***
Год за годом, месяц за месяцем и так без конца. Дез уже давно потерял счет времени, проведенного рядом с Уокером. Казалось, они раньше виделись, да только не вспомнить, когда*. Слишком многое стерлось из памяти. Стерто гневом и ненавистью к живым. Почему, почему ему вечно так не везет? Почему остальные живут, влюбляются, прожигают жизнь, пробуя в ней все, что только есть возможного, а другие скатываются вниз, еще даже не поднявшись? Падают вниз с завидным свистом. Так упал и он. Часто, из окон квартиры он видит других, таких же, как он, но настолько же и отличных от Майлса: смирившихся, посеревших, будто окунувшихся в пыль веков. Вот так ирония. Прожив четыре** жизни почти с самого их начала, он не смог прожить свою. Настоящую. Потонул в прошлом, окунувшись в него с головой. Нет. Смиряться он не намерен. Совершенно. Злость снова накатывает и укрывает его по самую макушку. Вновь стекло бьется с прощальным мелодичным звоном. Вновь глаза застилает алая пелена чистой ярости и злобы, вышедших из под контроля. И техника снова сбоит, не выдерживая такого всплеска энергии.***
Шон в ужасе: все вокруг взбесилось в прямом смысле. Даже тостер, его милый, любимый фиолетовый тостер. Приборчик прыгал по столу будто заведенный, оставив шнур и вилку в розетке. Ноутбук вообще жил своей собственной жизнью в последние месяцы, но не так же явно! Прямо на глазах открылся новый файловый документ, в котором тут же "побежали" строки двоичной системы счисления. Включился режим залипания клавиш. Экран погас, издав "пик". А вот и Синий Экран Смерти. Ладно хоть все данные автоматически копировались на съемные носители. Стоит ему посмотреть на экран с камерами видеонаблюдения, как челюсть целует пол. Либо сказывается недосып, либо он сошел ума. На камере снимающей главную лабораторию нижнего яруса видно, как человек с обожженной рукой громит все, что только есть в помещении. И не было бы это так странно, если бы только Гастингс не знал эту белую толстовку и вечно взъерошенный ежик темных волос. Так страшно ему еще никогда не было. Он не узнавал Деза. Ни в движениях ни в выражении глаз. Глаза... Полные отчаяния и ненависти, налитые расплавленным золотом глаза, появляющиеся в внезапной темноте то тут, то там. Видимо, отключилось энергоснабжение того яруса. И все бы ничего, Шон бы еще пришел в себя, если бы его не дернуло включить звук, когда глаза прекратили мелькать в кромешной темноте. Плач. Надсадный, полный ужаса и нескончаемой агонии плач, сменяющийся звериным рыком и глухими ударами раздавался по всему ярусу, наполняя эту темноту паникой, от которой можно было сойти с ума.***
Уилл с самого утра был словно не в себе: ходил туда-сюда, нервно кусал губу и хмурился без остановки. Похоже, не зря. Едва он получил сообщение от Шона, как сорвался с места. Незамеченный, мужчина проник в нижние ярусы "Абстерго", воспользовавшись паникой и суматохой, царящими в темноте. Хоть глаз выколи, все равно ничерта не видно в этих лабораториях. Что-то тускло сверкнуло в темноте, и, если бы не рефлексы, лежать бы Уиллу мертвым с скальпелем во лбу. Металл глухо ударился о пробковую доску. —Дезмонд. — Властный голос эхом разлетается по опустевшим коридорам и залам, разрывая мнимую тишину вдребезги. — Возьми себя, черт тебя дери, в руки, несносный мальчишка! На секунды все стихло, но только за тем, чтобы заполниться волной истеричных всхлипов. —Прекрати это. И иди сюда, в любом виде, в котором ты есть. Неуловимые, невесомые шаги шаркают где то рядом. Из темноты показывается маленький светящийся комочек, медленно приобретающий очертания человека. Уилл едва дышит. Его сын стоит перед ним, роняя каскадом льющиеся по щекам слезы на пол. Робкое касание к руке отца и взгляд устремленный в пол перемещается на лицо. Все те же холодные глаза, с вечно усталым выражением. Еще более седые волосы, складки на лбу и у уголков рта, морщины, прорисовавшиеся отчетливее. Да, Уильям Майлс постарел. Смерть сына сильно ударила по нему. Будто не веря, Дез сжимает пальцы мужчины напротив. Он ошарашен, а его отец готов упасть в обморок от касания ледяных рук. Все происходит куда быстрее, чем успевает сработать мозг. Дезмонд утыкается лицом в отцовское плечо, накрепко сжатый кольцом теплых рук. От этого будто бы рвет плотину, которую он так долго строил. Слезы рвутся наружу, погребая все под собой. А Уилл лишь гладит непутевого сына по волосам, радуясь последним моментам, тихо шепча извинения и немудреные утешения на ухо, позволив Дезмонду дать слабину. Хотя бы сейчас, ненадолго, показать, что он нужен. И что Уилл будет любить его любым.