Часть 1
10 июля 2017 г. в 02:37
США, штат Монтана, окрестности Йеллоустонского национального парка
Я подозревал, что со мной что-то не так, с детства.
Отец умер через месяц после моего рождения (он был военным), мама спустя год (сошла с ума от тоски по нему и покончила с собой), поэтому воспитанием меня любимого занимался дед с маминой стороны (профессор, преподаватель палеонтологии в Университете и член высшего общества) и бабушка с папиной (владелица небольшого отеля на окраине Йеллоустонского национального парка, любительница алкоголя, боев без правил и плечистых-не-всегда-чистых мужиков-по-хозяйству-помощников).
Несложно догадаться, что они обожали меня и люто ненавидели друг друга, а потому раздвоение личности, приключившееся со мной лет этак в шесть, стало моим спасением: у деда в городе я стал вежливым, послушным и подающим надежды мальчиком, а у бабули — властным, самостоятельным и все-на-свете-знающим маленьким-да-удаленьким хамлом. Кто-то же должен был присматривать за отелем и постояльцами, пока она в очередной раз ругалась-трахалась с помощником по хозяйству, который, как и чертова куча народу до него, пытался сбежать, не выдержав в нашем бедламе и недели.
Я любил моих славных старичков, врал им каждый божий день и был собой лишь тогда, когда оставался один в своем любимом месте. У деда в городе это была домашняя библиотека с камином, шикарным ковром в половину зала и кожаными креслами, у бабушки — обрыв над рекой в лесу недалеко от отеля. Там я закрывал глаза, переставал притворяться и представлял себя зверем. То есть зверями. В городе я был псом: добродушным, лениво-домашним и крайне любвеобильным, а в лесу волком: гордым, независимым и… ищущим кого-то или что-то, без чего жизнь моя совсем не жизнь, а черт-те что и сбоку бантик.
Псом мне нравилось быть куда больше, потому что когда я позволял ему командовать, то получал все, что хотел: игрушки в детстве, друзей в отрочестве и женщин в юности. Другое дело волк, которому категорически не нравились игрушки (поэтому долго ни одна из них, подаренная мне-псу, не протянула) и мои добрые и наивные школьные друзья (поэтому не раз и не два в течение учебного года я подбивал их на мелкое хулиганство).
Так я и болтался меж двух огней во всех смыслах слова: осенью, зимой и весной — паинька (почти) у деда, а летом, на редких выходных и каникулах — Самый Главный Мужик в отеле Олд Ривер и его окрестностях. Добрый пес — злой волк. Рационалист до мозга костей (дед вместо сказок на ночь читал мне трактаты по биологии, антропологии и дипломатии) — мечтательный романтик (бабуля рассказывала мне истории про волков-оборотней, едва у нее выдавалась свободная минутка). Богатый транжира — жадный трактирщик. Полная смена сущности за сорок минут езды из Бозена в Олд Ривер. Невесело это было, скажу я вам. Ох, как не весело.
Однако самым ужасным было даже не это, а то, что мне-волку не нравился секс с женщинами. Сначала я думал, что волку не нравится секс в принципе, но когда на одной из вечеринок в Университете меня, основательно подвыпившего, затянул в туалет еще более пьяный одногруппник и попросил выебать его с такой страстью, чтоб кишки треснули, я понял, что это не так. Нашу феерическую еблю не услышал разве что глухой. Девчонка, которая тогда была со мной, прокляла меня на веки вечные, а волк, впервые за всю мою жизнь, счастливо уснул почти на целый месяц и не проснулся даже тогда, когда брат девчонки залепил мне кулаком в глаз неделей позже.
Я сопоставил факты, сделал выводы, вымолил прощение за аморальное поведение у деда и на следующее полнолуние сбежал к бабуле, в одном из придорожных баров цепляя крепкого, видавшего виды парня, готового ради дозы героина на все. Я купил и отдал ему сразу две.
— Думаешь, не доживу до утра? — спокойно спросил он, садясь в машину и закатывая рукав на помятой и поюзанной, но чистой рубашке.
Наверное, это меня в нем и привлекло: я чистоплюй и педант, жутко привередливый в плане запахов. Парень пах не потом и говном, а мёдом и полынью. Очень даже неплохо пах.
— Не знаю, — честно ответил я и тронулся с места. — Но то, что достанется тебе по самое не балуйся, это точно.
— Надежда умирает последней, — философски сказал он, сжал зубами резинку на руке и вколол дозу в вену. — Оставлю одну на утро.
— Оптимист, — залился кровожадным хохотом внутри меня волк.
— Я тебе его убить не позволю, — не слишком храбро тявкнул на него мой слабохарактерный рохля пес.
— Да пошли вы к чертовой матери! — выругался я-человек вслух, ненавидя обоих до глубины души.
С каждым годом их диалоги становились все громче и сварливее, а я — все ненормальнее. Однажды, я знал это совершенно точно, они отправят меня в психушку, поговорив с каким-нибудь добрым доктором вместо меня дуэтом.
Я кинул настороженный взгляд на парня, сидящего на пассажирском сиденье, но ему уже было плевать на всех и вся, чем я и воспользовался, притащив его на руках (даже не запыхавшись!!!) на любимый обрыв недалеко от бабушкиного отеля поздно вечером. Очень удобное место, если разобраться — небольшая, узкая, но достаточно высокая скалистая горная гряда, отделяющая поляну от дома, бурная река внизу и дремучий лес вокруг скроют следы моего безумия, если дело зайдет слишком далеко.
Слава всем богам, не зашло. Наверное, мой добрый пес вмешался и не позволил свершиться непоправимому. Я выебал летающего в облаках парня во все дыры не по разу, искусал в кровь и в порыве страсти едва не вырвал ему кадык зубами, а он, очнувшись рано утром, посмотрел на меня ошалелыми глазами и прохрипел сорванным после ночных утех (в которых даже будучи под кайфом весьма активно поучаствовал) голосом:
— Мне больше не нужен героин, мне нужен ты. Давай встречаться!
Я пропустил его восторженный хрип мимо ушей, потому что волк во мне безмятежно спал (жаль, что не мертвым сном), а пес истерично выл и отказывался смотреть на результаты наших жестоких игрищ. Мало того, запах крови, пота, спермы, травы и дерьма, в какой-то момент шибанул мне в нос с такой силой, что меня вывернуло наизнанку тем, что скопилось в моем желудке с вечера.
— Да все нормально, чего ты. Не переживай, — попытался успокоить меня любовник и, пошатываясь, поднялся на ноги. — Это был лучший трах в моей жизни.
Я разглядел его во всей красе, ужаснулся тому, что увидел, и грохнулся в обморок.
Меня спасла бабуля, которая явилась на обрыв с двумя пятилитровками воды: вылила их на наши головы, отругала обоих и пинками загнала в отель — в ту часть трехэтажного дома, куда допускались лишь избранные.
— Не вздумайте принимать душ вместе, — рявкнула она, захлопывая за нами входную дверь с диким грохотом. — Чтоб через полчаса на кухне были. Ясно?
Чего неясного-то? Мы разбежались по разным этажам, я залез в душ… и застрял в нем на неопределенное время, переваривая произошедшее ночью. Оно перевариваться не хотело. Если я маньяк и псих, свихнувшийся на почве бабулиных историй об оборотнях, то откуда на теле парня следы настоящих волчьих зубов?! Как назло, четвероногие поганцы со мной разговаривать на эту тему отказались: пес делал вид, что мертв, а волк по-прежнему катался на пони с розовыми феечками на носу и знать ничего не желал о реальности и сходящем с ума мне.
В общем, хороших мыслей у меня так и не появилось, только время и воду зря потратил, я спустился в кухню, в надежде уточнить грязные подробности у парня, но его там не оказалось.
— Больше ты своего любовника никогда не увидишь, — хмуро сказала бабуля, завидев открывшего рот для вопроса меня. — Сядь. Поговорить надо.
— О том, что я психопат? — послушно сел за высокий барный столик я.
— О том, что ты чудо чудное, — ответила она, замешивая в литровой кружке любимый коктейль из виски с содовой.
— Бабуля, твое «чудное чудо» ночью едва не затрахало человека насмерть и не вырвало ему кадык.
— Не вырвало же.
— Очень смешно. Если тебе есть что сказать, то говори прямо!
— Хорошо. Ночью ты обернулся в волка. Помнишь?
— Я? Обернулся?!
— Ну не я же.
— Черт! Черт-черт-черт, — запаниковал я, безуспешно ловя ударившегося в бега волка за хвост злым, как тысяча чертей, псом. Как пакостить — так он первый, а как отвечать — так в кусты?! — Ни черта не помню!
— Я так и подумала, поэтому допросила твоего любовника с пристрастием и выгнала из дому с наказом никогда сюда больше не возвращаться. Твое счастье, что он был под кайфом и решил, что к нему приходили глюки. Надеюсь, у тебя хватит ума с ним не встречаться?
— Да мне похуй на него! Объясни лучше, что происходит со мной!
Бабуля приложилась к коктейлю, задумчиво покрутила кружку на столешнице и убила меня наповал:
— Видишь ли, Юджин. Дело в том, что ты, как и твои предки, оборотень.
— Что?! Какого хуя ты мне раньш…
— Не перебивай старших!
— ОК, — мрачно сказал я, обещая самому себе допросить деда сразу после того, как бабуля расскажет свою версию моей истории. Ох, они от меня получат потом пиздюлей. Оба!
— Помнишь сказки, что я рассказывала тебе на ночь?
— Да.
— Так вот, это не сказки. Оборотни действительно существуют, и я одна из них. Как и твой дед. Как и наши дети — мой сын и его дочь. Они не должны были подружиться и уж тем более влюбиться друг в друга, но они это сделали. Он — волк, она — пес. Я до сих пор не понимаю, как такое вообще могло произойти. Ненависть между нашими кланами цветет пышным цветом больше трех веков!
— Ты отцу Шекспира на ночь не читала случайно? Про Ромео с Джульеттой? — буркнул я, злясь на нее, на деда и на весь белый свет в целом.
Мне, черт возьми, 23 года, а я прожил их слепо-глухо-немым младенцем, считавшим голоса в голове плодом свихнувшегося разума.
— Не ерничай! — повысила голос бабуля. Глотнула из кружки, успокоилась и продолжила: — Так или иначе, у них родился ты. А потом умер твой отец, а за ним и твоя мать. Я не буду рассказывать страсти, что кипели вокруг тебя во младенчестве. Скажу только одно: после всех проверок, испытаний, проб, шаманских плясок и даже гипнозов, выяснилось, что ты не волк, не пес, не непонятная полукровка, а просто человек — обычный среднестатистический американец.
— Ну-ну, — отобрал у бабули кружку с коктейлем я.
Глотнул от души. Закашлялся, утирая выступившие на глаза слезы. Просто человек, блять, ага! Хорошая шутка. Прям обхохочешься! Непонятная полукровка — вот это точно про меня. Звучит-то как мерзко, господи!
— Не нукай, не запрягал, — отвоевала кружку обратно бабуля. — Что с тобой делать, было непонятно, но и отдавать тебя в стан врага — немыслимо. Мы с твоим дедом едва глотки друг другу не перегрызли за право тебя воспитывать и в итоге сошлись на середине: ты его на время учебы, а мой — на время каникул.
— Что-то подсказывает мне, что все не так просто. Тебе не кажется, что в свете последних событий хранить тайны не только бессмысленно, но и опасно?
— Умом ты явно пошел в мать, — тяжело вздохнула она и смирилась с новой реальностью окончательно: — Мой муж был главой клана Северных волков, а после его смерти этот титул перешел ко мне. Формально, конечно. Желающих стать вожаком — полно, однако теперь ты первый в списке, хочешь ты того или нет. Мой внук-человек — ничто, мой внук-оборотень — все.
— Не слышу оптимизма в твоем голосе.
— Его и нет. Многое играет против тебя, сынок.
— Например?
Бабуля приложилась к кружке на порядок основательнее, чем прежде. Я уставился на нее в оба глаза, вкладывая во взгляд смертельное предупреждение. Хватит с меня загадок! Она не выдержала и десяти секунд:
— Прежде всего, твоя родословная. Видишь ли, сынок, твой дед — псина королевских кровей и вожак самого сильного псового клана Америки. Очень известная личность.
— Охуеть…
— Вряд ли Северные волки будут в восторге от того, что клан волков-оборотней возглавит внук нашего главного врага-пса.
— Мда…
— Ни у меня, ни у твоего деда наследников, не считая тебя, нет и не будет. Мы смирились с этим и договорились не вмешивать тебя в наши оборотнические дела, но ситуация изменилась, и тебе придется погрузиться во все это дерьмо по уши.
— А если я не хочу погружаться?
— Рано или поздно оборотни узнают, что ты один из нас, и на этом твое спокойное бытие закончится.
— Почему вы не рассказали мне обо всем этом раньше?
— Какой смысл? Обычный человек никогда не сможет не только возглавить оборотней, но даже разговаривать с ними на равных.
Я посмотрел на нее мрачнее мрачного:
— Зато оборотням вы обо мне-человеке наверняка растрезвонили, не так ли? Чтоб ненароком не ляпнули лишнего наивному идиоту!
— Чтоб не убили в борьбе за власть, щенок! — хрястнула кружку о столешницу бабуля. Кружка разлетелась вдребезги, а виски потекло на пол. — Волки-оборотни — не люди, им до пизды людские законы, демократия, свобода и прочая либеральная херня. Они понимают только язык силы. Альфа-самец во главе стаи, альфа-самка за его плечом — все. Никто нам не указ — ни полиция, ни военные, ни президент.
— И скольким оборотням лично ты горло в борьбе за власть перегрызла, а, милая моя бабуля — формальная альфа-самка клана Северных волков? У нас за домом кладбище, о котором мне знать не положено?
— Не твое собачье дело! — рявкнула она и отвесила такую пощечину, что чуть не сбила с ног.
Я пошатнулся, но устоял на ногах, наливаясь нечеловеческой силой мгновенно озверевшего меня-волка. Не мое собачье дело?! Да как она посмела ТАК на меня орать?! Неуправляемое бешенство едва не поглотило меня с головой: оборот, рывок через стол — и лежащая на полу старая женщина, чье сердце бьется в горле, зажатом в моих зубах.
— Никогда. Больше. Не. Смей. Поднимать. На. Меня. Руку! — зарычал я, зная, что она услышит и поймет все без слов. Помолчал и добавил на порядок мягче, уступая укоризненно глядящему на меня сверху вниз псу. — И голос тоже не повышай.
— Да, мой господин, — прохрипела бабуля, цепляясь за шерсть на моем загривке слабеющими руками.
Я поспешил разжать челюсти и отойти от нее подальше. Сел на задницу в углу возле холодильника и смертельно обиделся на весь свет.
— Юджин, — поднялась на ноги бабуля.
Подошла ко мне, села рядом и обняла, укладывая мою волчью морду на свою вполне себе бодрую грудь. Я обиженно засопел носом прямо в ложбинку.
— Мальчик мой, хороший, любимый. Прости меня. Обещаю, этого больше не повторится.
— Я не хотел причинять тебе боль, но мой волк сильнее меня и ненавидит подчинение, — оттаял я. — Не провоцируй его, и все у нас будет как раньше.
— Как раньше уже не будет. Ты мне теперь за подзатыльник горло перегрызешь и не подавишься. Не понимаю, как я могла не заметить, что ты изменился?
— Благодаря вам с дедом я врун, каких поискать, — проворчал я… и обернулся человеком, падая в ее грудь лицом. — Блять!
— Ты чудо чудное, дорогой, — улыбнулась она, поднимая мое лицо к своему. — Оборачиваешься так же легко, как дышишь, контролируешь себя даже в ярости и подчиняешь себе мгновенно. Ты прирожденный вожак, Юджин.
— Поэтому ты назвала меня «господином»? — спросил я, выдирая голову из цепких рук и поднимаясь на ноги.
Почесал копчик там, где теоретически начинался хвост, и разомлел. Какой, оказывается, кайф чесать копчик!!!
— Да.
— То есть альфа-самец клана Северных волков из меня получился бы офигенный?
— Даже не сомневаюсь, — погрустнела бабуля, протягивая мне руку. Я послушно помог ей встать на ноги, понял, что стою перед ней голым, и поспешил одеться. — Я объявила о добровольном сложении полномочий меньше года назад, и с тех пор битва за звание вожака не прекращается ни на минуту. Ни один из претендентов не смог продержаться на этом посту дольше месяца, а среди них были очень серьезные ребята, поверь мне на слово. Ты уверен, что хочешь вляпаться в это дерьмо прямо сейчас? Без необходимых знаний и подготовки?
— Я не уверен, что хочу в это вляпываться в принципе, — честно ответил я. — Мне и без оборотней неплохо живется.
— Тебе придется, Юджин. Пока жив прямой наследник вожака, другому оборотню главой клана стать невозможно. Наверное, поэтому никто из претендентов так и не смог удержать власть. Магию, что делает оборотней оборотнями, не обмануть.
— Ты загнала меня в западню, из которой нет выхода. Главой клана я стать не могу, потому что наполовину пес. Забыть об оборотнях и идти своей дорогой не могу, потому что наследник. Что мне делать? Пустить пулю в голову, чтобы всем полегчало?!
— Надо успокоиться и подумать. Обоим.
— Тебе надо, ты и думай, а я к деду поехал, его вариант сказки про белого бычка слушать, — зло бросил я, нашаривая в карманах ключи от машины. К черту! Пора возвращаться в город. Там, в тепле, уюте и безопасности, обо всем и подумаю.
— Ко мне без предупреждения не приезжай. Ты теперь иной. Скрыть это от остальных невозможно, а нам нужно время.
— В отеле только иные останавливаются, да? — озарила меня очередная светлая мысль.
— По большей части.
— Чер-те что! Знал бы, что тут такое творится, ноги бы моей здесь не было!
— В том числе поэтому ты и не знал, — хмуро сказала бабуля, открывая входную дверь. Потрепала меня по руке ласково. — Не рассказывай о себе никому, Юджин, и не руби с плеча, когда будешь разговаривать с Патриком. Он не так силен, как хочет показаться.
— Ты что, переживаешь за него? — замешкался в дверях я. Слышать такое от той, которая терпеть не могла деда все то время, что я себя помню, было странно.
— Мы слишком долго ненавидели друг друга, — усмехнулась она. — Если он умрет раньше меня, мне будет его чертовски не хватать.
— Переживешь. Тех, кого ты ненавидишь, — вагон и маленькая тележка. Есть из кого выбрать!
— Не волк, а ехидна какая-то. В кого такой уродился, спрашивается?
Бамс! Дверь едва не приложила меня ручкой по копчику, я по-козлиному прыгнул вперед, выругался и поспешил свалить в Бозмен.
…
60 км до города я ехал долго. Почти сутки, если быть точным, и за это время со мной много чего приключилось. Дорога превратилась в пытку, едва я выехал на трассу, потому что мой пес сцепился с моим волком и устроил невиданную доселе потасовку. Я держался изо всех сил, но когда полетела шерсть и полилась кровь, оставил машину на обочине и ринулся в лес, меняя ипостаси ежеминутно. Волк позволять псу командовать телом отказывался наотрез, пес не сдавался, а я-человек представления не имел, как их утихомирить, и потихоньку сходил с ума.
Не знаю, сколько, в каком направлении и в каком облике мы пробежали, очнулся я, только когда вокруг меня сомкнулась вода. Волк, ненавидящий всякого рода купания, заскулил от страха и немедленно заткнулся, а пес, обожающий плескаться даже в грязи, что уж о нормальных водоемах говорить, взял бразды правления телом в свои лапы и вынырнул на поверхность… реки, которая несла нас черт знает куда довольно быстро. Пес, оценив масштабы бедствия, ожидаемо слился, и я, наконец, стал человеком, первым делом ощутимо приложившимся ребрами о какой-то подводный камень.
Умирать мне не хотелось, так что, собрав остатки сил, я с руганью, скулежом и даже подвываниями через десять минут спринтерского заплыва сумел-таки выбраться на густо поросший деревьями и кустами берег. Обернулся волком и вырубился.
Очнулся я от того, что мне стало тепло и уютно, словно я пришёл в то место, которое искал с рождения. Оставалось открыть глаза и увидеть мой персональный Рай, что я и сделал. Ночь. Берег реки. Угасающий костер. Я в человеческом обличии лежу в объятиях… объятиях…
— Тсс, спокойно, — не дал мне удариться в паническое бегство лежащий вокруг меня огромный медведь-гризли. Провел аккуратно острыми когтями по моему плечу и положил лапу на мое бедро, скрывая под ней сжавшиеся до невозможности причиндалы. — Не бойся. Я оборотень, такой же, как и ты.
— Шутишь? — пискнул я, потихоньку приходя в себя. — Да в тебе три меня поместится!
— Ты еще в волчьем обличии посчитай, — насмешливо фыркнул он. — Глядишь, с десяток наберется.
— Не буду я ничего считать. Мне одного по самые гланды хватает, — буркнул я, успокаиваясь. Раз прикалывается, то жрать или потрошить не будет.
— Не любишь своего волка?
— А чего мне его любить? Лезет вечно, куда не надо, злится почем зря и втравливает в неприятности!
— Какие у такого замечательного парня, как ты, могут быть неприятности? — совершенно по-человечески рассмеялся гризли, сжимаясь вокруг меня плотнее: моя макушка где-то у него под горлом, вокруг всего тела лапы, вдоль спины и задницы туша, и даже ноги укрыты тяжелой задней лапой. Блять, меня наверное в нем даже не видно!
— Всякие разные, — обтекаемо ответил я и попытался из него выбраться. Не тут-то было! Он и не подумал меня отпускать. Я по этому поводу здорово напрягся. — Дружище, спасибо, что согрел, но мне того… этого… домой пора.
— А ты знаешь, в какой стороне твой дом?
— Пока нет, но если ты меня отпустишь, узнаю.
— Отпущу, не переживай. Дай мне немного времени.
— Для чего?
— Ты уверен, что хочешь это знать? — с такой многозначительной насмешкой в голосе спросил гризли, что меня жаром опалило. Он это почувствовал. Обнял крепче. Лизнул шершавым языком мою шею и плечо. — Волк из тебя получился шикарный, но человек… Ты собрал в себе все, что мне нравится в людях: стройный, но не худой; мускулистый, но не мясистый; красивый, но не смазливый; а твоя задница…
— Заткнись! — оборвал его я, с ужасом чувствуя, как нарастает возбуждение, справиться с которым было сложновато.
Пес успешно делал вид, что мертв, а вот волк принюхивался к медведю с блаженным выражением на морде и сопротивляться не собирался, принимая главенство гризли как данность.
— Если я заткнусь, то займусь с тобой сексом. Ты этого хочешь?
— Не… нет.
— Точно? — потерся о мое многострадальное плечо мордой гризли и уложил меня на спину, чтобы пройтись носом по моей груди к паху. — Пахнешь нереально вкусно! Весной и первыми цветами.
— Твою ж мать, отвали! — недовольно прошипел я, скрывая удовольствие и цепляясь за его уши в безнадежной попытке убрать любопытную морду от причиндалов. — Я не зоофил!
— Я тоже, — вернулся к моему лицу пастью с внушительными клыками он. — Давай займемся сексом, а? Без обязательств, прошлого и будущего. Как животные — потрахались и разбежались, чтобы никогда больше не встретиться.
Тоска в его голосе ударила меня в самое сердце. Несладко ему, похоже, в человеческой жизни приходится. Жалость, конечно, не повод для секса, но… о себе подумать тоже стоило. Мне в ближайшее время совершенно точно не до секса с парнями будет. Наследник же. Ни бабуля, ни дед с меня не слезут до тех пор, пока я им правнука не предъявлю. Или двух: волка и пса, чтоб всем хватило. Всерьёз думать о клановых заморочках, битве за жизнь и прочих сложностях не хотелось. Завтра подумаю. Как выберусь из этой передряги целым и невредимым, так сразу и подумаю.
— Соглашайся, вкусняшка-потеряшка. Взамен я выведу тебя к людям. К твоему сведению, мы находимся глубоко в парке, и, если не знать дорогу к трассе, тут можно блуждать вечность.
— А что, без секса ты меня здесь на произвол судьбы бросишь? — улыбнулся его вкрадчивому голосу я, почесывая за маленькими на фоне огромной головы ушами.
Гризли довольно засопел, склоняя голову то к одной руке, то к другой, и зажмурился от удовольствия. Спохватился, услышав мой тихий смех, засопел обиженно и придавил своей полутонной тушей к земле. Не сильно, но достаточно для того, чтобы я охнул.
— Сдурел? Раздавишь же!
— И раздавлю! Чтоб не издевался! — немедленно слез с меня он.
Прошлепал к костру, сел возле него на задницу и обиженно уставился на реку. Прям как я к холодильнику ходил, когда меня бабуля обидела. Мне стало ещё смешнее, но вслух я смеяться не стал и отправился мириться.
— Я не издевался.
Подошел к нему сзади и прилег на его мощную спину и холку грудью. Мех был на удивление мягким, чистым и очень ухоженным. У настоящего зверья такого не бывает. Оборотнические приколы, наверное.
— Так что насчет секса? — шумно засопел гризли, и я понял, что меня на своей спине он прекрасно чувствует.
— Я не против, но…
— Что?
— Я спал с парнями всего два раза в жизни, и оба раза был сверху.
— Ух ты…
Тишина, наполненная тысячами лесных звуков, повисла над нашей маленькой полянкой надолго. Гризли молчал, а я его торопить не собирался. Он должен понимать, с кем собирается сексом заниматься. Костер за моей спиной практически погас, когда медведь, наконец, отмер.
— Боюсь, сейчас я совершу ошибку, которая дорого мне обойдется, но… ты слишком хорош, чтобы я мог отпустить тебя, не отлюбив. Лучше мучиться воспоминаниями, чем сожалеть об упущенном.
— Звучит несколько… мелодраматично, не находишь? — поспешил испортить романтический момент я.
Нахер мне это все не надо! Песо-волк сохнущий по медведю. Или наоборот. Бред сивой кобылы! Секс — все, что между нами может быть.
— Нахожу, — смущенно засопел гризли. Поднял морду к небу, где висела почти полная убывающая луна, частично скрытая облаками. — Гряду облачную над лесом видишь? Дождемся ее и начнем.
— Не хочешь, чтобы я видел твое лицо?
— Да. Мне не нужны неприятности.
— Ты биг-босс? — почесал его за ухом я, улыбаясь своим мыслям.
Угораздило же меня нарваться в глухом лесу на того, кто, судя по манере разговора и ходу мысли, был из тех, с кем мой дед в гольф играл два раза в неделю. Серьезный бизнесмен или политик.
— Это так заметно?
Гризли зашевелился, меняя положение, оперся спиной о сосну и усадил меня к себе на пузо, обнимая лапами так, что я в нем утонул. Дышать стало трудновато. Ну и хрен с ним. Зато тепло и уютно. Я пригрелся и заклевал носом, но он меня встряхнул:
— Вкусняшка-засыпашка, на вопрос ответь!
— Да ни на кого ты не похож, — соврал я. Скажу правду, у него ко мне вопросы появятся, а я парень, как выяснилось, очень непростой. Оно мне надо — титулами светить? Пусть думает, что я среднестатистический американец, видевший элиту только по телевизору. — Сочиняю я. Для поднятия самооценки. Переспать с президентом Америки вовсе не то же самое, что с байкером.
Медведь хохотал долго, громко и совсем по-человечески, а потом лизнул меня в щеку и сказал ласково, щекоча шерстью всего меня:
— Не переспать, а отдаться. Я, конечно, не президент Америки, но… тоже молодец, так что за свою самооценку можешь не переживать.
— Надеюсь, у тебя большой опыт в сексе с анальными девственниками, молодец, — хмыкнул я, запоминая каждый оттенок и интонацию в его ответе намертво.
Ну, а что? Надо же мне учиться быть властным, добродушным, снисходительным и… восхищенным. Да. Именно восхищенным. Так я и буду разговаривать со своей будущей женой, размечтался я-пес, пользуясь тем, что волк в очередной раз унюхал голубых пони с розовыми феечками на носу и отвлекся. Королева красоты, оборотень с безупречной родословной…
— О ком ты сейчас подумал?
Невнятная угроза в рыке гризли мигом вернула меня с небес на землю и заставила хмуриться. Это что за нафиг сейчас был?
— Какая разница? Ты сказал: секс ради секса, так что не стоит задавать дурацкие вопросы, нарушая свои же правила.
Он рыкнул и обернулся человеком за миг до того, как костер погас, а луну затянули облака, так что я успел увидеть его лицо — ясноглазое, светлобородое, широкоскулое скандинавское великолепие, нависшее надо мной с нечитаемым выражением.
— Никакой разницы, — сказал он и жестоко укусил меня в стык плеча и шеи. — Но за то, что в моих руках ты думал о ком-то другом, я все равно тебя накажу.
— Какой злой мишка мне достался, — предательски ласково запутался пальцами в его длинных, частично заплетенных в небрежную косу волосах я. Дождался окончания одуряющего поцелуя и резко скрутил волосы в кулаке, заставляя откидывать голову назад и подставлять мне горло, в которое и впился вампирским засосом, даром, что оборотень. — Кто кого накажет — большой вопрос!
— Не дразни меня, вкусняшка-забияшка, — зарычал он, вырываясь.
Схватил меня за руки, прижал одной своей две моих над головой к земле и жестко повел бедрами, вдавливая в землю. Суровый такой. Могучий. Злой даже… И тут мне стало смешно. Как он меня назвал?
— Забияшка? — повторил я и расхохотался в голос. — Мишаня, да ты романтик!
— Волчонок, — замер надо мной каменной статуей оборотень. — Ты что, специально нарываешься?
— Это нервное, — запредельно серьезным голосом сказал я, провоцируя его на нежность.
Мне казалось, что вся его суровость и злость — напускное, под которым он прячет того, с кем я-человек смог бы заняться не только сексом, но даже любовью, а сразу две моих сущности в экстазе — это, наверное…
— Все будет хорошо, — отмер оборотень, отпуская мои руки, и словно обернулся кем-то еще: стальные мышцы обрели мягкость, температура тела ощутимо поднялась, а дыхание замедлилось. — Обними меня. Давай. Ласкай так, как ласкал того, о ком думал.
— Тогда нам придется кое-что изменить, — слукавил я, роняя его на спину. Ему пофигу, а мне холодно. — Закинь руки за голову!
Мишаня послушался беспрекословно, открывая себя моим губам и рукам, почти невидимый в темноте, но мне этого «почти» хватило с лихвой: мощные бицепсы, широкие плечи и узкую талию не увидеть было невозможно. И не облизать тоже. И не поцеловать. Оборотень честно держал руки за головой, но когда я сполз губами с его покрытой мягкими короткими волосками груди вниз, к пупку, а потом и к паху, терзая его очень приличный по размерам член пальцами, он не выдержал: вздернул меня к себе за волосы, перекатился, вдавил в землю и зацеловал насмерть.
Мой волк бесславно поскакал в закат верхом на голубых пони с феечками на носу, пес блаженно заскулил, а я поддался соблазну и напрочь заблудился в жарких объятиях, жадных поцелуях и жестоких пальцах, распирающих мою задницу изнутри. Даже раскаленный прут, сменивший их, и сначала разорвавший меня пополам, а потом склеивший обратно, не смог вернуть мне разум. Я насаживался на него сам, в надежде разорвать путы, держащие меня на земле, чтобы догнать волка, парящего в перламутровых небесах.
— Нет, волчонок, — исчезал из меня он за миг до того как, и я рычал от обиды и неудовлетворенного желания. — Рано еще. Подожди. Не торопись!
Возвращался, подрезая нити моего самоконтроля все сильнее, пока не срезал их все, взорвавшись во мне петардой, обжигающими осколками света прошившей внутренности насквозь и застрявшей негаснущими каплями в душе, в сердце, в мозге, в плече… и в заднице. Да-да! Именно там их застряло больше всего — прямо в анусе.
Идиотская картинка — горящее огнем, растраханное большим членом очко — заставила меня выпустить из рук голубого пони, прогнать розовую феечку, вернуться на землю и открыть глаза. Утро. Туман над рекой. Пепел от костра. Пахнущая травой, удивительно мягкая серебристо-бурая шерсть, скрывающая запредельную мощь медвежьих мышц вокруг меня. Тепло. Уютно.
— Нам пора, сонная моя вкусняшка.
— Еще полчасика, и пойдем, — зарылся поглубже в бездонные недра медвежьей туши я.
— Пять минут, не больше, — посуровел гризли, обнимая меня крепче.
— Не рычи, тебе это не идет, — пробормотал я, проваливаясь в полудрему. — Лучше поцелуй меня. Или трахни. Утренний секс — великая вещь.
— Не провоцируй меня, волчонок. Я смотрю на тебя больше двух часов, и уже на пределе.
— Я голосую за беспредел.
— Ты его ночью устроил. Вряд ли я смогу это забыть.
— Или повторить, — накрылся его тяжелой лапой с головой я и уснул.
— Да.
…
— Волк!!!
Плюмк! Я вскочил на… лапы и сдернул в ближайшие кусты, спасаясь от женского вопля и стаканчика с горячим кофе, которым в меня запустили.
— Кто? Волк? Где?
Мужские крики, раздавшиеся впереди, заставили меня остановиться и задуматься. А куда я, собственно, несусь? Мозг в волчьем обличии соображал с трудом, а сложные вопросы не воспринимал вовсе. Пришлось думать медленно и по порядку. Кто я? Яркие картинки вернули мне имя, предков, номер машины и название места, где я ее бросил. Парковка на трассе. Паунт-Крик. Где я сейчас? Шорох шин по асфальту, рев двигателей, голоса людей, запах еды и дерьма. Парковка на трассе. Отлично. Знать бы еще, какая? Я обернулся псом и прокрался поближе к людям. Пес — не волк, стрелять в меня не будут.
Вывеска на трактире меня расстроила. Паунт-Ман. До моей машины — 20 км через тоннель по трассе или хрен знает сколько по лесу. Как обходить гряду, через которую был пробит тоннель, я не имел ни малейшего представления, да и желания таскаться по лесу не было никакого. Хватит с меня ночного приключения, о котором, несмотря на смену облика, напоминали те самые капли, что так и не погасли. Особенно сильно жгло в заднице, но это и понятно, если вспомнить, сколько раз и каким членом меня в нее отымели.
Вспоминать, что я на поляне вытворял, было стыдно, и я на это дело забил. До машины добраться и одежду найти — вот мой план максимум на сегодня, а оборотень-гризли… Задницу не порвал, до людей донес — и на том спасибо. Жил без него двадцать лет и еще столько же проживу. Секс ради секса, и все такое. Мужик я или баба романтичная? Нахрен он мне не сдался! Найду себе девчонку, женюсь, детей заведу и забуду о нем раз и навсегда.
Я ворчал, не переставая, брел в кустах вдоль дороги и в итоге набрел на кемпинг, где стоял дом на колесах, возле которого расположилось на обед классическое американское семейство: толстый папаша, худая мамаша и капризная пышка-дочка. Ага. А вот и такси. Я подошел к семейству, изобразил смертельный голод вкупе со щенячьей радостью, глянул всем троим в глаза и получил, что хотел: полбатона колбасы, две куриных ножки, тарелку молока и диван в трейлере, который покинул на нужной мне остановке.
— Хорошо быть оборотнем, — потянулся я часом позже, разминая конечности, задницу и ноющую поясницу руками.
Влез в найденную ста метрами ниже моей машины одежду и поехал в город, зная, что ничего хорошего меня там не ждет: десять пропущенных звонков от деда и шесть от бабули на мобильнике обещали мне жестокую взбучку от обоих.
…
Я лежал на постели в своей спальне, спрятав голову под подушку, а надо мной метали гром и молнии предки. Слава богу, не в меня, а друг в друга. Спектакль, разыгранный в холле, сработал на ура: увидев меня, входящего в дом в обличии пса, через минуту ставшего волком, а потом снова псом, дед принял стратегически верное решение и приложил меня по голове вазой эпохи Минь. Я обернулся человеком и потерял сознание, бабуля помогла ему отнести мое бездыханное тело в постель и принялась чинить разборки. Он гладил меня по плечу и слабо отбрехивался, в конце концов, сводя дело к очевидному:
— Маргарет, наш мальчик дорог и тебе, и мне, а значит, мы должны сесть за стол переговоров и подумать над планом его спасения вместе.
— Мы обсуждали его не раз и не два, вспомни! Тогда Юджин был младенцем, которого можно было подменить и отправить к приемным родителям на другой конец света. Ты пошел на поводу у эмоций и оставил его у себя, подписывая ему смертный приговор.
— Я думал, его оборотнические сущности уничтожили друг друга еще в утробе матери, но…
— Ты ошибался.
— Послушай, а что если Юджин предстанет перед оборотнями псом? Помнишь, мы ведь это тоже обсуждали. Тогда из борьбы за власть в твоем клане он выбывает автоматически, и для разборок остается только моя стая, куда более цивилизованная, чем твоя. Отречения в пользу любого избранного Советом стаи оборотня будет вполне достаточно, чтобы Юджина оставили в покое.
— Отличный план, но есть одно но.
— Какое?
— В полнолуние Юджин переспал с парнем, который видел, как он оборачивался в волка. К сожалению, засранец успел сбежать до того, как я его убила, и к еще большему сожалению, он был иным.
— Юджин знал об этом?
— Нет, он думал, что сошел с ума, наслушавшись сказок про оборотней. Плюс полнолуние и первый в жизни оборот. Ему было все равно, с кем трахаться, а этого парня он подобрал в придорожном баре.
— Может, все обойдется? Мало ли оборотней болтается по дорогам Америки? Пришел, ушел. Кому интересны его россказни?
— Патрик, истинная ипостась этого залетного парня — медведь.
Тишина в спальне воцарилась гробовая. Я лежал, не шевелясь. О чем мне еще не рассказали? Что такого страшного в том, что мой любовник был медведем? Мысль споткнулась. Жизнь — странная штука. Медведь, которого трахнул я, предложил встречаться, а медведь, который нагнул меня, сбежал, не попрощавшись. Может, если бы я его трахнул, он бы не сбежал? Огоньки, оставленные им во мне, вспыхнули, соглашаясь, и я заулыбался. Если я когда-нибудь увижу моего сурового гризли снова, его заднице придется нелегко. Наверное. Ну. Помечтать-то можно.
— Маргарет, ты намекаешь на то, что в наши дела собирается вмешаться Владыка? — голосом смертельно больного спросил дед, и я сосредоточился на насущных проблемах. Кто такой Владыка?
— Искренне надеюсь, что нет. Я помню, чем закончилось его вмешательство в прошлый раз. Больше мне такого счастья не надо.
— Бьерн не любит перемены, полукровок и свары между кланами. В нашем случае — три причины из трех, чтобы как минимум нанести нам визит. Если он узнает, что Юджин — яблоко раздора двух кланов — ещё и владелец двух ипостасей, нашему мальчику не жить.
— Значит, нужно сделать так, чтобы не узнал. Поможешь найти парня, с которым переспал Юджин? Твоим псам в деле поимки беглых преступников равных нет.
— Займусь этим немедленно, — поднялся с кровати дед. — Идем, я позову нужных людей, нарисуем его портрет и начнем поиски.
Они ушли, я высунул голову из-под подушки и поплелся в душ, смывать с себя ночные приключения, а заодно и тяжелый, но безумно приятный запах гризли. Жаль было с ним расставаться, чего уж там, но уговор есть уговор. Потрахались и разбежались. Да. Но вспоминать-то ведь никто не запрещал! И я вспомнил ясные глаза, аккуратную шелковую бороду и косу в длинных волосах. Тяжелое сопение и умоляющий шепот. Сумасшедшие поцелуи…
Бурно от всего этого кончил, заставляя огоньки, зажженные им во мне, светиться ярче, вернулся в кровать и вырубился почти на сутки, чтобы проснувшись, обнаружить рядом того, кого отправились искать мои предки, и снова вляпаться.
…
В придорожном баре, где я сидел четвертый вечер подряд, было шумно, дымно и гадко. Я пил пиво за самым дальним столиком и ненавидел всех, кто здесь тусовался.
— Юджин, лицо попроще сделай.
Я чуть не подавился, услышав голос Майкла в наушнике. Если бы не он, ноги бы моей в этом затрапезном заведении не было! Шантажист хренов! Да лучше б я в полнолуние на маньяка напоролся, чем на него. Проблем бы в разы меньше было: ни тебе засланца из личной гвардии Владыки, который знает обо мне лишнее, ни маньяка-убийцы-оборотня, за которым он третий месяц гонялся по всей Америке, ни меня, сидящего в баре в качестве приманки.
— Помоги поймать отморозка, а я скромно промолчу о том, что ты не только пес, но и волк, если меня когда-нибудь об этом спросят, — сказал мне Майкл тем утром в спальне.
— Самому слабо?
— Не слабо, но твои предки начали на меня охоту, тем самым обломав мою. Ты в этом виноват, тебе и отвечать. Впрочем, это и к лучшему. На стройняшку-волка маньяк клюнет куда быстрее, чем на крепыша-медведя.
Я отнекивался, отказывался и даже отпинывался, но Майкл пустил в ход запрещенное оружие, положив мои руки на свою крепкую задницу, и я поддался его медвежьим чарам, отымев так, что пар из ушей пошел и пот градом покатился. С обоих. Однако, как я ни старался, оглушающего оргазма мне словить так и не удалось. Может, дело было в моем волке, который снисходительно ловил кайф и даже не думал седлать пасущихся невдалеке пони. Может, во мне, сравнивающем одного медвежьего оборотня с другим, а может, в моем псе, которому Майкл казался еще одной девчонкой, с которой можно неплохо поразвлечься. Тем не менее, секс у нас получился отменный, чему мы оба и порадовались.
Майкл начал зудеть об ответственности (ты наследник двух кланов, подумай о своих будущих подданных, даже если они ими никогда в реальности не станут), милосердии (маньяк своих жертв насиловал и мучил целые сутки, а потом частично съедал), справедливом возмездии (если его поймают полицейские, максимум, что ему грозит, это психушка) и конспирации (если за дело возьмутся федералы, тела жертв попадут в руки профи, скрыть от которых правду об оборотнях не получится), едва мы успокоились.
Я понимал, что большая часть его доводов — полная лажа (ни за что не поверю, что в полиции или в ФБР нет наших), но он гладил меня, целовал и так проникновенно смотрел в глаза, что я волей-неволей на уговоры поддавался.
— Тебе не придётся ничего делать. Посидишь в баре, попьешь пиво, глазки парням построишь, и все.
— Все? — подозрительно косился на Майкла я, лаская его литое тело руками и думая о том, что медведь из него аховый, а вот кот прямо-таки бесподобный.
— Запах маньяка сидит у меня на подкорке. Как только он клюнет, ты выйдешь с ним на стоянку, где вас буду ждать я.
— Я помогу тебе, — в конце концов, сказал я, — но сначала мы расскажем об этом моим предкам.
— Юджин, Маргарет хочет меня убить, а она из тех, кто сначала рвёт и мечет, и только потом разбирается. К слову, кладбище за вашим отелем действительно есть. Пожалей меня, а? Я ни в чем не виноват.
— Согласен, бабуля у меня — дама с характером, но дед-то мой, чем тебе не угодил?
— Патрик — известный на всю страну зануда и параноик. Посадит за решетку и прицепится ко мне с вопросами, как репей, а маньяк тем временем еще кого-нибудь заманьячит. Да и любит он тебя, больше жизни, и ни за что не позволит подвергать опасности.
— То есть опасность все-таки есть, — поймал его на слове я.
— Юджин, пожалуйста! Не вынуждай меня сдавать тебя Владыке, ничем хорошим это не кончится, — перешел от уговоров к угрозам Майкл.
— Почему?
— У него насчёт двуликих пунктик. Он всех до единого лично знает.
— И что?
— Они от этого знакомства не в восторге, и это еще мягко сказано.
— Да что такого страшного в этом вашем Владыке?
Майкл замешкался с ответом, и я понял, что Владыка — на самом деле тот еще мудак.
— Ничего страшного в нем нет. Человеком Бьерн красив настолько, насколько могуч медведем, просто характер у него не из легких. Проблем много, решать их надо быстро… Вот он и решает.
— Море крови, кишки во все стороны и ни одного свидетеля?
— Оборотни — не люди, особенно в зверином обличии: думать трудно, контролировать эмоции еще труднее, вот и приходится быть с ними… жестким. Но справедливым.
— Ага. Твой маньяк по сравнению с ним — младенец, да?
— В отличие от маньяка, Бьерн убивает по необходимости и не ловит от этого кайф.
— А от чего он ловит кайф? — спросил я чисто из вредности.
Владыка меня бесил. Большей частью тем, что мои предки, как и Майкл, реально его боялись. Уважали и боялись. Кем надо быть, чтобы моя несгибаемая бабуля склонила голову в почтении, я себе даже представить не мог. Джеком Потрошителем и Джоном Кеннеди в одном лице?
— От секса, — ответил Майкл, улыбаясь. — Он очень любит забористый секс. Жаль, что только с женщинами, которых меняет беспрестанно. После третьего развода за последние шесть лет, я его увлечения всерьез воспринимать перестал.
— Он что, на всех своих любовницах женится?!
— Нет. Только на беременных.
— Шутишь.
— Ни в коем разе. У Бьерна сейчас трое детей и четвёртый на подходе. От четвертой жены. Кажется. Или от пятой?
— Охренеть у оборотней Владыка.
— Какие мы, такой и Владыка, — опрокинул меня на постель спиной Майкл.
Лег рядом, положил голову на мое плечо и обнял за талию. Я улыбнулся в его темные волосы и погладил по сильному плечу. Вроде медведь медведем — выше меня ростом и в плечах шире, а ластится, как кошка. Прикольно.
— Не суди его строго. Он гризли, а они, в отличие от тех же волков, одно существо долго любить не могут. Поначалу страсть, любовь, морковь и помидоры, а потом — раз, и пофигу.
— Ты такой же?
— До встречи с тобой, я думал, что да, но теперь не уверен, — красиво выкрутился Майкл.
Я маневр заценил, рассмеялся, исцеловал его вдоль и поперек и на авантюру согласился. Сознательный гражданин, что с меня возьмешь?
— Юджин, блин, хватит спать! Работай давай!
— Не ори, Майкл, так ведь и оглохнуть недолго, — поморщился я, возвращаясь в реальность: бар, пьяные мужики, пара шлюх у стойки, ругань возле бильярдного стола, дым коромыслом.
— Я не буду орать, если ты не будешь спать.
— Мне скучно. Хочешь, чтобы я выглядел довольным, развлекай, — проворчал я, но в ответ получил лишь невнятный шорох и тишину. Нет, вы гляньте на него! Слился. — Ну, ты и гад.
Через десять минут мне стало совсем невмоготу: шлюхи у стойки сидели в одиночестве, драка у бильярдного стола не задалась, а кандидатов в маньяки не было ни одного. Головорезами и бандитами здесь были практически все, но они меня не интересовали.
— Кажется, я здесь сижу зря. Никто ко мне не подойдет и унылый вечер не скрасит, — сказал я полупустому стакану с пивом.
— Ну почему не скрасит?
Я перевел взгляд с бокала на шагнувшего ко мне из полутьмы зала мужчину: высокий, смуглый, бровастый. Красивый. Иной. Не американец ни в одном месте, скорее индиец. Из Боливуда. Глаза завораживающие просто! Интересно, какая у него истинная ипостась? Жаль, ее увидеть без оборота невозможно.
— Я могу скрасить тебе вечер, только, чур, с другом по телефону больше не болтать, — присел за столик он.
— Я от скуки с пивом разговаривал, а не с другом, — не слишком искренне улыбнулся я.
Какой внимательный господин. Интересно, долго он за мной следил? И как много слышал? Оказалось, достаточно.
— Твоё пиво зовут Майклом, а наушник нужен, чтобы с ним напрямую через мозг общаться? — вернул мне улыбку мужик.
Я заморгал, настолько она была ослепительно прекрасной, но мысль не потерял и насторожился еще больше. Этот крендель за маньяка вполне бы сканал — слишком уж из окружающей обстановки выделялся. Значит, надо действовать. Я укусил своего прибалдевшего от непривычной глазу красоты пса волком за хвост и включил обаяние на полную катушку, чтобы поскорее перейти к делу.
— Майкл мне не друг. Приятель, которого я все никак не могу затащить в постель и которого давно уже пора заменить кем-то куда более реальным.
— Значит, у меня есть шанс завладеть твоим вниманием полностью? — с очевидным намеком спросил оборотень, обшаривая меня глазами.
— К твоим услугам, — кивнул я, вытаскивая из уха наушник. Черт, мы так не договаривались! Надеюсь, Майкл бдит.
— Ты гей? — кольнул меня нечитаемым взглядом пришелец и повертел между тонких пальцев неизвестно как оказавшейся там монеткой.
— Я на два лагеря, а ты? — вернул вопрос я, с трудом отводя взгляд от безделушки.
Я и так спать хотел (после очередной бессонной ночи с Майклом и наполненного беготней по колледжу дня (последние судороги тестов и экзаменов перед каникулами) ничего мне в этой жизни не надо было), а тут и вовсе носом заклевал.
— Я тоже, — улыбнулся оборотень и посмотрел мне в глаза. — Как тебя зовут, прекрасный юноша?
— Юджин, — ответил за меня мой рот.
Пес насторожился, волк оскалился, а я очнулся и не по-детски напряг булки. Это что сейчас за нахер был? Он меня что, загипнотизировал? Вот только этого мне и не хватало! А если он действительно маньяк? Морочит головы жертвам, а они за ним, как на веревочке, сами идут, потому и свидетелей похищения нет. Брррр. Жуть какая. Надо с этим фокусником к Майклу идти как можно скорее. Кто знает, что он мне в голову глазищами своими восточными понапихает?
Я захлопал глазами и спросил, зевая:
— А ты кто?
— Арун Бриджеш, из Индии, — прошептал оборотень, наклоняясь ко мне и прихватывая рукой за затылок так, чтобы я взгляд отвести не смог, даже если бы захотел. — Приехал погостить.
— И как тебе у нас?
— Американские оборотни — крайне недружелюбный народ.
— Не может этого быть. Мы очень славные ребята, если нас не злить, конечно, — вступился за державу я и, кажется, попал по больному.
— Не может? Не может?! — тихо, но очень страшно зашипел Арун. — Я открыл вам душу, а вы вытерли об нее ноги! За это вы будете наказаны.
— Мы?
— Вы. Ты в том числе, юноша с разными глазами. Кто ты? Волк? Пес?
— Да, — согласился на оба варианта я, понимая, что соврать ему не смогу при всем желании.
Он меня буквально парализовал! Не физически, а психически: мыслей ноль, желаний ноль, эмоций тоже ноль. Я полный ноль. Всего лишь пыль, которую нужно развеять по всей вселенной.
— Пойдем со мной, волчонок. Ты должен искупить вину твоих собратьев.
— Пойдем, — встал из-за стола я и очень медленно двинулся на выход, тщетно пытаясь понять, что происходит. Что-то плохое — это точно, а вот что?
Мы вышли на улицу, завернули за угол, и тут мой спутник исчез — растворился в черноте ночи без следа, оставляя одежду на траве возле моих ног. Пес, пострадавший от гипноза больше всего, не обратил на это внимания. Волк насторожился и принялся вынюхивать следы пропавшего, а я смог запустить зависший на время мозг, чтобы ему помочь. Индия. Гипноз.
— Змея!!! — заорал я и ринулся обратно на стоянку. Где, черт возьми, Майкл?! — Этот гребаный оборотень — змея!!!
Далеко я не убежал: толстенная серо-желтая лента замелькала чешуей в свете единственного на всю стоянку фонаря, в какой-то момент поднимаясь прямо передо мной, и уставилась мне в глаза, медленно раздувая капюшон. Королевская кобра! Черт, что делать-то?!
— Ты ссссилен, волччонок. Твой контроль порашшает, но теперь, когда я в иссстинном обличччии, ты от меня не уйдешшшь!
— Отвали, — попятился в сторону машин я. — Лично я тебе ничего плохого не делал.
— Не делал, — покачнулась из стороны в сторону гигантская змеюка, пожирая меня глазами. Пока еще глазами. Бабуля, спаси-помоги! Как с ней сражаться-то? — Но сссделали другие. Не такие сссовершшенные, как ты.
— Раз я лучше других, зачем меня убивать? — начал тянуть время я. Где, блять, Майкл?! И что делать, если он в ближайшие пять минут не явится?
— Твое прекрасссное тело и чиссстая душша сссотрут с меня грязь безсс сследа.
— А без крови, насилия и душегубства никак? Поговорить, например? Я готов слушать тебя сутками.
— Ты ссабавный, волчонок. Засслуживаешшь ссамого лучшшего отношшения, — полез в мой разум своими нереальными глазищами змей — словно в черную дыру засосало. — И для наччала, я подарю тебе подарок, сссокровищще мое.
— Подарок? — беспомощно переспросил я, не в силах отвернуться, шагнуть в сторону или закричать.
— Твой друг. Майкл. Ты очччень хоччешь его видеть. Я возьму его ссс нами.
— Возьмёшь? Куда?
— Туда, где нам не будут мешшшать, — сказал Арун как-его-там и качнул головой в сторону моей машины. — Иди. Я прикассал ему шшдать.
— Приказал? — рухнуло в пятки мое сердце.
— Он такой шше, как всссе. Ссс ним легко. Ссскуччно. Сс тобой по-другому. Иди!
И я пошел, попутно проклиная всех и вся. Аруна за то, что свихнулся. Майкла за то, что не сказал мне про змеиную ипостась маньяка (наверняка же знал!) и поддался его чарам. Ну и себя заодно за то, что повелся на уговоры и так и не рассказал ничего предкам.
Майкл, стоящий возле джипа, вид имел отвратный: бледный, подавленный и безглазый. Реально, в темноте казалось, что вместо глаз у него две черные дыры — такие же жуткие, как у Аруна в змеином облике. Я бы рванул в бар и поднял там переполох, благо волк себя прекрасно контролировал, но чешуйчатый гад обвился вокруг безучастного Майкла всеми своими пятью метрами, сложил капюшон и сказал:
— Хочешшшь, шштобы твой друг жил, ссадиссь в машшину, мой сссладкий мальччик.
Что мне оставалось? Я сел за руль и повез нас черт знает куда, забывая следить за дорогой из-за беспрестанно шипящего змея, устроившего треугольную башку на широком плече Майкла.
— Зссвесссды благоволят ко мне, Юдшшин, рассс в мои руки попалссся ты. Я буду ссс тобой осссторошшен. Неделя, месссяц… Твоя кровь сссмоет сс моей душши ссследы всех, кто меня обидел. Их много. Мне нужно время. А в жертву моему Богу мы принесссем Майкла. Вмесссте.
Арун нес маньячную херню, накручивая себя все больше и постепенно превращая меня в небесное создание, посланное ему его сумасшедшим богом во спасение. Все было бы ничего, если бы мое ангельское величие при этом не нужно было всяко-разно, долго и мучительно убивать. Змей размечтался сверх всякой меры, описывая пытки меня любимого и сексуальные со мной извращения, и забыл про Майкла, который к концу нашего путешествия перестал тупо втыкать на дорогу, обрел разумное выражение лица, но, уловив мой предупреждающий взгляд, немедленно потерял его обратно.
Затевать войну в машине было затеей самоубийственной, поэтому к месту казни мы добрались без приключений, только на финише облажались: въехали передними колесами в болото на краю небольшого озерца, возле которого брызгал горячим паром из расселины в скалах небольшой, но очень грозный на вид гейзер.
— Я отвлекссся. Это не есссть хорошшшо, — спохватился Арун, когда я с глупым видом уставился на жижу перед передним бампером. Он же у нас главный, вот пусть нашим спасением и занимается, а мы спокойно подумаем, как бы его в гейзере сварить. — Сссладкий мой, выходи из машшины. Мы приехали.
— Приехали? — не понял я, бросая машину на произвол судьбы. Судя по всему, через полчаса от нее даже воспоминания не останется, настолько быстро болото ее в свои бездонные недра утаскивало.– Здесь же нет ничего.
— Здессь есссть всссе, что нужно.
Майкл вылез из машины с потерянным видом и крайне неудачно поскользнулся: рухнул в грязь лицом и вымазался в ней по уши, заодно топя в жиже кобру.
— Рассстяпа! — зашипел Арун, выпуская его из колец. — Вссставай! Иди в озеро мытьсся, ссвинья!
— Я тоже хочу помыться, — двинулся за ним следом я. — Пока в баре сидел, провонял дерьмом всяким. Ненавижу запах пота, дешевых сигарет и мочи!
— Ссстой, — вырос передо мной змей. Заглянул в глаза (я честно продемонстрировал ему коматозного пса) и навернул возле меня круг, касаясь мордой и языком моей кожи. Бррр! Жуть жуткая!!! — Вкусссный. Красссивый. Разссдевайссся здессь. Хочу видеть, как ты идешшшь к исссточнику голышшом.
Я раздевался медленно и очень эротично (не знаю, как это выглядело со стороны, но я старался), то и дело поглядывая на копошившегося возле озерца Майкла, который в свою очередь то и дело поглядывал на меня. Странно поглядывал. Я напрягал мозг изо всех сил, пытаясь разгадать его послание… которое не стоило моих усилий вовсе: когда оборотень распрямился, его член торчал в паху стальным дрыном. Этот любитель эксцентричных потрахушек просто на меня любовался! Пиздюк!
— Ты ссовершшенен, сссладкий мой. Иди. Мойсся.
Я пошел, пришел и первым делом отвесил подзатыльник Майклу, роняя его в озерцо. Долбоеб!!! Нашел время о сексе думать!
— Ты злишшшьсся на него? — навис над моим плечом Арун.
— Да! — рявкнул я, спускаясь в воду. — Он посмел меня желать!
— Ничччего удивительного. Ты прекрасссен.
— Арун, я должен его за это наказать.
— Хорошшшая мысссль, — обрадовался змей. Свернулся кольцами на берегу озерца в метре от меня. — Наказссывай. Я хочу это увидеть.
— Может, не надо? — попятился Майкл, заметив, что я злюсь по-настоящему.
— Надо! — отрезал я и утопил озабоченного придурка в воде, доходящей нам почти до груди. Выдернул наверх и откинул в сторону скалы, за которой плевался паром гейзер. Случайно получилось, ага. Догнал его там и крепко приложил спиной о горячий камень: — Ты хотел меня трахнуть? Отвечай!
— Хотел, — проскрипел Майкл, не вынимая рук из мутной воды. Многозначительно постучал меня по бедру какой-то железкой (откуда он ее взял, интересно?) и потерся стояком о мое бедро. Пиздюк неугомонный! — И сейчас хочу.
— Возссьми его! — немедленно нарисовался рядом с нами раздувающий капюшон Арун. Волна похоти, ярости и еще чего-то, куда более страшного, едва наши мозги в кипящий бульон не превратила. — Я хочу увидеть, как ты насилуешь его!!!
— Тебе понравится, — кровожадно пообещал маньяку я, развернул Майкла к скале и нагнул так, чтобы его лицо оказалось в паре сантиметров от морды кобры. — Жаль, что ты сейчас змея, Арун. Он мог бы тебе отсосать.
— Ничччто не мешшает мне сссменить облик, — засуетился он и через секунду воплотился на скале мужиком.
Голым, естественно. Сел на край, свесил ноги в воду и ткнул Майкла лицом в свой пах.
— Принимайся за дело, мразь!
И тут Майкл меня до глубины души поразил: ринулся на Аруна с нереальной даже для оборотня скоростью, уронил на скалу и защелкнул на его шее тонкий серебряный ошейник. После чего обернулся медведем и отмудохал визжащего на грани ультразвука мужика так, что когда дело дошло до купания в гейзере, макать в него было по большому счету нечего.
Все то время, что Майкл буйствовал, сопровождая каждое свое воспитательное действие пояснениями вроде: «А это тебе за Терезу Мий, сука. Помнишь ее? Брюнетка-кошка из Флориды? Ты намотал ее кишки на дерево, тварь! И я твои намотаю. Но не сейчас. Это было бы слишком просто для тебя», я, обернувшись волком, провел в кустах неподалёку от поляны, не рискуя показываться слетевшему с катушек медведю на глаза. Вот тебе и киса ласковая.
Аруна мне жалко не было совсем, но и смотреть на происходящее не хотелось, так что я накрыл морду лапами, спрятался за поваленное дерево и сделал вид, что умер. Я бы свалил, но местность выглядела совершенно незнакомой, машина утонула в болоте, ехали мы от бара не меньше получаса вглубь парка большей частью проселочными дорогами, так что я понятия не имел, в какой стороне дом, да и идти посреди ночи черт знает куда в одного не хотелось.
Так и получилось, что рокот двигателя Харлея я услышал первым.
— Майкл, слышишь? — возопил я, не вылезая из-за дерева, за которым чувствовал себя в относительной безопасности. До места экзекуции метров 30. Самое оно. — Майкл! Кто-то сюда едет! Сворачивай воспитательную работу, добивай отморозка и скидывай концы в болото!
Раза с третьего он меня услышал, но было уже поздно. Рев, хруст и хрипы прекратились всего за пару минут до того, как на поляну въехал Харлей.
— Твою ж мать! Кого ещё нелёгкая принесла? — выругался я, приподнимаясь, чтобы оценить ситуацию.
Как я и думал, она была аховой: голый и окровавленный Майкл в своём человеческом обличии склонился над все еще живой кучей мяса и костей. Картина маслом: маньяк и его невинная жертва. Никаких доказательств, что все было наоборот.
Харлей остановился, не доезжая до него метров десять. Внушительных габаритов мужик с длинными волосами, частично заплетенными в косу, и странно знакомым запахом выключил фару, погружая поляну во мрак, слез с мотоцикла, прихватывая из седельной сумки короткий, но очень грозный на вид карабин, и неспешно пошел к Майклу, стоящему над изувеченным телом Аруна со странным выражением на лице. Страха, как и насторожённости, на нем не было в принципе, а было сожаление (полагаю, из-за того, что добить змеюку не успел) с лёгким налетом вины. Не то, чтобы я здорово в эмоциях Майкла разбирался, скорее, чувствовал их нутром.
— И что это такое? — спросил мужик, останавливаясь прямо перед ним и небрежно тыкая дулом карабина в Аруна, который при звуке его голоса зашевелился и даже умудрился сесть.
Я чуть челюсть не потерял. Медведь мерзавца разве что на куски не порвал, а он живее всех живых! Вот же гад ползучий!
— Принц Арун Бриджеш к вашим услугам, Владыка, — ответил Майкл очень, очень, очень вежливым и почтительным голосом.
Я положил морду на дерево, чтобы челюстью в очередном шоке не клацать. Владыка? Байкер на Харлее — тот самый Владыка, которого все боятся? Вот уж не думал, что он будет таким… обычным. Лицо, конечно, не видать, но… Мужик как мужик — ни тебе двухметрового роста, ни плеч, поперек себя шире, ни охраны, ни лимузина. Тоже мне, Владыка. Какого хрена он здесь забыл?
— Я знаю, кто это такой. Я спрашиваю, почему он в таком виде! — в обманчиво спокойный голос Бьерна закрались отдаленные раскаты грома, которые повысили его рейтинг в моих глазах сразу на несколько пунктов. Вот бы мне так, не рыча, рычать научиться.
— В каком? — изобразил непонимание Майкл. Владыка закинул карабин на плечо, и он поспешил продолжить: — Вы про синяки и парочку переломов? Арун шел по лесу в темноте, упал, немножко поцарапался. Ничего страшного.
— Михаэль, не выводи меня из себя! — рявкнул Бьерн, погружая все вокруг в жуткую тишину. Даже ветер угомонился! — Ты должен был найти принца и вернуть его домой целым и невредимым. Какого хера ты вытворяешь?
Я навострил уши. Очень интересно. Майкл должен был вернуть Аруна домой живым? Это что, получается, он прекрасно знал, за кем охотится? Жуткие подозрения взорвали мой мозг тут же. А был ли маньяк?! Но я вспомнил безумный шепот кобры и успокоился. Хоть в этом меня хитрожопый Майкл не обманул.
— Применяю альтернативные методы убеждения в переговорах.
— Альтернативные методы убеждения? Пытки и жестокое избиение сейчас так называются?
— Это не пытки!
— А что?
— Справедливое возмездие! — сжал руки в кулаки Майкл. — В результате невыясненных обстоятельств, три месяца назад принц сошёл с ума и начал убивать оборотней. Пытать, насиловать и частично съедать, если быть точным. От его руки погибло больше 30…
— От моей? — неожиданно заверещал Арун, поднимаясь на ноги. Я завистливо вздохнул. Вот это регенерация! Всем регенерациям регенерация. — Владыка! Это он маньяк! Я пытался спастись, скрывался, не выходил на связь с родными, но этот чудовищный оборотень все равно меня нашел. Посмотри, что он со мной сделал!
— Слово принца крови, избитого до полусмерти, против твоего, Михаэль, — потер дулом карабина ухо Владыка. — Что ты можешь предъявить в качестве доказательства своей правоты?
— Не что, а кого — очередную жертву маньяка, благодаря которой я сумел его поймать.
— Это ты про трусливого волка, который следит за нами из убежища? — повернулся в мою сторону Владыка.
— Ничего я не трусливый! — буркнул я, неохотно выходя на поляну. — Мешать просто не хотел.
Луна в очередной раз выглянула из-за облаков, и я сумел, наконец, разглядеть лицо Бьерна: широкоскулое… светлобородое… скандинавское… Так это же… Мишаня! Я, где стоял, там и сел, а он, увидев меня, чуть карабин из руки не выпустил. Узнал! Черт побери! Он меня узнал!!! Значит, той ночью со мной действительно был он!
— Не думаю, что стоит воспринимать сказанное волчонком всерьез, Владыка, — нарушил затянувшуюся паузу Арун. — Майкл подверг его гипнозу, как и остальных своих жертв. Юношеская психика и так неустойчива, а тут такой стресс!
— Это ты подверг меня гипнозу, гад ползучий, но я, в отличие от Майкла, ему не поддался, — возмутился поклепу я, встряхнулся, поднимаясь на лапы, сделал морду кирпичом (Мне пофигу. По. Фи. Гу. Потрахались и разбежались. Что я, девчонка что ли, чтоб с первого взгляда и на всю жизнь влюбляться?) и подошел к честной компании ближе.
— Юджин, жертвенная ты моя чаша невинности и совершенства, о чем ты говоришь? Разве можно подвергать гипнозу подарок Богов? Только сумасшедшие оборотни, вроде того, который жестоко надо мной издевался, могут нарушать заветы предков.
— Я не подарок Богов, а приманка! — начал злиться я. Ну что за непрошибаемый засранец, а?
— Приманка? — растерялся Арун.
Владыка заметно помрачнел и так на Майкла уставился, что тот съежился. Чего это они? Впрочем, не суть. С маньяком разберемся, тогда и поговорим.
— Я знал, что ты маньяк, с самого начала и помогал тебя поймать. Боги никакого отношения к нашей встрече не имеют!
— Зато некоторые безответственные оборотни имеют, — сказал Владыка и перевел взгляд с Майкла на меня: — Скажи, волчонок, идея ловить маньяка на живца чья?
Майкл сделал страшные глаза, умоляя молчать, я открыл рот, чтобы соврать, но в дело вмешался Арун и нас спас: закрутился на месте, бросился на меня (Майкл схватил его за волосы и с места сдвинуться не дал) и зашипел с такой ненавистью, что я присел на все четыре лапы:
— Как ты мог?! Я верил тебе! Даровал честь стать моим спасением, а ты! Ты предал меня!!!
— Вот такой я засранец, — злорадно сказал я и добавил, чтобы вывести его из себя окончательно: — К слову, Майкл — мой любовник, так что я еще и не невинный.
Что тут началось — словами не описать. Арун орал, визжал, грозил немыслимыми карами и повторением всего того, что делал со своими жертвами, на мне любимом. В общем, как я и хотел, топил себя сам. Владыка долго слушать вопли окончательно свихнувшегося оборотня не стал: сдернул с него ошейник, позволяя обернуться коброй, уставился ему в глаза, заставляя молчать, и сказал замогильным голосом:
— С тобой говорят твои великие предки, Арун Бриджеш. Своим безумием, необоснованной кровожадностью и ложью ты запятнал честь нашего рода. Что ты можешь сказать в оправдание?
— Великие предки? — зашипел Арун, покачиваясь в паре сантиметров от невозмутимого лица Бьерна.
Мы с Майклом переглянулись и встали от гигантской кобры по бокам. Так, на всякий случай. Владыка, конечно, знает, что делает, но мало ли. Всяко бывает.
— Вы, малодушшные трусссы, отказссалиссь помоччь Великому Богу Мораку, опассаяссь гнева Владыки, и поплатилисссь за это жизнями! Древний род Бриджешш проклят, и это вашша вина!
Что-то едва уловимое, словно туманное облако, пронеслось над поляной, коснулось змеиной головы Аруна и едва слышно произнесло:
— Его не спасти, Владыка. Мы благодарны тебе за то, что ты разрешил нам самим сделать выбор и попрощаться. Упокой его тело и душу раз и навсегда.
— Без права перерождения? — нормальным голосом спросил Бьерн, не отводя глаз от раздувающего капюшон чешуйчатого гада.
— Да. Зло поглотило его душу полностью. Нам жаль, — ответило облако и растворилось без следа за миг до того, как Бьерн выстрелил принцу в основание нижней челюсти, разнося треугольную голову змеи в клочья.
Пятиметровая туша рухнула на землю, Майкл с Бьерном обернулись медведями и в считанные минуты располосовали ее на куски.
— Волчонок, в седельной сумке Харлея лежит бутылка с жидкостью для розжига костров. Принеси ее, — скомандовал Бьерн, едва они закончили развлекаться.
Я поспешил выполнить приказ: нашел искомое и принес его оборотням, не задумываясь о том, что шарюсь в седельных сумках и шарахаюсь по поляне при свете луны на глазах у любовников голым. Зато задумались они. Я понял, что поступил опрометчиво, обернувшись человеком (а как бы я в седельных сумках волком шарился?!), когда Бьерн залепил сильнейшую затрещину Майклу и рявкнул чуть ли не на весь лес:
— Возьми себя в руки, Михаэль!
Парень кубарем скатился в озерцо, я обернулся волком, сел на задницу и обвил лапы хвостом на манер хорошо воспитанного пса, а Владыка навис надо мной искрящимся бешенством гризли и чуть не откусил мне ухо:
— Не вздумай больше разгуливать голышом перед оборотнями, идиот!
— Сам ты идиот, — едва слышно буркнул я, прижимая уши к голове, а пузо к земле. — Не нравится — не смотри. Нравится — смотри и не выделывайся.
— Ты! Смеешь! Хамить! Владыке?! — придавил меня лапой к земле Бьерн.
В позвоночнике что-то нездорово хрустнуло, и я понял, что шутки кончились. Черт. Кажется, с провокациями я слегка переборщил. Пора спасать мою бедную тушку.
— Вы, кажется, жечь что-то собирались? Может, делом займетесь? — сказал я, переключая внимание оборотней на главного виновника ночного сборища. — Я, между прочим, только на бдение в баре и пару шагов с маньяком в обнимку на стоянку договаривался, а не на черт знает что. Не знаю, как вас, а меня дома ждут.
— И то верно, — неожиданно быстро успокоился Бьерн. — Ты в этой истории — свидетель, которому досталось больше положенного.
— Я лучше буду участником, — на полном серьезе предложил я. — Свидетели, знаете ли, долго не живут.
— Я лично позабочусь о том, чтобы ты прожил как можно дольше.
Если бы не мой волчий, помноженный на собачий, слух, я бы этого ни за что не услышал. Но я услышал и обрадовался, как ненормальный. Поначалу. А потом подумал о том, что официально я пес, а не волк, и резко загрустил. Черт, ну почему все так сложно, а? Жил себе, не тужил, и тут — бах! — понеслось. Как из этого выпутываться прикажете?
— Бьерн, погребальный костер делаем по всем правилам? — подал голос Майкл.
— Да, — ответил гризли, поворачивая голову к снующему возле сложенных в кучу останков парню. Голому, между прочим.
Скосил глаза на меня, неправильно истолковал мой задумчивый взгляд и мгновенно озверел. Черт! Ну что за ревнивая сволочь, а? Сам сказал «потрахались и разбежались», и сам свои же правила нарушает!
— Ты о нем думал той ночью? — прорычал Бьерн прямо у меня в голове.
Я решил не лезть в бутылку. Он мне нужен был ласковым, добрым и любвеобильным. Хватит с меня жестоких игрищ на сегодня. Хочу любви и нежности. И вовсе не от Майкла.
— Нет. Той ночью я вообще не думал, и это твоя вина… Мишаня.
Кажется, он услышал больше, чем мне того хотелось, потому что мигом обрел внутреннее умиротворение, оскалил морду в едва заметной улыбке (то еще зрелище, надо сказать) и добавил ехидно, отправляя меня в полет тяжелой лапой:
— Иди, одевайся. Будет тебе нежность. Ты это заслужил.
Я пошел. И он пошел. Майкл, увидев, что мы одеваемся, немедленно последовал нашему примеру, на время забросив сооружение масштабного шалаша из засохших веток. Бьерн, одевшись, обвел поле боя взглядом полководца и навешал на Майкла столько, что на неделю упорного труда хватит (начиная с церемониального сожжения принца и заканчивая тотальной зачисткой территории).
— Пока все не сделаешь, на глаза мне не показывайся. Помощников присылать не буду. Считай это наказанием за то, что привлек к операции гражданского и подверг его жизнь опасности.
— Да, Владыка, — склонил голову Майкл.
— А тебя я отвезу домой, — повернулся ко мне Владыка. — Поговорю с твоими родителями на предмет твоего безответственного поведения.
— Мне что, десять лет? — возмутился я, лихорадочно прокручивая в уме варианты спасения.
Я должен поговорить с предками первым! Они же не знают, что Владыка мою волчью ипостась видел, а светить перед ним псом не хотелось совершенно. Если он Майкла за отлично выполненное задание штрафными работами в качестве благодарности наградил, то что он с двуликим мной сделает, даже думать боязно. А впрочем… Может, оно и к лучшему? После сегодняшних приключений и отвратных перспектив, борьба за место вожака клана Северных волков меня нисколько не пугала.
— Если твое тело выглядит на двадцать, это не значит, что мозги этим двадцати соответствуют. Поехали, утро скоро, а у меня дел по горло.
— Одну минутку, — попросил я и, не дожидаясь разрешения, рванул к Майклу.
— Тяни время и ни в коем случае не позволяй ему везти тебя домой. Твоих предков нужно к этому визиту подготовить, — понятливо подхватил меня в объятия он. — Я до них сумею добраться не раньше обеда.
— Сделаю все, что в моих силах, — погладил его по широкой спине я. Поелозил по шее носом типа в телячьих нежностях. — Скажи им, что я в порядке и готов предстать перед оборотнями волком.
— Будешь сражаться за место вождя?
— Да. Ты мне в этом нелегком деле, если что, поможешь.
— Конечно, помогу, — заулыбался Майкл и крепко поцеловал меня в губы.
— Волчонок, если ты прямо сейчас ко мне не подойдешь, я сверну Михаэлю шею, — раздался в моей голове полный могильного спокойствия голос Владыки.
Я отвесил Майклу символический подзатыльник за несанкционированный поцелуй и бегом добрался до сидящего на байке Бьерна. Сел позади него, целомудренно сложил руки на его плечи, дождался, когда поляна останется далеко позади, и перестал притворяться приличным мальчиком. Намотал его длинные волосы на кулак одной руки, обнял за талию другой, прилип к его заднице пахом и принялся за шею и ухо губами, не позволяя мотать головой, ерзать и всячески от меня избавляться. Бьерн ворчал, рычал и ругался, но упорно ехал вперед. Его терпение кончилось, когда я запустил руку в его кожаные штаны. Он остановил Харлей на обочине дороги, перетащил меня вперед, усаживая на себя верхом, и засосал так, что мой пес немедленно рухнул в счастливый обморок, а мой волк решительно оседлал голубого пони.
— Маленький сластолюбивый поганец, что же ты со мной делаешь!
— Я не маленький, — откинулся на бак и руль байка спиной я и продемонстрировал Бьерну свой не в меру позитивный стояк. Мне до оргазма малюююсенькой капли не хватало! — И делать ничего даже не начинал.
— Думать боюсь, что со мной будет, когда начнешь, — провел по моему члену пальцами Бьерн.
Я заурчал, прикрыл глаза и приподнял бедра.
— Ну же! Приласкай меня!
Умелые пальцы обхватили ствол, передернули пару раз и замерли. Кайфолом, блин! Пришлось глаза открывать и разговор вслух продолжать.
— Ты не думай. Хочешь меня? Так бери!
— Что, прямо здесь?
— Конечно, нет! Поехали в отель, Мишаня. Хочу принять душ, завалиться на чистую кроватку и заняться с тобой любовью без риска свернуть себе шею.
— Заняться со мной сексом, ты хотел сказать, — поправил меня Бьерн, оглаживая мой член все неприличнее.
Я взялся надраивать его таран в отместку, но не выдержал и пары минут: обхватил Мишаню за шею, зажмурился, поцеловал в губы и кончил.
— Полегчало?
— Не особо, — открыл глаза я. Обвел пальцем сочащуюся смазкой головку его по-прежнему стального дрына и пошло слизал соленую каплю с кончика пальца, заставляя Бьерна рычать. — Я возьму твой член в рот, как только за нами закроется дверь гостиничного номера. Клянусь!
— Волчонок, какой же ты все-таки извращенец! — полурыком-полустоном куснул меня в губы Бьерн, перекинул назад и в мгновение ока доставил в очень приличный на вид отель, где я высосал из него жизнь, приперев к двери номера сразу по прибытии.
…
Поясницу тянуло. Хорошо так тянуло. Болезненно. Хорошо хоть очко, полное пылающих счастьем искр, и не думало о себе напоминать, хотя в него, наверное, руку без проблем засунуть можно было. Я пошевелился, охнул от ломоты во всем теле и скрючился, потирая поясницу рукой. Потрахался так потрахался, ничего не скажешь.
— Болит? — виноватый голос Бьерна, как и его ласковая рука, принесли мне немыслимое облегчение.
— Болит, — выдохнул я и смог, наконец, вытянуться на постели на животе. Как мало нужно оборотню для счастья!
— Прости, я слегка потерял над собой контроль, — рассыпались по моим плечам и спине лечебные поцелуи. Щекочущая борода и влажный язык спустились по позвоночнику до копчика, заставляя неосознанно раздвигать ноги.
— Слегка? — усомнился я и коснулся растраханного ануса пальцами. Интересно, насколько там все… Три пальца вошли глубоко в меня со свистом. — Охренеть…
— Черт бы тебя побрал, ненасытная ты моя вкусняшка, — обреченно простонал Бьерн, в мгновение ока меняя мои пальцы на свой таран. Вставил до половины, вдавил в постель. — Ты не успокоишься, пока я не накачаю тебя месячным запасом спермы под завязку?
— Годовым, — выдохнул я, ерзая, чтобы пропихнуть под пах подушку.
— Ты чего? — приподнялся надо мной он. — Больно?
Я подумал и решил ответить честно. Что мне терять?
— Трахнуть тебя хочу до изнеможения. Ищу, чем твою шикарную задницу заменить.
— Ты что несешь, безголовый юнец?! — поперхнулся Бьерн.
Откашлялся, вцепился в мое плечо рукой и принялся втрахивать меня в постель с такой силой, что кровать затрещала.
— Был бы безголовым юнцом, попытался бы присунуть по-тихому.
— Я бы тебя убил.
— Знаю. Поэтому трахаю не тебя, а подушку в надежде, что не сегодня так завтра ты поймешь, что твоя задница для меня то же самое, что моя — для тебя, и пойдешь мне навстречу.
— Зря надеешься, — увеличил темп Бьерн, покусывая мои плечи на грани между болью и удовольствием. — Владыка свою задницу никогда и никому не подставит.
— Даже если захочет этого больше всего на свете? — не сдавался я, придерживая уплывающего в закат волка с пони и феечками за хвост. Казалось, Бьерн чего-то недоговаривает. Я не хотел это пропустить.
— Да, — выдохнул мне в затылок он, засаживая максимально глубоко, обхватывая рукой под горло и явно теряя над собой контроль. — Я не буду нарушать из-за тебя правила, волчонок.
— На каждое правило есть исключение, — простонал я, выпуская волчий хвост из ослабевших в подкатывающем оргазме рук, и утонул в накатившей волне Мишаниного удовольствия с головой.
— Знаю.
…
Мне снова было тепло и уютно. Ничего не болело, нигде не тянуло, искры Владыки в моем теле вели себя благопристойно, а желание трахаться без перерыва на обед и ужин утихло настолько, что я даже смог нормально подумать. И вовсе не о том, где и в какой позе заняться с Бьерном сексом. Кстати о нем. Где он? Опять сбежал не попрощавшись?
Я открыл глаза и сел на постели. Солнце за панорамным окном уходило за горизонт — вечер.
— Это что получается, мы больше двенадцати часов подряд трахались?!
— Да. Такого со мной давно не случалось, — ответил Бьерн, заходя в спальню с подносом, полным вкусностей. Увидел мое офигевшее лицо и расхохотался так, что едва не уронил еду на пол. — Ты такой милашка, вкусняшка. Так и тянет завалить тебя обратно в постель и оттрахать заново.
— Я не против, — пожал плечами я, поднимаясь на ноги. Есть хотелось страшно. Даже не есть. Жрать! — Дай только подкрепиться.
— Бери, — поставил поднос на столик у окна Бьерн.
Сел в широкое плетеное кресло, проследил за мной глазами и не дал сесть в соседнее, в последний момент затаскивая к себе на колени. Черт! Надо было хоть трусы натянуть, что ли. Я обнял его за шею, пряча неуместное смущение за бравадой и некоторой развязностью. Сидеть голым на коленях одетого мужика было… странно.
— Эй, тебе не кажется, что смущаться поздновато? — почувствовал мое состояние Бьерн и приласкал мое бедро рукой.
— Давай местами поменяемся? — огрызнулся я, протягивая руку к куриной ножке. — Я одет, а ты голый на моих коленях. Каково тебе будет?
— У нас осталось очень мало времени, волчонок. Сиди где сидишь, — неожиданно серьезно сказал Бьерн.
Я вгрызся в куриную ногу, вымещая на ней накативший порыв бить, крушить, рвать волосы и стучаться головой о стены. Не хочу его отпускать. Не-хо-чу! Нам же хорошо вместе, ну!
Он обнял меня крепче и успокаивающе погладил по спине.
— Потрахались и разбежались, уговор помнишь?
— Угу.
— Ничего не изменилось.
— Угу.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я убью тебя, если ты посмеешь рассказать о нас хоть кому-нибудь.
— Ты всех своих любовников запугиваешь? — бросил огрызок куриной косточки на поднос я и взялся за отбивную, заливая пальцы жиром. Пофигу! Мне было не до того. Иногда лучше молчать, чем говорить, так что рот я себе набил знатно.
— Обычно я заставляю их обо всем забыть, — ответил Бьерн, тщательно протирая мои руки салфеткой. — Но в случае с тобой не уверен.
— Обычно? — вырвал руки я и заткнул себе рот яблоком.
Так я еще и один из многих! Просто супер! Вот и верь после этого Майкловым россказням. Владыка спит только с женщинами. Ага.
— Я редко сплю с мужчинами, если ты об этом, — коснулся губами моей шеи возле уха Бьерн. Подлец! Так нечестно!!! — И я стираю им память без всякого сожаления, ведь они обычные люди. Другое дело ты, волчонок. Ты первый оборотень, с которым я переспал.
— Я должен гордиться тем, что открыл путь в твою постель оборотням? — возмутился я. — Невелика честь, тебе не кажется?
— Я хотел сделать тебе комплимент.
— Почему ты не хочешь встречаться с парнями в открытую? Объясни — и тогда тебе не придется стирать мне память, а я не буду делать глупости. Обещаю.
Бьерн отстранился и посмотрел мне в глаза с уважением. Коснулся губами одного глаза. Потом второго. Скотина! Зачем он это делает, а? Зачем?!
— Когда ты волнуешься, переживаешь или занимаешься любовью, у тебя глаза становятся разного цвета. Один карий, второй зеленый. Это… завораживает.
— Не меняй тему!
— Хорошо. Я Владыка, счастливо женаты…
— Бьерн, ты меня за идиота держишь? Все знают, что жена для тебя — мать твоих детей, не более того. Сколько ты их уже сменил? Это не аргумент.
— Ладно. Тогда так: я пример для подражания. Если я позволю себе секс с парнями, то что остановит остальных?
— А их надо останавливать?
— Традиции надо чтить.
— В задницу засунь себе свои традиции! — с полтычка завелся я. — Сколько оборотней умерло во цвете лет, сражаясь за сомнительное удовольствие возглавить клан? Не счесть!
— К твоему сведению, я подобные поединки запретил, — нахмурился Бьерн.
— Да ладно. Ты? Запретил?
— Да. Я! Многим это не по душе, но я, как и ты, считаю глупостью умирать ни за что, ни про что!
— Нарушил традицию, значит, — расплылся в ухмылке я, загоняя его в ловушку. — Ай-ай-ай, какой плохой Владыка.
— Это не было нарушением, это было… смягчением существующих правил.
— Что тебе мешает смягчить их еще раз?
Владыка открыл рот… Закрыл… Посмотрел мне в лицо… зло, и я понял, что сейчас он скажет правду.
— Правила меняют только ради тех, без кого жить невозможно. Я гризли и не способен любить по определению. Ради чего мне идти наперекор всему и вся? Ради забористого секса? Мне и сейчас неплохо живется.
— Врешь, — намотал шелковые волосы на кулак я. Потянул к спинке кресла, поднимая лицо Бьерна к своему. Смял губы жестоким поцелуем. — Я знаю, что тебе без любви… не живется вообще.
— Да что ты в этом понимаешь, ребенок, — и не подумал сопротивляться он. Посмотрел на меня тоскливо, провел руками по спине… прощаясь. Нет-нет-нет! Только не это!
— Я не ребенок! Мне двадцать три!
— А мне три тысячи. По сравнению со мной вы все дети.
— Я. Не. Все! — насмерть накрутил волосы на кулак я, понимая, что больше шанса убедить его не отпускать меня, он мне не даст.
— Ты — не все, и в будущем наверняка задашь жару окружающим, — согласился Бьерн. — Но сейчас ты никто — один из толпы желающих разделить со мной постель. Хочешь, чтобы я полюбил тебя? Стань Кем-то! Дай мне хоть одну причину обратить на тебя внимание, кроме секса.
— Любят не за что-то, а просто так, — ослабил хватку на его волосах я, понимая, что проиграл. — Если тебе нужны причины, чтобы быть с кем-то рядом, — это не любовь.
— Никогда этого не понимал, — сказал Бьерн и коснулся виноватым поцелуем моего плеча.
Я пропустил шелковую реку сквозь пальцы, завораживая своего жутко воющего волка. Дурак. Его же предупреждали! А он все равно влюбился. Мало того, всерьез и надолго. Так, как умеют любить лишь волки. И что мне теперь делать? Страдать всю оставшуюся жизнь? Оно мне надо? Я же не мазохист! Значит, нужно принять меры до того, как станет слишком поздно.
— «Это» не понимают, Бьерн. «Это» чувствуют, — сказал я и похлопал его по плечу. — Знаешь что, мой дорогой Владыка, в свете последних событий я принял важное решение и хочу, чтобы ты помог мне его выполнить.
— Да?
— Заставь меня забыть о тебе. Точнее о наших встречах наедине: в лесу той ночью я никого не встретил, а с поляны ты привез меня в этот отель и оставил одного.
— Уверен? — спросил Бьерн, и я с тайным удовлетворением понял, что идея ему не нравится.
Ха! Я, может, и никто, но не слабак и не сопливая девчонка. У меня есть Майкл, воинственная бабуля, заботливый дед и два воюющих между собой клана оборотней в придачу. Не хочу тратить время на страдания по великому и могучему гризли, который знать не знает, что такое любовь и искренняя привязанность. Лучше Майкла перевоспитаю. Он хоть и медведь, но в чувствах сечет побольше моего.
— Да, Владыка. Уверен. И не вздумай пользоваться мною без моего ведома.
— А… это как? — оживился понурившийся было Бьерн.
— А так: тебе приспичило, ты меня нашел, заставил все вспомнить, отымел и заставил все забыть. Раз этак десять. Так вот, имей в виду, этот номер не пройдет!
— Я буду иметь это в виду, — едва заметно улыбнулся Владыка…
И я переобулся на лету. Он не хочет меня отпускать и придет снова, а значит, не все потеряно! Значит, я все сделал правильно (наверное, его в жизни никто нахуй не посылал), и забывать мне об этом нельзя ни под каким соусом. А значит, надо поймать розовую феечку, вложить в ее пустую голову все мои воспоминания и привязать ее к хвосту волка. Пусть мои тайные тайны побудут в тайнике до поры до времени.
— Прощай, Мишаня, — сказал я и посмотрел Владыке в глаза. — Сегодня ты бездарно просрал свой единственный шанс стать счастливым.
— Я бы не был столь категоричен, волчонок, — в открытую заулыбался сластолюбивый пиздюк и…
…
— Куда едем, сэр?
Я рассеянно огляделся по сторонам и постарался сосредоточиться. Это было непросто. Волк игрался с феечкой, привязанной к хвосту. Пес смотрел на них и офигевал. А я… Где я? Отель. Что я тут делал? Спал. Как я сюда попал? Привезли. Кто? Владыка. Бах! Феечка плюхнулась волку на нос, и я все вспомнил. Ха! Я уделал самого Владыку!!!
— Сэр? Так мы едем?
— В Бозен, милейший, — скомандовал я и сел в такси в прекрасном расположении духа.
…
— Юджин! Какого, мать твою за ногу, ты исполнил?! Открывай дверь, паршивец!
Бам. Бам. Бам. Я прижался к двери своей спальни спиной и решил стоять до последнего. Бабуля в ярости — это локальный армагеддец. Майкл, подпирающий вторую створку двери, был со мной полностью согласен. Фингал под глазом, прокушенное ухо и сломанная рука… Если бы не мой дед, ему бы пришлось еще хуже.
— Маргарет, перестань ломать мебель. Это мой дом, а не твой, — послышалось из-за двери, и мы оба разом выдохнули.
— Патрик, я тебе сейчас что-нибудь сломаю! Ты понимаешь, что явившись Владыке волком, Юджин подписал себе смертный приговор?!
— Ничего он не подписывал. Вспомни, твои драгоценные волки умудрились перебить самых сильных, и теперь вожаком себя гордо именует тот, кто в лучшие времена даже пятки твоему мужу лизать боялся.
— Зато горло Юджину перегрызть не побоится.
— Ты недооцениваешь нашего внука — с физической подготовкой у него всегда все было отлично. Кроме того, у Юджина есть Майкл, который научит его сражаться в человеческом обличии, и ты, которая собаку съела на волчьих боях без правил. Теперь, когда у нашего мальчика не осталось выбора, он отнесется к занятиям со всей серьезностью и отстоит свое право на жизнь и власть. Я в него верю.
— Патрик, ты такой зануда-гипнотизер, хуже змея, ей богу. Я так хотела надавать Юджину тумаков, а ты взял и все испортил.
— Хочешь, надавай тумаков мне. Маленьких таких, знаешь, тумачочков. Символических.
— Да ну тебя, развалишься еще, а мне потом твои псы глотку перегрызут.
— Тоже верно. Пойдем тогда чаю попьем, что ли. С печеньками. Обсудим идею одну интересную.
— Не хочу печенек, хочу торт. Со сливками и коньяком. У меня нервы ни к черту.
— Тогда я приглашаю тебя в кафе. Недалеко совсем. Торты там — объедение. Ты какие любишь?
Голоса затихли, мы с Майклом переглянулись и, не сговариваясь, понеслись в постель. Рухнули на нее, обнялись и притихли.
— С тобой все в порядке, лапа? — спросил он некоторое время спустя. — Владыка ни о чем не догадался?
— Ты про моего пса? Нет. Да и не до меня ему было — довез до ближайшего отеля и свалил, — честно озвучил версию Бьерна я.
— Знаешь, там, на поляне, он так на тебя смотрел, что мне хотелось глотку ему перегрызть. Если бы я не знал, что Владыка с мужиками не спит, то вряд ли бы удержался.
— Не надо никому ничего грызть, — улыбнулся я, распуская руки. — Лучше поцелуй меня, ревнивый медвежонок.
— С удовольствием, — совсем не по-медвежьи заурчал Майкл и попытался воспользоваться своими травмами в корыстных целях: — Лапа, а давай ты сегодня будешь снизу, а? Мне из-за тебя вон как досталось. Прояви сострадание.
Я не обратил на его мурлыканье внимания и залюбил так, что он о моей заднице думать забыл. Мы уснули ближе к полуночи, а утром к нам пожаловали гости. Прямо через окно. Восемь матерых волчар, мечтающих перегрызть мне глотку. Если бы не Майкл, я бы до прихода предков не дожил и самого большого волка выстрелом в голову не упокоил, а так… С разъяренной волчицей, осатаневшим доберманом, мрачно-спокойным медведем и злым, как тысяча чертей мной, им справиться не удалось.
Мы всей толпой как раз загоняли последнего, когда в парадную дверь позвонили. Оборотень ринулся к ней, надеясь на спасение, но, открыв ее, умер на месте, потому что Владыка, стоящий за ней, был злее нас всех, вместе взятых.
— Какого. Черта. Здесь. Происходит?! — рявкнул он, закидывая тело оборотня в холл одной левой. Шагнул внутрь и хрястнул дверью с такой силой, что позолота с косяков посыпалась.
Майкл запинал меня под лестницу, сам зашкерился в кладовку, а мои предки уселись перед Бьерном рядком и сделали ангельские морды. Это не проканало. Он прошелся вдоль строя, матерясь на трех языках сразу, и остановился напротив добермана.
— Я запретил устраивать свары между кланами! Я запретил бои до смерти за титул вожака стаи! И что я получил сегодня? Восемь волчьих трупов в доме главного пса Америки!
Вопреки моим ожиданиям, дед паузой в вопле Владыки не воспользовался. Как и бабуля. Бьерн навис над ними, заставляя косить ушами и виновато склонять головы, и я не вытерпел: выбрался из-под лестницы, дошел до предков и шлепнулся на задницу рядом с бабулей.
— При чем здесь бои за титул и свары между кланами? Восемь отморозков вломились в мою спальню через окно и, если бы не мой друг, растерзали бы меня в клочья. Хватит орать на моих предков. Они здесь ни при чем.
— Волчонок… Ты… Ты тот самый наследник двух кланов, родившийся человеком?! Но…
Если бы я был в человеческом обличии, то от смеха бы не удержался. Бьерн смотрел на меня и не верил своим глазам. Ха! Я никто, да? Звать меня никак, да? Хуя тебе лысого, Владыка!
— Бьерн, Юджин правду говорит, — вылез из кладовки Майкл. Дошел до меня, сел рядом и положил лапу на мою холку, мол, мое. Угу. Я даже ухом не повел. — Я был с ним, когда они напали.
— В пять утра. В его спальне, — уточнил Бьерн, принюхиваясь.
Моему злорадству не было предела. Заставил меня все забыть? Ни о какой верности и речи быть не может! Огреби, гуки, напалмом! И лапу заодно пососи! Вместо моих губ и моего члена.
— Я не врал Аруну, Владыка. Майкл действительно мой любовник. Надеюсь, секс с мужчинами вы запретить не успели?
— Не успел, — зло прищурился Бьерн. Спохватился и вернулся к тому, с чего начал: — Восемь оборотней клана Северных волков без объяснения причин врываются в дом своего главного врага и пытаются убить его внука. Мало того, один из этих восьми — нынешний вожак клана. Теперь все они мертвы. Патрик, Маргарет, пояснить не желаете?
— Видите ли, Владыка, — издалека начал дед, и я понял, что за нападением стояли мои хитромудрые предки. — Юджин обрел истинную ипостась лишь в это полнолуние.
— В это полнолуние?!
— Да. Он юн и неопытен, ведь мы держали от него в тайне все, что касалось оборотней. Наверное, этим и решили воспользоваться волки из клана Маргарет, чтобы убить наследника вождя до того, как он научится сражаться.
— Маргарет? — повернулся к бабуле Бьерн.
— Мне нечего добавить, Владыка, — склонила голову волчица, скрывая довольный оскал на хитрой морде. — Без вожака оборотни моего клана совсем отбились от рук.
— А твой внук Юджин и есть те самые руки, которые наведут порядок?
— Он убил нынешнего вожака, защищая свою жизнь, при свидетелях и не нарушил ни одного правила, — сказал дед.
— И с этого момента юный и неопытный Юджин с полным правом может считать себя вожаком клана Северных волков, — закончил его мысль Бьерн. Обвел нас взглядом и натурально махнул рукой. — Хрен с вами, интриганы, пусть будет, как будет. Может, он вас угомонит.
— Значит ли это, что вы согласны с тем, что Юджин теперь вожак клана Северных волков? — подняла голову бабуля.
— Значит, — кивнул он и повернулся ко мне. — Ты готов взять на себя такую ответственность?
— Не совсем, но у меня нет выбора, так что я приложу все усилия, чтобы раз и навсегда этот бред с кровавыми битвами и внезапными нападениями прекратить, — сказал я.
— Достойный ответ.
— Владыка, раз уж вы почтили нас своим присутствием, то, может, задержитесь на пару дней? Я бы хотел собрать на закрытый прием самых хм буйных членов как моего клана, так и клана Маргарет, — заюлил дед. — Ваше присутствие помогло бы…
— Хорошо, я останусь, — перебил его Бьерн.
— Юджин, будь добр, покажи гостю его покои, — подмигнул мне дед.
Ага. Пользуйся случаем показать себя во всей красе. Ну да. Ну да. Хороший совет, только запоздалый. Я себя Владыке с каких только сторон не показывал!
— Следуйте за мной, — вежливо махнул хвостом я и потопал вверх по лестнице на второй этаж. Я буду не я, если не запихну его в покои рядом с моими!
— Ты действительно обрел себя всего пару недель назад, Юджин? — спросил Бьерн, едва мы остались одни.
— Да. До этого много лет думал, что шизофреник.
— Такого на моей памяти еще не было.
— И не будет, — толкнул дверь в покои рядом с моими лапой я. Посмотрел на Бьерна снизу вверх и добавил: — Я, знаете ли, исключение из правил.
— Знаю.
…
Званый вечер запомнился мне только одним — Бьерном. Меня тормошили, с кем-то знакомили, о чем-то спрашивали, куда-то приглашали, и я знакомился, отвечал и соглашался вполне осознанно, но думал все равно о другом — о том, кто, не говоря ни слова, царил над всеми безоговорочно. Его боялись, боготворили, уважали и даже хотели, но никто из присутствующих не пытался даже изобразить дружеское участие или искренний интерес. Я этого не понимал. Как можно, находясь рядом с живой легендой, не интересоваться им совершенно? Он же не каменный истукан. Ему три тысячи лет! Эх, если бы все сложилось по-другому, я бы с него сутками не слезал. Столько всего интересного можно было бы узнать.
Бьерн подошел ко мне в самом конце вечера, когда даже самые отмороженные поняли, что если со мной что-то случится, головы оторвут всем без разговоров. Я стоял на балконе и втыкал на луну, сад и каменный забор. Не хотел смотреть, как на Владыку вешается очередная дамочка.
— Не о чем переживать, Юджин, — похлопал меня по плечу он, замешкался на секунду, но руку убрал. Дурак. — Твой дед — не пес, а лис, и все обыграл так, что не подкопаешься. Тебя теперь никто пальцем не тронет.
— С чего вы взяли, что я по этому поводу переживаю?
— У тебя есть другие поводы для переживаний? — нахмурился Бьерн.
— Целая куча, — кивнул я.
— Например?
— Майкл. Вы отправили его куда-то и даже не дали нам попрощаться, а он мне дорог.
— Очень дорог?
— Он был со мной в полнолуние, — посмотрел в глаза Бьерну я. — Мое первое полнолуние! Вам, может, и плевать на чувства, но не мне и не Майклу.
— Хочешь, чтобы я вернул его тебе?
— Хочу, чтобы вы спросили его обо мне. Если он захочет быть со мной рядом, дайте ему задание, выполняя которое, ему не придется покидать меня надолго.
— Я подумаю.
Я ушел с балкона первым, аплодируя моему псу — величайшему актеру современности — стоя. Майкл мне дорог, кто спорит, но Бьерн… Бьерн — совсем другое дело. Я не дам ему о себе забыть ни за какие коврижки.
…
Он пришел ко мне ночью, в то самое время, когда темнота владеет миром беспредельно. Вернул воспоминания. Скользнул под одеяло обнаженным, прижался к моей спине грудью, просунул руку под мою шею и спеленал — зло, жадно и… отчаянно.
— Я просил тебя не приходить ко мне вот так, — сказал я, проводя носом и губами по покрытой шелковистыми волосками руке у своего лица.
— Просил.
— Зачем ты пришел? Ревнуешь? Соскучился?
— Не усложняй, волчонок. Пожалуйста!
— Секс ради секса?
— Да.
— А может…
— Не может, — перебил меня он и превратился в действующий вулкан.
Утопил мое тело в потоках лавы, засыпал мою душу пеплом и разорвал сердце на части острыми когтями медведя, который знать не знал, что такое любовь, до тех пор, пока не встретил меня. Я верил в это всем своим волчьим сердцем.
— Я не хочу стирать тебе память, Юджин, — сказал Бьерн, когда мы отдышались. — Дай слово молчать, и я оставлю все, как есть.
— Ну уж нет. Я не смогу спать с другими, если буду помнить о тебе, а ты будешь продолжать трахать все, что движется? Меня такой расклад не устраивает.
— Зато устраивает меня.
— Не пошел бы ты лесом, Мишаня! — не на шутку завелся я. — Ты, как собака на сене, ни себе, ни людям. А у меня есть Майкл. Как только ты сотрешь мне память, я затащу его в постель, и мне похеру будет, кого в постель затащишь ты. Вот этот расклад честный.
— Да плевать я хотел на твои расклады! — сжал меня в медвежьих объятиях он.
— Надеюсь, ты поймешь, чего на самом деле хочешь, до того, как станет слишком поздно.
— Я так долго живу на свете, что для меня «поздно» не бывает.
— Зато для меня бывает. Однажды ты сказал: «лучше мучиться воспоминаниями, чем жалеть о несбывшемся». Признаваться в любви камню на моей могиле глупо.
— Я не умею любить и учиться не собираюсь.
— Ты уже любишь, весь вопрос в том, сколько времени тебе понадобится, чтобы это понять.
— Ты невыносим!
— Сотри мне память, и все у тебя наладится.
— Прощай, упрямый мой волчонок.
— До свидания.
…
Я смотрел в затылок Владыки все то время, что он торчал возле дверей, прощаясь. Сверлил взглядом дыру, расплетал и сплетал косу, наматывал его шелковые волосы на кулак и выжигал на коже под ними свое имя. Бьерн стер мне память, но я вернул ее обратно сразу после того, как он ушел из моей спальни.
— Ты мой, Бьерн. МОЙ. Я не позволю тебе похерить нашу любовь. Не исчезну с твоего горизонта. Не дам о себе забыть. Сведу с ума и заставлю изменить ради меня любые правила!
Я смотрел, как он садится на свой Харлей и трогается с места.
Я смотрел до тех пор, пока каменный забор не скрыл его от меня, но он так и не обернулся. Скотина упрямая!
— Юджин? Эй, Юджин! Прикинь, Владыка оставил меня за тобой присматривать. Я теперь твой официальный телохранитель! Счастье-то какое, господи!
Майкл налетел на меня ураганом: подхватил на руки и закружил прямо на крыльце дома, а я скинул воспоминания о Владыке розовой феечке, привязал ее к хвосту мрачного донельзя волка и отпустил в небо. Некогда страдать. Дел по горло. Бьерн хотел, чтобы я стал Кем-то? Я стану. Хотел, чтобы я дал ему хоть одну причину обратить на меня внимание? Я дам ему десять. Но сначала… Сначала я сделаю счастливым Майкла. Он медведь, а медведи долго любить не умеют, так что это будет совсем не трудно.
Искры, зажженные во мне Бьерном, подумали-подумали… и согласились.
10.07.17