Мы же оба с тобой подонки

Для всех присутствующих в прекрасном в своем величии тронном зале Красного замка, Серсея была рада своей свадьбе. Румянец на щеках был румянцем волнения, глаза были полуопущены из-за смущения перед принцем. И лишь принц Оберин наблюдал за своей невестой с улыбкой, как взрослые наблюдают за детьми. Только он, находясь в полуметре от королевы, понимал, что румянец на щеках пылает от ярости, такой сильной, что королева едва подавляла рычание, а опущенные глаза, прикрытые темными, длинными ресницами, горели зелёным диким огнём бешенства. Все это принца лишь забавляло. И Серсея с ненавистью смотрела в его чёрные, смеющиеся глаза, мечтая стереть эту усмешку с его лица. Как он смеет смеяться над ней, над львицей! Она — Серсея Ланнистер, и никто не смеет над ней смеяться! Сегодня королева была прекрасна. И так красива она не была со времени своей первой свадьбы. На женщине было золотистое платье, столь нежное, столь воздушное, что делало её почти девушкой, подчеркивая изящную и тонкую, несмотря ни на что, фигуру. Волосы сияли золотом ещё ярче, а главным довершением этого наряда была прелестная диадема с изумрудами с оправой из все того же драгоценного металла. Она приносила все обеты сквозь плотно стиснутые губы, столь тихо, что Оберин не сдерживал смеха и наклонялся к ней поближе, опаляя её щеку горячим дыханием, пьянящей смесью золотистого вина и цитрусов, и спрашивал её, все столь же насмешливо:  — Что-что, дорогая? Королева огромным усилием воли подавляла желание вцепиться ему в лицо ногтями и завизжать, но благоразумно сдерживалась, повторяя обет громко и четко, назло своему жениху. Когда он укрыл её своим плащом, когда бархатная ткань тяжёлой ношей легла на плечи и когда она развернулась к людям, пытаясь вырвать свою руку из руки Оберина, столь изящной и аристократичной, но на удивление сильной, Серсея встретила взгляд отца. Гордость и удовлетворение. Хоть чем-то она угодила Тайвину Ланнистеру. Смотря перед собой, она всей кожей чувствовала взгляд Джейме, пронзительный взгляд ярких зелёных глаз. Королева буквально ощущала его раздражение. Ничего не поделаешь, братец. Против отца не пойдёшь даже ты. Женщина спустилась вместе с новоиспеченным мужем, шествуя к дверям. А там уж и пир. А там и глупые гости, которые будут поздравлять её со свадьбой. Идиоты. Какие же они все идиоты. Серсея заняла свое место за праздничным столом, ровным счётом как и Оберин, который конечно же сидел рядом с ней. Конечно. Когда же все это кончится? Королева с тоской оглядела стол, гостей, и не сдержала тяжёлого вздоха, яростно встречая весело-удивленный взгляд мужа. Теперь мужа.  — Вам кто-нибудь говорил, что иногда Вы выглядите действительно достойно, моя леди-жена? Женщина настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу отреагировала на слова принца, а когда до неё дошёл смысл, зеленые глаза тут же вспыхнули, она нахмурилась и уже открыла рот, чтобы ответить, однако Мартелл вновь оборвал её:  — И великолепны, когда злитесь. Этакая комнатная кошечка, которая шипит, когда к ней подходят. Возмущение уже затопило Серсею, она задыхалась от гнева и ярости. Да как он смеет?!  — Я Вам не кошечка, милорд. Я — львица, Серсея Ланнистер. И если Вы продолжите вести себя так же хамски и нагло, я буду вынуждена рассказать все отцу.  — Нет, Серсея, Вы именно кошечка. Вам просто не хватает немного любви и дрессировки. Такое фамильярное обращение разозлило королеву ещё больше.  — На Ваше счастье я одинаково искусен и в любви, и в дрессировке, — ослепительно улыбнулся принц Дорна, отпив вина.  — Что за грязь, — пробормотала женщина, сильнее обхватывая свой кубок.  — Это жизнь, — просто ответил он, со скучающим видом катая по столу красный апельсин. Зазвучала тихая музыка, и у Серсеи упало сердце. Музыка. Свадебный танец. Жених и невеста вальсом обязаны открыть танцы. Оберин проследил за её взглядом и усмехнулся:  — Вижу, Вам не терпится танцевать. Не смею отказывать в желаниях моей жены. Он встал и протянул ей руку, чёрные глаза откровенно смеялись. Королева прожгла его ненавидящим взглядом, но и отказать она не могла. Все внимание гостей уже было приковано к ним. Какая жалость. Пауза затягивалась, среди присутствующих уже тихой волной полетел шепоток. Идиоты. Какие они все идиоты. Серсею не волновало их мнение, но её семью волновала репутация. Женщина встала и безмолвно подала руку. Крепкая рука легла на её талию, она положила свою ладонь на его плечо и механически начала двигаться в такт музыке, глядя куда-то в сторону.  — Миледи, муж и жена должны хотя бы разговаривать меж собой, Вы так не считаете? — королева подняла глаза и тут же нахмурилась, поймав взгляд тёмных смеющихся глаз. Женщина попыталась вырвать руку, но та была сжата будто тисками, и малейшее движение причиняло боль.  — Ещё крепче, и я закричу, — прошипела Серсея, упрямо поднимая голову.  — Сдаётся мне, Вы меня дразните, чтобы я нарочно прижал Вас сильнее, — ответил Оберин, уже улыбаясь, — моя королева, в этих желаниях нет ничего постыдного, и я с удовольствием исполню Вашу просьбу. С губ женщины уже были готовы сорваться ругательства и проклятия, когда она поняла, что он действительно сжал её ещё крепче. Оберин Мартелл был единственным мужчиной, над которым Серсея была бессильна. Всех мужчин можно было укротить — деньгами, поцелуем, в конце концов, раздвинув ноги, но их можно было подчинить и заставить сделать то, что нужно. Но Оберин. В его случае все её уловки были бесполезны. Он принц, и все эти деньги ему не нужны ко всем чертям, красоту Серсеи он не замечает, ему не нужно её тело, потому что у него есть любовница и перед ним открыты все бордели, её благосклонность ему не сдалась, потому что её все равно отдали ему, ровным счётом как и не тронут его её слезы и её улыбка, потому что ему плевать.  — Вы думаете столь напряженно, что мне становится страшно. Вы что-то замышляете, и по Вашему виду мне кажется, что это будет как минимум моё убийство, — внезапно сказал Мартелл, отпустив её и поцеловав её руку, знаменуя конец танца. Серсея молчала, не способная произнести ни слова, когда его губы касались её кожи. Она сделала финальную попытку освободить свою руку, но именно эту руку принц избрал, чтобы отвести королеву к столу.  — Лаванда, верно? — спросил принц, провожая её к столу, — какое совпадение, я тоже люблю лаванду.  — А я нет, — резко ответила королева, заняв свое место за столом.  — И как давно? — рассмеялся Оберин, заботливо наполняя кубок Серсеи вином.  — С этого момента, — отрезала она, принимая кубок.  — Я думал, Вы как минимум плеснете мне его в лицо, — улыбнулся Мартелл, наблюдая за женой.  — Хотелось бы, — честно призналась Серсея. Ответом ей стал тихий смех. С сумерками королеве все больше и больше хотелось убежать, ведь с приближением конца дня приближалась и её брачная ночь. Серсея пила все больше и больше, пока её не остановил Оберин. Нет, не Оберин. Муж.  — Миледи, уверяю Вас, брачная ночь не так страшна, а такое количество вина не позволит Вам… — он замялся, подыскивая слово и одновременно наблюдая, как его леди-жена приходит в ярость, — не позволит Вам оценить всю полноту ощущений брачной ночи. У королевы рука зачесалась, и она едва сдерживала желание залепить принцу звонкую пощечину. Настолько звонкую, что оркестр прекратил бы играть, а все гости замолчали бы. Серсея лишь молча покосилась на принца и продолжила допивать вино. Едва она поставила пустой кубок на стол, как Оберин схватил её за руку, поднимая из-за стола. Женщина взглянула на него непонимающе и тут же с ужасом поняла, что ей страшно. Ей, львице, страшно. Такой позор пережить невозможно.  — Как Вам уже понятно, любовь моя, нам пора, — шепнул он, где-то совсем рядом с её ухом. Она вздрогнула от такой близости и безмолвно последовала за ним, почувствовав резкий рывок за руку. Под одобрительные крики, хлопки и смех гостей, Серсея следовала за своим мужем, скрипя зубами и мысленно посылая всех в пекло. Стражники расступились перед дверью, и принц буквально втолкнул королеву в покои. Красный, золотистый, оранжевый, кто бы сомневался, что именно эти цвета будут в интерьере. Цвета домов.  — Оставьте нас, — приказал Мартелл, закрывая дверь.  — Но, Ваше… — начал было гвардеец, но осекся, заметив взгляд принца.  — Я сказал оставить нас. Ещё один знак неповиновения, и я всажу в тебя копье.  — Извините, Ваша милость, — пролепетал вмиг побледневший охранник. С Красным Змеем не шутят. И не рискуют, — извините, Ваша милость. Серсея уже сидела на краешке кровати, когда Оберин запер двери и обернулся к ней:  — Как? Вы ещё не готовы? Что?! Королева задохнулась от удивления и гнева. Да как он может так говорить? Не готова!  — Я терпела Вас и…  — И будете терпеть до самой моей смерти, — тут же вставил принц, — а впрочем, извините. Продолжайте.  — Я терпела Вас и Вашу грубость, — вновь начала она, медленно и четко выговаривая каждое слово, — Вашу наглость и… И вообще Ваше поведение! Но такого отношения я к себе не потерплю, надеюсь…  — Серсея, — мягко перебил принц, медленно приближаясь к ней кошачьей грациозной походкой. Он присел рядом и холодно продолжил:  — Ты моя жена. И ты будешь делать все, что я захочу. И будешь терпеть меня. Всего меня. Надеюсь, тебе это ясно.  — Что за фамильярность! — процедила она, — я в праве требовать к себе хотя бы уважения.  — Не в праве, — с улыбкой покачал головой Мартелл. Королева промолчала, отвернувшись.  — Что ж, я обещал тебе что-то, кажется? Его пальцы, длинные и удивительно прохладные коснулись её лица, поворачивая к себе. Он приблизился и, остановившись в считанных сантиметрах от её губ, прошептал:  — Серсея, мы же оба с тобой подонки. Эта фраза была столь разоблачительна, что она не смогла ничего ответить, растерявшись от меткости сказанного. Они оба подонки. В этих трех словах заключалась правда, столь обличительная, что у неё не хватило ни сил, ни желания отрицать это. Они подонки.  — Разве это плохо? — она впервые ему улыбнулась, поднимая глаза. Его чёрные, непроницаемые глаза смотрели внимательно и в то же время с той неизменной насмешкой.  — Кто сказал эту чушь? — улыбнулся он в ответ. Королева рассмеялась, весело, искренне, озорно, как ребёнок. И правда, что за чушь? Она перестала смеяться и закрыла глаза, подаваясь вперёд и получая поцелуй.