First Day of My Life

Если Микки крепко зажмурится и постарается обратиться мыслями к воспоминаниям, то сможет почувствовать теплые, ласкающие его кожу солнечные лучи; увидеть пенные, разбивающиеся на миллионы брызг волны; ощутить щекочущий ноздри запах соленого моря, которым так сильно пропитан весь влажный, прибрежный воздух. Он впился пальцами стоп в хлопковые простыни из дешевого материала, скучая по шелковому песку, куда он проваливался по самые щиколотки. Медленно провел языком по нижней губе, пытаясь уловить на ней карамельные нотки текилы, которую он так привык пить, пока бриз играл с его волосами. Он даже слышал крики чаек и громкий, почти оглушающий хохот Зева; все эти звуки в его голове заглушали мерные, звонкие шаги, раздающиеся в коридоре за дверью и эхом отлетающие от стен. Он помнил, каково это было — на короткий период вырваться из жизни, к которой он привык, и оказаться в совершенно иной обстановке. Он скучал по всему этому. Скучал по Мексике. — Готов ехать, Милкович? Бери свои манатки, — басом приказал ему появившийся в дверном проходе спецагент Райз. Микки кивнул, схватил свою сумку и последовал вслед за мужчиной к выходу из корпуса, потеснее запахивая свою куртку и ежась на колючем февральском ветре. Он совсем изнежился за восемь месяцев в Мексике. Когда он прибыл в Вирджинию в сентябре, то удивился, насколько холодными ему показались восемнадцать градусов. Даже вновь привыкнув к холоду, брюнет все равно продолжал его ненавидеть. Он скучал по ежедневным солнечным ваннам. — Ну вот и все, значит, — сказал Райз, открывая дверь фургона. — Спасибо за все, сэр, — Микки протянул руку, пожимая тяжелую ладонь агента, и тот посмотрел на него со скрытой гордостью в глазах. Трудно было поверить, какой путь он проделал за последние пять месяцев и насколько готов был сейчас. Он знал, что в нем это было заложено; такое распознается сразу и даже не ставится под вопрос; если сомнения и были, то они тут же отпали во время тренировок, где Микки схватывал все на лету и проявил себя с лучшей стороны. В молодости Райз был в точности таким же: резким, потерянным, постоянно готовым обороняться от всего мира. Становление агентом ОБН круто перевернуло его жизнь, и он надеялся на ту же судьбу для своего подчиненного. — Я благодарен, что вы дали мне шанс, — Микки метнулся взглядом к своим ботинкам и почесал костяшкой переносицу. — Ну там… Увидели во мне что-то и прочее дерьмо. Райз кивнул. — Парни в Чикаго будут рады заполучить тебя в свою команду. То, что ты нарыл в картеле Ромеро, помогло им поймать и засадить Рамоса. Они за ним десять лет гонялись, Милкович. Ты создан для этого. Пока фургон покидал территорию Куантико, Микки прокручивал в голове последние слова Райза. Он и правда был создан для этого? Когда восемнадцать месяцев назад к нему в камеру заявился спецагент Гир и отвел его в кабинет Вардена Майклсона, брюнет просто сказал им отъебаться. Микки могли называть как угодно, но он никогда не был работающей на федералов крысой. Они знали, что Микки завел дружбу с Деймоном, своим соседом по камере, а Деймон был ключевой фигурой; ниточкой, ведущей к хозяйничающей на границе банде Ромеро, которой руководил Рамос. Он, будучи податливым и глуповатым, доверял Микки. И только после упоминания Йена Галлагера брюнет смягчился и решил обдумать предложенную ему сделку. Тогда он еще не знал, что заявление, поданное на рассмотрение в суд его государственным адвокатом, смогло бы легко освободить его раньше срока. Майклсон осознавал, что не было никаких весомых свидетельств, которые продлили бы срок Микки, а показания психически нездоровой женщины не считались достаточно надежными для того, чтобы продержать его в заключении. Освобождение Милковича было только делом времени, а потому действовать пришлось быстро. Гир и ОБН предложили Микки сделку: поехать в Мексику, влиться в банду Ромеро, слить нужную информацию и взамен получить свободу. Они не ожидали, что он настолько впечатлит начальство ОБН, и они предложат ему работу. — По всей видимости, тебя связывает что-то особенное с этим Галлагером, Микки, — сказал Гир, упираясь локтями в край стола и слегка наклоняясь вперед. — Если ты сделаешь это, то сможешь к нему вернуться. Тебе не придется ждать 8-15 лет. Подумай об этом. Он сможет выйти на свободу. К Йену. Подумать об этом? Он думал об этом все последние 324 дня. Он проводил дни и ночи, пытаясь вспомнить ощущение сильных рук Галлагера, обхватывающих его тело; воспроизвести в памяти то мягкое давление, с которыми Йен прижимал свои губы к его рту, и сильные, жесткие толчки бедер рыжего, когда он проникал своим членом все глубже в его зад. Он только об этом и думал. О свободе. О свободе с Йеном. И он с трудом узнал свой собственный голос, когда произнес ответ. — По рукам, — это было сказано осторожно, неуверенно, выдавая все сомнения. Они рассказали ему план подстроенного побега, о котором Деймону нельзя было знать. Микки нужно было оставить его на заранее оговоренном месте около одной из заправок, чтобы федералы затем подобрали мексиканца и вернули в тюрьму. Ему не хотелось подводить сокамерника; хоть парень и был туп, как пробка, но все равно не заслуживал этого. Микки просто пришлось отложить в дальний ящик Саутсайдский кодекс чести и пробиваться всеми возможными путями. На свободу. К Йену. Он сказал им, что сделает это, но перед этим хочет увидеться с Йеном, чтобы все ему разъяснить и кратко ввести в курс дела. В этом ему было отказано. В таких ситуациях раскрывать информацию можно было только самым необходимым людям, которыми считались члены семьи и те, кто регулярно его навещал; еженедельные визиты исключали возможность оставить исчезновение абсолютно незамеченным. В этом списке числилась только Светлана. Когда ее попросили явиться в кабинет Майклсона и посвятили в план, она крепко обняла его и даже несколько раз шмыгнула носом. Им дали добро на супружеский визит в маленьком трейлере около тюрьмы, и хоть между ними не было интимной связи, которую подразумевали подобные встречи, Микки был рад собеседнику более эмоциональному и понимающему, нежели его сосед по камере. — Как он там? — спросил он, перебирая пальцами край потрепанного одеяла на койке, где он лежал. Вспомнив, чем обычно занимались на этом постельном белье, он тут же отпустил ткань и вытер ладони об оранжевые штаны. — Бегает от мужика к мужику каждые несколько месяцев, — ответила Светлана, неодобрительно качнув головой. Микки кивнул и закусил губу, пытаясь игнорировать неприятный укол в груди, вызванный словами женщины. — Это серьезно или так, временные увлечения? Она пожала плечами. — Может? Он как ветер. Иногда мягкий, но чаще всего разрушительный. — Мне нужно с ним увидеться, — выпалил Микки, будучи не в силах скрывать рвущееся наружу желание, которым была пропитана каждая клеточка его тела. Почти съедающая нужда. — Ну так увидься, — просто сказала Светлана, словно это было так легко. Они с пользой использовали отведенное им время и составили целую стратегию, включающую подброшенный телефон, несколько задолжавших Светлане ребят с фургоном и тайное место встречи. — Если я попрошу его поехать со мной в Мексику, и он согласится, — Микки вопросительно, нервно посмотрел на Светлану. — Что тогда? — Он не поехать, — резко ответила она, и слова эти, только вылетев из ее рта, тут же ударили по больному. — Но если он согласится? — Тогда ты брать его с собой. Они в тебе нуждаться, эти офицеры, нуждаться больше, чем ты в них, — уверенно заявила ему русская. — А если он не придет? — этот вопрос он задал скорее сам себе, а не Лане, но она все равно ответила. — Это проверка. Ты относиться к этому, как к проверке. Нельзя сказать рыжику правда, так что ты должен его испытать. Он поедет с тобой? Бросит свой семья? Пожертвует всем ради тебя? Это проверка. Так на это нужно смотреть. Держи свой чертов рот на замке и не проболтайся, если хочешь увидеть правда. Не делись с ним. Не забывай о том, что это тест, — потребовала она, прищурив глаза. — И этот тест показать, любит ли он тебя. Ты увидишь, пройдет ли он проверку. Микки кивнул. Она повторила это миллион раз. Да, это была проверка; проверка, которую Йен с треском провалил. Микки встряхнул головой, стараясь отогнать от себя неприятные воспоминания, и уставился в окно, рассматривая проносящийся на пути к аэропорту пейзаж, почти размытый в сплошное белое пятно из-за падающего стеной снега. В первый раз он летел на самолете из Мексики в Даллас, но даже в тот раз не нервничал так сильно, как сейчас, когда возвращался домой, в Чикаго. Он глубоко вдохнул и закрыл глаза; его жизнь снова менялась. Делала крутой поворот на все 360 градусов, перерождалась, трансформировалась, целый список хитровыебанных синонимов. Микки лениво задумался, как часто подобного рода перемены происходили с обычными жителями. Наверное, редко, потому что самого Микки с трудом можно было отнести к среднестатистическим обывателям, с чем он уже давно смирился. Тугой комок нервов в его груди не рассасывался до самого конца полета, пока он не вышел в аэропорт Чикаго и не отыскал глазами Зева, стоящего вместе с другими встречающими около места выдачи багажа. В руках он держал самодельную табличку, на которой нацарапал своими куриными лапами жирное «ГОВНЮК». — А ну иди сюда, ублюдок! — позвал напарник Микки своим зычным голосом с заметным акцентом. Он дико замахал свободной рукой, и все остальные ожидающие наградили высокого мужчину недовольными взглядами исподтишка. До Зева у Микки особо не было друзей. У него были родственники и Йен; на этом список заканчивался. Зев являлся старшим агентом ОБН, которого приставили к Микки на время его поездки в Мексику, чтобы тот отслеживал каждый его шаг. Они быстро поладили и, несмотря на разницу в характерах, хорошо сработались в тандеме. Теперь их назначили друг другу в напарники, и хоть Микки обожал огрызаться на этого никогда не затыкающегося дятла, он не мог желать лучшего партнера. — Никто нихуя не понимает, что ты там орешь, мудила, — брюнет позволил Зеву сжать себя в крепких объятиях, но когда тот начал приподнимать его, резко ткнул под ребра. — Это слишком? Ладно, это слишком! — хмыкнул Зев. — Рад видеть твою угрюмую мелкую рожу, — он потрепал Микки по щеке, и тот закатил глаза, с преувеличенным раздражением скрипнув зубами. — Ну что, повезем тебя домой? — Повезем меня в блядский бар, а потом домой. По каким-то причинам ОБН запрещает пить во время тренировок. — Они просто любят пытать нас. Поверь мне, я знаю все о пытках, — расплылся в улыбке агент. До своего переезда в Америку Зев работал в Моссаде и был настоящим детиной, выделяясь среди остальных своим почти двухметровым ростом и телосложением, напоминающим бодибилдера. Казалось, что даже у его мускулов были мускулы. Его оливкового цвета кожа контрастировала с темными волосами и неряшливой щетиной, а карие глаза, несмотря на пугающую внешность — он и впрямь выглядел пиздец пугающе — смотрели с открытой добротой. — Голос, блять, потише. Люди пялятся, — пробормотал Микки, хватая с конвейерной ленты свой рюкзак. — Пусть пялятся. Мой малыш вернулся, слышите! — еще громче проорал Зев. — Мой. Малыш. Вернулся. Микки закрыл глаза, сдерживая позывы убить напарника; будет неловко, если после всех потраченных на борьбу за свободу усилий он вернется в тюрьму. Зев был самым отъявленным натуралом, но все равно находил свои способы любить Микки. До этого Милковичу никогда не признавались в любви настолько часто. — Люблю тебя, детка, ты же знаешь, — нараспев произнес Зев, по-дружески похлопывая Микки по спине. — Я пиздец как тебя ненавижу, — пожаловался брюнет, качая головой и закатывая глаза. — Поверить не могу, что скучал по твоей громадной заднице. — Я знаю, ты их люю-юбишь, Мик. Любишь задницы, — с раздражающе громким смехом отозвался мужчина. Микки нужно было напиться. Немедленно.