Держись...

Магистр-джедай Оби-Ван Кеноби, спокойнейший из дипломатов Ордена, вне себя от радости влетел в палату, где лежал его бывший ученик, а в данный момент ещё и падаван последнего, маленькая девочка, ставшая за время войны чем-то вроде дочери мудрому джедаю. О*— Живы! В голове уважаемого джедая гремело всего лишь одно слово, то самое, поставившее точку в многомесячных метаниях. Всего одно слово. Всего четыре буквы. «Живы». Его воспитанники, два ещё совсем маленьких ребёнка, мальчишка и девчонка. Дети. Его дети. Они живы. Они пришли в себя. Он не потерял их, как мастера больше десяти лет назад. Они живы. Эта парочка ещё потрепет ему нервы, противясь прямым приказам и, что тут уж врать, спасая этим всю операцию. Да, пусть трепят! Пусть шутят, обзывают Убиваном, как после любой битвы, где погибали его противники. Пусть. Они, его ближайшие друзья, его маленькие занозы в одном не совсем приличном месте. Но эти чертята — его семья, его дети. Его. Магистр пнул ногой дверь и оказался в больничной комнате, самом грустном для него месте. Ведь здесь оказывались те, кто буквально зависал между жизнью и смертью. Те, кто боролся за правду, за справедливость, за простых жителей галактики. И сейчас здесь лежали два почти ребёнка, едва-едва пробующие себя в роли воинов: генерала и коммандера. В данный момент лихие вояки, один из которых был неслабо покалечен, находились в весьма необычном положении. Энакин лежал на койке, частично свесившись в сторону своего падавана. А сама юная леди сидела, скрестив ноги, на полу и ласково поглаживала его по волосам. Асока только было хотела что-то ему сказать, она даже чуть приоткрыла рот, как громкий рёв озверевшего акула прервал её прямо на вдохе. — ЖИВЫ!!! Асока офигело обернулась на источник звука, а спустя едва ли несколько секунд была вместе с Энакином сгребена в объятья ополоумевшего от радости джедая. Тихо посмеиваясь, юноша дружески боднул головой бывшего учителя. — Я понимаю, что ты рад, но не надо душить! Оби-Ван отстранился от своих воспитанников и, неожиданно для обоих детей, громко, истерично расхохотался. — ЖИВЫ!!! ЖИВЫ!!! ОБА!!! ЖИВЫ!!! ХОРОШО ВСЁ!!!! ЖИВЫ!!! Асока непонимающе покосилась на уважаемого дипломата, но, услышав среди бессвязных восклицаний одно постоянно повторяющееся слово «Живы», поняла, что именно волновало магистра всё это время. То же, что и её. Жизнь Энакина. Её жизнь. Их здоровье. Неправду говорят, что у джедаев нет эмоций. Они есть, но тщательно прячутся в глубине души. Запираются десятками ментальных щитов. Забиваются заботой об окружающих. Забывается от прошедших лет, десятилетий. Но они есть. И прорываются сквозь все преграды, когда случается нечто странное. Ненормальное. Не вписывающееся в состояние, поддерживающее ментальные щиты. Когда друзьям угрожает опасность. Энакин, продолжая тепло улыбаться, оглядел старого друга. Вечно причёсанный, одетый по всем джедайским правилам, по нему нельзя было догадаться, что этот человек скучал, волновался, тревожился. Только одна деталь, тщательно спрятанная и почти не заметная чужому глазу. Белки глаз были сплошь усеяны красными ниточками лопнувших сосудов. Единственный признак, что Оби-Ван нервничал. Скайуокер это заметил уже давно, ещё в двенадцать лет, когда попал в непростую ситуацию на одной из своих первых миссий. Его ранил в плечо какой-то наёмник, время уже стёрло из памяти внешность стрелка, но испуганные глаза Кеноби, с отеческой любовью взирающие на мальчишку, закрепились надолго. Именно тогда маленький падаван заметил тонкую полоску, словно царапину на белке глаза мастера. В тот раз он, к сожалению, не понял, что означает эта странная линии. Но позже, лишь когда заметил такие же на своих, задумался, как же сильно нервничал вечно спокойный Кеноби из-за его выходок. Тогрута тоже видела эти кровавые чёрточки. Как в глазах магистра, так и у собственного мастера. С точки зрения биологии она знала, что такое возникает при перенапряжении. Но думала, что джедаи всего-лишь слишком сильно утомляют свои глаза. Она поймёт позже. Когда возьмёт своего падавана Усилием воли вырвавшись из состояния липкой задумчивости, юноша едва вспомнил, что же он так сильно хотел узнать до того, как Асока прикоснулась к нему, смотря своими глубокими, как вода, серо-голубыми глазами. Вроде бы, ничего необычного, достаточно частый цвет, не самая редкая раса. Но когда она, эта маленькая девочка, смотрит на него, так изучающе, так задумчиво, ему, совсем ещё мальчишке, хочется бездумно улыбаться во все его тридцать два зуба. — Мне кто-нибудь может объяснить, что тут творится? Голос, голос выдаёт его. Он говорит не то, что хочет, не спрашивает «Как вы тут? Как война? Все ли живы?», не это. Он пытается острить, шутить, врать, что с ним всё хорошо. Будто, всё нормально. Как хорошо, что Асока, его маленькая Шпилька, понимает, что сейчас нужно попросить Оби-Вана, доброго и спокойного мастера, попросить изложить не сухие факты, как на Совете, а рассказать, как другие отнеслись к его провалу, как отреагировали, не забыли ли, не списали ли со счетов. — Я и сама почти ничего не помню. Магистр? Она вопрошающе смотрит в глаза джедаю, стараясь передать мысленную просьбу Энакина, и он понимает. Ласково улыбается сквозь рыжеватую бороду и задаёт единственный вопрос, требующий сейчас ответа. — С какого момента вам рассказать? Ответа, который не нужен. Что может сказать тот, кто не знает ничего? — Лучше, с самого начала. Магистр переводит взгляд чуть выше, на однотонную стену, на которой абсолютно не за что зацепиться. Ни гвоздика, ни щербинки. Словно смотришь в пустоту, вызывая неприятные воспоминания. Вот Асока выбежала из зала Совета, заставив удивлённого Винду пробормотать свою непонятную для многих фразу. После этого некоторые магистры, в том числе и уважаемые Ки-Ади Мунди и Пло Кун, лично нашедший малышку на Шили, гневно осудили поведение падавана Тано. Её резкость, её вспыльчивость, её гнев, её оскорбление, нанесённое главе Совета. В общем споре, где за Асоку выступил лишь Кеноби, не участвовали только Винду, Йода и Шаак Ти, знающая, как тяжело хищницам-тогрутам перебороть свою врожденную тёмную сторону, так необходимую для выживания в недружелюбных джунглях. Потом, когда гранд-мастер наконец вступил в дискуссию, они смогли вдвоём уговорить этих бессердечных аскетиков оставить ситуацию без вмешательства, надеясь на Силу. — Так, Асока вылетела за тобой через четыре дня после битвы над Кашииом. Оби-Ван благоразумно умолчал, что послужило причиной такого долгого перерыва. Никому не хотелось признавать, что милосердные джедаи готовы были оставить его умирать ради сохранения мнимого невмешательства в дела Силы. — Совет немного поругался и решил дать ей официальное разрешение на это. Вот маленький магистр отзывает его в сторону после того, как недовольные решением джедаи разошлись, он говорит, что некто с нижних уровней упорно пытается связаться с ним в течении четырёх часов, как раз с того момента, когда Тано ударила Мейса Винду и умчалась в самовольную миссию спасения. Некая наёмница, датомирка, готова сообщить информацию о слабостях новых сепаратистских дроидов-пилотов, сбивших Скайуокера в недавней битве, но рассказать она это собирается только генералу Кеноби. Оби-Ван понимает, что это Вентресс, бывшая ученица графа, преданная им и ставшая после достаточно долгого времени охотницей за головами и информацией. Вот они встретились. Бывшие враги, недолго сражавшиеся вместе против мстительного Мола, возвёдшего в цель всей жизни месть ему, Оби-Вану, за отнятые много лет назад ноги. Они были рядом, он даже сражался её мечом, пусть и красным, но таким тёплым, таким родным. Как и её глаза. Голубые, с искрами ледяной гордости и неприступности. И с горящим огнём интереса, ожидания, что же на этот раз выкинет уравновешенный джедай. И он, взбешённый на Совет за наплевательство по отношении его бывшего ученика, мальчишки, только начавшего путь рыцаря-джедая, за грубость к маленькой влюблённой девочке, вынужденной скрывать свои чувства под маской остроты и подколов, оправдывает ожидания ведьмы. Спустя несколько секунд бессмысленного рассматривания лиц друг друга, он целует её. Не вежливо, спрашивая разрешения, а напористо, страстно, зная, что именно этого она и добивалась, требуя личной аудиенции. Кеноби уже не помнил, как они перешли к более решительным действиям, как оказались близко. Слишком близко. Как потеряли контроль на собственными телами прямо в комнате переговоров. Он запомнил лишь чувство безграничного счастья, заполнившего его с ног до головы и исходившего откуда-то из грудной клетки, из самого сердца. И ледяные глаза рядом. Ледяные, но счастливые. Нет, об этом нельзя рассказывать детям. Им пока рано. Или ему стыдно? — Позже пришла информация, что некто готов продать информацию о тех самых дроидах джедаям. Это оказалась Вентресс, кажется, она решила присоединиться к Ордену. В общем-то, уже присоединилась. А меня попросили провести её переобучения, так что, у меня теперь есть падаван. Вот Асажж уже в Храме джедаев записывает на чип разрозненную информацию, которую смогла добыть. Он просто сидит рядом, наблюдая за каждым действием, каждым движением руки. Датомирка решила отрастить длинные волосы, и теперь, благодаря древнему заклинанию, нейтральному, вернее всего, они достигали плеч, ближе к краям становясь похожими на нежный пух. И вся она смотрелась как цветок, выросший больше своих сородичей. Иссиня белая кожа, тёмно-коричневые волосы, скорее костлявая, чем стройная фигура. Кто бы мог подумать, что он, любитель хрупких блондинок, полюбит такую странную и необычную женщину. Ничуть не похожую ни на Серази, ни на Сири, ни на Лину или Сатин. Не это. Сейчас нужно вспомнить другое. То, что важно Энакину и Асоке. Вот прилёт белого истребителя Асоки. Девочка настолько устала, что не смогла сама вытащить из кабины тело своего мастера. Это сделали подбежавшие Оби-Ван и Мейс. Но и они едва подняли ошмётки молодого мужчины, залитые кровью и гноем. Дроиды, единственные, кто не чуял этого жуткого сладковато-пряного удушающего запаха, отнесли его в больничную палату, сразу же погрузив в бакта-камеру. А Асока, которая провела на ногах больше суток, сначала проследила, чтобы с ним всё было в порядке, и лишь потом, когда разошлись даже самые упорные джедаи, свалилась с ног прямо на выходе из палаты. Кеноби, обругав всеми известными ему матерными слова ситхов, политиков и, самое главное, маразматичных джедаев, отнёс бедного ребёнка в другое отделение, специализирующееся на истощениях, в реанимацию ей, к счастью, было пока ещё рано. — Асока вернулась чуть меньше, чем через сутки. Тебя отправили в реанимацию, а её — успокоиться, поесть и выспаться. Вот очередной сбор Совета. Винду наконец проснулся, поэтому, вместе с присоединившимся к ним Куном, четвёрка сглаживала резкое отношение остальной части магистров. Но они не могли договориться, что же сказать Канцлеру, излишне сильно интересовавшемуся состоянием Скайуокера. Многим показалось, что Шив Палпатин, правитель Республики, готов ради какого-то рыцаря поставить прослушку в зале Высшего Совета. Но вину за это взял на себя один из гвардейцев Канцлера, признавшись, что передаёт информацию сепаратистам. Но Оби-Ван всё-равно не отпускал мысль, что это всё тщательно спланированная диверсия. Вот он говорит с Шаак. Они наедине в небольшой комнате. В тот момент его захлестнула безумная страсть. Какое-то дикое влечение, абсолютно не управляемое чувство. Они переспали. Прямо там, на жёстком полу, с незапертой дверью, в которую мог войти любой, услышавший непонятные шорохи, вздохи и тщательно скрываемые стоны. В отличии от Ассаж, Шаак никогда до этого не была с мужчиной, она строго соблюдала Кодекс, пресекая привязанности ещё до того, как они могли перерасти в нечто большее. Кеноби никогда не думал, что его потянет на такую экзотику, как тогруты. Вот их кучка. Уже шесть магистров поверили в то, что это именно Канцлер хотел поставить прослушивающие устройства. И это не выдумка, киффар Квинлан Вос прочитал память найденного устройства. Его заказчиком был именно Палпатин. Канцлер слишком сильно беспокоился за Скайуокера, пытался даже подкупить медиков, чтобы его пропустили в палату. Они, три четверти Совета, решили официально объявить о смерти Энакина Скайуокера, чтобы пресечь подобное поведение в дальнейшем. И, что уж таить, разобраться во всех этих странностях. Но они только прибавились. В течение целой недели сенатор Амидала ходила в чёрном платье и траурной вуали, всем окружающим говоря, что она в горе, дескать, погиб её любимый. Никто не знал наверняка, кто им являлся, но слухи упорно твердили, что у Энакина были тайные отношения с сенатором. Магистры сделали всё, чтобы эти мысли не достигли маленькой тогруты, день и ночь просиживающей около кровати любимого. А через семь дней около неё уже начал настойчиво вертеться какой-то сенаторишка. И через месяц они решили пожениться. Как-то слишком быстро. Политики так не делают. — Ах, да, забыл сказать. Официально объявлено, что ты погиб при падении. Рот юноши, также, как и глаза, приобрёл округлую форму. — Зач…зачем? — Там такое дело… Канцлер, чтобы попасть сюда, пытался даже подкупить медиков, а в зале Совета расставил прослушивающие устройства. Куда уж может быть круглее… Глаза Энакина выкатились из глазниц, и теперь он стал напоминать розовую болезненную лягушку. — Что? Он медленно, словно гипнотизируя старого друга, то открывал, то закрывал рот. — Что это за бред? — Ты сможешь прочитать весь этот «бред» в официальных документах. А магистр Кун сможет рассказать подробнее, чем я. Ой-ёй… Я же пришёл совершенно за другим! Энакину, собственно говоря, было уже достаточно сюрпризов, поэтому он просто вопрошающе наклонил голову. — Доктора не уверены, что ты перенесёшь общий наркоз, поэтому ждали, когда ты очнёшься, чтобы припаивать протезы при местном. Юноша задумчиво перевёл взгляд на примостившую рядом голову тогруту. Она так сладко спала, что будить этого ангелочка казалось настоящим преступлением. — Когда? — Как можно скорее. Лучше всего — прямо сейчас. Маленькая девочка, тихо посапывавшая на плече мастера, что-то беззвучно мурлыкнула и, слишком резко передвинув голову, проснулась, широко открыв глаза в непонимании, что здесь происходит. Энакин, с неожиданной для магистра лаской, нежно погладил ту по левому лекку. — Асока, тут такое дело… ну… в общем… Кеноби хитро ухмыльнулся, подсознательно завидуя Энакину, которому не надо было выбирать из двух одинаково любимых женщин. Мальчишка, постоянно противоречащий Кодексу и всему Совету, в результате оказался более честным, более верным, более джедаем, чем уважаемый магистр-дипломат. — Энакину сейчас будут делать операцию, прикреплять новые протезы. Тебе лучше проснуться. Взгляд маленькой тогруты, направленный на любимого говорил сам за себя лучше любых слов. В нём было всё: любовь, сострадание, нежность, но уверенность, уважение, знание, что этот человек не сломается, что он сможет преодолеть любые трудности. А она будет рядом, как была всё это время. Как он всегда был рядом с ней. Энакин заметил это, он понимал, что связь мастера падавана у них значительно крепче, чем у любых других джедаев, но лишь сейчас увидел, что это не одна связь, одна ниточка в Силе, а две. Связь влюблённых, связь душ, мыслящих в унисон, самая крепкая в Галактике связь. И она не односторонняя, Скайуокер смотрит на свою маленькую Шпильку точно так же. Ведь он любит её. Любит. Всем сердцем. Нежданная мысль царапает сердце юного джедая. Нечто подобное, но значительно слабее, он чувствовал и к другой женщине, к Падме, к его жене. У него есть жена. Та, кто любит его и считает погибшим. Нет! Джедаи не могли сказать ей о его смерти! Она бы никогда не поверила! Она потребовала бы увидеть его, пусть и сгнившее, тело. Она любит его, а он… он уже нет. Или ещё да? Как же тяжело разобраться в этой чёртовой любви! Оби-Ван, предостерегавший его от необдуманных поступков. Ему-то легко. Ему не нужно выбирать из двух абсолютно разных женщин, верящих и любящих его. Асока, напоследок проведя холодными пальцами по горячей коже юноши, едва сдержала себя, чтобы не поцеловать его, не разрыдаться при члене Совета, который никогда не одобрил бы такого поведения. Да и Энакин, что и говорить, оттолкнул бы её. Или сказал бы нечто туманное, не решающее её дилеммы. У него есть жена. Красавица Падме, ратующая за демократию. Верная взрослая женщина, не то, что она, маленькая девочка, едва-едва сражающаяся против сепаратистских дроидов. Не такая эффектная. Не носящая дорогих платьев. Не человек, всего-лишь недалеко ушедшая от хищных зверей тогрута. Просто маленькая девочка. Ребёнок, повзрослевший за время войны на несколько лет. Кому она нужна? Ему. Конечно, ему. Но только как друг. Не больше. Тогрута — друг человека, не так ли? Уже у дверей операционной, где были подготовлены четыре новейших протеза, Энакин чуть задержал медицинскую каталку движением плеча, оставшегося от правой руки. И, словно стыдясь задаваемого вопроса, почти шёпотом пролепетал несколько слов. — Оби-Ван,… а ты… ты не знаешь,… как Падме? Лицо мальчишки покрылось розоватым румянцем, а вот магистр, наоборот, побледнел. Как можно сообщить кому-то, тем более тому, кто стал ему сыном, что женщина, в которую он был влюблён совсем недавно, готовится к свадьбе с другим? Это тяжело. Очень тяжело. Но тогда Скайуокеру точно не придётся мучать себя выбором — Асока или Падме? Кого любить? Кому разбить сердце? Пусть хоть кому-то в этом дурацком мире будет легче. — Тут такое дело,… она уже объявила о помолвке с Рашем Кловисом, сенатором от Сципио. Хорошо, что операцию делают дроиды, ему нужно о многом подумать. Слишком о многом, чтобы делать это при джедаях. И слишком о важном, чтобы рассказать это кому-то.