Записки извращенца

      Есть люди, что с трудом просыпаются ранним утром, но я не отношусь к этой части человечества. Я всегда улыбаюсь, заслышав звонок будильника, и, рывком подорвавшись с кровати, раскрываю настежь окно, с наслаждением вдыхаю полной грудью свежий утренний воздух.       Умывшись, побрившись и почистив зубы, отправляюсь на кухню. Завтрак самый главный прием пищи — это я усвоил еще в те времена, когда мечтал стать профессиональным боксером и прилагал неимоверные усилия для достижения своей мечты. И пусть моя мечта не сложилась, но я нашел себя в другом качестве, подтверждая народную мудрость — все, что ни делается, делается к лучшему.       Ровно в восемь утра я стоял на пороге комнаты Мелентия, снова любуясь спящим парнем. Он улыбался чему-то во сне, на его щеке притаился солнечный зайчик, высвечивая до прозрачности нежную кожу. Яркий лучик света запутался в его волосах, вспыхивая золотыми и серебряными искрами. Вот зачем, спрашивается, природа наградила его такой изысканной красотой? Мужик, по определению, должен быть чуть красивее обезьяны.       Ресницы Милы дрогнули, и он распахнул глаза:       — Привет, — и снова томный голос вогнал меня в ступор.       — Привет, пойдем завтракать? — предложил я, взяв себя в руки.       — Хорошо, только умоюсь, — ответил он, сладко потягиваясь.       Его тело было изящным и гибким от природы. Нервно сглотнув, я с трудом оторвал взгляд от мягко перекатывающихся мышц под тонкой бледной кожей и удрученно побрел на кухню.       «Нужно что-то с этим делать, меня определенно привлекает малец», — признавался я себе, раскладывая кашу по тарелкам.       К тому времени, как я закончил накрывать на стол, в проеме двери показался Мила, счастливо улыбающийся, свежий и веселый:       — Овсянка, моя прелесть, — потянув носом воздух, промурлыкал парень, присаживаясь на свой стул.       Я уселся напротив:       — Как ты себя чувствуешь?       — Нормально, вчера тошнило и болела поясница. В паху уже не тянет. В общем, сегодня намного лучше.       — Это хорошо. Не забывай пить таблетки. И помни, я прописал тебе постельный режим, минимум на неделю. Как голова?       — Голова не болит.       — Через пару дней можно будет снять швы. Утром я буду заносить тебе еду на день, и вечером тоже.       — Я не думаю, что так будет правильно, — чуть слышно пробормотал Мила.       Пропустив его бормотания мимо ушей, задал Мелентию мучающий меня вопрос, меня действительно распирало от любопытства:       — Ну, и до чего вы вчера договорились?       — Я сказал ему, что мне нужно время все обдумать.       — О чем тут думать? Ты его любишь?       — Миш, давай сначала поедим. Пока не остыло, — с улыбкой предложил сосед и взял ложку в руки.       Расправившись с завтраком, Мила, как и в прошлый раз, откинулся на спинку стула:       — Люблю ли я его? Не знаю. Раньше нам хорошо было вместе. Но потом он изменился. Стал ревновать без причины, предъявлять претензии и закатывать скандалы. А к кому меня ревновать? Ты вот, например, много знаешь геев?       — Ну, одного точно. Хотя теперь уже трех, — ответил я задумчиво, — помнишь специалиста по ультразвуковой диагностике? Так вот, это мой друг, и он гей.       Мелентий посмотрел на меня удивленно:       — Я мало, что помню. Но того красивого молодого человека невозможно не запомнить…       — Молодого? Он мой ровесник! — возмущенно перебил я Мелентия.       — Надо же. Никогда бы не подумал, — мечтательно промурчал Мила, кокетливо улыбаясь, — ему больше двадцати двух не дашь.       — Если он тебе так понравился, может дать ему номер твоего телефона? Кстати, он тобой заинтересовался.       — Да? Приятно слышать, — снова промурлыкал сосед и, потянувшись через стол, положил свою ладонь на мое запястье.       — Ты что сейчас делаешь? — раздражено спросил я, отдёргивая руку и пряча ее под стол. — Имей в виду, даже если мой друг гей, то я стопроцентный натурал, и у меня есть девушка.       Мила снова откинулся на спинку стула и посмотрел на меня серьезным взглядом:       — Знаешь, я вчера много думал… Когда ты сказал Руслану, что свернешь ему шею, у меня аж мурашки по коже поползли. Все волоски на руках встали дыбом. Я еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким защищенным. И тогда в больнице тоже.       — Мне не составит труда свернуть ему шею, вопрос только в уголовной ответственности, — со смешком ответил я.       — Миш.       — Что?       — Ты больше не приходи ко мне и оставь ключи, — попросил Мила.       — Почему? — озадаченно спросил я его.       — Я начинаю в тебя влюбляться, а это ни к чему хорошему не приведет. Ты за меня не беспокойся. Сегодня же позвоню своим друзьям и подругам, уверен, кто-нибудь из них обязательно поможет.       — Замечательно! — рявкнул я. — Одной заботой меньше!       Рывком встав со стула, бросил ключи на стол:       — Раньше надо было звонить своим друзьям и не напрягать занятого человека! — и выскочил из кухни в коридор.       — Миша, прости, — послышалось мне вслед.       Уже больше недели я не видел и не слышал Мелентия. Через два дня после последнего нашего разговора, уговорил знакомую медсестру поехать к нему домой и снять швы. После чего ни прямо, ни косвенно не принимал участия в его жизни.       Переживал ли я за него все это время? Конечно же да. Скучал ли я по нему? Без сомнений. За эти несколько дней, что мы провели вместе, я понял, что меня привлекает этот парень, но я ужасно боялся его нарождающихся чувств, и еще больше боялся себя, своей на него реакции.       «Кто для меня Мелентий? Хочу ли я его обнять? Прижать к груди? Впиться поцелуем в его чувственные губы?» — изо дня в день я задавал себе эти вопросы и отвечал на них, неизменно: «Нет! Я не гей! Я люблю женщин, мягкие округлости и милые изгибы женского тела!».       «А может быть прав Дамир? И я, действительно, имею определенную склонность? Просто до сих пор не встречал такого, как Мила?», — и снова, в сотый раз, отгоняя навязчивые мысли, отвечал сам себе: «Нет! Я не гей!».       За своими переживаниями и терзаниями не заметил, как Лиза изменилась. Она уже не звонила мне по нескольку раз на день, не приглашала настойчиво в кино или кафе, не зазывала домой на чашечку чая. С одной стороны, меня такое положение дел вполне устраивало, с другой — сейчас, как никогда, я нуждался в женском теле в доступной близости, чтобы лишний раз доказать самому себе, что я нор-маль-ный, что я по-прежнему люблю женщин, и парни меня совсем не интересуют.       — Лиза, можешь объяснить, что происходит? Мы шли по вечернему проспекту, держась за руки.       — О чем ты говоришь?       — О том, что в последнее время, ты практически не звонишь. На мои предложения прогуляться или зайти к тебе в гости, отвечаешь отказом. У тебя появился другой?       Она испуганно взглянула на меня:       — Нет, что ты! Конечно же нет. У меня нет другого парня.       — Тогда в чем дело? Ты со своей подругой проводишь больше времени, чем со мной.       — Извини, наверное, ты прав. Я исправлюсь, — ответила она, заглядывая мне в глаза.       — Лиза, не в этом дело. Просто, если тебе что-то не нравится, не устраивает что-то в наших отношениях, то ты должна прямо говорить мне об этом. Ведь я не телепат, я не знаю, о чем ты думаешь.       — Хорошо, Миша. Я буду говорить.       Наш разговор зашел в тупик. Честное слово, я не понимал, что происходит в действительности. Лиза стала совершенно амебной, при этом не пыталась порвать со мной, наоборот, всеми силами старалась удержать меня при себе.       Проводив ее до подъезда, вернулся на проспект, зашел в кофейню и просидел в ней за чашкой кофе около часа в попытке убить время. Домой мне совершенно не хотелось — я всеми правдами и неправдами старался избегать любого контакта со своим соседом.       К тому времени, как покинул кофейню, уже почти стемнело. Я не торопясь шел по широкой улице, вымощенной брусчаткой, наслаждаясь теплым ветерком, любуясь неоновыми огнями, вспыхивающими то тут, то там.       Настроение было неважным. Я думал о Лизе. Противное чувство стыда за то, что откровенно использую ее, терзало мою душу, как червяк в сочное яблоко, вгрызалось в мое сердце. Я оправдывал и утешал себя тем, что у меня нет другого выхода — ее присутствие в моей жизни придавало мне уверенности и подтверждало мою нормальность. В принципе, ради этого я и завел с ней отношения и поддерживал их до сих пор. От подобных мыслей мне становилось еще противнее.       Поглощенный раздумьями, не заметил, как добрел до дома, зашел в свой подъезд. Войдя в лифт, нажал на кнопку и привалился спиной к стене. Унылый день, унылый вечер, унылая жизнь.       Дверцы лифта разъехались, открывая моему взору чудную картину: два красавца — Руслан и Мила,— не придумали ничего лучше, чем обжиматься в углу на ярко освещенной лестничной клетке.       Сделав шаг вперед, я уставился на своего соседа. Он откинул голову, позволяя своему любовнику беспрепятственно покрывать длинную изящную шею смачными поцелуями, тонкими пальцами ласково перебирая волосы на его затылке, не сдерживая себя издавал сладостные звуки, наслаждаясь происходящим. Я неоднократно слышал, как Мила стонет и кричит от возбуждения и удовольствия, но никогда не видел, насколько сексуально он выглядит в такие моменты. Словно зачарованный, я впитывал каждый его вздох, каждое движение.       Гибкое тело Милы прильнуло к сильному телу Руслана, доверчиво поддаваясь крепким рукам, тот в свою очередь, вылизывая и покусывая обнажившееся хрупкое плечо, мало разборчиво бормотал о том, как нежна его кожа, как она вкусно пахнет. Это зрелище одновременно завораживало и пробуждало во мне нечто темное, неподдающееся контролю, вызывающее дикое желание свернуть Руслану шею.       К лицу прилила волна нестерпимого жара, тело непроизвольно напряглось, сжав кулаки и стиснув зубы до скрежета, в несколько стремительных шагов я преодолел разделяющее нас расстояние и, ухватив Руслана за шкирку, оттащил от Милы мощным рывком:       — Что ты делаешь? — прошипел я, не в силах сдержать накатившую волну ярости.       — А, что не так? — растерянно спросил он, уставившись на меня ошалелым взглядом.       — Ему нельзя заниматься сексом, какого черта! У него вообще постельный режим!— заорал я ему в лицо.       — Почему нельзя? — раздув ноздри, выкрикнул горе-любовник, дернулся в попытке выкрутиться из моего захвата.       — По твоей вине, козел! Пока он полностью не поправится, ему нельзя! У него почки отбиты, придурок! — я пожирал его гневным взглядом, меня трясло от злости и бешенства.       — Отпусти его, — с нажимом произнес Мила, сжав мое запястье.       Я отпустил Руслана и обернулся к нему:       — А тебе, что, не терпится спустить штаны?       — Миша, это не твое дело, — сохраняя спокойствие, серьезным тоном произнес он в ответ. Я поразился тому, насколько холодным был его взгляд.       — Делай, что хочешь, — отбросив его руку, злобно выкрикнул я. — Только когда этот козел снова тебя покалечит, не зови меня! Сам иди в больницу или сдохни в одиночестве!       Ворвавшись в свою квартиру и с силой хлопнув дверью, не в состоянии сдержать волну неукротимой ярости, принялся бить кулаком в стену: «Черт, черт, черт! Я сошел с ума!».       Я колотил стену до тех пор, пока костяшки пальцев не заныли от нестерпимой боли. На кухне включил холодную воду, смыл кровь с рук, плеснул водой в лицо, стало чуть легче, но внутренности по прежнему выворачивало от злости и бешенства.       Тяжело рухнув на табурет, выхватил из кармана телефон и набрал номер Лизы:       — Сейчас же идем на ночной сеанс в Кино Макс, — рявкнул я, как только она ответила на вызов.       — Миша, я с Анжеликой.       — Плевать, бери ее с собой.       — Я не знаю, Миша, может завтра?       — Прекрати кормить меня завтраками! — заорал я в трубку, — если ты через полчаса не подойдешь к кинотеатру, то между нами будет все кончено!       — Хорошо, я приду, — смиренно ответила она.       Сбросив вызов, схватил ключи от машины и, выскочив из квартиры, побежал вниз по лестнице.