Наруто и правда смотрелся
нелепо в этой майке, как будто он из грузчиков, а не из гостей; он уверенно отодвинул стул для Сакуры, и она села, кивнув в ответ поприветствовавшей их Ханаби, и спокойно смотрела, как Сай и Наруто занимают места по обе стороны от них с Карин.
Казалось,
все полсотни взглядов — за их столиком. Смотрят, обсуждают, трут.
Интересуются. И интерес этот — далеко за рамками здорового.
Хватило одного жеста сдержанного, всегда выверенного на людях Неджи, чтобы понять: пророчество —
бред. Надо бежать, бежать отсюда подальше, где слишком много вентру на квадратный метр, закинув ее на плечо и не слушая протестующих воплей, которые наверняка будут. Она ведь не может просто взять и послушаться, ей обязательно надо перечить.
Все предыдущие случаи ее покорности начисто выбелены из памяти.
Она —
слишком спокойна. Слишком хладнокровна, хотя не может не знать, что ее запах делает с ними; ее взаимодействие с Неджи показало это слишком отчетливо — она ощущала опиум, сочащийся из каждой поры ее тела, а ведь даже не-вентру изучали ее взглядами; не Карин, не Наруто, не Сая.
Ее.
А она задумчиво кусала губу, погрузившись в какие-то свои мысли, совершенно не замечая — или грамотно игнорируя? — всеобщее внимание, а потом наклонилась к Карин, шепотом спросив что-то, на что Карин удивленно вскинула брови и вполне нормальным голосом спросила:
— Зачем? Ты решила записаться на ноготочки в Нью-Йорке?
— Нет, просто… — уже тоже не шепотом, но тихо, на грани слышимости, еще и музыка эта. — Так есть или нет?
— Да, оставался вроде, — Карин уткнулась в свой телефон, Сакура достала свой, — но я все равно не…
— Я потом объясню, — с плохо скрытым раздражением осекла Сакура и тут подняла глаза, наткнувшись на его прямой взгляд; он и не думал таиться, чуть нахмурившись, наблюдая за ней, а она неожиданно для него резко опустила глаза, слегка покраснев; о, да неужели.
Так и хотелось задать ей вопрос, что это за шоу с Неджи она устроила, но не успел — Неджи уже шел к ним от президиума, за которым оставил Хинату, и, подойдя вплотную к столику, уведомил:
— Ля Круа желает видеть лидера оборотней.
— Ждите тут, — тут же поднялся Наруто, и Неджи едва заметно скривился, продолжая держать невозмутимое выражение лица, но Саске его понимал — запах от оборотней был жуткий, особенно с непривычки.
— Я с тобой, — тут же отозвалась Сакура, и Наруто коротко кивнул; сам не заметил, как почти грубо выдал:
—
Нет. Оставайся здесь.
Сакура спокойно посмотрела на него, опять медленно заливаясь румянцем, ничего общего со смущением не имеющим. Она разозлилась.
—
Не волнуйся за меня, — как-то слишком мягко и интимно, несмотря на нахмуренные брови; и тут Саске понял, в чем причина легкого тремора, возникшего некоторое время назад и которое он ошибочно списывал на гнев от ее выходки с Неджи — она
пахла намного сильнее обычного. Запах ее кожи буквально затопил все помещение, душа своей силой даже вонь остальных своих сородичей, вонь упырей и смертных.
На другом конце зала, к которому Сакура стояла спиной, он заметил Минг Жао — лидера восточных вампиров, вообще отношение к Камарилье не имеющих, — вставшую из-за стола и неприкрыто принюхавшуюся, направив узкие ноздри в их сторону; это выходило
за все известные ему рамки.
— Пойти с вами? — что-то случилось с его голосом; он стал ниже и тише.
— Присмотри за Карин,
пожалуйста, — она поняла; услышала тревогу, и ей это то ли польстило, то ли смутило; гнев из ее лица ушел, сменившись намеком на улыбку, но чертов сучара, конечно, не мог проигнорировать их диалог:
— Не переживай, куколка, я присмотрю за нашей маленькой заразой, — он обхватил хмыкнувшую Карин за плечи и улыбнулся во все тридцать два, перетягивая внимание Сакуры на себя; Саске слишком красноречиво прожег Сая взглядом, тут же стерев бешенство с лица, заметив, как ледяной взгляд Неджи с легким интересом блуждает между ними тремя.
— Я провожу, — Неджи при этом выразительно взглянул на него, коротко посмотрев в сторону выхода; Саске понял намек и едва заметно прикрыл глаза, показывая, что услышал невысказанную просьбу, и когда оборотни в сопровождении Неджи последовали за стол к Ля Круа, тяжело вздохнул.
— Я ненадолго, — сообщил он Ино и Ханаби, полностью игнорируя оставшихся за столом оборотней; Карин тут же перегнулась через Сая и коротко схватила его за рукав:
— Попроси принести что-нибудь выпить, если официант попадется.
Он кивнул. Карин его раздражала гораздо меньше, чем их смазливый певчик, хотя он молчал и улыбался — какая была бы красивая картина, если бы эти его
отбеленные зубки рассыпались по дорогой лакированной столешнице, он бы прям сфотографировал на память.
И это его
«куколка» по отношению к Сакуре выбешивало чрезвычайно.
Он прошел к уборным, больше для людей, нежели для вампиров, умывшись холодной водой и вымыв руки; стало немного спокойнее. Запах Сакуры просочился и сюда, как будто преследовал его по пятам — она и правда пахла необычно интенсивно. Возможно, вспотела — в помещении было довольно жарко, судя по снующим между столиками официантам, у некоторых рубашки прямо льнули к спинам и волосы на висках были влажными.
Прошло какое-то время, пока он вытер руки, перехватил одного из официантов, распорядившись насчет выпивки для Карин, и уже хотел было возвращаться назад, так и не дождавшись Неджи, как атмосфера изменилась; он тут же обернулся, увидев, как тот стремительно приближается к нему, показывая, чтобы они зашли за поворот коридора и из зала их не было видно, и Саске с неудовольствием проследовал за ним, остановившись в проходе и сложив руки на груди, ожидая. Неджи, воровато оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не видит и вряд ли слышит, вдруг схватил его за предплечье и шепотом заявил:
— Ты
в своем уме?
— О чем ты? — холодно, коротким рывком сбросив его руку и посмотрев прямо в льдисто-серые глаза, прищуренные и от чего-то бешено-злые.
— Ты
знаешь. Зачем ты
ее привел сюда? Ты хоть подумал, что может последовать за этим?
Саске отвел взгляд. Почти ненавидел себя за эту короткую слабость.
— Я выполнил требование Ля Круа, как и все остальные.
—
Остальные не могут чувствовать ее запах. — Неджи буквально трясся, продолжая оглядываться с каждой фразой, — А
ты — можешь. Как ты вообще додумался привести сюда травоядное? Тут большая часть присутствующих — вентру, как ты вообще…
— Я понятия не имел, что тут такое сборище, — огрызнулся Саске, тут же опешив: — что ты сказал?
Травоядное?
Неджи едва не хлопнул себя по лбу в бессильной ярости.
— Скажи, что ты не знал.
— Я не знал.
— Ты
не знал?
— Как много раз я должен повторить? Другой вопрос — откуда знаешь
ты?
В глазах Неджи промелькнула короткая вспышка, но Саске тоже владел наукой вентру, и ему не составило труда распознать эту эмоцию.
Паника.
— Я… Не важно. Ты…
— Так ты хочешь сказать, что
это шоу с ней устроил только потому, что так легко определил ее в травоядные? Потому такие
долгие взгляды и прочая ерунда? — Саске сам начинал злиться. Тут же перед глазами встало, как он едва не облизал ее ладонь, и было совершенно плевать, что он даже не коснулся ее губами.
— Не выдавай свою паранойю за действительность, — тут же закрылся Неджи, тоже сложив руки на груди.
Саске нахмурился, теперь прямо и без стеснения наблюдая, как меняются эмоции на лице Неджи. И неожиданно — как-то грязно и стыдно из чужого рта:
— Это
ты не бережешь свою женщину.
— Она
не моя женщина. — И ведь правда. Тогда почему так тошно стало, едва он это сказал?
— Хм… — Неджи коротко кивнул; длинная прядь волос качнулась вперед и легла ему на грудь, подчеркнутая белизной его рубашки — практически дресс-код сегодняшней ночи. — Тогда я, наверное,
не того укоряю за неосмотрительность.
— С чего ты взял, что оборотни бывают травоядные? — не унимался он, перехватив Неджи за руку и удержав на месте, едва тот выразил намерение закончить разговор. Тот на него посмотрел слишком спокойным взглядом. Уставшим. Такой, рано или поздно, появлялся у всех вентру, залезших по иерархической лестнице настолько высоко, что князя на вершине можно было почти коснуться рукой. И медленно, бесстрастно выдал истину, от которой у Саске появилось слишком много догадок — и при этом ни одной:
—
Знаю.
— Знаешь Сакуру? — не очень уверенно уточнил он, и по тому, как Неджи изменился в лице, вдруг понял — он
прав. — Что?! Откуда?
— Мы однажды с ней встречались, — Неджи снова выглянул, проверяя, что они по-прежнему одни. — Случайно.
— Она знала, что ты вампир?
— Нет, конечно, — он даже удивился его заявлению. — Но теперь, думаю, она знает, если вообще меня вспомнила.
И их обоих перекосила одинаковая усмешка —
конечно, она вспомнила. Внешность Хьюга Неджи не из той категории, которая просто забывается.
— И что теперь? — наконец, выдал Саске, тоже выглянув в зал; с такого расстояния было совершенно невозможно увидеть, что происходит за столом князя. — Она
уже тут. Князь уже явно понял, что что-то не так, как и большинство.
— Они, скорее всего, думают, что она смертная, — Неджи дернул головой в ту же сторону. — А князь… Он вряд ли так обманется. К тому же, он знает об оборотнях чуть больше, чем я считал. — Поняв по его реакции, что он хочет спросить, Неджи коротко процедил: —
Бэккет.
О, это многое объясняет. Бэккет — историк, единственный известный Саске гангрел в их сообществе Сородичей, существующий между Камарильей, Анархами и Шабашем — независимый наблюдатель, искатель истины, своего рода журналист, протоколирующий происходящие события для потомков. Учитывая, что гангрел, как правило, одиночки, Бэккет никогда не изъявлял желания влиться в сообщество, но охотно сотрудничал со всеми фракциями по части старинных трудов и трактатов, собирая по крупицам историю вампиров со времен Патриархов, пытаясь выяснить, существовал ли Каин на самом деле. Пока его многовековое дело не увенчалось успехом, но, видимо, ему удалось узнать что-то и про оборотней, раз князь был просвещен перед встречей с ними.
Вообще, то, что во всю эту историю оказался замешан Бэккет, Саске напрягло — учитывая, что Бэккету приписывали статус старейшины и возраст
под три сотни лет, а некоторые были уверены, что он еще старше, и потому игнорирует относительно новые образования вампиров, не делая различий между Шабашем и Камарильей, это не могло не заставить его подумать, что же все-таки происходит на самом деле; вряд ли Шабаш просто
внезапно решил начать дебоширить по черной, и вряд ли Камарилья так же
внезапно решила объединиться с оборотнями. Во всем этом, если задуматься, прямой логики не было. Опять же — он слышал от Суйгецу, в порядке общего бреда, что малкавианы считают Бэккета одним «из своих», много веков назад осушившим сильного гангрела и тем самым отняв его способности.
Все может оказаться на деле не так просто, как он думал изначально. Казалось бы, Шабаш усилился, им не хватает сил с ним совладать — но достаточно выглянуть в зал, увидеть почти полсотни вампиров, практически сильнейших представителей своих кланов в Лос-Анжелесе, некоторым, как Ля Круа, почти двести лет, и задаться вопросом —
действительно ли им была нужна помощь оборотней, или князь преследовал другие цели, поручая им заключить союз?..
— Давай не будем спускать с нее глаз, — предложил Саске, и Неджи, казалось, что-то заподозрил — его лицо неуловимо изменилось, взгляд стал слишком проницательным и смотрящим будто сквозь него, но он моргнул — и наваждение исчезло, оставляя Саске наедине с его мыслями; он кивнул:
— Иди первый за стол. Я придумаю предлог, чтобы…
Он замер, замолчал на полуслове; Саске тоже выглянул в зал, пытаясь понять причину внезапно стихшей музыки, и они с Неджи, уже не таясь, вернулись за свой стол — в зале стоял только тихий гомон разговоров.
— Что происходит?
— О, сейчас будет
весело, — хитро, с широченной улыбкой потянула Карин, ткнув своим стаканом с чем-то алкогольным — виски? — в сторону сцены.
Саске обратил внимание туда, куда она показывала, и не знал, как вообще на это реагировать: Сакура поднялась на сцену, о чем-то разговаривая с солисткой, а потом уверенно забрала гитару у одного из музыкантов, вешая ее на себя.
— Если она взяла
гитару, — прищурился Сай, — то у нее в репертуаре
всего одна песня, которую она умеет играть.
— Да-да-да, — радостно зашлась Карин, навалившись на Сая спиной и смачно отпив, — и если она споет ее тут, в этом сборище напыщенных снобов, я ей лично вручу самую большую бутылку рома, которую найду вообще в продаже.
— Лучше сядь,
красавчик, — у Сая тоже была нехорошая усмешка, и во взгляде было что-то нечитаемое, что Саске не хотел воспринимать как триумф, как личное; их неприязнь была настолько взаимна, что он не придумал ничего лучше, чем просто проигнорировать его совет и остаться стоять; Сай тем временем шепнул Карин: — как думаешь, ее остановят в процессе?
— Там Наруто сидит, побоятся, — уверенно крякнула она после очередного глотка и взметнула вверх руку с пустым стаканом, громко крикнув, привлекая опять больше десятка взглядов за их столик: — Официант! Двойную порцию повторить!
Сакура держала гитару не очень уверенно, будто примеряясь к грифу и струнам; она выглядела сосредоточенной и собранной, но он это видел, потому что уже умел читать едва заметные эмоции на ее лишенном мимики лице; внезапный гитарный лад заставил Карин почти взвизгнуть и тихо, возбужденно зашептать бесстыдно довольному Саю:
— Да! Прикинь,
да!
Сакура подошла ближе к микрофону, и вдруг, под мощный перелив электрогитары, внезапно подключившейся к ее простой, мягко, ласково пропела прямо в микрофон:
У, прошлой ночью было горячо,
У, знал бы ты, как я хочу еще…
— Вот это в духе
моей куколки, — довольно хмыкнул Сай, отбирая у официанта то, что он принес Карин и делая небольшой, символический глоток, перед этим отсалютовав в сторону сцены. Саске аж оцепенел, не веря своим ушам; она что, пела про…
секс?
И я, знаю лучше не играть с тобой, если ты придешь вновь,
И я, сомневаюсь звонить тебе — или нет.
Весь зал застыл вместе с ним; у Неджи округлились глаза на очередном ее полустоне в микрофон, и он неверяще повернулся к нему; Саске настолько обалдел, не в силах был даже предположить реакцию остальных вампиров, которым подобное творчество, мягко говоря,
не по возрасту, но Сакура и не собиралась сбавлять обороты:
Ведь нам нельзя так торопиться,
О боже мой, как ты близко,
В тебе я могу раствориться…
И Это Бесит!
И все — с безразличным лицом, как будто бы она не пела ничего предосудительного. В ее песнях были маты, иногда — но это точно не была ее песня, он знал. Рок она не исполняла, среди ее песен были более насыщенные в плане музыки, но не настолько — он успел переслушать
их все.
Мой конфликт — моя зависимость что двигает мной,
Мой конфликт — противоречия что делать с тобой…
Барабанщик успел подхватить ритм, добавляя звуку объем, и черт подери, это выглядело бы просто потрясающе, если забыть, где они находятся: ее рубашка чуть распахнулась, зажатая ремнем гитары, обнажая тонкую шею, открывая, как напрягается ее глотка в определенные моменты; крестик мягко поблескивал в ложбинке груди, притягивая взгляд; глаза чуть прикрыты, и тень от ресниц падала на щеки, под светом софитов придавая ей усталый вид; когда она особенно широко открывала рот, мелькали белоснежные идеальные зубы в розовом рту, и язык, мягко скользящий между этих идеальных зубов, проговаривая слова:
Ах да! О нет,
И тело в огне.
Рвет на части от смятенья —
Приди и реши за меня.*
Напоминая, как этот язык был в
его собственном рту и какой сладкий он был после кофе, который она пила. Травоядная, значит.
Классические брюки и каблуки теперь навсегда останутся у него в голове как его личный фетиш. Да, женщины должны носить юбки и платья, женскую одежду; брюки плотно обхватывали ее бедра почти до колена, вырисовывая идеальную форму ног и подчеркивая их длину — черт, у нее невозможно красивые ноги, и даже эти ее невозможные розовые волосы: ей так
шло быть собой, что это раздражало. Эти мягкие нежно-розовые пряди на ее плечах, когда она склоняла голову в сторону, и этот вырез, подчеркивающий грудь — хотелось верить, что у нее нет груди, что она плоская, как доска, очень хотелось — но все самовнушения разбивались о собственное зрение:
все у нее было.
Ничего удивительного, что даже те вампиры, которые не ощущали ее запаха, не могли оторвать от нее глаз: она была такая живая и дикая на своих контрастах, с этим равнодушным безэмоциональным лицом и пляшущими в ярко-зеленых глазах бесами, ведь она отлично понимала, насколько не соответствует выбранный ею репертуар обстановке, да и вообще,
почему она полезла на сцену?
Он сильно сомневался, что это была ее инициатива.
Она спела свою похабную песню, отодвинувшись от микрофона, уловившего кусочек ее усталого, судорожного дыхания, прозвучали последние резкие аккорды, и Сакура замерла, с вызовом глядя прямо перед собой, туда, где сидел Ля Круа.
В полной тишине князь Камарильи,
вентру Себастьян Ля Круа встал и медленно, деланно зааплодировал.
Зал
взорвался овациями.
