Данькины терзания

      Он СонУ не спит. Ему жарко и тесно. Даниэль вновь обернулся вокруг него, как коала, и сопит, уткнувшись в хеновский вспотевший затылок. — Когда-нибудь мы обязательно продавим ее, Ниэл-я — ворчит СонУ, — и свалимся вниз. Сильные руки прижимают сильнее, словно их обладатель боится, что другой может, устав от дискомфорта, уйти. — Пожалуйста, — хрипло тянет Кан, — останься со мной, Он-ги-хен. Старший не дурак, он прекрасно понимает, почему уже полтора месяца Даниэль ютится с ним на узкой неудобной кровати. Группа официально распущена, самое грустное для СонУ тридцать первое декабря осталось позади. Есть еще совместные награждения и церемонии, но все это уже не то. Половина ребят съехала из общежития в свои компании. Здесь остались лишь те немногие, график которых туманен или еще не утвержден. Он треплет волосы младшего, которые смешной шерсткой встают на затылке. — Я буду с тобой, — и чуть-чуть нерешительно, но все же… — всегда. Даниэль грустно улыбается, утыкаясь носом в чужое худощавое плечо. Два года пролетели словно миг, за который он ставил подпись на фанатской открытке. — Мы справимся, хён, — а в хриплом голосе все оттенки невысказанных ночных страхов и боли. Так ли это? И сможет ли он двигаться дальше, но уже без СонУ? А потом случилось непредвиденное…       Даниэль смотрит на дождь, что поливает сеульскую мостовую. Крупные капли ударяют о пыльное стекло снятой на скорую руку квартиры и стекают вниз, повторяя траекторию слез на его щеке. Обратная сторона любви, это не ненависть — это расставание. * Расстояние, которое разделяет вас, возможно, уже навсегда… У СонУ впереди светлое будущее, у него самого — судебные тяжбы и полная неизвестность, он не может тянуть старшего за собой. Долгие разговоры с мамой, бессонные ночи… Теперь он знает, что поступил правильно. Он должен был отпустить… — Ты должен идти! — Я не смогу, — хен, потерянный и дрожащий, прячется под спасительным одеялом на неудобной кровати. Вчера он всю ночь читал злобные комментарии в сети. Кан с силой стаскивает его с постели, другой упирается, но все же позволяет младшему увезти себя в ванную… Через полчаса Он СонУ совершенно другой: яркий, уверенный в себе, дерзкий. Никто, кроме Кана не знает…       СонУ встряхивает головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания. Все те дни, когда только Даниэль видел его таким: потерянным, раскисшим, нежелающим никуда идти. Парень поднимает с земли розовый лепесток, осторожно, двумя пальцами. Подносит к лицу и жадно вдыхает в себя нежный аромат цветущей в городе вишни. В который раз он приезжает к реке в одиночестве. Его телефон тоже молчит. Кан словно отрезал себя от друзей, от мира и от… СонУ знает, что младший делает так ради него. Любовь — это не только радужные единороги и бабочки где-то под ребрами. — Я хочу увидеть Даниэля, — старший приехал в Пусан сразу, как только узнал. — Он решил, что так будет лучше, СонУ, — мама Кана чуть смущена, но как и сын непреклонна. — Пожалуйста, я не могу позволить ему пройти через все одному. Хрупкий лепесток ломается под сжавшимися в кулак руками.       Резкий звонок в дверь отрывает Даниэля от грустных воспоминаний. «Наверное это доставщик» — думает парень, пока идет открывать дверь. Он отсчитывает в кошельке мелочь для оплаты пиццы и натягивает бейсболку. — Привет. — Кан вздрагивает, моментально узнавая чужой голос и, забыв о конспирации, в растерянности поднимает взгляд. — Прячешься от меня? СонУ старается выглядеть веселым, но его выдают глаза: темные и тревожные. Он мягко толкает внутрь квартиры опешившего хозяина и, скользнув следом, обнимает его, прислоняясь к косяку. Даниэль молчит, уткнувшись в холодную, после многочасовой прогулки, ветровку старшего, жадно вдыхает смешавшийся с вишней и весенней улицей запах хена и думает, что теперь точно будет все хорошо.