Дикий шиповник

      Изабел пела хорошо и с удовольствием. В «Белой виверне» был граммофон, не умолкавший ни днём, ни ночью, и сотни пластинок, поэтому Манро, которая часто приходила помочь матери и временами заменяла в баре посудомойку, знала песен больше всех и исполняла их очень похоже. Близнецы, сипло и печально завывавшие жизнерадостную песню Джулии Феликс, выглядели слишком уж забавно, Старик как всегда играл, но никогда не пел. Николас же задумался о том, что дружить с девчонками у Душечки никогда не получалось. Будь то Руби Фостер, которая из-за длинного языка разболтала всем поверенную тайну о Изабелином кладе под Большим Дубом, или Черикли Радо, год назад наградившая его подругу тем самым шрамом.       Манро никак не могла поделить с девчонками не только мелочи вроде красивых стёклышек, но и что-то крупное вроде монополии на одно и то же занятие. Черикли была из большой цыганской семьи и зарабатывала на хлеб тем же самым, чем и Изабел — гадала на ярмарках, но если её мать и бабушка со слепой старухой Манро в ссоры не ввязывались, то тринадцатилетняя девчонка, заметив Душечку на своей территории в третий раз, вскипела и прокляла заковыристо, испортив этим и без того посредственную наружность. Хотя, когда Изабел было пять, она водилась с Черикли и очень гордилась, что имеет старшую подругу. Спустя несколько лет былая дружба никак не помогла ей. Скандал вышел не шуточный. Радо после него съехали с квартиры в Лютном ночью без лишнего шума, но шрам-то на лице Изабел остался, и свести его никому не удавалось.       От рыжих Манро тоже уже натерпелась достаточно. Дочь хозяина «Белой виверны» холёная Ребекка с огненными кудряшками, с которой вечно Николаса пытались сдружить родители, когда по неаккуратности разбила дорогую куклу, пожаловалась матери, что в этом вина дочери их ночной официантки. Стоимость куклы, которую даже в руках не держала, Изабел отрабатывала тогда две недели. Все поверили Ребекке, а вторую девочку даже слушать не стали.       Что и говорить, с девчонками у Душечки дружба на клеилась — определённо. Не только дружба — любые отношения. Она либо из-за них получала ни за что, либо теряла что-то ценное, вроде той шкатулки.       Эти мысли убаюкали Николаса, который в отличии от товарищей пару раз уже путешествовал на поездах и не мог полностью разделить их восторг. Саливан успел даже задремать, под звуки родного голоса. Аккорды Питер подбирал на ходу, а Душечка вспоминала песню за песней. В воздухе витало ленивое предвкушение.       К ним в купе за это время успели заглянуть ещё несколько опрятных, но растерянных мордашек, и разносчица сладостей. Как бы дети ни любили шоколадных лягушек, лишних денег на такое у них не было. В общем банке, который хранил Старик, была всего парочка золотых, а богатенький Николас проспал возможность устроить пирушку. Будить его остальные не стали, всем им было неловко слишком часто шиковать за его счёт.       Устав петь на втором куплете неизвестно какой по счёту песни неуёмные близнецы Махони, пользуясь тем, что Душечка на них не смотрит, а Старик занят гитарой, синхронно достали из бездонных карманов рогатки и с выражением упоения на лицах решили опробовать стёкла Хогвартс-экспресса на прочность. Раздался жуткий звон, оборвавший Изабел на полу-слове, и камешки, которые Холера и Хромой использовали как заряды, отрикошетили от стекла: один прилетел в лоб Алану, второй больно ударил в плечо мирно сопящего Могильщика.       Ровно этот момент выбрала высокая и тонкая староста в мантии Когтеврана, чтобы заглянуть в их купе. Её и без того круглые глаза округлились ещё больше в непритворном ужасе:       — Эй, что за безобразие?! — пятикурсница с факультета умников явно не привыкла к такому поведению.       Её запоздалый коллега, лучащийся счастьем парнишка с длинными волнистыми волосами, ещё не успел прислушаться к отборной ругани Саливана, поэтому не стёр пока с лица доброжелательную улыбку:       — Эй, малышня, пора переодеваться! Подъезжаем!       — Угу, разберёмся, — мрачно буркнула Манро, отвесив подзатыльник сидящему рядом Хромому, а на его близнеца зыркнула так, что было ясно — его подзатыльником она обделила лишь потому, что не желала подниматься с нагретого места.       — Спасибо, мы поняли, — коротко бросил Старик и кивнул обоим старостам на выход.       Когтевранка фыркнула неодобрительно и высокомерно, но пожала плечами и спорить не стала. Девчонке не особенно хотелось начинать год со скандала, тем более, что оглядев купе, она не заметила ничего необычного. Её товарищ пригрозил детям увесистым кулаком, но из-за своей нестираемой улыбки не напугал этим жестом, скорее повеселил. Близнецы действительно засмеялись украдкой, довольные своей шалостью. Душечка поцокала языком для порядка, а когда надоело — стала насвистывать себе что-то под нос. Старик пребывал в задумчивости.       — Не свисти... — раздражённо начал Саливан, копаясь в своём тюке.       — ... денег не будет? — продолжила за ним Изабел, — Так их и не было... — она насмешливо склонила голову на бок.       — Дело твоё, — более спокойно кивнул Николас, доставший наконец волшебную палочку, которую до этого искал, — Но меня этот свист бесит! — резко подытожил мальчишка и бросил на подругу такой взгляд, который обычно помогал ему избежать нежелательной драки.       Изабел и не поёжилась. Она хмыкнула, прищурилась, обозвала Могильщика "неженкой" и, взяв с собой один из своих узлов, покинула купе. Душечка не успела увидеть, что у обоих близнецов Махони стремительно растут ослиные уши, зато услышала жёсткий ответ Николаса на резонный вопрос "Почему?", заданный, кажется Аланом.       — Потому что вы ослы! — злорадно объявил Могильщик.       Душечка подняла глаза к небу, которое в этот раз заменял собой незаляпанный потолок Хогвартс-экспресса:       — За что? — устало поинтересовалась она, но всё же продолжила следовать намеченному маршруту. Изабел хотела немного проветриться в тамбуре.       Это у неё получилось не так уж хорошо, перед самыми дверями Манро с размаха налетела на грустного мальчишку со светлыми глазами. На его щеке тоже можно было заметить некрасивый шрам словно от чьих-то когтей, а смотрел он затравленно и в то же время хищно. Впечатление от этой встречи загнало Изабел обратно к друзьям, такое оно было гнетущее. Люди редко пугали её после первого на них взгляда, особенно дети. Но мальчишка вселил в душу Манро животный страх. Его нелепые извинения никак не перекрывали этого чувства, вступали в конфликт.       Обстановка в купе в её отсутствие успела накалиться, и так же быстро вернуться к той точке, с которой начался маленький конфликт. Мальчишки уже переоделись в одинаковые школьные мантии. Близнецы, понурив рыжие, головы грустно свесили свои наколдованные ослиные уши, а Старик и Могильщик спорили о справедливости их наказания, но делали это с едва ощутимой неуверенностью. Оба они понимали, что горбатого могила исправит, и своё желание попробовать весь мир "на зуб" Махони не умерят, сколько бы они не проходили в своём новом виде.       — Твой же отец говорил: мы должны быть друг за друга горой, — спокойно объяснял Питер.       — Мой отец говорил, что за каждый дурацкий поступок нужно нести наказание! — об упёртость Саливана можно было лоб расшибить, но Старик не больно-то этого боялся и смотрел на друга скептически.       — Да брось, ты сам сейчас ведёшь себя как осёл!       В этих препирательствах прошли их последние полчаса в поезде. Душечка за это время почти забыла столкновение в тамбуре и успела с наигранным недовольством зашить на мантии Хромого новую дыру и оправить вихры Чарлза. Хотела было то же самое сделать и с Николасом, но наученная горьким опытом его матери даже пытаться не стала. Тот своим вихром гордился и очень его берёг. Зато наколдовала лёд, который приложила ко лбу бедового Алана.       Махони благодарно пихнул её в бок и протянул извечное:       — Спаси-и-и-бо, Ду-у-ушечка! — за что получил ответный тычок и тяжёлый вздох.       — Балбес! — этот тон, даже это слово, как и умение наколдовать лёд, Изабел получила от матери. Та с таким же характерных вздохом обращалась с перепившими клиентами "Белой виверны".       — Ты как мамочка! — брякнул Чарлз и замер уже в ожидании подзатыльника, но Манро засмотрелась в окно и его не услышала.       — А ты по лбу не получил и рад! — осадил его Старик, — Вы бы хоть учились у неё, а то думаете Изабел за вами всю жизнь будет бегать — со льдом и тряпкой.       Оба Махони синхронно кивнули, но видно было, что не поверили. Поезд прибыл на платформу.       От новых впечатлений, захлестнувших их всех пятерых единой лавиной, дети бросили препирательства и восторженно озирались. Отмерли они лишь оказавшись после долгого пути в Большом Зале. Про чудесную Шляпу слышали везде, даже в Лютном. Её-то все особенно и ждали. Большой Зал во всём своём великолепии был невероятно ярким.       — Роскошно, как сказала бы мамаша! — хором заявили близнецы.       Ещё пока все плыли на лодке, их ослиные уши расколдовал одноногий профессор Кеттлберн с деревянным протезом вместо правой голени. К Хромому он на фоне схожего недуга очень проникся. Алан автора заклинания не сдал, но был благодарен, когда взрослый маг снял его с них с братом. Саливан был недоволен, но смолчал. Старик нравоучительно оглядывал всех и молчал тоже. Душечка снова мучилась от мозоли на ноге и от того, что на плечах вместо нарядного платка школьная мантия, тесная не от того, что была ей не по размеру, а потому, что носить её Манро обязали.       Первокурсники их шайки всё так же дичились. Северус показно отворачивался и слушал трёп своей рыжей. Остальные старались не обращать внимания, хоть не всем это удавалось. Мальчишка, на которого натолкнулась Душечка стоял особняком, но в их сторону не глядел — его вниманием завладел бойкий собеседник в смешных круглых очках. Четыре факультетских стола замерли в ожидании пополнения, как и вся Хогвартская профессура.       Из всех пятерых первым распределение проходил Питер. Он же был единственным, кто этого совсем не страшился.       — Где наша не пропадала! — насмешливо бросил Фосс, прежде чем нацепить на голову огромную Распределяющую Шляпу, которая уже отправила ту рыжую по имени Лили Эванс на Гриффиндор.       Ожидание тянулось томительно, хотя длилось не дольше минуты. В конечном счёте Старик отправился за красно-золотой стол. Его лицо выражало смятение.       Алан Махони отправился на Слизерин. Шляпа решила его судьбу поразительно быстро, а вот его близнец Чарлз долго о чём-то припирался с головным убором, но в конечном итоге, был распределён на Гриффиндор. Там его уже ждал Старик. Оба выглядели подавленными.       Ряды первокурсников редели.       — Что с нами будет, Ник? Мы же не сможем все вместе попасть на один факультет, — испуганно сказала Изабел, пока девчонка по фамилии Мальсибер ожидала вердикта от волшебного артефакта.       — Я тебя не брошу, сестрёнка, — пообещал Могильщик и успел быстро обнять встревоженную подругу до того, как строгая профессор Макгонагалл назвала имя Изабел.       Манро быстро была направлена на Слизерин, как и предыдущая ученица. А вскоре и Николас Саливан пополнил ряды хитрейших, как и обещал.       Старик и Холера сидели за своим столом отчуждённо и бросали тревожные взгляды на такую же встревоженную группку из Могильщика, Хромого и Душечки в углу слизеринского стола. Школа уже не казалась им всем такой чудесной. Хогвартс разделил их, не спрашивая на то особого разрешения.       То же самое чувствовали Лили Эванс и Северус Снейп — девочка с красно-золотым гербом на мантии и мальчик с зелёно-серебряным.       — Так и знал, что надо ждать подставы! — как и всегда синхронно, но больше не слыша голосов друг-друга в общем гомоне, заключили оба Махони. Даже они, не склонные унывать, сейчас выглядели необычно грустно.       Так и началась эта большая история.