Комната Эвена

Я проснулся задолго до того, как отрыл глаза. Тело было тяжелым, будто меня пригвоздили гирями к полу. Я хотел поспать еще, поэтому не открывал глаза, но сон упорно не возвращался. Через некоторое время сквозь плотные шторы все же стал пробираться дневной свет. Было около пяти часов утра. Вскоре свет затопил всю комнату, и я больше не мог заставлять себя уснуть. Перевернувшись на спину, я полежал спокойно еще некоторое время, а потом медленно разлепил веки. Перед глазами поплыли цветные пятна, и я часто заморгал, почувствовав, как от этих манипуляций в глаз попала ресница. Она неприятно колола чувствительную поверхность, но вместо того, чтобы достать ее, я просто прикрыл глаза в надежде, что это пройдет само собой. Даже с опущенными веками я чувствовал это противное ощущение, но упорно продолжал ждать. Прошло примерно две-три минуты, прежде чем ощущение исчезло, и я снова предпринял попытку открыть глаза. Но стоило мне сделать это, покалывание возобновилось с новой силой. Глаз уже начинал слезиться и я, тяжело вздохнув, перевернулся на правый бок, опираясь на руки, с трудом приподнялся над кроватью и сел по-турецки. Необходимо было дойти до зеркала и вытащить ресницу. Я должен был сделать это, но я упорно продолжал сидеть на кровати. Тусклый дневной свет, пробирающийся сквозь плотные шторы, падал на мои ноги, покрытые одеялом, и я принялся рассматривать странный узор на пододеяльнике, на который никогда раньше не обращал внимания. Я почесал глаз, и из него покатилась слеза, потом еще одна и еще одна. Другой глаз тоже стал отчего-то слезиться, и глубоко вздохнув, я откинул одеяло и спустил ноги на прохладный пол. Тапочки валялись с другой стороны, я не стал их искать. Постоял некоторое время напротив окна, пытаясь угадать погоду сквозь закрытые шторы, а потом пошлепал в сторону зеркала, которое висело у туалетной двери. Зеркало это было в полный рост, поэтому я мог оценить свой внешний вид полностью. Но, едва взглянув на себя, я отвел взгляд и приблизился вплотную к зеркалу, чтобы хорошо было видно глаза. В левом, в самом деле, прямо у зрачка была ресница, она-то и не давала мне покоя. Я оттянул верхнее веко, затем нижнее и попытался вытащить ее словно линзу. Ничего не вышло, она осталась на прежнем месте. Я попытался снова, но уже не пальцем, а костяшкой пальца – снова ничего. Разозлившись, я принялся с силой тереть глаз, в надежде, что так она выскочит сама по себе. Снова ничего. Я тяжело вздохнул в вошел в туалет, где стояла небольшая мойка. Включил холодную воду, набрал немного в ладони и принялся промывать глаза. Левый уже не просто болел, а буквально горел, подсказывая, что еще немного и он просто вытечет наружу. Правый тоже стало покалывать от капель воды, попавших в него. Когда с промыванием было покончено, я с трудом разлепил глаза и заметил светлую ресничку, стекающую в раковину вместе с водой. Я облегченно вздохнул и пригладил мокрыми руками волосы, торчащие во все стороны после сна. Хоть я и избавился от ресницы, в глазу по-прежнему осталось неприятное ощущение присутствия чего-то чужеродного. - Скоро это пройдет, - сказал я себе и вышел из туалета, забыв справить нужду. Я улегся на кровать, укрылся одеялом, несмотря на то, что в комнате было довольно тепло, и снова закрыл глаза, чтобы прогнать неприятное ощущение. Я хотел снова уснуть и проснуться примерно через три часа, как раз к завтраку. Уснуть не получалось, поэтому я лежал на спине и смотрел в потолок. Я думал о еде. О чем-то, что любил есть в детстве. Что-то типа бургеров, колы, сладких батончиков. Мама часто запекала картошку с мясом и овощами. И я уплетал это за обе щеки. Чего бы мне хотелось съесть сейчас? Я тяжело вздохнул, прикрыл глаза и потянулся к прикроватной тумбочке, на которой стояла бутылка с простой водой. Сделав несколько глотков, я отставил ее в сторону, и перевернулся на бок. Сон по-прежнему не шел. Я глянул на часы, которые висели у двери, шел уже седьмой час. До завтрака оставалось чуть больше двух часов. От мыслей о еде у меня засосало под ложечкой, и я снова потянулся к бутылке с водой. Пару глотков хватило, чтобы прийти в себя. И вот я снова лежал на спине, глядя в потолок. И снова думал о еде. Вчера звонила Эва и рассказывала, что они с ребятами отлично провели время на природе. Было много еды, мясо всех видов, чипсы, газированные напитки. Она рассказывала мне обо всем этом с таким воодушевлением, будто пыталась вызвать у меня аппетит. Особенно красочно она описывала шашлык из свинины, который некоторые из ее друзей в силу религии есть отказались. Зато она, Васкес и Сатре объелись до отвала. Она даже упомянула, что некоторые кусочки были особенно поджаренными, а жир по бокам мягкий и сочный, настолько вкусный, что она доедала его за Сатре, которая ограничилась одним мясом. После нее позвонил Васкес, и мне пришлось выслушивать эту историю по второму кругу. Правда его больше впечатлил не шашлык из свинины, а какое-то восточное блюдо, которое приготовила мама их общей подруги Саны. Он был не в курсе, какие ингредиенты использовались при приготовлении этого блюда, но предположил, что там была картошка, мясо и что-то очень острое. И Васкес сто раз вспомнил, как в детстве я любил острое, и что все супы доверху засыпал красным перцем. - Жаль, что тебя не было. Ты бы оценил эти блюда, - сказал он в конце и повесил трубку. Не знаю, было ли ему действительно жаль, но лично я не чувствовал себя несчастным оттого, что пропустил столь «вкусное» мероприятие. Снова захотелось пить, и я вновь потянулся к бутылке. Я до сих пор не знал, что за погода за окнами, но отдергивать шторы было лень, поэтому я продолжал лежать на спине. Завтрак ровно через час. За дверями становилось шумно. Слышался топот чьих-то ног и чужие разговоры. Через некоторое время две девушки, скорее всего, молоденькие медсестры остановились у дверей моей палаты и принялись обсуждать жидкий стул одного из пациентов. Я усмехнулся и закрыл глаза, претворяюсь, что сплю. Несмотря на то, что меня итак никто не видел, я не хотел быть даже косвенно свидетелем этого разговора. Чей-то жидкий стул - это дело такое же личное, как чужие любовные дела. Ни первое, ни второе никого не касается, кроме самого человека. Спустя какое-то время голоса поутихли, и в мою палату вошла молодая медсестра. Я не мог запомнить ее имени, но она была так не похожа на однотипных работников больницы, что ее лицо я запомнил сразу. - Все еще спит? – тихонько произнесла она и зашевелилась. Я почувствовал, как она нависла надо мной. Ее волосы защекотали мое ухо, и я улыбнулся, не сумев сдержаться. - Ты не спишь! – воскликнула она и, пихнув меня в бок, уселась на край кровати, как привыкла то делать. Я дернулся и открыл глаза, встречаясь взглядом с милым личиком медсестры, которая тепло улыбалась мне. В руках она держала поднос со шприцами и какими-то колбочками. - Я спал, - солгал я, но демонстративно зевнул, пытаясь уверить девушку в подлинности своих слов. – Ты разбудила меня прямо сейчас. Обычно я обращался к ней на «Вы», но именно сейчас подумал, почему я вообще делаю это. Она была едва старше меня, поэтому я мог обращаться к ней как к ровеснице. - Надеюсь, что это несильно скажется на твоем самочувствии, - лукаво улыбнулась она и потянулась к моей левой руке. Медсестра уже знала, что искать вены на правой – гиблое дело, ничего там не найдешь. - А глаз почему такой красный? Опять допоздна фильмы смотрел в телефоне? Я молчал, наблюдая за тем, как игла входит в мою вену, а шприц заполняется ярко-красной жидкостью. На самом деле, я никогда так не делал. Я не был любителей фильмов и предпочитал им книги. Видимо она перепутала меня с кем-то из своих других пациентов, но я не стал ее разубеждать. - Не больно? – девушка подняла на меня вопрошающий взгляд и слегка болезненно вынула иглу, заставив меня поморщится. Однако, терпимо. Ее коллеги порой бывали беспощадны, поэтому ее ручки я боготворил. - Смотри у меня, - сказала она, собирая вещи, - чтобы я больше не видела тебя по ночам с фильмами и телефоном. Попозже принесу капли в глаз, посмотри, что натворил. Тетя Мэй будет ругаться. Вот оно. Мэй. Это и есть ее имя. Обычное имя из трех букв, которое я не мог запомнить почти две недели. Казалось бы, что в этом сложного? Однако мой мозг отказывался впитывать эту информацию. Иногда я думал, что чтение занимает всю память в моем организме, поэтому он больше не воспринимает что-то извне. Только книги. - Кстати, твой лечащий врач идет в отпуск, поэтому тебя возьмёт новенький. Я пожал плечами и укрылся одеялом едва ли не до подбородка. - Если он такой же, как старый, - имя «старого» я тоже не помнил, - то мне без разницы. Я уже проходил это. Через пару часов заявится никудышный докторишка, которому поручено поставить меня на ноги. Он пропишет кучу анализов, назначит капельницы и диеты, провозится со мной примерно несколько недель, но, когда поймет, что дело – дрянь, выпишет. Все лечение сводится к одному – сделать видимость лечения. Я понял это уже довольно давно, поэтому даже не удивлялся, когда происходило что-то вроде этого. - Не будь таким безразличным. Ты должен подружиться с новым доктором, он может стать тебе хорошим другом. Или отменным врагом. На самом деле, мне было плевать, кто будет меня вести. Я лежал в больнице по направлению, а значит, примерно через месяц меня должны были выписать. Месяц. Всего лишь один месяц. Мне нужно было продержаться всего ничего. Я тяжело вздохнул и откинул одеяло. С ним было жарко, без него холодно. Я не мог найти себя места, поэтому ворочался с одного бока на другой, потом на спину, потом на живот. В глазу продолжало неприятно тянуть. Волосы на затылке прилипли к коже, и все это неимоверно раздражало меня. Окей, я ждал завтрака. Я должен был поесть, а потом мог уйти домой на несколько часов, чтобы взять нужные вещи. На самом деле, необходимые вещи у меня лежали в прикроватной тумбочке, но я хотел полежать в ванне. В больнице можно было лишь принять душ, поэтому мне пришлось на некоторое время отказаться от привычки. Я снова лежал на спине и представлял, что нахожусь в ванне, в которой пахнет любимыми цитрусовыми солями. Все мои мышцы медленно расслаблялись, кровать неожиданно стала мягкой, и на мгновенье мне показалось, что я куда-то проваливаюсь. Это ощущение сначала было приятным, и я улыбнулся. Но оно усилилось, и я в испуге распахнул глаза. Чертовы игры разума. Или нервной системы. Что-то в моем организме жестоко играло со мной, но я игнорировал это. Я уже давно привык игнорировать естественные человеческие потребности. Я полежал еще некоторое время, бросил короткий взгляд на часы. Было уже без пяти девять. Скоро приедет моя еда, а значит, я должен быть готов. Я сел по-турецки и расчесал пальцами волосы, откидывая их назад. Поправил футболку, которая после сна выглядела ужасно помятой, и тяжело вздохнул. Я чувствовал какую-то странную слабость во всем теле. Такую сильную, что даже сидеть было тяжело. Даже лежать было тяжело. Я бы с удовольствием провалился в сон и проспал еще некоторое время. Как можно дольше, чтобы проснувшись, я больше не испытывал усталости, чтобы все это чертово время, которое безвозвратно было потрачено на больницы, превратилось в пыль. Ровно в девять Мэй заглянула в мою палату и широко улыбнулась. - Сейчас будет пир! – воскликнула она и, распахнув дверь, вкатила в комнату поднос с небольшой тарелкой каши, овощами, апельсиновым соком и тостами. - Это то, что прописал доктор Джонсан, возможно, что новенький, внесет некоторые изменения в твою диету, будь готов к этому. Если же тебя все устраивает, ты можешь прямо ему об этом сказать, не стесняйся. - А пациенты что-то вроде подопытных кроликов? – безразлично спросил я, свесив ноги с кровати, и демонстративно придвинулся к еде, будто больше не мог ждать. Я почувствовал, как внутри все органы скрутились в узел от одного запаха и вида, под ложечкой засосало, а во рту непроизвольно собралась слюна. Я потянулся к бутылке воды, которая стояла на тумбочке, и сделал несколько жадных глотков, чтобы подавить рвотный рефлекс. - Что ты имеешь в виду? – спросила Мэй, а я от нахлынувших эмоций, не сразу понял смысла ее вопроса. Подумал несколько секунд и вспомнил, о чем мы говорили. - Я хочу сказать, что врачи соревнуются между собой, чей метод лечения окажется эффективнее. В итоге, мы, пациенты, становимся для них всего лишь подопытными кроликами, - я старался отвлекаться на разговор, но взгляд мой не сходил с еды, которая лежала на подносе. В один момент мне показалось, что если я буду смотреть тяжелее и усерднее, она исчезнет. - Ну, Эвен, это не так. Врачи, конечно, соревнуются, но побить друг друга у них не на первом месте. На первом – всегда пациенты. Мэй облокотилась на косяк и принялась сверлить меня взглядом. Неужели, она так и будет здесь стоять? Ведь обычно уходит, что же сегодня изменилось? Я взял в руку ложку и крепко сжал ее, чувствуя новый приступ рвоты, накатывающий к горлу. И снова припал к горлышку бутылки, в которой оставалось воды всего на несколько глотков. - Принести тебе новую? – отозвалась Мэй, и я подумал, что вот оно – мое спасение. - Да, если тебе не сложно. Я бросил взгляд на этикетку бутылки. «Синий водопад». - Не могла бы ты купить мне точно такую же? – я помаячил бутылкой перед лицом медсестры и улыбнулся. – Она самая нормальная из всех, что я пил. Кажется, она продается на первом этаже. Мэй взяла бутылку из моих рук и внимательно уставилась на этикетку. - Ну, хорошо, - улыбнулась она и пошла к двери, - если ты обещаешь съесть все до последней ложки. - Есть, сэр! – рассмеялся я и шутливо отдал девушке честь. Когда она вышла из палаты, прикрыв за собой дверь, я почувствовал, будто гора сваливается с моих плеч. Все тело окатила слабость, и я так громко выдохнул, что этот звук был больше похож не на выдох, а на стон отчаяния. - Слава богу, - промямлил я и, поднявшись с кровати, схватил тарелку с кашей. Все содержимое немедленно отправилось в унитаз. Следом овощи. Гренки я оставил для достоверности, решил сказать, что больше в меня не помещается. Сок вылил в раковину. Несколько раз пришлось подавлять рвотный рефлекс, от которого то и дело сдавливало горло. Запах еды сводил с ума, а одна мысль о том, что мне, возможно, предстояло все это съесть, приводила в ужас. Я бы ни за что не справился. Когда послышалось копошение за дверью, я уже сидел там же, где Мэй оставила меня, и держал стакан, в котором уже не было сока. Мол, я только что его допил. Медсестра должна была быть довольна мной, и я уже улыбался, предвкушая, как она будет меня хвалить. Но вопреки ожиданиям в дверном проеме показалась не Мэй. Это был молодой человек, едва ниже меня, с вьющимися светлыми волосами в белом халате. Он держал в руке двухлитровую бутылку кока-колы. - Доброе утро, Найшем, - сказал он и прошел в мою палату, осматриваясь. – Утро давно наступило, а ты до сих пор не раздвинул шторы? Что за сомнительное наслаждение сидеть в темноте? Я заинтересованно уставился на незнакомца. У того было открытое лицо с острыми скулами, слегка вздернутым носом и красноречивой родинкой над тонкой губой, которая разбавляла серьёзный образ, смягчая острые черты. - Вы, наверное, вместо мистера…- я снова забыл, как звали моего врача, и замолчал, уставившись на свои руки. – Вместо моего старого доктора? - «Старый доктор»…- протянул мужчина резким и звонким голосом и поставил бутылку на прикроватную тумбочку, - да, меня зовут Исак Вальтерсен. Исак - с одной буквой «а», - он перевел на меня взгляд и коротко улыбнулся. – Я намерен заботиться о тебе, пока мистер Джонсон не выйдет с отпуска. Точно, его звали Джонсом. Мэй только недавно упоминала его, а я снова забыл. - Это…- новый доктор указал на бутылку колы, - твое задание на ближайшие два дня. Можешь не утруждать себя выбрасыванием еды в унитаз, - безразлично сказал, заставив меня удивленно открыть рот. Я хотел что-то возразить, но совесть не позволила. Новый доктор говорил правду, мне нечего было ему ответить. - Я предупрежу медсестер, чтобы они не приносили тебе еды. Я буду заходить к тебе несколько раз в день, и наблюдать за тем, как ты выполняешь домашнее задание. Если будешь выливать ее, я замечу. Если понадобиться, будем мерками отмерять, - сказал он и слегка наклонился ко мне, - все ясно? Я тяжело сглотнул и поднял на него серьезный взгляд. Выглядел этот доктор совсем молодо, едва старше меня, поэтому не внушал особого доверия. - Что скажете, если у меня аллергия на подобную вредную фигню? Я подумал, что если этот новый доктор Исак через одну «а» разговаривает со мной дерзко, почему я не могу?! Вальтерсен вскинул брови, он улыбался одними глазами, но лицо его при этом оставалось серьезным. От него едва ощутимо пахло мятной жвачкой и каким-то летним одеколоном. - Я могу легко это выяснить. Проведем тесты? - А на слово Вы не можете поверить своему пациенту? Исак через одну «а» рассмеялся и выпрямился. - Если бы все доктора верили своим пациентам, особенно таким как ты, у которых на лбу написано, что они обманывают, в этом мире не было бы здоровых людей. Когда он вышел за дверь, оставив меня в одиночестве, я почувствовал, как злость сковывает все мое тело, и я непроизвольно сжал кулаки. Ведь не было же печали. Меня вполне устраивала моя жизнь в этой больнице, доктор Джонс или Джонсон и глупая медсестра, которая то ли не догадывалась, что я выбрасывал еду, то ли знала об этом и закрывала глаза. Все было хорошо. Просто отлично. Ве-ли-ко-леп-но. И новый доктор никак не вписывался в мои планы. Но почему всякая херня всегда происходит именно со мной?! Я упал спиной на кровать и перевел взгляд на бутылку кока-колы. Мое домашнее задание. В детстве, я бы выполнял его с превеликим удовольствием, но только не сейчас.