Случай в Лондоне

- Что-то ты быстро забыл наш договор. В небольшом зале только они вдвоем, странная пара: священник и злоумышленник. Сумеречный утренний свет льется на них из тонких щелей под потолком, блестит в разлитых по столикам и барной стойке лужицах пива и виски. В воздухе витает взрывоопасная смесь кислых запахов дешевых вин, пива и табака. В словах, которыми они обмениваются, витает предчувствие схватки. - Мы же условились, что ты нам - недостающие страницы, мы тебе - компромат! - Я помню, – парень в кепке крутит в руках стакан, на собеседника не смотрит. - Но сейчас вернуть страницы не могу. Говорю же, что вам надо подождать с неделю! - Почему? - Это вас беспокоить не должно. Сделка состоится. Но позже. Да и, как мне показалось вчера, вы не слишком-то спешили с её заключением. Что же изменилось за одно утро? - К делу это не относится. - Вы могли предупредить меня и раньше. - Мы не думали, что в этом есть нужда. Что ты сделал с остатками блокнота? - Я же не спрашиваю, зачем вам так срочно понадобились вырванные страницы. - Что может поспособствовать ускорению обмена? - Ничего. Неделя не такой уж и большой срок. Подождите. - Тогда я, разумеется, не смогу передать тебе этот конверт со всем его содержимым. - Я понимаю и ни на что не претендую. Встретимся через неделю. *** - Плохо, - Хеллсинг, традиционно оккупировавшая гостиную, курит. Солнечные лучи прошивают сизую взвесь сигаретного дыма над белокурой головой. - Мэри не из тех, кто входит в положение других. Значит пособников наших вампиров придется разыскивать самостоятельно. Кто знает, сколько из них умрет с голода за неделю. - Дались тебе эти помощнички. Самих же вампиров мы уничтожили. А эти, если верить нашей шпионке, без них ни на что не годны. - Не скажи. На краю гибели каждый из нас может такое учудить, что и на том свете подивятся. Нет-нет, я определенно не хочу, чтобы по Лондону разгуливали ополоумевшие от вынужденной диеты твари. А ты, полагаю, не прочь узнать, почему охоту устроили именно на тебя. - Что предлагаешь делать? - Дай подумаю. Документы из сейфа я уже отправила на расшифровку, результаты появятся в ближайшие дни. - Быстро, однако. - Для нас - медленно. Напоминаю, с каждыми прошедшими сутками непосредственных свидетелей и соучастников серии убийств становится все меньше. - Не все ли равно, если нам известно где они, - многозначительный взгляд на небо за окном. - Если бы. На их месте я бы занялась поисками других групп. По-хорошему, надо проследить за каждым. - Понимаю. Но почему бы нам, в таком случае, не начать самостоятельное расследование. Должны же были остаться в квартире на Феникс-роуд хоть какие-то следы? - Я все там обыскала. Ничего не нашлось. Эти ребята умеют хранить тайны. - Паршиво. Но, что если мы последуем примеру наших неудачников из сквера на Аргайл-стрит и в свою очередь побываем в квартире Мэри? - Я уже думала над этим. У меня и нужный человек на примете есть. Но… - Что за «но»? - Скажем так, я предпочла бы обойтись своими силами. - А потерять время не боишься? Девчонка поджимает губы. - Посмотрим, как пойдет. Для начала я переговорю с Мэри. - Она может заподозрить… - Думаю, она уже заподозрила. Поэтому мы, в любом случае, лезть к ней в дом сами не будем. Но вот поторговаться, может, и получиться. Дай мне визитку твоего парня. - Предложишь ей самой с ним встретиться? - Да. Думаю, сторговаться за пять имен. Он качает головой. Шансов мало. - От всей души желаю удачи. *** Старинные часы скупо отсчитывают десять вялых дребезжащих ударов. С последним он переступает порог кабинета Пия. И несколько раз оглядывается по сторонам, не веря, что всегда пунктуальный падре сегодня не пришел на встречу. Один из секретарей представительства милостиво разрешает подождать в приемной. Небольшая комната, с натюрмортами на стенах, персидским ковром, в котором утопаешь по щиколотку, глубокими креслами и мягким полумраком очевидно призвана усыпить бдительность гостя иезуитского гнезда. Он садится у журнального столика, берет в руки сверкающее глянцем издание, перелистывает несколько пестрящих фотографиями и графиками страниц. Скучно. Как же скучно. Картины, нарисованные без души, кажутся плоскими, интервью с финансистом N-ской компании - бессодержательным, вежливость секретаря - напускной. Он почти что засыпает, убаюканный тишиной, когда в нос ударяет приторный до удушливости аромат. - Вас ждут, - объявляет незнакомый молодой человек с темными бегающими глазками и идет к двери. Он рывком поднимается на ноги, провожаемый взглядом секретаря, выходит в коридор. Парфюм окутывает сладким облаком и следует за ним и его провожатым по коридорам и комнатам, навевая воспоминания о тщательно скрытом обыске и разговоре с горничной, о брошенном сквозь смех: «Не, это не одна женщина в своем уме на себя не прыснет». Последний кусочек мозаики занимает свое место, когда он видит глаза отца Пия, беспокойные, растерянные, испуганные на окаменевшем в беспристрастной маске лице. Приклеенная улыбка не выдерживает и минуты. Реферат пролистывается скорее для проформы и откладывается на край стола. Взгляд, перед тем, как остановиться на нем, обегает книжные полки, переплетение веток за окном, сложный узор на тяжелых гардинах: - Вижу, вы закончили работу в срок, несмотря на учебу, - говорит, наконец, падре. - Будучи постоянным посетителем двух крупнейших мировых библиотек это не сложно. - Однако, вы пропустили несколько учебных дней. - Я перепишу конспекты. Каюсь, исследование захватило меня. - Мечтаете о карьере ученого? - Мечтаю быть полезным матери церкви, чем бы мне не пришлось заниматься. - Умеете давать правильные ответы. - Говорю, как верую. - Интересная формулировка. Не «думаю», а именно «верую». Другими словами, говорю от чистого сердца. Это вы хотели сказать? - Да, святой отец. - Хорошо, - падре замолкает. Ни о том они говорят, не о том. И неловкость этого разговора возрастает с каждой минутой. Разговора, который, по расчетам падре, не должен был состояться вовсе. - Со следующей недели, - говорит отец Пий и словно сам не верит своим словам, - вы приступите к работе здесь, в представительстве Ватикана. Будьте готовы совмещать занятия и свои новые обязанности в качестве служащего архива. В понедельник я жду вас в четыре. Поговорим о вашей стажировке и перспективах. Свободны. Тошнотворный аромат вновь провожает его по коридорам вплоть до выхода из здания. А взгляд бегающих глазок - до конца улицы, на углу которой секретарь из приемной торопливо курит тонкую черную сигарету, воровато оглядываясь по сторонам. - Помощник Пия засел в прихожей, - сообщает он курильщику. - Дерьмо, Господи прости, - ругается тот. – До всего ему есть дело. - Ну, у нас любопытством каждый второй отличается. - Само собой. Но этот уже всех достал. Марк. Он пожимает протянутую руку. - Энрико. Что нравы, что погодка, - кивок в сторону наливающейся свинцом тучи, - у вас тут не очень. - Не говори. Я вообще сам из Кельна, второй год тут. Никак не привыкну. - А я надеюсь через пару месяцев домой вернуться. - Молись, чтоб повезло. - Что, Пий лютует? - Не то, чтоб очень. Просто с чертовым иезуитом ухо приходится держать востро. Не приведи Бог ляпнешь что-то не то или не ко времени. Мало не покажется. Натравит своего пса – и будет тебе веселая жизнь. - В смысле, натравит? - Зовут это чудо природы Льюис. В разгребании чужого грязного белья лучше него никого не сыщешь. Немало людей уже поплатилось своей карьерой при его содействии. Это он позвал тебя сегодня к Пию. - Неужели? Ему же лет двадцать пять от силы. - Тридцать три не хочешь?! Выглядит просто, сволочь, моложаво. - Вот как? - Да, своей внешности уделяет немало внимания. О нем тут даже всякие слухи ходили, да вот доказать ничего не получилось. - Ясно. Спасибо, что предупредил, брат. - Да не за что. Заглядывай, а то в здешних стенах и поговорить нормально не с кем. *** - Значит падре Пий свое духовное чадо невзлюбил? И почему же? Что успел уже натворить его прилежный сын? - Дома не ночевал Девчонка удивленно выгибает бровь, оглядывает с ног до головы: - А по внешнему виду и не скажешь… - Я уже говорил тебе… - А может быть я столь же недоверчива, как и отец Пий. - Леди Хеллсинг, давайте поговорим о деле! - А что тут говорить. Вести себя надо прилично. - Хватит! - Ну, не сердись. По большому счету проследить надо было бы за твоим отцом. Мало ли, что ему в голову взбрело на твой счет. И что забыл в твоей комнате его помощник? Не доказательства же плотских утех искал он в письменном столе и грудах твоей богословской литературы. Сдается мне, интересовало его отнюдь не твое безнравственное поведение. И с этим тебе предстоит разбираться в одиночку. Я в ваши ватиканские разборки лезть не собираюсь. - И ты ни на секунду не допускаешь, что Пий может быть связан с вампирами? - Конечно, все может быть. Слушай, а у тебя на родине не осталось каких-нибудь друзей или доверенных лиц, могущих что-нибудь накопать на твоего падре? Юмие и Хейнкель, отец Андерсон - эти имена возникают в голове первыми. Короткий список лиц, которым он хоть сколько-нибудь доверяет в этой жизни. Лучше всего, пожалуй, подойдет Хейнкель. - Где можно позвонить так, чтобы не засекли? - На тренировке у Тадеуша. Что-то давно мы туда не наведывались. - Я сообщил, что заболел. - А я внезапно решила укреплять здоровье на юге Италии. - Значит, пришла пора выздороветь? - Для тебя - да. А я отправлюсь на свидание с Мэри. Может, удастся договориться. - А расследование? - Расшифровка бумаг из сейфа еще не готова, соседи вампиров почти ничего не знают. Удалось только несколько портретов составить. И то, свидетели не уверены, что виденные ими люди выглядели именно так. - Ух ты. Да среди множества твоих талантов еще и талант художника наличествует. Девчонка пожимает плечами. - Нет, правда, неплохо нарисовано. - Главное, чтобы пользу принесло. - А картины ты, часом, не рисуешь? - Зачем? - Ну как же? А самовыражение? - Самовыражаюсь с помощью шпаги и головы на плечах. Этого мне достаточно. - Да уж, романтичная ты особа. - Весьма. Свидания с вампирами под луной меня очень и очень привлекают. - Тебя, но не вампиров. Огонек в глазах девчонки пугает, но не останавливает. - А такой способ самовыражения – семейная черта или трагическое исключение? - Гены. У меня беспокойная семейка. - И родственников не волнуют твои увлечения? - Я сирота. - Извини. - Ничего. - Ну а твой дворецкий… - Ни о чем, надеюсь, не подозревает. - Вот как? - Выкручиваюсь. Прикрываясь то секцией, то визитами к подругам… - Почему? Девчонка молчит. - Ладно. В таком случае я пойду на тренировку, а тебе желаю удачи. Встретимся здесь же, в моем номере. Расскажешь, как прошли переговоры. *** - Здравствуй, Энрико. В голосе Хайнкель ни капли удивления. Словно они каждый день созваниваются. - Как вы там с Юмико? - Все хорошо, спасибо. Тон излишне вежливый. Не знай он Хайнкель, подумал бы, что давняя подруга на него в обиде. Искусство беседы для этой урожденной немки с детства заключалось в четких ответах на поставленные вопросы. - Отец Андерсон? - Жив и здоров. По-прежнему все свободное время уделяет приюту. - Ясно. У меня к тебе дело, - пора заканчивать со вступлением, иначе Тадеуш разорится на телефонной связи. - Можешь поискать информацию по отцу Пию из Лондонского представительства Ватикана? - Что-то конкретное? - Все, что соберешь. Любопытный тип, лезущий куда не следует. Интересовался моими связями с вашим ведомством. - Да? - голос Хайнкель для посторонних по-прежнему спокоен, но его ухо легко различает напряженные нотки. – Хорошо, я попытаюсь что-нибудь накопать. Постарайся избегать встреч с ним… - …и любых разговоров о вашей конторе. Понял. - Знаю. Добавлю только, что будь осторожен. Нежность по-хайнкелевски. - Уверен, Пий - иезуит, - говорит он не к месту. - Поняла. Скажи, как с тобой можно связаться. - Я сам позвоню тебе завтра в это же время. - Ладно. Буду ждать твоего звонка. *** Запах дорого табака въестся, наверное, в стены его номера намертво, как никотин в легкие девчонки. И как это отец Пий пропустил сигаретный дух, пропитавший всю одежду подчиненного и успешно справляющийся с парфюмерной атакой Льюиса. Право, собственная репутация молодого священнослужителя может немало пострадать из-за такой мелочи. Впрочем, если горничная переметнется к старым хозяевам, она и вовсе рухнет, ибо столь частые визиты лица женского пола в часы вечерние для выпускника семинарии непростительны. Уже собираясь посвятить Хеллсинг в эти размышления, навеянные табачным дымом, он так и замирает на пороге при виде окаменевшего лица посетительницы. - Что выкинула Мэри? – спрашивает, подсаживаясь на диван к девчонке. - Ничего. Просто отказалась от сделки, которую я ей предложила. - Но она же понимает, что время не на её стороне. - Понимает. А также понимает, что нам промедление обойдется дороже. Теперь она требует еще и деньги в качестве «моральной компенсации» за каждый день разлуки со своим блокнотом. - Не мы его похищали… - Ей это объясняй, не мне. - Но, если все свидетели умрут, возвращать ей вырванные страницы вообще никто не будет. Чего же она добивается? - Думаю, в этом случае она найдет их сама. Потратит время, деньги, силы, но найдет. Думаю, кое-какая информация о вломившихся к ней в квартиру у Мэри уже имеется. - Это риск. - Наша сделка - тоже. Я предлагала сходить в бар на встречу вместе с ней, но она только рассмеялась. - Ладно. Значит в худшем случае фамилии станут нам известны только в следующую пятницу. - Это еще не в самом худшем случае. Не забывай, мы не знаем где страницы блокнота сейчас. И что на них могут обнаружить. А уж предполагать, как поступят с расшифрованным материалом и вовсе дело безнадежное. - Кстати, о расшифровке. Где сейчас книга из Лондонской библиотеки? - Под надежным присмотром одного моего знакомого. - И кто он? - Да так, иностранец. Верный, как пес. - Любопытство ему свойственно? - Пожалуй да. Но сейчас ему не до наших секретов. - Это хорошо. - Очень. Этот… тип лучше любого сейфа. - А дедуля-дворецкий? - Не в этом случае. Он и любопытный, и время для удовлетворения своего любопытства всегда найдет. - Ясно. Что мы предпримем дальше? - Взлом и ограбление наоборот. - То есть? - Выходи завтра на утреннюю пробежку. Повеселимся.