there is no such

В школе всё было по-прежнему. Толпы учеников бродили по зданию, что-то обсуждая. Кто-то обсуждал новую игру в мобильных маркетах, кто-то комментировал парней, а то и девушек. Меня это не интересовало. Я же предпочитаю стоять у окна и думать о своём. Ну, или читать параграф учебника, который не готовила дома. Это как стиль жизни. Со звонком, класс столпился около кабинета биологии и через несколько минут нас пустили. Мистер Ослопп недружелюбно взглянул на сборище подростков и отошёл от дверного проёма, чтобы мы зашли. Его косой взгляд успел обогнуть и меня, но я старалась не обращать на этого отдельного интереса и проследовала к своему месту. Моя радость на каждом уроке заключалась в том, что моё место находится у окна, где можно витать в облаках. В последнее время я так и действовала. Нельзя было сказать, что природоведенье прошло на «ура», но и не плохо. Учитель, педагог средних лет, ловко подшучивал над классом, при этом даже не улыбаясь. В этом его и фишка. Мужчина объяснял материал, переменно издавая всякие шуточки на двоечниками нашего класса. Не доносит удовольствия, что мы раздельно посещаем на биологию с Линой. Я не могу наблюдать, как она выбегает из класса в слезах из-за подкола учителя. Было бы весело. Оставались только физика, математика и литература. Три ужасных придмета. Нет, почему, литература была не такой уж и плохой. Миссис Купер была доброй женщиной, которая рассказывала про произведения без возгласов и криков. Некоторые её и благотворили только из-за этого. Её добродушный характер и идеальный подход к ученикам. Ну, я так его называла. Когда некоторые ученики бесились из-за отрицательных оценок(и в этом списке есть Лина), что она спокойно пускала колкие фразочки. Воспоминания пробираются в голову и становится смешно. Литература подходит к концу и я, срываясь с места, спешу к выходу из надоедливого кабинета. Желание встретить Энди чуть ли не выпригивало из груди. Возможно он становился прежним и меня это утешает. — Мэри! — знакомый голос растворяется в орде тел и казался очень злым. Опять веселит. Я шла на исходный звук. Сборище растворялось и мне становилось видно владельца столь громкого звона. Тёмные волосы, перебросанные набок; голубые, цвета светлого неба, глаза и тату на шее. Боже, он чертовски привлекателен. — Мэри, фух, — пытался отдышаться он. — Наконец я тебя нашёл, — он так и не привёл дыхание в порядок, но пытался это сделать всеми силами. Я пустила смешок. — Почему ты не мог подождать меня на улице? — поинтересовалась я у Бирсака. Тот покачал плечами. — Тебя хотел увидеть, — улыбнулся он чеширской улыбкой и отнял меня за талию. Через минуту мы слились в сладком поцелуе, но, как потом оказалось, за нами наблюдали. — Мать твою, вообще покоя не даёт, — он закатил глаза от нахлынувшего раздражения, но быстро придя в себя, повёл меня к выходу. — Сегодня солнечный день, — пролепетала я, глазя на небо. Солнце было ярким и я жмурилась от лучников, что скользили по моему лицу. — Да, а ведь ещё и завтра выходные, уууу, — протянул он, показывая радость на физиономии. Меня смутило, что он именно показывал. На долю секунды, показалось, что это не правда, но я не придала никакое к этому значение. Мы сели в его машину и поехали домой. Энди всё время переключал долбанное радио, которое, честно говоря, мне уже поднаедало. Как только его рука снова протянулась к заветным кнопочкам, я не выдержала. — Что-то не так? — спросила я, смотря на водителя. Его лицо было напряжённым. Теперь он от меня просто так не отвертится, ибо я уже всё заметила. — Энди, — сказала я его имя более настойчивее. — Да, Мэри? — он не сводил глаза с дороги. — Что-то не так? — повторила я свой вопрос. На глазах Эндрю появились маленькие капли слёз. — М-мама...о-она умер-рла, — он привысил скорость у автомобиля, что напугало меня. — Энди, успокойся, — моя рука легла на его плечо, желая успокоить, но тот не поддавался. Он молчал и сдавливал педаль газа ещё сильнее. Я вцепилась руками в поручни, приговаривая его имя: — Энди, пожалуйста, — уже плакала я. Он будто не видел моей плоти, не сбавлял поспешность. Я слышала сигналы других авто, что твердили об опастности, но Бирсак так же не реагировал. Тело тряслось, словно осиновый лист под ветром. Сейчас решается моя жизнь. Я чувствую, как умираю.