The Great Nothing

Эрнест тихо и незаметно, как призрак, присаживается на другую сторону длинной скамьи, ожидая, когда же на него внимание обратят. Его брат редко приходит в эту церквушку — или кирху? Или костёл? — но если уж приходил, то долго сидел, что-то невозмутимо вычитывая — Эрнест не уверен даже, Библия ли то, или какая другая книга. Эрнест прищуривается, оценивая ситуацию, эмоции — только он, пожалуй, то ли в силу манипуляторского таланта, то ли просто хорошо знал — мог с уверенностью сказать, в каком настроении близнец. Не прочитать, как других, а просто предположить ход мыслей и возможное поведение. Немного обезопасить себя. И такая сверхосторожность вызвана, скорее, не риском быть убитым — Некромант не бросится рвать мелкого на куски, нет, как могло бы показаться — а исключительной, сочной, максимально-обострённой, выработанной годами и в большинстве случаев не оправдывающей себя паранойей. Он придвигается чуть ближе — у Некроманта нет намерений прогонять его, поэтому младший, сохраняя, всё же, почтительное расстояние, аккуратно интересуется: — О ком думаешь? Именно о «ком». Эрнест знает, что спрашивать. — Я никогда не пытался воскрешать мёртвых, — внезапно задумчиво отвечает Некромант. Закрывает книгу в тёмном, тонком переплёте. — Скоро всё закончится, а я так и не пытался. Эрнест молчит. Напряжённо всматривается в непроницаемо спокойное лицо-копию, не может точно идентифицировать. — О ком ты думаешь? У Некроманта взгляд нечеловечески-яркий, пронзительный, чистый, но из тех, после которых чувствуешь себя, будто рентгеном просветили. Не как у Эрнеста. Другой. Тоже насквозь, просто… И именно это Эрнесту не нравится — каждый раз брат наверняка знает, о чём тот думает, что сделает. Что выкинет в десяти вариантах случаев, и даже с этим ему не угнаться, не обскакать идеального в подобных вопросах Некроманта. Эрнест ведь знает, что находится у человека в голове, а Некромант — на месте души. Кто-то громко хлопнул дверями — эхо взлетело под потолок подобно напуганной птице, заставив пошевелится обоих. — О ком, чёрт тебя дери, ты думаешь?! Некромант улыбался реже, чем приходил в эту церковь — или костел? Или кирху? — однако, его глаза смеялись всегда; иронично-насмешливый, уставший, скучающий взгляд, граничащий с безразличием, говорил о многом — том, что ему даже вслух высказывать не нужно. Что и так понятно. Он улыбается уголками рта — еле заметно, еле уловимо — встаёт и, молча, уходит. Исчезает, если выражаться фигурально. Как и полагается киллеру со стажем — растворяется на видном месте, даже такой весь высокий и заметный. Как истинная Смерть. Некромант — единственный, кто вызывает у Эрнеста благоговейный трепет, неподдельный страх и ничего, кроме ненависти, однако он единственный, кто способен осадить буйного младшего одним взглядом. Как собаку. И Эрнест был ему за это благодарен. За много ещё вещей, но за это особенно, потому что безумие захлёстывало девятым валом, Эрнест терялся в себе, в своих личностях, кто он сейчас, кем нужно быть, зачем нужно быть, и… Может, тот и прав — воскресить того, кто давно мёртв в душе — почему бы и нет?