***
Сейчас, несколько месяцев спустя, мне давным-давно всё равно на всю ту похоть, что творилась между нами с Гаем. — Я всегда буду защищать своих друзей, — голос Наруто в моей памяти. Это то, чему я его учил. Но куда это ушло от меня? Сколько себя не помню, моя жизнь — сплошные увлекательные соревнования с Гаем. Кто дальше прыгнет, кто дольше простоит на руках, кто дольше пройдёт пешком на руках, кто не будет спать сутки, кто быстрее добежит из деревни в деревню, кто дольше задержит дыхание, кто больше сделает сальто и т.д. Соревнования были различными: от самых опасных до самых абсурдных. Но все его соревнования были стимулом для обучения Рок Ли. Парень стремился к такому же терпению и выносливости; честно признаться, у него хорошо получалось. С ним, мы соревновались везде, а после его смерти, жизнь превратилась в невыносимое состязание. Прошло много времени, прежде чем я понял, ради чего он умер. Рок Ли вырос и стал прекрасным шиноби, сильным духом. Мои ученики, — Сакура, Наруто, Саске, — тоже выросли, обрели семьи; Узумаки — седьмой Хокаге. Коноха продолжает процветать, страны договорились между собой и теперь везде царит мир. Спокойствие. Стало быть, всё не зря? Война — период времени, который похищает души. Многие живые люди прекращают верить в будущее и надеяться, а я, Какаши Хатаке, и вовсе поник. — Забыть ту боль, которую мы испытываем при потере наших близких — полное неуважение к памяти о них! — снова голос Наруто. Я стою у могилы Гая. Время мчится как бешеное, и я успел постареть. — Я всё помню, Гай. — горькая усмешка на моих губах — попытка подавить огромный ком в горле: — Гай, я не забыл тебя. Мне всё ещё больно, но ты и сам убедил бы меня в том, что горевать незачем. Но я каждый раз зачем-то прихожу сюда, чтобы исповедаться, понимаешь? И мне сейчас правда стало спокойнее, потому что я учил Наруто быть сильным и никогда не забывать о своих товарищах, поэтому и сам не должен отступать от своих слов, правда? «— Правда», — сам себе отвечаю, но в образ вплетается Гай. — Война давным-давно закончилась. В мире наступил покой. Но никто не забыл о своих товарищах, погибших на поле боя. И я не должен унывать, зная, чем ты пожертвовал и ради чего… Понимаю, осознание этого пришло ко мне не очень быстро, но ты должен меня понять. Ветер гулял по кладбищу, развевая лепестки цветущей сакуры. — Мы всегда с тобой соревновались. Но я считаю, что нашим самым серьёзным соревнованием была жизнь. И понимаешь, Гай, я бы никогда в жизни не хотел выиграть в этом соревновании. И я стою здесь. Живой, здоровый. Но совсем один. Жизнь — это гонка, соревнование с огромным количеством препятствий, которые надо обойти. Майто Гай — ты абсолютный победитель. Ты справился со всеми жизненными трудностями, которые попались тебе под ноги, смог справиться с тем, что выпадало тебе. А я проиграл. Знаешь почему? Солнце прощалось с людной Конохой, заходя за горизонт. Жители расходились по домам, наверняка, а я стоял здесь — на кладбище. — Потому что я, несмотря на то, что остался в живых, получаю от жизни хлёсткий плевок в лицо. Я смирился со всем, что происходит со мной, но я не опустил руки. — выдох: — Ученики смотрят на меня с улыбками, товарищи приветливо махают руками, и мне становится немного легче. Помнишь о том разговоре с Куренай? Я тебе рассказывал. Много дней прошло после него, и тогда я прекращал выходить на улицу. Я совсем позабыл о тебе и окунулся в мир боли и страдания, переживая это всё в одиночку. Разве так можно? «— Ты идиот, Какаши», — отвечает мне Обито. — Я полный идиот. Но сейчас я стою здесь и обещаю тебе, что всё изменится. Боль не уйдёт, она постоянно будет преследовать меня и каждого, кто познает её, но окунаться в неё не стоит; заставь себя выйти из этого ощущения одиночества — вот, что я твердил себе постоянно. И разве я так одинок, как говорю? У меня есть друзья. И я не один. Гай, Рин, Обито, вы навсегда здесь, понятно? — я ощутил силу, которая никогда ещё не посещала меня, и я приложил руку к району сердца: — Вы будете здесь навсегда.***
— Какаши-сенсей!!! — солнце врывается в мою спальню, но я чувствую, как какой-то силуэт загораживает лучи и мелькает в оконном проёме: — Вставай, старый извращенец! — Какого чёрта? Моё бурчание раздаётся совсем негромко, но я встаю с постели, опуская стопы на прохладный пол, ощущая, как мурашки проходят по моим плечам; дома прохладно. — Такого, Какаши-сенсей, вставай! — этот голос… Я начинаю его узнавать. Жмурюсь, протираю глаза пальцами и открываю их, уставившись в голубые глаза; они так внимательно всматриваются в мои глаза. Сам Седьмой Хокаге пожаловал в мой дом? Весь при параде, от него вкусно пахнет, а сам причёсан и собран — не сравнить с тем мальчишкой, которого я обучал, правильно? — Наруто, — выдыхаю и встаю с кровати, бродя к шкафу. — Что стряслось? Шикамару уже не может тебе помочь? — Может, но я не по этому поводу. — он стоит всё ещё на моём подоконнике, уставившись на меня; я чувствую этот взгляд на спине: — Собирайтесь, вы же не хотите пропустить важный день? — Какой? — Вот это да. Я бы не хотел, чтобы и меня в старости склероз замучил, — блондин смеётся, а я, непонимающе его разглядывая, поворачиваюсь к фигуре в окне. — Сегодня ваш день рождения!!! Да? Я отвожу взгляд к календарю, но он показывал мне другой месяц и другие даты — кажется, я забыл оторвать листик. — Дела, — недоумевающе произносит Хокаге и почесывает затылок: — Вас ждут, Хатаке Какаши. Не придёте, мне придётся вас выпороть, а я, как Хокаге, имею на это полное право. Узумаки скрылся из виду, а я остался в своей комнате, ощущая полное опустошение; будто бы меня выпотрошили. Однако, это стоило сделать, чтобы я почувствовал, как новый поток энергии собирается где-то в районе солнечного сплетения. День начинался обычно, но я ощущал, что закончится он под бравое пьяное пение. Эти моменты заставляют меня почувствовать себя живым. И я постепенно выходил из своего состояния прострации. Я — Хатаке Какаши, и мне стукнуло много лет; сейчас я не жалею ни о чём, но я помню о тех, кто был мне всегда дорог. Я открыл новые врата, в новый мир.