Artibus

Взойти на престол, это, конечно, хорошо. Но еще нужно на нем удержаться. Эти слова, вычитанные женщиной давным-давно в какой-то старой книге, не давали ей покоя. Мысли о возможном свержении ее сына не покидали Валиде Султан. Она уже отправила слуг к шейху-уль-исламу за фетвой на казнь Ахмеда, и с нетерпением ожидала их возвращения. В том, что шейх даст клятву, она не сомневалась, как и в том, что Сулейман послушается мать и казнит этого выродка. Еще новоиспеченную Валиде беспокоило вот что: две другие ее дочери, самая старшая и самая младшая, по какой-то неизвестной причине еще не вернулись в Топкапы. Сердце матери болело за них, в такое смутное время она хотело бы видеть рядом всех своих детей. — Валиде Султан, — Амина Хатун постучала и зашла в комнаты, не дожидаясь ответа. Любую другую служанку бывшая Хасеки бы за это отправила на фалаку, а может быть даже бы и казнила. Но это была Амина, самая преданная и самая умная подруга во всем мире, и Валиде это ценила, потому и позволяла такие вольности. — Вы не желаете посмотреть на подготовку к празднику? — Ты пришла за этим? — выгнула бровь темноволосая, встав с дивана и взмахнув длинными черными рукавами. — Что случилось, Амина? — Шейх не дал фетву, — бывшая Хасеки удивленно приоткрыла рот, черные глаза широко распахнулись, а тонкие изящные пальцы сжались в кулаки. — Почему? Как так можно? Когда шейх успел предать нас? — спросила Валиде, подходя ближе к калфе. — Он не предавал. Он по-прежнему поддерживает вас и Повелителя. Все дело в том, что на данный момент шехзаде Ахмед единственный наследник. — А-а-а… Вот в чем дело… — Валиде Султан тут же успокоилась и села обратно на диван. — Это можно легко исправить. Каждую ночь отправляй к моему сыну новую девушку, пока хотя бы одна из них не забеременеет. — Да, как скажите. Мне сказать об этом вашем приказе Повелителю или же он не должен об этом знать? — поинтересовалась Амина. — Не говори, пока сам не спросит. Теперь можешь идти, — темноволосая махнула рукой. Амина Хатун чуть склонила голову и бесшумно ушла из покоев, оставив Валиде Султан в одиночестве. Дверь едва слышно хлопнула, и Валиде чуть заметно нахмурилась, так как этот звук болью отдался в висках. Сейчас ей стоило бы снова позвать Амину и попросить ее сделать массаж, но Валиде осознавала, что сейчас у калфы огромная куча дел, и ей не до этого. Потому Валиде, поднявшись, прошла на свою террасу, надеясь, что свежий воздух прогонит боль. Женщина шла быстро, ничуть не заботясь о том, насколько изящной и величественной выглядит ее походка. Все равно ее сейчас никто не видит, так есть ли смысл держать маску всегда идеальной Валиде и тщательно копировать походку и поведение матери Аслана? Своего мужа бывшая Хасеки ненавидела, и вполне заслуженно, но его матерью восторгалась. В ней, Валиде Ракшан Султан, все было восхитительно. В каждом ее движении виделась мягкость и властность, она, оставаясь внешне милой и доброй женщиной, железно правила гаремом, бесшумно и жестоко устраняла недоброжелателей и вмешивалась в государственные дела так, что ее умный, но жестокий сын об этом никогда не узнавал, а если и узнавал, то поверить не мог, что его мать способна на такое. Все наложницы любили и поклонялись Валиде Султан так же сильно, как и ненавидели ее сына. И нынешняя Валиде хотела такой же любви и такого же беспрекословного послушания. Она понимала, что это будет сложно, безумно сложно, потому что в ее бытность Хасеки гарем ее буквально ненавидел. Как же, какая-то русская сука затмила их всех: и Лазим, раньше любимую Асланом, но бесплодную, и еще пару сотен других наложниц, бывших у покойного султана до нее. Валиде помнила, с какой ненавистью каждая в гареме произносила ее титул «Хасеки» и как с презрением и неохотно кланялись. Валиде все помнила и ничего не забывала, но, отбросив желание отомстить, решила быть хорошей Госпожой. Из гарема были высланы лишь фаворитки ее мужа (те, до которых руки у Хасеки во время жизни Аслана не доходили) и его гезде. Всех остальных, формально принадлежавших Аслану, но никогда не разделявших с ним ложа и не танцевавших для него, Валиде Султан оставила в гареме. Этим она надеялась положить конец былой вражде и стать еще более великолепной и могущественной женщиной, чем Ракшан Султан. ****** Амина Хатун смотрела на Кесем с непонятной жалостью, пока та прихорашивалась перед зеркалом. И пухленькая девушка этой жалости совсем не понимала, ведь калфа так и не сказала ей о новом приказе Валиде. Кесем в сотый раз поменяла ожерелье, не понимая, что Султану, в сущности, плевать на то, как она одета. Новоиспечённый Султан зовет ее к себе ради секса и, желательно бы, последующего за ним продолжения рода. Амина это понимала, а Кесем нет. Наложница верит в большую и чистую любовь. Почему так произошло, откуда это взялось — Амина не знала. Всем гаремным рабыням с самого начала их пребывания в гареме втолковывали о том, что единственное их предназначение — доставление удовольствия султану и рождение как можно большего числа шехзаде, чтобы династия процветала. Им всем говорили, что чем больше шехзаде, тем лучше, что рождение сыновей упрочит положение и сделает их могущественнее, забывая сказать о том, что на трон взойдет только один, а всех остальных в итоге просто задушат шелковыми шнурками. И девушки не думали об этом. А потом некоторые из них разрывались от боли, пытаясь выбрать, кому же из своих сыновей отдать предпочтение, кому из них позволить жить, а кого отправить на верную смерть. — Мне идет же, да? — поинтересовалась Кесем, поправляя лиф. Когда она двигалась, ее небольшие складочки жира противно колыхались. Саму Кесем это нисколько не заботило, а вот Амине сиё зрелище не очень нравилось. Но то, что думает об этом Амина, никого, в общем-то, не волновало. Главное, чтоб султану нравилось. И все. — Да-да, конечно. Ты все? — Да, — кивнула девушка, бросая последний довольный взгляд в зеркало. — Пошли? — Амина кивнула и направилась к выходу. Кесем последовала за ней. Они вышли в коридор. — А где остальные девушки? — Уже там, танцуют, — сказала калфа, ускоряя шаг. — Мы опаздываем? — Кесем встревоженно вздохнула и почти побежала. Амина покачала головой. — Нет. Так надо. Не спеши. — Хорошо… — согласилась наложница, покорно замедляя шаг. Ей так хотелось спросить калфу, в чем дело, почему не нужно торопиться, не разгневается ли на нее за опоздание султан, но тяжелый взгляд Амины к долгим назойливым распросам не располагал. Они шли по одному коридору, потом свернули направо. До ушей Кёсем стала доноситься тихая музыка. — Уже близко, — подтвердила догадки Кёсем Амина. — Ничего не бойся. — Хорошо, — кивнула девушка. В конце коридора она уже видела двери, ведущие в султанские покои, и стражу около них. — Я готова, Амина Хатун. — Хорошо. Веди себя почтительно, помни о том, какая тебе выпала честь и сделай нашего Повелителя счастливым, — последние напутственные слова калфы едва ли долетели до ушей взволнованной девушки. Все мысли Кёсем были сосредоточены вокруг того, что ждет ее за этими дверями, и какое счастье ей все это принесет. Музыка постепенно стихала, Амина прислушивалась, и в один момент она шепнула, что пора, и легонько полтолкнула девушку вперед. Кесем покорно подошла к дверям. Услужливая стража тут же их распахнула. Девушка опустила взор и аккуратно вошла в покои. Музыка зазвучала вновь, и Кесем стала танцевать. Она пыталась воспроизвести все, чему ее учили, в точности, чтобы произвести на султана, которого Кесем еще даже не видела, такое впечатление, чтобы он днями и ночами думал только о ней. Кесем танцевала. Султан смотрел. Остальные девушки сидели на коленях, не шевелясь и мысленно призывая на головы Кесем всевозможные несчастья. Ни одна из них падишаху не понравилась, и властолюбивые мечты каждой из них не осуществились. В этом дворце второго шанса не дают никому, это значит, что им так и суждено и дальше прозябать в гареме, оставаясь никем. Сулейман не был в восторге от танца Кесем. Танец был самый обычный, простой и пошлый. Этим было невозможно привлечь внимание новоиспеченного султана. Такое он уже видел, и не раз. Сулейман тоже мечтал о большой любви. Он в этом, конечно же, никому и тем более самому себе никогда не признавался. Да и кому признаваться-то? Валиде? Сестрам? Слугам? Всем им на Сулеймана, в сущности, плевать, а он так хочет быть любимым. Чтобы его женщины не ненавидели его, строя ему козни и призывая на его голову скорейшую смерть, как делали все, абсолютно все девушки в гареме его отца, а любили, ждали и поддерживали. Сулейман считал это невозможным. Полненькая девушка перед ним закончила танцевать и попыталась грациозно опуститься подле султана на колени, но запнулась о свои собственные ноги и упала. Сзади послышался тихий смешок от одной из остальных наложниц. Кесем стыдливо опустила голову и прошептала извинения. — Простите, Повелитель, — эти слова Сулейман едва расслышал из-за вспыхнувшего внутри гнева. Как могли эту неуклюжую корову отправить танцевать перед ним? Сулейман гневался и уже был готов приказать сделать с этой несчастной что-нибудь жестокое, но вдруг почувствовал, как на его босые ноги, лежавшие на шелковых подушках, упали горячие капли. Султан посмотрел на Кесем. Она сидела подле его ног и беззвучно плакала. И именно в этот момент что-то заставило девушку поднять взгляд. Они встретились глазами. Кесем просто утопла в его серых очах, а Сулейман, как завороженный, смотрел в ее голубые. Он уже не гневался на нее, нет… — Стража! — приказал он, с трудом отводя взгляд. — Казните ту, что смеялась, — Сулейман не знал, кто именно из танцевавших перед ним сегодня наложниц это сделал, но выяснить это не составило особого труда. От провинившейся девушки отодвинулись все ее подруги по несчастью, а сама она забормотала истеричные извинения. — Повелитель! Это не я! Простите меня, Повелитель! Умоляю, во имя Аллаха, пощадите! — кричала девушка. Стража схватила ее под руки и утащила прочь. Спустя пару минут ее крики полностью стихли. Кесем наконец вышла из оцепенения и сменила позу, в которой она находилась из-за падения, на положенную коленопреклонную. Ей было страшно, безумно страшно. Султан только что приказал казнить наложницу, посмевшую посмеяться над ней. Кесем в какой-то момент даже почувствовала что-то, похожее на удовлетворение, на упоение местью, но это чувство быстро исчезло, уступая место страху. А что, если ее он тоже казнит? Если не сейчас, то позже. Видно же, что ему ничего не стоит отдать такой приказ. Кесем страшно. И становится еще страшнее, когда султан приказывает всем убраться прочь. — Как тебя зовут? — Сулейман встает с дивана, наклоняется и касается пальцами ее подбородка. Кесем всю просто передергивает от этого прикосновения, но она сдерживается и никак не проявляет неизвестно откуда взявшееся отвращение. — Кесем, — отвечает она, не подымая взгляда. — Кесем, значит, — Сулейман делает знак рукой, веля ей подыматься. Она встает, молясь про себя, чтобы не упасть и не опозориться снова. — Посмотри на меня, — приказывает султан, и девушка смотрит ему в глаза. Сулейман явственно видит в них испуг, и это его безумно бесит. Что он уже сделал не так? Он защитил ее, разве это не является достаточной причиной хотя бы для приязни? — Почему ты меня боишься? — Вы только что убили человека, — Кесем пытается быть смелой, но знал бы хоть кто-нибудь, как ей страшно произносить эти слова. Вдруг повелитель разозлится и тоже прикажет казнить ее? Умирать Кесем не хотела, ни под каким предлогом. Она слишком хотела жить. — Она оскорбила тебя, — недоуменно бормочет Сулейман, глядя девушке в глаза. — Она заслужила. — Как скажете, — испуганно согласилась наложница. Кесем старалась быть покорной и очень сильно надеялась, что это у нее хорошо получается. — Стража! — зло крикнул Сулейман, и в покои тут же вбежали два мужчины в красных одеяниях. Кесем сжала ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу до мяса. Неужели он и ее решил казнить? — Та девушка… Она уже мертва? — Еще нет, мой Повелитель. — Я отменяю приказ, — стражники поклонились и ушли, а Кесем наконец-то свободно выдохнула. — Теперь ты довольна? — Да. Спасибо, — Сулейман гладит пальцами ее гладкие покрасневшие щеки, стирает несколько случайных слезинок, и смотрит в ее голубые глаза, не отрываясь. Он давно уже не девственник, женщин повидал более чем достаточно, но ни одна из них не производила на него такого впечатления. А может быть, дело в том, что в глаза он никому из них до этого не смотрел. Кесем стала первой. Она рвано выдыхает в ответ на его неожиданную ласку и подаётся навстречу, когда Сулейман тянется к ее губам. Это первый поцелуй в жизни Кесем, и она полностью растворяется в ощущениях. Ей приятно. Мокро. Тепло. Она чувствует себя нужной. И сексуальной. Она сама тянется к завязкам на плечах, развязывает их и избавляется от лифа. Сулейман скидывает с себя рубашку. От кровати их отделяет буквально несколько метров, но он прижимает ее к стене, снова целуя, в этот раз горячо и напористо. И Кесем нравится это. Она обвивает его шею руками. — Скажи, тебе нравится то, что я с тобой делаю, Кесем? — страстно шепчет Сулейман ей на ухо, оторвавшись от ее соблазнительных алых губ. — Да, — шепчет она. Сулейман немного остраняется, рассматривая ее тело, трогая пышную грудь, увенчанную крупными коричневыми сосками. Кесем стонет и выгибается, как кошка. — Идем в кровать, — зовет ее он. Кесем хватает его за локоть, позволяя вести себя. Она хочет, чтобы то, ради чего ее привели сюда, поскорее произошло. Сулейман подхватывает ее на руки, хотя сама Кесем больше его в ширину раза в полтора, и несет. Кладет на кровать и стягивает с нее последнюю деталь гардероба — жалкое подобие юбки. Кесем пытается помочь ему снять с себя штаны, но он справляется сам. Ласкает ее грудь языком, наслаждается ее тихими стонами, и, наконец, входит в нее. Они снова встречаются взглядами. В глазах обоих плескается удовольствие.