Smarter

Джинён не знал, почему ушёл, и он не знал, куда идти. Он ведь мог просто всё рассказать Марку, мог бы. Но у него вновь не получилось. Джинён закрылся от него и просто не смог. Ему было страшно, ужасно страшно рассказать всю правду Марку. Их отношения были простыми, ничего вычурного, ничего глубокого, очень простые. Однако затем появились новые чувства, и Джинён понял, что влюблён в Марка, и былой простоты в общении стало не хватать. Проблема была в том, что он не смог перевести их отношения на новый уровень, так как он чертовски боялся этого. Какой бы мелочью это не было, всё равно чувства, что видел Джинён в глазах Марка, «убивали» его. Не похоже, что бы Марк чувствовал злость или так, будто его предали. Он выглядел расстроенным и обеспокоенным, и, возможно, немного разочарованным, словно верил в то, что Джинён не доверял ему. А Джинён по-прежнему продолжал убегать от него. Марк был дорог ему, и Пак знал, что тоже дорог Марку, но всё это было так ново для него; он никогда прежде не любил кого-либо так же, как Туана. Сначала это чувство напоминало Паку о том, что он раньше чувствовал к родителям, однако затем оно обрело что-то своё, непохожее на другие чувства, что когда-либо испытывал Джинён; оно было сильным, ясным и настоящим. Он не понимал. Он не понимал, как люди влюбляются. Не понимал, как влюбился он, и как же так получилось, что он вообще смог это сделать. Однако сейчас Джинён точно знал, что влюбился и влюбился по уши. И он ненавидел то, что ничего не мог понять. Возможно, Марк до сих пор злился на него за ложь или за то, что Джинён даже не рассказал, что же всё это время происходило. Он улыбнулся своим мыслям. Наверное, Марк выглядел мило, даже когда злился. И то, что Марк продолжал заставлять Джинёна улыбаться, когда он просто думал о нём, говорило всё за себя. Пак закрыл лицо ладонями. Его так достало чувствовать эмоции и затем пытаться их понять, ведь Джинён не мог просто что-то чувствовать и всё. Ему нужно было обязательно знать что, как и почему. До сих пор Джинён не имел подобные проблемы рядом с Марком. С ним он мог чувствовать что угодно и не бояться своих эмоций, словно эмоции были чем-то положительным, напоминающем о чём-то. Однако любовь, которую он чувствовал, была настолько ясная и ощутимая, что это его пугало. Джинёна ужасно разочаровывало, что он никак не мог договориться с самим собой. Он устал и хотел перестать противоречить себе, и единственное, что Пак мог сделать, чтобы остановить это, — озвучить всё, что не было сказано ранее, а этого он просто не мог сделать. Джинён не был любителем поболтать, а тем более на эмоциях он предпочитал вообще ничего не говорить. Ему определенно нужно было отвлечься от всего. И он решил пойти на школьную крышу. Джинён всегда был тепло одет, так как не носил ничего кроме худи, так что холодный воздух ему не досаждал. Но, опять же, он бы всё равно не заметил, так как был слишком рассеян. Джинён опустился на пол, присаживаясь. Когда он пришёл сюда, его голова стала совершенно пустой, все мысли и проблемы испарились, — именно поэтому он любил приходить на крышу. Джинён не мог сказать, сколько просидел там, когда вдруг послышался звук открывающейся двери. Его даже больше не волновало, если кто-то увидит его на крыше, не волновало, кто был тем человеком, который подходил так долго, что Джинён даже начал сомневаться в том, что кто-то зашёл на крышу, а не просто хлопнула дверь. Он почувствовал, как кто-то опустился рядом и посмотрел на него. Марк Туан. Его имя по-прежнему не вызывало ненависти у Джинёна; единственное, что он испытывал при его упоминании, — вспышки воспоминаний, резко приходящие в голову, и отголоски чувств, мелькавшие в глазах. Хорошие воспоминания, счастливые чувства. Имя, которое он ненавидел, стало именем, которое он любил, если, конечно, Пак его вообще когда-либо по-настоящему ненавидел. — Привет, — это всё, что сказал Марк, и это почти сломило Джинёна. Он не посмел что-либо ответить ему, так как, скорее всего, его голос бы задрожал. Джинён отвёл взгляд в сторону. — Ты знаешь, что я не спрошу тебя снова, — сказал Марк, не смотря на него. — Как ты считаешь, что самое важное в жизни? — спросил он. Джинён взглянул на него. Он не мог прочитать эмоции на лице Марка, однако в глазах их было полно. Его всегда ясные глаза сейчас были затуманены печалью и болью, смешанными с волнением и недоверием. Джинён не понимал почему, но он не мог заметить и намёка на злость. — Не знаю, — сказал Джинён, избегая ответа. Естественно, он знал. Джинён мог назвать кучу важных вещей, много чего он мог назвать и несколько месяцев назад. — Ну, тогда я скажу, что я считаю самым важным. Это любовь, Джинён. Любовь — самое важное в жизни, — сказал Марк, в его глазах стояли слёзы. Некоторое время тому назад Джинён бы не согласился. Он никогда не получал достаточно любви: родители его любили, но они всё время были на работе, а другие люди никогда не высказывали Джинёну любовь, похожую на родительскую. Однако теперь, когда Марк показал ему, что любовь может сделать с человеком, как она может его изменить, Джинён был с ним согласен. Это была любовь. Однако Джинён не собирался поддаваться ей. Это было глупо и могло сделать ему снова больно. Он не заслужил любви, поэтому-то его и никогда не любили. Никто. — Почему тебя это вообще волнует? — поинтересовался Джинён. — Потому что я люблю тебя, разве ты не понимаешь? Я не верю, что нет, ведь ты так чертовски умён; ты просто не можешь не понимать, что я, возможно, только возможно... люблю тебя, — выпалил Марк на одном дыхании, слёзы текли по его щекам. Джинён посмотрел на него с лицом, отражавшим невероятное удивление. — Но всё нормально, ведь Джинёну, этакому холодному сердцу, не нужен никто и ничто, он вполне отлично справляется в одиночку, — произнёс Марк, поднимаясь, чтобы уйти. Джинён будто почувствовал пропасть, которая возникла между ними и которая становилась больше по мере того, как Марк удалялся от него. Марк любил его. Кто-то любил его. Он вспомнил о всём том, что сделал для него Марк, о минутах, когда старший оставался вместе с ним, даже когда его поведение оставляло желать лучшего. Он любил его. Джинён не был умным, он был очень глуп. Глуп, потому что заставлял страдать самого себя; глуп, потому что не давал себе нормально жить и потому что не позволял себе чувствовать эмоции. Глупый, так ещё и эгоистичный, и высокомерный. И Джинён будет ещё глупее, если позволит ему сейчас уйти. Он не может больше избегать его. Продолжать избегать проблем, отталкивать чувства, он не может продолжать прятаться ради того, чтобы не сделать себе вновь больно. — Марк, — позвал он. Джинён до сих пор не называл его по имени, не говорил его в слух и только что пожалел, что не делал этого ранее. Марку шло его имя, оно звучало очень красиво, и Джинён хотел бы произносить его снова и снова, просто чтобы насладиться его звучанием. Пак осознал, что был не готов останавливаться на этом, не готов отказываться от него. Марк был прав, Джинён всегда считал, что ему никто и ничто не нужно, но затем старший показал ему, как же могут быть ценны и важны обычные вещи, например дружба, и Джинён понял, что не готов отпускать его. Он был эгоистом, которого никогда не волновало, как чувствуют себя другие люди, когда он вёл себя просто ужасно по отношению к ним, и сейчас Джинён осознал, как же был не прав. Так что он делает то, о чём бы раньше никогда не подумал. Джинён поднялся на ноги и посмотрел на Марка. Старшего ввели в замешательство его действия. Он был уверен, что Джинён ничего не скажет. — Извини, — сказал Джинён, смотря ему прямо в глаза. Марк больше не плакал. — Всё в порядке, — тихо ответил он, однако Пак знал, что это нет так. — Нет, не в порядке, — сказал Джинён. — А теперь позволь мне сказать кое-что. — Он глубоко вздохнул и продолжил уже ровным голосом, прежде чем Марк смог что-либо сказать: — Я был очень жесток к тебе и эгоистичен; не разговаривал с тобой, совершенно не проявлял никакого интереса, никогда не брал инициативу в свои руки, а ты всё равно продолжал пытаться общаться. Ты дал мне время, никогда ничего не спрашивал, а я продолжал только и делать, что отталкивать тебя, и мне очень жаль. Извини, я не знал, что делать. Ты был первым, кто пробудил во мне хоть какие-то чувства, первым, кто показал мне доброту; и я не знал, что делать. Меня никогда так не любили. М-мне было страшно, — признался Джинён. Впервые в жизни он признался кому-то, что ему было страшно, а ведь он всегда чего-то боялся. Страх. Он боялся осуждения, боялся эмоций, боли; он боялся потерять контроль над собой, боялся раствориться в бессмысленном бытии, боялся любви. Ужасно боялся. Джинён заметил, как выражение лица старшего поменялось, и это дало ему понять, что Марк его понял, он всегда понимал его. — Извини меня, — снова повторил он, — и... — Джинён запнулся. Он ещё не был готов сказать это, но в то же время готов. С Марком всегда так: он не хочет делать чего-то, однако затем всё равно делает; Джинён не хотел говорить что-либо, однако он говорил. — И я тоже тебя люблю, — сказал он, подходя чуть ближе. Джинён опустил голову так, чтобы не видеть Марка. — Джинён, — мягко проговорил Марк. — Ты не обязан говорить мне того же, что и я. Я всё понимаю, всё в порядке, — закончил он. — Я знаю, но я не лгу, — произнёс Пак. Он поднял голову, чтобы посмотреть на Марка. Он увидел отражение своих же эмоций в глазах Марка. — Я люблю тебя, — повторил Джинён. Так классно произнести это наконец. Весь страх ушёл, стеснение — тоже; он любит его. Марк слегка улыбнулся. — Я действительно люблю тебя, — сказал он, теперь уже с улыбкой. — Я тебя тоже люблю. И тут Джинён сломался. На глаза навернулись слёзы: первая, вторая. Он никогда не плакал перед кем-то, не позволял себе показывать слабость, однако сейчас это то, что он делал. Марк развёл руки в стороны, и Джинён, даже не поколебавшись, упал в его объятия. Если подумать, несколько месяцев назад он бы даже не прикоснулся к Марку. Руки старшего уместились на его спине, и тот обнял его крепче; Джинён уткнулся лицом в плечо Марка и проронил ещё несколько слезинок. — Э-эй, ну не плачь, — произнёс Марк, вытирая несколько солёных капель. Джинён улыбнулся сквозь слёзы. Он почувствовал, как задрожал Марк под пронзительно холодным ветром, и в тот же миг снял с себя худи, надевая её на голову Марка. Тот лишь снова его обнял. Они стояли так некоторое время, обнимаясь под холодным ночным ветром, и только звёзды видели их любовь и заботу друг к другу. Только они слышали их разговор. Только они видели, какой же сложный шаг только что совершили Марк и Джинён в своих отношениях. Только они видели, как в один миг всё хорошо обернулось, как в один миг два человека нашли друг друга, нуждаясь один в другом. Только они чувствовали, как два любящих сердца связались между собой, говоря, что всё в порядке. Это нормально — чего-то бояться, нормально — раскрыться другому человеку, иногда даже забыв обо всём и прыгнув во что-то глубокое.