А вы бы не?..

      Гарри забился в самый угол сиденья в купе поезда, сделав вид, что стремительно задремал и совершенно не слышит, как Рон и Гермиона зовут его и несильно тормошат. Через минуту они оставили его в покое и стали тихо переговариваться между собой, за что большое им спасибо, потому что Гарри не хотелось ни с кем разговаривать, а хотелось подумать и проанализировать последние события. Турнир Четырех Волшебников. Кладбище и смерть Седрика. Возвращение Волдеморта. Ритуал, с помощью которого тот возродился. Возвращение в Школу. Разговор с Дамблдором… и вообще разговоры с Дамблдором.       Если говорить коротко…       На первом курсе он по великой глупости нарвался на противостояние с Волдемортом. Вот уж поистине жуть жуткая. Он никогда бы не сунулся в тот Мордредов коридор на третьем этаже, если бы не рассчитывал всерьез прищучить ублюдка Снейпа, который за год успел достать его до самых печенок. Теперь-то Гарри осознавал, что в тот раз по-детски верил в свою неуязвимость, верил, что с ним не сможет случиться ничего плохого. Он полагал, что застукает зельевара за кражей Философского камня и с гордостью расскажет Дамблдору, какой Снейп засранец и что срочно нужно его уволить. Тем большим оказался сюрприз, когда вместо Снейпа он застал Квиррелла и когда Квиррелл — вместе с торчащим из его затылка чудовищем — всерьез попытались его убить.       После того, как все кончилось и Гарри очнулся в больничном крыле, он осознал, что выжил по чистой случайности. Одним словом — повезло.       Хоть он и сбежал тогда из Больничного крыла при первой же возможности, скрыв от мадам Помфри, что чувствует себя совершенно отвратно и едва передвигается на подкашивающихся ногах, но до кабинета директора он готов был ползти и на четвереньках. А все потому, что он понимал, что после пережитого им ужаса встречи с Волдемортом ему светит пережить другой ужас — лето с Дурслями. А вы бы не ставили две эти ситуации в один ряд по значимости, если бы знали, что вам в течение летних месяцев придется терпеть побои, голодать и трудиться, как рабу на плантации, не покладая рук?       Сколько Гарри себя помнил, ему всегда доставалось от дяди Вернона, особенно, когда тот понял, что синяки и ушибы из-за его «уродства» заживают в разы быстрее положенного. Нет, тетя Петунья тоже бывала порой немного несдержанна на руку, но дядя все же переходил некоторые пределы здравомыслия, если конечно можно обозначить так сдерживание своих порывов при избиении ребенка. В тот год Поттер осознал, что спасала его та же магия, что и стала изначально причиной ненависти родственников.       Он просил Дамблдора оставить его на лето в школе и, разумеется, получил отказ и целую лекцию о том, что надо уметь быть благодарным за то, что родственники о нем заботятся. На робкие попытки одиннадцатилетнего ребенка объяснить, что он не хочет уезжать не потому, что его лишают сладкого за ужином, а потому, что его неслабо наказывают за малейшую действительную или мнимую провинность, директор только укоризненно покачал головой и велел слушаться и не подавать поводов. Возможно, Гарри сам виноват, что не был услышан, возможно, ему следовало выразиться более конкретно: объяснив, что под наказанием он имеет в виду кожаный ремень с пряжкой, опускающийся ему на спину, а не суровый выговор и сдвинутые брови. Но он не смог перебороть стыд. А вы бы не стали стыдиться признаваться, если бы все в школе называли вас героем и ожидали подвигов, а на деле Поттер довольно быстро разобрался, что ему на экзекуциях достается куда меньше, если он начинал беззвучно жалобно плакать? Об этом тоже пришлось бы говорить.       На второй год он опять умудрился ввязаться на ровном месте в полное дерьмо. Но тут уже Поттер целиком и полностью был виноват сам. По-детски повелся на восхищенные его смелостью и героизмом взгляды Рона и самостоятельно сунулся в петлю «маленького» приключения с гигантским василиском и дневником Темного Лорда. Хотя… если бы в нужный момент в замке был хоть один взрослый, на которого можно было положиться, то все могло бы сложиться совсем иначе и руку Гарри теперь не украшал бы несводимый шрам от клыка гигантской змеищи. А к Рону какие претензии, не силой же он его гнал?       Поттер до сих пор простить себе не мог, что действительно сунулся в пасть к василиску — спасать какую-то засратую Джинни Уизли, пользы от которой, кроме повышения самооценки из-за ее щенячьих глаз, аж никакой.       Едва оклемавшись после отравления ядом, он опять рванул в кабинет директора с просьбой не отправлять его к Дурслям, наивно надеясь, что в этот раз ему не откажут хотя бы в благодарность за спасение маленькой девочки. Что примечательно, он опять нарвался на воспитательную лекцию и опять толком ничего не смог пробулькать для отстаивания своего мнения. Даже не озвучил вполне обоснованные накопленным опытом опасения, что за его побег прошлым летом с выдранной вместе с рамой решеткой, восстановлением которой близнецы, вытаскивая его, не озаботились, ему еще снимут со спины стружку. Мозги словно отказывали, он терялся, путался и мог только жалко соглашаться с увещеваниями Дамблдора о материнской защите.       Позже, лежа на животе в своей комнате в Литтл-Уингинге и оберегая измочаленную спину, ожидая, когда магия привычно залечит травмы, он заподозрил, что временный отказ мозга на беседе с директором у него приключается неспроста.       Следующий год он твердо намеревался провести, не влезая ни в какие неприятности. Но план провалился еще на стадии поездки на Хогвартс-экспрессе. Мордредовы дементоры. Складывалось такое ощущение, что дементоров пригласили не беглого преступника ловить, а доводить некого Гарри Поттера до нервного истощения.       Но Гарри и дементоров был готов простить от всей души, когда узнал, что Блэк — его крестный, к тому же, не виноват в тех преступлениях, что ему приписывали. Не то чтобы Поттер готов был с распростертыми объятиями броситься к типу, который больше десяти лет просидел в тюрьме и на адекватного тянул только с такой натяжкой, что даже неловко было об этом говорить. Но на фоне все того же предполагаемого «общения» с Дурслями слегка шизоидный, заговаривающийся и периодически зовущий его Джеймсом Сириус выглядел не так уж и плохо. Так что в третий поход к Дамблдору все с той же просьбой он рассчитывал на нечто большее, чем сочувствие, дружеское похлопывание по плечу, чисто моральная поддержка и твердый отказ. Он, Мордред задери, рассчитывал, что ему позволят провести лето с крестным! Он даже заготовил целую речь по этому поводу, полную доводов, аргументов и правдивых рассказов о все более частом взаимодействии его спины и ремня дяди Вернона! И опять ничего толком вымолвить не смог, а это уже наводило на весьма неприятные размышления.       Его тайные надежды на то, что сам крестный, наплевав на мнение Дамблдора, позволит ему остаться, провалились с громким печальным треском: речи Сириуса сильно напоминали речи Дамблдора, как и его аргументы о том, почему бы Гарри не провести лето с новоявленным родственником. В принципе, крестного можно было понять, тот, в моменты просветления осознавая свою психическую нестабильность, не пылал желанием брать на себя ответственность в виде малолетнего Избранного. Да и вообще, встретиться в Хогсмиде и пару-тройку часов предаваться умильным воспоминаниям о прошлом — это не круглосуточная забота о подростке, когда нельзя напиться и забыться, а нужно присматривать за мальчишкой, кормить его и развлекать.       Спасибо, хоть известие о том, что у Гарри образовался крестный-беглый заключенный, который, некоторым образом, все же интересуется его здоровьем и благополучием, заставили дядю Вернона немного поумерить пыл в деле воспитания «урода», коим Поттер для него так и остался.       На четвертом курсе надежды Поттера проучиться хоть один год в относительном спокойствии сгорели в синем пламени Кубка Огня.       Испытания он, конечно, кое-как преодолел, а стоило только чуть расслабиться и решить, что кошмар турнира уже окончен, как ему прилетел новый кошмар в виде возрождения Волдеморта в облике непонятной бледной твари и гибели Седрика.       В четвертый раз с размаху наступать на одни и те же грабли Гарри не стал. На сей раз, после выхода из Больничного крыла, к Дамблдору просить избавить его от Дурслей хоть в этом году, он шел уже подготовленный: речь — отрепетирована и тезисно записана на пергаменте, мысли — кристально ясны, внимание — полностью сконцентрировано.       Пергамент с речью опять не пригодился и так и остался лежать в кармане. Все прошло по ежегодному сценарию. И теперь Гарри ехал обратно в свой персональный ад, но чем ближе он подъезжал к вокзалу, тем сильнее укреплялся в мысли, что Дамблдор, как и Сириус, и все остальные, могут катиться к своим любимым дементорам, но в дом на Тисовой аллее он больше не ступит и ногой!       Гарри довольно рано понял, что он не совсем обычный человек. А вы бы не поняли, если бы вокруг вас периодически творилось бог знает что — то огонь вспыхивал, то безжалостно обкромсанные тетей волосы отрастали сами собой, то он вдруг оказывался на крыше школьной столовой, то у орущего на него учителя прическа окрашивалась в синий цвет?..       А еще он рано понял, что история с гибелью его родителей тоже не просто так себе история. А вы бы не заподозрили, учитывая, что рассказы тети, дяди и тетушки Мардж о них год от года обрастали все новыми и новыми отталкивающими подробностями? Сперва — просто погибли в аварии, столкнувшись с пьяным водителем, потом — были алкоголиками и погибли в аварии, столкнувшись с таким же алкашом-водителем, потом — были алкоголиками-наркоманами и погибли в аварии, потом — были алкоголиками-наркоманами-сектантами-преступниками и погибли в аварии и так по нарастающей. И куда же следовало отправиться, чтобы разузнать правду о родителях? Понятное дело, в полицейский участок Литтл-Уингинга!       Вот тут-то и стали проявляться еще кое-какие странности. Сначала полицейский, сочувствующе улыбаясь, выслушал историю Гарри, полез в компьютер проверить по базе информацию о его родителях, и с удивлением ответил, что в деле стоит отметка, что они действительно погибли в аварии, но ни о каких подробностях просветить не смог — доступ к другим сведениям был закрыт. Он пообещал послать запрос руководству и попросил зайти через пару-тройку дней. Но, когда Поттер вновь явился в участке, тот полицейский совершенно точно его не узнал.       Тогда Гарри подошел к другому полицейскому. Тот дольше сопротивлялся обаянию молящих зеленых глаз, но, в конце концов, смирился и полез в компьютер. В принципе, история повторилась, через несколько дней, полицейский его не узнал. А это значит что? То! То, что тут какая-то тайна с его происхождением.       С учетом его непонятных способностей, Поттер решил, что его родители были супергероями на службе у правительства, потому их дело и засекретили, а чтобы им не заинтересовались, гипнозом отводили внимание любопытных. И что он сам станет, когда вырастет, супергероем. Оставалось только дождаться, когда его силы разовьются посильнее и к нему придет кто-нибудь такой же, как он и спасет его, забрав от треклятых Дурслей.       Впрочем, он оказался не так уж и не прав. Не супергерой. Волшебник. Вот только от дяди и тети его спасать никто не спешил.       Полученная на первом курсе в подарок мантия-невидимка сильно облегчила жизнь Гарри. Под покровом невидимости очень удобно было проникать ночью в библиотеку и копаться там в свое удовольствие, разыскивая информацию, которая его заинтересовала.       Вот, например, он долго разыскивал — каким же образом мама могла наложить на него Защиту крови. Нет, само описание ритуала он нашел в запретной секции и даже попытался в нем разобраться, но знаний элементарно не хватило. Но уж понять то, что ритуал архисложный, долгий и магозатратный настолько, что требовалась более чем солидная поддержка родовой магии, он смог. А значит, мама не могла провернуть его так быстро, когда в дом ворвался Волдеморт. А это значит что? То! То, что его оберегает либо не Защита крови, либо мама была не такой уж и доброй законопослушной волшебницей и провела один из Темных ритуалов, который давал подобный защитный эффект, проводился быстрее и проще, поскольку его можно было провести, когда угодно и только активировать в нужный момент, но требовал довольно мерзких ритуалов и жертвоприношений. Подробностей Поттер не нашел даже в Тайной секции и его воображение, при объединении слов «мама» и «жертвоприношение» в одном предложении откровенно буксовало. Но возможность такую он допускал.       Вообще-то, он так и не смог разобраться — почему для поддержания Защиты крови ему нужно жить с тетей. Защита — хоть Темная, хоть Светлая — накладывалась на кровного родственника. Вряд ли мама стала бы накладывать ее на тетю Петунью, чтобы ее сын мог жить в безопасности подле нее, куда логичнее было бы наложить ее на самого Гарри, чтобы он мог жить, где угодно! Но Дамблдор, без сомнения, знал об этом больше, чем Поттер, который почерпнул все свои знания из школьной библиотеки. Возможно, мальчик понял все как-то не так или не учел какую-то информацию… Собственно, уточнение этого момента было в списке вопросов, которые он хотел задать директору и не смог.       Кстати, об этом. А вы бы не заподозрили, после стольких-то попыток, что директор приколдовывает, чтобы Гарри больше молчал и соглашался делать то, что ему велено? Поттер вот заподозрил, что не может толком высказать директору свои вопросы и претензии не просто так — из-за своей врожденной бестолковости — а потому с самого начала года, благо, что после всеобщего бойкота никто особо его делами не интересовался или списывали библиотечные посиделки на подготовку к Турниру, копался в книгах, пытаясь разыскать хоть намеки на причины его «отказа мозга». Ни Мордреда не нашел. Вернее, нашел нужное в одном фолианте, но там было только название заклинания, его краткая характеристика и описание эффекта. Может, конечно, Гарри и ошибался в своих предположениях, но одно из найденных описаний уж больно четко подходило под то действо, которое ежегодно происходило в кабинете директора. Последний разговор только подтвердил его подозрения.       «Мihicrede» — заклинание очень старое, придуманное еще в те времена, когда правителем становился самый сильный, потому что для его использования силы нужно было влить просто немеряно. Его накладывали, когда приходилось выступать перед людьми, особенно, если ожидались вопли недовольных, какие-нибудь протесты или правитель ожидал неудобных для него вопросов, на которые у него не было желания отвечать. Не то, чтобы все вдруг тупели и начинали вести себя покорно — при некотором усилии и должной целеустремленности действие заклинания можно было преодолеть, но внимание оно все же рассеивало, а недоверие сглаживало. Заклинание, по сути, довольно бесполезное и бестолковое, а учитывая магозатратность, его эффективность здраво ставилась под сомнение. Оттого оно не использовалось и было подзабыто. Может, сейчас Фадж и пожелал бы его применить, но теперь, когда во главе становился не самый сильный, а тот, кому повезло вести грамотную политику, вряд ли у него банально хватило бы на это сил.       Если «Великий Волшебник» Дамблдор действительно использовал «Мihicrede» для того, чтобы избежать нежелательных претензий от Поттера, то не удивительно, что Гарри не смог ничего ему противопоставить. Заклинание-то рассчитано на толпу, а лупило по одному гриффиндорцу — как правило, только вышедшему из Больничного крыла! Тут ничего не преодолеешь, сколько ни концентрируйся!       В некотором смысле, директора можно было понять. Это ведь лет в одиннадцать-двенадцать Гарри можно было заткнуть на чистом авторитете, а потом он уже пообтерся в магическом мире и вполне мог чего учудить без стороннего влияния. А после Турнира Поттер и вовсе обзавелся совершенно убойным аргументом не возвращаться к ненавистным родственникам — Волдеморт возродился из его крови, Кровная защита пала. Теперь Темный Лорд мог до него дотронуться и прикончить, теперь смысла прятаться у беззащитных магглов не было (и от Волдеморта, оказывается, может быть польза). Именно это намеревался высказать Гарри Дамблдору, если бы тот дал ему такую возможность.