***
Тор вернулся под отчий кров и узнал, что Один очнулся, здравствует и правит Асгардом. Он уже знал о том, как Тор нёс Огненное Сердце, вот об этом скальды пропели. Со слов Громовержца он узнал и о Локи. Если он и хотел вернуть приёмыша, или извиниться перед ним, то не сказал. Гордыню и упрямство Тор всё же унаследовал по линии отца. Не обошлось и без курьёзов. Прошло приблизительно два месяца с того дня, как Тор вернулся домой. Как-то на пиру Один сказал: — Мне рассказывали, как Фандрал лишился своей красоты, а Сиф свободы, но, может быть, ты уже смилуешься над ней? — Я не понимаю, отец. — Отправляясь в свой путь, ты поступил как настоящий царь. Ты не допустил дипломатического конфликта и отправил Сиф под арест. Так вот, она до сих пор сидит. Выпускать будешь? — Ох, беда! - и Тор кинулся давать распоряжения страже. Сиф и Фандрал покинули Асгард и никто о них больше не слышал.***
Последний разговор Тора и Локи, а так же альянс ими созданный давали право на дипломатическую переписку и на два визита в год. Один в Утгард, второй в Асгард. Локи своим правом не пользовался, а вот Тор приезжал всегда. Он изменился, стал выдержаннее, спокойнее. В отсутствии своих друзей, Вольштагг и Огун тоже покинули его. Всё же им было интересно путешествовать по мирам, а не сидеть и заниматься дипломатией. Тор писал в Йотунхейм много писем. В основном персонально для Локи. Где-то излагал новости, которые могли быть ему интересны. Предлагал торговые договоры, и даже два раза отправил приглашение в Асгард. Не послом, но гостем. На них Локи не ответил. То ли оттого, что политика душила бравого воина, то ли от скуки, то ли оттого, что Фригга, почувствовавшая оттепель, подложила сыну книгу о значении цветов и трав, Тор начал читать. Это расслабляло. Приблизительно через год он неплохо знал язык цветов, символизмы и свойства растений. Было уже поздно, когда Локи доложили, что прибыл гонец из Асгарда. Это был молодой эйнхерий. В руках он держал деревянную шкатулку. Локи сразу узнал один из ларцов Фригги. Приняв шкатулку, он приказал жестом выйти из кабинета. Воин понял, что будет ответ. Герцог Йотунхейма открыл ларец и застыл. На дне лежало сложенное письмо и ветка цветущей малины*. — Не может быть. Этого просто не может быть, — казалось, что удивить Локи уже нельзя, но Тору это удалось. Он развернул письмо. Дорогой Брат! Прости, что так называю. Наверное, не имею такого права, но всё же прочитай моё письмо. Я не буду оправдываться тем, что ничего не знал. Это глупо. Я не буду просить прощения. Просто не смею, но хочу, чтобы ты знал. Тогда в лесу, я видел все твои шрамы. Они ужасны. Ты имел право так поступить. Боюсь, что не ошибусь, если предположу, что Мидгард был атакован только потому, что там был спрятан Тессаракт. Я должен был не геройствовать с Мстителями, а вернуть тебя домой. Возможно, всё пошло бы по-другому. Но получилось так, как получилось. Скорее всего, я уже вызвал твой гнев, но всё же помни. У тебя есть ещё один брат кроме, Бюллейста, и если ты позовёшь меня на помощь — я приду. Твой брат — Тор. Шкатулка вернулась в Асгард. Тор с надеждой заглянул в неё. Ничего! Она была пуста. Эйнхерий кашлянул. — Вот, — он протянул официальный пергамент из Йотунхейма, — князь просил отдать вам. — Хорошо, можешь идти. Тор развернул и начал читать. Его Королевскому высочеству, наследному принцу Асгарда, Тору Одинсону. Совет Утгарда долго совещался, но так и не пришёл к единому решению по поводу предложения Асгарда. Боюсь, живы ещё предрассудки, касаемые асов и их методов ведения переговоров. Рассмотрев все детали, король Бюллейст нашёл возможность пригласить Вас, и одного из ваших советников на переговоры. Попробуйте на этот раз более внятно и чётко представить аргументы в пользу данного торгового союза…. Всё письмо было выдержано в строгом, деловом стиле. Так же Локи интересовался поставкой рыбы, предлагал делать некоторые артефакты на продажу. Тору было горько про это читать, и только дойдя до конца пергамента — он замер. Сначала он не поверил своим глазам, даже пошёл выяснять в книжный зал, правильно ли он всё понял. Но он действительно не ошибся. В конце пергамента чёрной тушью была нарисована роза**. Некоторые её штрихи были усилены, что свидетельствовало о том, что рисовавший её сомневался, нервничал, но делал всё не впопыхах. И чтобы развеять уже всякие сомнения под розой стояла совсем не официальная и даже где-то грубая приписка. Солдатиков моих верни, жмот! Шкатулку я вернул.