Дикий шиповник

      До платформы шайка добралась без приключений. Все тут, включая родного сына, боялись мистера Саливана, и старались при нём не бузить. Однако если судить по близнецам все пятеро просто копили, прежде чем излить на мир как можно большую порцию неприятностей.       Вели нейтральный разговор о факультетах. Хотя, из-за вмешательства миссис Саливан, нейтральным он перестал быть на счёт "раз". Оба Махони схлопотали подзатыльники за высказанное ими желание пойти на Пуффендуй, поближе к кухне — им было лишь бы пожрать. На этот раз руку о них пыталась сломать не Душечка, поэтому они особенно не уворачивались. Миссис Саливан потирала ушибленную ладонь и причитала теперь, что паршивцы поплатятся, но это было пустое. О факультетах быстро забыли.       Уже входя в «Дырявый котёл», Старик и Могильщик меланхолично заспорили, не блохастая ли кошка на руках у Хромого. Толчея на пути в магловский Лондон расступилась быстро, и вся компания без очереди вышла на Чаринг-Кросс-Роуд. Изабел хохотала до слёз, вытирая с впалых щёк солёные капли длинными рукавами свитера, а Алан прижимал кошку к себе теперь вдвое крепче. Старик и Могильщик, довольные собой, пихали друг друга в бок и в итоге оба наступили в лужу. Мистер и миссис Саливан скрывали удовлетворение от того, как быстро они покинули «Дырявый котёл», посетители которого с недвусмысленным презрением косились на обитателей Лютного.       Близнецы Махони, которым пришлось снять свои мантии перед выходом из паба, теперь щеголяли по осеннему Лондону в одних лишь рубашках. До вокзала было полчаса пешего хода. Холера к середине пути начал хлюпать своим тонким крючковатым носом, и Изабел чуть ли не силой всунула ему ситцевый платочек. Теперь он шумно сморкался. Сама девчонка довольно куталась в тёплый свитер и холода пока не ощущала.       — Тяжела дорога к Чуду, — философски заметила Душечка, но её голос утонул в шуме города. Новые сапожки были не больно-то удобными, и за мальчишками Манро поспевала с трудом. Даже Хромой шёл быстрее. Хотя он со своим костылём бегал чуть ли не лучше всех мальчишек в Лютном. Сапожник с Косой Аллеи, к которому ответственная девчонка пришла сама за пару дней до отъезда, клялся ей, что покупке не будет сносу, но Душечка с досадой поняла, что натёрла себе здоровенную мозоль, пока бегала в новых ботинках всё утро. Изабел могла босыми ногами ходить по осколкам посуды, которую так часто била слепая старуха Манро, но модные сапожки её подкосили. Это раздражало.       В присутствии родителей Николас чувствовал себя особенно сковано. Мать постоянно порывалась поправить торчащий вихор, а отец одним своим наличием не давал этому противиться в полную силу. Саливан злился и всё больше ждал, когда уже сядет в поезд. Ему надоело быть домашним мальчиком, ему хотелось приключений, всех тех, в которые его втягивали Старик, Душечка, Холера и Хромой. Николас с огромным удовольствием поддержал очередной розыгрыш, который придумал Питер, чтобы избежать очереди, а когда счастливый и довольный наступил в лужу — в тот же миг получил нагоняй от матери. Саливан чувствовал себя униженным. Ему и в голову не приходило, что четверо его друзей многое бы отдали за то, чтобы их провожали сейчас на вокзал. Могильщик даже не догадывался, что Изабел всё бы сделала, лишь бы только узнать, кто её отец, а Старик мечтал втайне, чтоб его родителей в Лютном так же уважали и боялись, как мистера и миссис Саливан, или что оба Махони привыкли, что всё внимание достаётся не им, а младшим детям, и именно ради родительского взгляда, хоть и раздраженного, устраивают все свои безумные выходки. Ему родительское внимание казалось кабалой, неясной обязанностью, от которой освободили всех, а его, Николаса, забыли.       Старик много думал о том, что сказала ему мать перед тем, как он вышел за порог родного дома. Она хором с отцом настаивала, чтобы Питер не смел никому говорить о родителях, что они сквибы. Фосс не понимал почему, ведь вырос в Лютном. Там, выйдя из дома в недобрый час, можно было встретить оборотня или старую ведьму с подносом, полными человеческих ногтей, но нельзя было встретить кого-то, кто стыдился бы того, кем является. Мир за пределами Лютного был для него странным и нелепым. Старик отлично освоился в родном переулке, но сейчас он покидал его стремительно и надолго. Собственное бессилие пугало невероятно. Питер Фосс пребывал в смятении.       Близнецы, гордые как павлины, шагали по шумной улице, высоко задрав носы. Они были первооткрывателями. Ещё никто в их семье не учился в школе: отец был талантливым самоучкой, а мать умела только варить пару настоев от кашля, не больше. Холера и Хромой были первыми Махони, которые не убрали письмо из Хогвартса в стол, а повесили на стену над кроватями в своей комнате, словно подтверждая этим жестом, что не просто пропали на полгода, а уехали получать знания — становиться честью и гордостью и, конечно, есть задарма. Чарлзу гордиться не мешал даже девчачий платок в цветах, в который он сморкался, Алана и вовсе ничего не останавливало. Единственным, что их заботило — было пресловутое распределение. Близнецы не хотели разлучаться, а опыта договоров с волшебными шляпами ещё не имели, что не могло успокоить их мятежные рыжие головы. Хромой так увлёкся своими мыслями об этом, что на костыль почти не опирался, а всё больше махал им грозно, впустую сотрясая воздух и распугивая птиц.       Мистер и миссис Саливан оставили их на платформе, не выдержав и пяти минут восторженного детского гвалта. Хозяин похоронного бюро не очень-то жаловал большие скопления счастливых людей, и запас его терпения иссяк ещё на пути на Кинг-кросс.       Большой красный поезд вызывал у детей восторг. Они быстро нашли внутри свободное купе — там и расположились. Душечка, как единственная девчонка, руководила размещением. Она выбрала места в самом эпицентре. Дети из Лютного не больно-то верили, что найдут в школе новых друзей, но от новостей отставать не желали. Им всё тут было в новинку. Всё тут казалось им интересным и чудесным.       Заняв место у окна напротив оживившегося при прощании с родителями Могильщика, Изабел вытянула ноги и сняла, наконец, сапожки, блаженно потягиваясь. Старик достал потрёпанную гитару, когда поезд уже тронулся. К ним ещё заглядывали в купе несколько всполошённых первокурсников, но уходили сразу, не желая оставаться в сомнительной компании. От остальных школьников их отличал немного растерянный взгляд. Никого со старших курсов Старик, Могильщик, Душечка, Холера и Хромой в вагоне правда не видели, только на перроне. Но заметить различие успели.       Не похожим на остальных «домашних» детей шайке показался один лишь мальчишка того же возраста. Он тоже сунулся к ним в купе и задержался дольше других. Одет мальчишка был неважно, а за спиной его маячила рыжая подружка, она звала его Северус и умоляющим голосом просила уйти подальше от этих странных детей. Сам Северус правда отчего-то молчал и глядел на шайку понимающе и тоскливо.       Немая сцена затянулась, и близнецы Махони, сидящие с самого края у двери, наперебой поинтересовались у вошедших:       — Что уставились? — сиплый голос Холеры звучал борзовато.       — Чего встали? — эхом отозвался его близнец и потряс костылём для пущего страха, но никого этим не впечатлил.       Манро лениво осматривала вошедших сквозь полузакрытые веки и отметила про себя, что девчонка им всем тут не ровня — слишком уж милая и аккуратная, а вот парнишка был словно ей знаком. Всё, правда, оказалось ровно наоборот.       — Ну и... — выжидающе протянула она, прищурилась и поглядела на замерших в проходе вторым почти чёрным глазом, но тоже не получила ответа. Мальчик странно скривился и поджал тонкие губы, а девчонка тянула его за рукав.       — Северус, пойдём! — своим миленьким голоском потребовала рыжая.       — Северус, не заставляй ждать даму. Иди, — издевательски завторил ей Могильщик, снова возвращая на лицо кривую усмешку.       Старик не удержался и заржал в кулак. Он ничего не говорил и наблюдал за открывающейся сценой немного отрешённо, всё ещё настраивая старую гитару.       — Ни здрасти... ни до свидания... Так и будете стоять? — принимая более радушный вид, спросила Изабел и пнула в бок Саливана, который уж было собрался снова ляпнуть что-то глумливое. Сипела она не хуже Холеры, но её голос привёл незваных гостей в чувства.       — Я тебя где-то видела! — вдруг уличительным тоном сообщила всё ещё стоявшая за спиной своего друга опрятная девочка.       Манро лишь пожала плечами безразлично и кивнула совсем слегка:       — Вполне. Я персона известная, — в её голосе легко читалась издёвка. Не успела рыжая чего-то ответить, а Душечка уже достала из кармана юбки колоду засаленных карт, — Погадать на любовь, а? — она снова прищурила левый серый глаз и замерла в ожидании ответа.       Девчонка энергично закивала головой. На её хорошеньком лице отражался весь мучительный мыслительный процесс. Северус смотрел теперь уже с интересом, а вот остальные мальчишки нить беседы потеряли. Им эти штучки, которых Душечка нахваталась у слепой старухи, не нравились. Гадать-то в Лютном умели многие, но в предсказания не верили. Реальность обычно оказывалась многим хуже.       — Лучше б котов находила как Хромой, — только и смог сказать Старик.       Все их истории начинались так же. Изабел, кроме прочих достоинств, приносила Питеру кучу проблем этой своей неуёмной общительностью. Но если тому, что подруга нашла близнецов и Могильщика, Фосс был даже рад, то впускать в купе и свою жизнь Северуса и рыжую точно не собирался. Прищур Манро правда не обещал ничего хорошего и спорить с ним было нельзя, он был неосознанным показателем Изабелиного расположения.       — Я видела тебя на ярмарке! — в это время радостно сообщила рыжая девчонка, которая так и не удосужилась представиться, — Я запомнила тебя по шраму на щеке! — зачем-то добавила она и тут же поняла, что сболтнула лишнего.       Глаза Душечки расширились и опасно заблестели оба разом. Она пыталась даже вскочить с нагретого места, но её ловко усадил на место Хромой, а Холера тем временем злобно гаркнул:       — Проваливайте! Кыш!       Свою Душечку они любили и в обиду никому не давали.       Могильщик просто взглядом указал парочке на дверь, а Старик посмотрел на Северуса так, что тот передумал что-то вякать. Он вышел из купе вслед за Северусом и рыжей и стал злобно шипеть, что-то обоим втолковывая.       Изабел раздраженно сопела, больше не пытаясь вырваться из цепкой хватки Махони:       — И прицепились все к этой роже! — раздосадовано пробурчала она и сплюнула прямо на пол.       В Лютном Душечка никогда не слыла за красотку. Её детское личико сильно портил рваный шрам на щеке, да и блеклые волосы не добавляли ей шарма. Поэтому, когда хорошенькая рыжая фифа указала ей на это, Манро не удержалась.       — Рожа как рожа, — глубокомысленно ответил Хромой и получил тычок в бок.       — Умеешь ты поддержать! — фыркнула Изабел, но действительно успокоилась. Её мальчишки любили Манро несмотря на эту "рожу" — это было самым важным, а остальное можно было легко отсечь и выбросить.       Старик вернулся в купе и хмуро сообщил:       — Они к тебе больше на шаг не приблизятся! — после чего просто взял в руки гитару и заиграл что-то незатейливое.       Самое первое школьное знакомство с Северусом и рыжей прошло просто ужасно. Оставалось лишь надеяться, что дальше будет лучше или не будет вовсе. Все они впятером из-за этого случая осознали насколько уязвимы и насколько важны друг для друга. Душечку было трудно пронять, но рыжей это удалось с полпинка, хоть та даже не старалась. Но то ли ещё будет...