Маскарад Вампиров: Противостояние.

Когда Сай записывал на студии очередную песню, где он мягко и вкрадчиво пел в микрофон о том, что заставляло любую девушку терять голову, его взгляд становился настолько многообещающим, что даже ей становилось дурно — причем она отлично была осведомлена о масштабах трагедии в его штанах и в принципе не была согласна на такие габариты, ибо ни одна женщина в здравом уме не решилась бы ощутить себя бабочкой, насаженной на коллекционную шпажку — из чего следовал логичный вывод: среди его фанаток были одни шизанутые. Когда Сай пел, как сейчас, на разрыв, глоткой, четко контролируя каждый звук, каждый выдох в микрофон — у него на шее вздувались вены в полпальца толщиной, и бля, от ассоциативного ряда тоже становилось дурно, ибо Карин была отлично осведомлена, как выглядит стоящий хуй, и, как и любую женщину, ее выносило к херам, из чего следовал логичный вывод: она танцевала так, как будто трахалась. И из этого тоже был совершенно логичный вывод: если в клубе был хоть один парень с эректильной дисфункцией, то прямо сейчас Карин была доктором, при виде которого стоял просто отменно. Она не смотрела на него, он был ей не нужен; ей были нужны басы, надрывающиеся лады электрогитары, его рвущий к чертям самоконтроль голос, и взгляды. Много, очень много восхищенных, возбужденных взглядов, направленных на нее — вот что она вкладывала в танец — свою душу. Без прикрас, без ложной скромности, без ограничителей; когда она танцевала, двигалась ее душа, и было наплевать, чьи взгляды оценивают ее и смотрят на нее; ничего, кроме восторга и возбуждения, ее танцы вызывать не могли, тем более, когда Сай пел практически о ней: «Танец порнозвезды» не была ее любимой песней, но определенно входила в двадцатку ее любимых. Сакура успела распознать их связку, разученную буквально из-под палки как раз для таких выходов в клуб, и вовремя включилась; два медленных, синхронных шпагата привели толпящихся у стойки людей в бешеный восторг, их подбодряли вопли и выкрики, а Карин, широким движением сведя ноги вместе и закинув одну на другую, откинув голову и подмигнув в пустоту, едва не сбилась с ритма: там, за беснующейся толпой, в тени винтовой лестницы неоном светилась надпись «ГЕЕННА В МОЕЙ ГОЛОВЕ», частично скрытая скрещенными на груди руками. Ну-ну. Вот и смотри теперь. Думай о том, что видел меня практически голой. Думай о том, как тебе было позволено все — а ты не воспользовался шансом. Второго не будет. Что-ж, от возможной провокации бедного психа это не спасало; Карин буквально закипела, представив, как он рвет на своей безумной башке седые волосы, осознавая, чего лишился, и если до этого она танцевала так, как будто от этого зависела ее жизнь, то теперь все стало иначе — от ее танца зависело ее самолюбие, что было гораздо важнее какой-то там жизни. Ино не могла угнаться за ними, не зная их связок, но стоило отметить — она танцевала очень неплохо для непрофессиональной танцовщицы, да и внешность скрадывала недоработки движений; наблюдая за ней краем глаза, не забывая слать агрессивно-пошлые улыбки в пространство под лестницей, Карин мысленно решила, что преподаст вампирше пару уроков, чтобы сделать ее звездой любой вечеринки. И черт с ним, что она из кровососов; девка сама по себе неплохая, красивая очень, не обделена мозгом и знает, кого выбирать себе в кумиры, а Карин это ценила в людях. Пусть далеко не во всем, но на нее можно было равняться; каждый день тренировки, относительно правильное питание и сила воли, чтобы это соблюдать, заслуживали уважения, плюс в свои двадцать с хвостиком она построила неплохую карьеру, развивая свой талант, так что… Сай, когда песня закончилась, к ним не спустился, насладившись вдоволь аплодисментами и продолжив диджействовать за пультом, врубая трек за треком, не дававшим публике расслабиться и почти заставляя их танцевать; сначала он доведет всех до изнеможения, после включит расслабон на пару песен, выберет в притихшем пруду рыбку себе по вкусу и удалится, поставив плейлист на авто; эта тактика была ей давно известна, он уже года три так развлекался. Ино была настолько возбуждена происходящим, что буквально врезалась в нее, спускаясь со стойки:  — Бля! Потрясно! — поделилась она впечатлениями, на что Карин хитро улыбнулась:  — Это только начало.  — Как? Как тебе удается так танцевать?! — не унималась она. — Это же магия какая-то! Я едва не села, чтобы смотреть на тебя! Сакура двинулась в сторону лестницы на балкон, коротко крикнув, что пошла выпить, а Карин ляпнула:  — Просто танцуешь под бас, как под удары своего сердца, — без задней мысли, без подъеба, и только уже сказав, осознала фатальность ошибки; Ино растерялась, опустила глаза и поникла; бля, не стоило это говорить. Она на самом деле забыла, что с вампиром разговаривает, а они же трупаки. У трупаков сердце не бьется.  — Значит, мне не дано, — слова Ино скрадывала громкая музыка, но по ее горькой улыбке легко было понять, что ее задело. Она хотела поделиться своей фишкой, а вышло пиздец неловко. И вдруг пришло озарение:  — Дано, еще как. Пойдем, — она схватила Ино за холодное запястье и поволокла на танцпол, с каждым шагом, приближающим их к полутораметровой колонке у сцены, понимая, что все может получиться. Ино непонимающе уставилась на нее, когда Карин почти обняла ее и прямо в ухо сказала: — Ощути музыку телом. Пусть она будет твоим сердцебиением. И мягко, своим телом, прижала ее к колонке, к туго бьющему сабвуферу, ощущая ударные волны звука и баса, пронизывающего насквозь. Ино не понимала. Ино растерялась еще больше, замерев, и Карин упрямо нахмурилась — как она может не слышать? Как может не чувствовать? Даже глухие танцуют под басы, а она-то слышит. Нет, так не бывает — она даже Сакуру заставила танцевать, а уж Ино и подавно раскачает. И она без стеснения и брезгливости — черт, ну не похожа Ино на обычного кровососущего монстра из рассказов! — положила ее ледяные руки на свое тело, не отстраняясь, и начала четко, мощными толчками, двигаться — Ино ошалело уставилась на свои руки, казавшиеся на фоне довольно смуглой кожи Карин серыми. А в глазах непонимание медленно, постепенно начало отступать под натиском осознания. Уже сама положила руки Карин на плечи; она одобрительно хмыкнула, начав описывать круги грудной клеткой, так, чтобы каждый толчок под бас отдавался в плечи, чтобы Ино могла прочувствовать, как пело ее тело в такт, и сама прижала ее бедра к своим, не задумываясь, как пикантно это может выглядеть со стороны, помогая подстроиться под ритм, бьющий из-за спины Ино. Удивительно, как то, что для Карин казалось обыденностью, стало для Ино откровением.  — А когда домой вернемся, — прокричала Карин ей в ухо, почти оглушенная громкостью колонки, — я тебе покажу пару фишечек. Ни один мужик перед тобой не устоит, отвечаю. Пару песен вот так, почти вплотную друг к другу и долбящей по барабанным перепонкам колонке, утомили их обеих, и Карин жестом показала, что хочет наверх, на что Ино кивнула; на балконе было намного тише, но в ушах еще гудело, так что все равно приходилось орать:  — Когда танцуешь, ты должна представлять, как все вокруг тебя хотят, — поделилась она, на округлившиеся глаза Ино развратно улыбнувшись: — да-а, именно так. Если ты сама веришь, что все вокруг хотят тебя, что хотят настолько, что начнут через пару секунд расчехляться прямо здесь, то так и будет в их головах. Я всегда представляю, когда танцую некоторые стили, как они готовы рвать друг другу глотки за право первым войти, так сказать, — она хихикнула, поняв, что вот сейчас Ино бы покраснела, как рак, если бы сосуды не шалили. Ей нравилось ставить окружающих в неловкое положение своей откровенностью. Особенно, когда рядом не было голоса совести по имени Наруто.  — В чем удовольствие наблюдать за огнем, зная, что тебя он не обожжет? Она отшатнулась, упершись грудью в столешницу и чуть повернула голову, чтобы убедиться, что ей не померещилось; Суйгецу даже не смотрел на нее, заинтересованный больше в происходящем на танцполе под ними, но Карин было не провести; на нее накатила злость, такая, что ее зубы почти скрипнули, когда она тихо выпалила:  — Не ты ли сам побоялся обжечься? Он, конечно, не услышал; музыка играла слишком громко, чтобы можно было услышать. Ино уже тоже переключила внимание, лениво потягивая через трубочку какой-то коктейль, вообще не похожий на кровь, и слегка пританцовывала плечами — осваивала полученный урок. Но Карин уже была не здесь. Она раз за разом прокручивала в голове свое поведение в бассейне под особняком, пытаясь распознать тот момент, за который теперь было мучительно стыдно; чувство стыда у нее в целом не было задействовано, так что оно доставляло ей особый дискомфорт теперь, когда хотелось снова увидеть восхищенный взгляд фиалковых глаз, снова хотелось услышать безумный лепет восторга, вызванного ей и никем более, но — блядский выродок! — вместо того, чтобы смотреть на нее, хотя бы так, как за столом, или вообще просто посмотреть на нее, он как будто нарочно делал вид, что ее рядом даже нет. Как будто она — ничто, пустое место, одна из сотен таких же, танцующих внизу, снующих по балкону, одна из. Настроение резко упало. Она оглянулась в поисках Сакуры, но ее на балконе не было, как и не было возле пульта рядом с Саем, зато была какая-то блондинка с отросшими корнями, и нос ее было видно, наверное, с Юпитера без телескопа. Может, он представлял ее более целомудренной и непорочной, и ее откровенность его разочаровала? Пиздец, зачем она продолжает думать об этом?! Нужно срочно переключиться. Наметанный взгляд просканировал толпу — нет, определенно никого стоящего, с кем можно было бы расслабиться. Была парочка хорошеньких, но с них самолюбование перло такое, что впору было захлебнуться во время поцелуя — такие, как правило, через две минуты довольно стягивали презик с очень удивленным видом, что ты кончить не успела. Ей хватило одного такого, чтобы понять фишку всей породы. Еще один, постарше, весьма презентабельный, был запримечен еще во время танцев на стойке, но такого рода мужиков она просекла даже без секса — брошенка, успешный, но несчастный, будет три часа рассказывать о бывшей подружке или жене, между делом упомянув про разбитый Ламборгини, а потом скромно предложит поехать к нему, но не настойчиво, через предложение уверяя, что если она не хочет… На третьем пассаже про «не хочет» Карин и правда, расхотела и ушла в закат, навсегда сделав себе в памяти зарубку о мужиках в дорогих костюмах. А больше-то и глаз было положить не на кого. Либо по парам, либо геи, либо странные сверх меры. Но блин, он же буквально жрал ее взглядом, пока она танцевала! Блядский! Опять! Сакура появилась, как нельзя кстати, очень уверенной походкой подойдя к ним и, наклонившись, чтобы обе слышали, спросив:  — Домой не хочешь?  — Легко, блять, — брякнула Карин, впервые порадовавшись, что вечер кончается раньше, чем планировалось. Ино удивленно посмотрела на них:  — Что-то случилось? Чего так рано?  — Я немного устала, — без запинки соврала Сакура, вызвав у Карин легкое недоумение: когда Сакура начала так беззастенчиво врать? Ее выносливость была на грани фантастики даже для оборотней, а тут потанцевала часик, сама причем всех вытащив, и устала? Ну, пиздеж чистой воды. — Сай, кажется, был прав, мне не стоило сегодня выбираться. Хочу спать, но я могу и сама уехать, если что, вы оставайтесь.  — Не, я тоже пас, — поддержала Карин, и Ино расстроено надула губы, едва не заставив ее передумать. — Если что, Сай наверняка останется до конца, — Сакура понимающе скривила губы, едва заметно заиграв желваками, — так что возвращайтесь с ним. А мы домой. Вечер был крут, и ты красотка, — Карин встала, по инерции чмокнув Ино в щеку, не сразу вспомнив, с кем милуется, но смущаться или хмуриться времени не было, настолько шустро Сакура ломанулась к выходу — пришлось практически бежать за ней, расталкивая на ходу людей. После духоты клуба на улице показалось очень холодно, и Карин зябко поежилась; такси на горизонте не было, и она изрядно охерела — обычно Сакура всегда выходит уже тогда, когда машина ждет у входа, а тут…  — И че случилось? — без обиняков спросила она, натягивая короткий топ пониже на живот в тщетной попытке закрыться от ледяного ветра.  — А? Ничего, — опять спиздела без раздумий.  — Не, нихуя, так не пойдет. Говори, как есть, ок? И так темнить начала последнее время. Сакура как будто задумалась, неосознанно потирая шею несвойственным ей движением, и подняла на нее глаза — спокойные, чересчур честные, как всегда, когда она умалчивала о неприятностях, считая, что жаловаться не имеет права.  — Серьезно. Я в порядке. Ничего не случилось. Просто меня пытались убить недавно, и я…  — Бла-бла, Саку. Не пизди мне. Я тебя знаю слишком хорошо, чтобы в это поверить.  — Сай опять с женщиной. А вот это уже было похоже на правду. Конечно, не покидало ощущение, что это все — просто отмазки, а баб у Сая, как трусов неделька, на каждый день по новой паре, и это ни для кого не новость, особенно для живущей с ним Сакуры. Карин в этом вопросе никогда ее не понимала. Отношения Сакуры и Сая были вообще для нее непонятны и странны, ведь что Сакуре стоило выбрать себе другого? На нее пускали слюни лучшие самцы общины, добивались ее внимания и неизбежно оставались задвинуты на второй план, когда она неизменно твердила, что пока не определится с парой, Сай останется ее самцом — и это с ее стороны было неким принуждением. Отказать самке в защите и покровительстве, если сам без пары, было нельзя. Сай был без пары. Конечно, Сакуре неоднократно бросали вызов девки, желающие заграбастать Сая в свои когтистые лапки, и вовсе не из платонических побуждений, но последний раз это было довольно давно, а ту, последнюю, еще месяц из реанимации не выпускали, даже регенерация не помогала. Автокатастрофа, автокатастрофа. Как же — Сакура по ней прошлась похлеще асфальтоукладчика, поставив точку в вопросе, чьим покровителем будет Сай, пока она сама не захочет его отпустить. Она тогда, кажется, ноготь сломала. На ноге. Впрочем, это не мешало ей закрывать глаза на очевидное отсутствие у него интереса к ней, как к женщине. При этом Сай и правда ее любил — носочки одевал, на ранки дул, спинку мял, голову мыл. Почти любой каприз исполнял, благо, что Сакура не капризная. Не раз говорил, что лучшей женщины свет не видывал, засосать мог так, что у очевидцев сердце ёкало, но тем не менее. В одной постели спят, блять, а сами ни гу-гу. Удивительно.  — Ладно, — потянула она таким тоном, чтобы у Сакуры не осталось сомнений — она ей не поверила, но сделала вид, памятуя о святости личного пространства, в котором ебля мозгов категорически запрещена. Они почти двадцать минут ждали, когда к парковке у клуба подъедет такси, потому что Сакура была без телефона, а Карин его привычно оставила дома, и как назло — никто из посетителей не выходил на улицу, позвонить и вызвать было не от кого, а назад возвращаться Сакура не захотела; Карин осталась с ней из чистого упрямства, не желая выглядеть глупо. Мало ли, вдруг этот седой психушник там шляется, еще увидит, а сталкиваться с ним вообще не хотелось. В такси удалось согреться. Пока они ехали, водитель раз сорок пытался завязать с ними разговор, что под конец поездки уже выбешивало настолько, что Карин, не выдержав, пригрозила, что за каждый вопрос будет вычитать от счетчика по сорок центов, и это урезонило любопытного таксиста. Но настроение было испорчено безвозвратно. Они вместе дошли до спален, Сакура, едва ее голова коснулась подушки, уснула, а вот шило в жопе у Карин никак не унималось, впиваясь, кажется, до самой макушки; она пролистала ленту новостей в телефоне, бросила в Инстаграм еще пару фоточек Сакуры и Сая по отдельности, поставив заранее заготовленные хэштеги, умылась, слишком резко дернув кран и окатив себя водой, матернулась. Прислушалась к себе. Спать не хотелось, режим пошел по одному месту, а вот пожрать она не отказалась бы — за ужином даже пожрать нормально не удалось, так пристально на нее пырился Сук… Суйгецу. Сука. Мысленно застонав, представив себе, как она будет искать в этих лабиринтах кухню, вышла из комнаты, тщательно вспоминая маршрут до холла, и едва не взвизгнула от радости, увидев знакомую входную дверь — добралась! Из холла найти путь на кухню было уже не такой проблемой, она уже поняла, где в прошлый раз не там свернула, напоровшись на злосчастный спуск в бассейн, и уже через десять минут на сковородке бодро шипел бекончик и яйца, пока она вилкой выковыривала мякоть из грейпфрута, имитируя смузи. Запах был охуителен, желудок благодарно и требовательно урчал, а когда первый кусочек приготовленного коснулся ее языка, все проблемы отошли на второй план, уступив место более рациональным и приятным мыслям. Подбирая расплывшийся желток кусочком хлеба, она чуть склонила голову, дирижируя себе вилкой — вот что, по большому счету, случилось? Псих больной не захотел с ней спать? Так он же больной, разумеется, у него проблемы не только с головой, но и с шишкой. Позориться не захотел, и вода была холодная. С чего она вообще решила, что проблема в ней? Нет никакой проблемы. Она при желании даже часы может завести так, что стрелка встанет, что уж говорить о нормальных, здоровых парнях — живых, мать его, парнях. Даже к лучшему, что так получилось — вот за что было бы пожизненно стыдно, это что дала вампиру. Вампиру. Кровососу. Выкидышу могильному. Как бы она своему отражению в зеркале в глаза смотрела? Это не то что дико, это вообще противоестественно, трахаться с трупами. Бес попутал, как Сакура говорит — точно, именно так. Попутала немного. Приняла жалость к убогому за влечение. Досталось ему — и умом тронутый, и шрамы эти, а она-то добрая, человечная, прекрасная девушка, красавица, вообще золотце — и кому она такая достанется? А еще она умеет шпагат поперечный и яичницу готовить — сплошные таланты, ни одного изъяна. Кажется, надо разбавить ее добродетельность какой-нибудь перчинкой, а то и правда, может, хорошие мужики не попадаются, потому что подойти боятся, думая, что не потянут такое сокровище? Вот поэтому она и не помоет за собой посуду. Нет, не так — даже со стола не уберет. У этих вампиров тут полный дом рабов, пусть развлекаются. Едва вилка опустилась на опустевшую тарелку, как загривок прошила знакомая дрожь; вампир. Жаль, она не умела по запаху определять, кто конкретно, но может, Ино решила вернуться пораньше? Или Саске — она его не видела с того момента, как танцевать пошли, он вообще может уехал сразу и теперь кровушки хочет? При мысли о Саске дернуло — все еще не могла поверить, что он ей мозг поджарил, а потом еще и вел себя, как ни в чем не бывало. Если бы не Сакура, убила бы, а так, вроде и благодарность испытывала, что он помог, хотя был не обязан. Но нет, судьба над ней явно потешалась, ведь не трудно догадаться, какого именно вампира притащило к ней на кухню — Суйгецу застыл в дверях, недоверчиво уставившись на нее, как будто пытался понять, правда ли она перед ним или ему кажется, и медленно, с нажимом произнес:  — Я не боюсь обжечься.  — Чего, блять?  — Я не боюсь обжечься, — еще спокойнее повторил он, приближаясь.  — А что же тогда не обжегся? — ненавидела себя за обиду, прозвучавшую в вопросе.  — Я боюсь его погасить. И в его глазах вдруг вспыхнуло что-то, что действительно испугало. Прямо испугало — вот секунду назад был спокоен, даже растерян, — сейчас на нее смотрели глаза темные, хищные, и цвет тут был ни при чем. Подобрался, как перед прыжком; футболка не могла скрыть шею, напрягшиеся жилы, острый кадык, коротко дернувшийся, когда она сглотнула. Да что там в его башке вообще происходит? Ответ не заставил себя ждать: он буквально сдернул ее со стула, впечатав в стол; столешница больно врезалась в ягодицы, она коротко вскрикнула, но ее крик заглушил его рот, жадно впивавшийся в ее губы; она безуспешно попыталась вырваться, ощутив, как он схватил ее за волосы на затылке, сжимая в кулак и удерживая, другой рукой дернув на себя топ, не оставляя сомнений в своих намерениях. На глазах начали закипать слезы, она дергалась, сильно укусила его за губу, прокусив до крови, и он отстранился так же резко, как напал, отпустив и тут же рухнув на колени перед ней, закрыв рот ладонью:  — Прости, прости, я… так долго ждал… огонь исчез, ушло тепло, я не… Я так ждал, ждал, я так ждал, так долго, очень долго… Он замолчал. Карин от испуга не могла даже пошевелиться, хотя в глубине мозга билась истеричная мысль: «Бежать! Бежать! Он ебанный псих, надо БЕЖАТЬ!» Он усмехнулся. Даже глаза поднять не осмелился — так и сидел перед ней на коленях, только рука у рта мелко затряслась, когда он ее отнял, а на окровавленных губах застыла улыбка — неожиданно грустная. Неожиданно адекватная.  — Я знал, что все испорчу, — тихо, спокойно, с полным пониманием того, что и правда — все испортил. — Боялся этого, и вот… — Развел руками. Медленно встал — стараясь держаться от нее подальше, не желая напугать еще больше, — и двинулся к выходу, перед этим аккуратно подняв упавший стул, поставив на то место, где только что сам стоял на коленях; и что-то во всем этом, в этом жесте, в этих словах было настолько карикатурное, дурное, невозможное, что Карин почти взвыла, зарычав где-то в глубине глотки:  — Если ты. Уйдешь сейчас. Я тебя убью, — и когда он потухшим взглядом посмотрел на нее, зачем-то добавила: — или уйду с тобой. Он протянул к ней дрожащую руку.