--
Жан резко поднялся на кровати, будто очнувшись от какого-то кошмара. Его первой мыслью было: «Сынгиль!» Но его взгляд упал на опустевшую половину кровати, и сердце болезненно ударилось о рёбра. «Он… ушёл». Сотни сожалений пронеслись в голове парня: он не смог увидеть сонное лицо Сынгиля с утра, он не смог принести завтрак ему в постель, он не смог поцеловать его губы, нежно и неспеша, а не так, как вчера: страстно и долго. Возможно, он вообще больше никогда не сможет его увидеть. Эта мысль полоснула по груди больнее самого острого ножа. Не желая тратить ни секунды на разъедающие мысли, Жан вскочил с кровати и начал наспех одеваться. «Я отпустил тебя один раз. Я не могу сделать это снова».--
Все вчерашние события до сих пор казались Сынгилю каким-то невероятным сном. Только вот он сам не знал: хочет ли он забыть о том, что произошло, или сохранить эти воспоминания в своём сердце, чтобы они согревали в самые холодные минуты. Сынгиль стоял на платформе и ждал утреннего поезда, понимая, что его шатает. Голова кружилась от тяжёлых мыслей, а кадры из вчерашнего вечера проносились перед глазами. Для меня сигаретки не найдётся?А ты совсем не изменился, Сынгиль.
Я ведь знаю, что нравлюсь тебе.
«Жан… Ты совсем не изменился. Всё такой же прекрасный, но по-прежнему такой далёкий». Сынгиль закрыл лицо руками, боясь вот-вот расплакаться. «Зачем? Зачем я это сделал? Господи, как же я ненавижу себя». И тут его взгляд упал на левую руку. На его безымянный палец было надето кольцо. То самое кольцо. — Сними кольцо. — А что? Беспокоит? Хорошо, я сниму, это не проблема. Несколько минут Сынгиль смотрел на кольцо, на то, как золото красиво переливается в солнечном свете. «Я… Я должен… Я должен вернуть кольцо!» Поезд с грохотом прибывал на станцию, роботоподобный голос просил пассажиров стоять за жёлтой линией во избежание травм. Ветер, принесённый поездом, растрепал волосы Сынгиля. Мозг продолжал твердить ему выбросить кольцо, сесть на поезд и уехать туда, где он больше не встретит Жана. Но сердце оказалось сильнее мозга, оно приказало Сынгилю сейчас же развернуться и бежать, скорее бежать обратно в тот отель, где остался Жан. Сынгиль никогда в своей жизни не бегал так быстро. «Тебе нельзя нагружать свои лёгкие, дорогой, это может плохо для тебя кончиться», — продолжали отзываться эхом слова его лечащего врача, но ноги несли его всё быстрее и быстрее. Лёгкие горели адским пламенем, горло разрывало от кашля, сердце бешено стучало в груди, но Сынгиль продолжал бежать. «Жан! Только никуда не уходи! Я сейчас…» Ноги принесли его к отелю быстрее, чем он рассчитывал. Кольцо, надетое на безымянный палец, казалось невероятно тяжёлым, будто было сделано не из золота, а из свинца. Сынгиль остановился, тяжело дыша и сдерживая удушающий кашель. Мозг продолжал посылать сигналы сейчас же вернуться обратно, уехать отсюда подальше, но тело протестовало. Ноги сделались ватными, когда Сынгиль увидел его. Жан тоже заметил его и направился к нему широким шагом. «Уходи! Сейчас же уходи! Пока ещё не слишком поздно!» — кричало подсознание Сынгиля, и он готов был уже подчиниться, если бы не… — Сынгиль! Голос Жана въелся в уши, растворяясь по всему телу, согревая каждую клеточку. «Прекрати! Прекрати произносить моё имя с такой нежностью! Иначе я…» Сынгиль поднял глаза на Жана. Тот уже не просто шёл к нему, он бежал ему навстречу, облегчённо улыбаясь, в его растрёпанных ото сна волосах запутались лучи утреннего солнца. Сынгиль понял, что он просто не может его отпустить. «Я слишком сильно люблю его». — Я уже думал, ты ушёл навсегда! — выкрикнул Жан, подбегая к Сынгилю и заключая его в крепкие объятия. Все мысли тут же испарились из головы Сынгиля. Все сожаления и обиды… просто исчезли, будто их никогда и не было. Тело Жана было таким большим и тёплым, а в его запахе хотелось раствориться до остатка. — К-кольцо, — прошептал Сынгиль, собирая последние остатки здравого смысла. — Кольцо было просто для вида, — ответил Жан, и его дыхание обожгло кожу шеи Сынгиля. — Я купил его, чтобы от меня отстали, пока я не встречу тебя снова. Теперь оно твоё. Сердце Сынгиля оказалось где-то в пятках. Ему хотелось плакать. Он был… счастлив.