды на жизнь не дадут построить ничего путного. А эта пожилая пара – супруги – ненавидят друг друга, задыхаясь от нехватки разнообразия. А вот парень пришел, чтобы хотя бы раз шикануть на полную катушку – напьется и его выволокут отсюда. Наконец, стройный силуэт показался в дверях заведения. Это была юная кареглазая девушка с каштановыми волосами до плеч. - Мидори! – улыбался информатор, – Опаздываешь. - Прости, - буркнула девушка с невозмутимым видом – но, я немного еще не привыкла к новому лицу. Стояла перед зеркалом и ревела. Изая рассмеялся: - По мне так стало лучше! Шинра – мастер своего дела. Он не может просто так изменить лицо, оставив девушку с носом. С большим носом, огромными ушами и толстыми щеками. Он – настоящий творец! - Твой Шинра – полный псих. – Она даже не реагировала на откровенные подтрунивания. Казалось, Мидори полностью абстрагировалась от шуточек информатора, – Я, кстати, отдала тогда тот конверт Хейваджиме Шизуо. Он, как-то не обрадовался, знаешь ли. - Я даже не сомневаюсь. - Еще и не узнал меня. Странно видеть знакомых людей, которые тебя не узнают. - Я бы многое отдал, чтобы Шизуо забыл мое лицо навсегда. - Так в чем проблема? Обратись к своему чокнутому доктору, и он изменит тебе лицо. - Хорошая идея, но, пожалуй, откажусь. – Пожимая плечами, взвел ладони вверх информатор - Кстати, Мидори. Тебе кто-нибудь говорил, что ты прелесть? Когда так выгодно для меня рисковала своей жизнью, водя за нос Нару, неужели тебе не было страшно? – Он улыбался. - Издеваешься? – Приподняла Мидори одну из своих бровей – Ты, как обычно, Орихара… можно подумать, ты оставил мне выбор. - Играть на сцене – вздохнул Изая – может любая женщина, ведь вы все восхитительные актриски. И только такие великолепные, загнанные в угол рабы театра как ты, могут сыграть на большую публику. Публику, которая не простит фальши! Понимаешь? Ты справилась даже лучше, чем я ожидал. Кстати, чего не могу сказать о своем некрологе. Серьезно, «нигде не работал»? - Газета требует только подтвержденных фактов. Что мне было писать: поставщик информации для кланов якудза? Может, уже скажешь, зачем позвал? Вызвал меня так внезапно. - Есть у меня к тебе одно поручение. Знаешь католическую церковь Toshima? Мидори удивленно улыбнулась: - Что, тоже взорвать? - В другой раз. Сейчас тебе просто нужно сыграть одну весьма занятную роль.***
Шизуо допивал третий стакан виски. То, что в данный момент с ним происходило, кто-то назвал бы депрессией, кто-то просто сильным стрессом. Он сидел в кресле и оценивал ущерб, причиненный своей квартире: за эту неделю здесь поубавилось мебели и целых вещей. Нервы не выдерживали количества мыслей и рассуждений, пробивающих дыру в голове, словно пули – одна за другой они неслись и взрывались красными пятнами в сознании. «Это не может происходить со мной, - думал блондин – с кем угодно, но не со мной! Если бы только был способ напрочь выжечь это из мозгов!». Неутомимо в его мысли врывались подробности той ночи. Прошло уже несколько долгих дней, а он все также не мог понять, почему и как могло случиться подобное. Дело в том, что Шизуо прокручивал в воспоминаниях еще одну интересную деталь – это шрам с левой стороны впалого бледного живота. Тогда он целовал его, нежно прикасаясь губами к каждому миллиметру. Целовал, словно, пытаясь искупить вину за всю ту боль, которая постигла Орихару по милости вышибалы. Это длилось не дольше пяти секунд, и вряд ли Изая смог понять причину таких нежных действий. А потом Шизуо выгнали, так ничего и не объяснив. «Это же просто чувство вины – не более. Как он вообще мог быть уверен, что я на это пойду!? Забыть! Забыть! И никогда не вспоминать!». Но, он снова лег спать. И снова не спал ни минуты. Во сне он опять впивался ногтями в мягкие бедра и шептал: «Какая же ты шлюха, блоха!».***
Орихара не мог отделаться от ощущения заразы. Заразы, которой пропитался насквозь. Он чувствовал. Он желал и помнил все те прикосновения, которые заставляли его горло издавать незнакомые доселе звуки. «Если бы только ты не трогал этот чертов шрам». Он задыхался. Он не мог подавить желание, которое делало его слабым, зависимым, ничтожным. «У меня нет на это ни времени, ни права», - думал Орихара, лежа на той самой кровати, которая так предательски подогревала воспоминания. Руки сами потянулись к низу живота, задевая те места, где когда-то блуждали руки Шизуо. Представил его. Представил сильные пальцы, скользящие по бедрам, мертвую хватку, низкий голос, болезненные укусы по всему животу. Рука уже обхватывала возбужденную плоть, резкими движениями дергая сверху вниз. Спина изгибалась, свободная рука сжимала простыню так сильно, что побелели костяшки. - Ах… Шизу, - сорвалось с губ информатора, в то время как простыни заливала белая жидкость. «Лучше бы я тогда умер».***
Мидори скромно сидела на лавке в самом последнем ряду. На ней сегодня было настолько целомудренное платье, что девчонки из Animal-tails не узнали бы подругу даже с предыдущим лицом. Вокруг были почти одни иностранцы, и чувство полной неуместности не покидало девушку все полтора часа, пока шла служба. Она видела высокого блондина с голубыми глазами, хорошенько обдумывая свою роль. Наконец, служба окончилась. Люди стали расходиться и покидать стены церкви, но Мидори не спешила. Она поравнялась с молодым человеком и, словно случайно, упала, подвернув каблук прямо перед носом блондина. - С вами все в порядке? – на английском спросил иностранец у девушки, помогая подняться. - Да, я такая неуклюжая, – улыбнулась Мидори, отряхивая подол платья, – вот вечно так со мной. - Иногда мелкие неприятности – это всего лишь попытка Господа до нас достучаться. – улыбнулся голубоглазый. - Да, Господь все видит. – Она держала себя так, будто последние лет десять жила при монастыре. - Вы японка? – Спросил молодой человек – У вас прекрасный английский. - Я японка по происхождению, но выросла в Лондоне. А вы откуда? – Глаза девушки были наполнены живым интересом. - Ливерпуль. Мы с вами почти земляки, – рассмеялся блондин, давая понять, что разговор ему более чем приятен, – простите мне мою бестактность, я так и не представился. Том Фишерман. Могу я узнать ваше имя? - Мидори. Орихара Мидори. - Очень приятно, Орихара-сан. - О нет, прошу, зовите меня Мидори, мистер Фишерман. Ненавижу эту фамилию, как и все, что с ней связано. - Хорошо, тогда меня зовите просто Том. Они, наконец, вышли из церкви и медленно двинулись в сторону парка. Тяжелым взглядом их провожал священник. Он дождался, пока пара выйдет на улицу и неохотно достал телефон: - Ало. Да, это я. Они пошли в парк. - Отлично! – раздался довольный голос из динамика.