Лешая

Теперь я знаю одну из своих слабостей. Я не причиняю боли детям, более того, я спасаю их, если могу, то есть, если меня не удерживают за волосы. Сидя на гладком, будто искусственном, валуне, я пыталась привести в порядок свои мысли, которые крутятся вокруг вопроса «Откуда там взялись дети?». Целый хор детских голосов отдавался в ушах, а потом эхом прокатывался в пустой голове. Веролом сидел рядом на камне, точно повторяющего форму того, на котором сижу я, и постоянно соскальзывал, что выглядело очень забавно, и я бы рассмеялась, если бы могла. Он просто молчал, как бы отдавая дань погибшим. Помимо трех десятков светлых, там были еще такие же пленники, как и мы.  В общем… эмм… тру… тела мерт… неживых дет… маленьких людей на самом верху. Похоже, они находились под самой поверхностью, под замком. Дверь железная, положение на закрытом, — Темный Рыцарь никак не мог подобрать правильных слов. Я только молча смотрела ему под ноги не в силах что-либо ответить. Я могла бы помочь, успеть во время, но мне не дали такой возможности. К тому же Рыцарь и без меня наверняка чувствует себя виноватым.  Хранитель Душ продолжает поиски, но, скорее всего, в живых никого не осталось, — его голос надломился, теряя свои высокие чудные нотки.  А где Калисто? — встревожено спросил Веролом.  Она в порядке. Помогает Хранителю, там ее дар пригодится как нельзя кстати. Ну, я пойду? Может тоже пригожусь… — последнее он пробурчал уже повернувшись к нам спиной.  А ты знаешь историю Калисто? — Веролому похоже наскучило наше траурное молчание, но я не повелась на его провокационный вопрос и все так же, сжимая руками колени, смотрела вникуда. Веролом соскользнул с камня еще 16 раз, прежде чем решил начать свой рассказ без моего внимания.  Она родилась и жила в Иглесе до самого конца, смерть приняла дважды, причем во второй раз совершенно случайно. Дар пришел после взрыва, когда ей еще не было четырнадцати. Но все по порядку… Рожденные в Иглесе всегда приносили споры и раздор в жизнь горожан. Темные и светлые неплохо уживались в одном городе, но каждый раз, когда на свет появлялся младенец, обе стороны пытались перетянуть веревку на себя. Хорошо еще если родители были одного «гражданства», а если нет — начиналась междоусобица. Именно в такой семье родилась Калисто. Когда ей было 2 года, мать потеряла свою последнюю жизнь, была казнена на центральной площади за отказ участвовать в Адских Играх. Несмотря на то, что ее родиной была темная половина планеты, она хотела самостоятельно вырастить дочь, или, если точнее, натаскать. Воспитание в понятии темных подразумевает обучение навыкам нападения, обороны и выживания. Отец, после смерти матери, взял эту ношу на себя. Как разительно отличаются культуры сторон, также отличаются друг от друга методы воспитания. Он учил ее разбираться в искусстве, заставлял читать научную литературу и никак не мог отказаться от мечты сбежать вместе с дочерью в Квазар, город в котором родился сам. Путь туда слишком долог, поэтому он не мог позволить себе отправиться в город с маленькой девочкой, теша себя ее скорым взрослением. Кроме того, споры вокруг никак не прекращались. Отца давно уже не волновало, чем обладает Калисто (кстати, это ее имя с рождения, названа в честь лесной нимфы за зеленый цвет глаз) — душой или камнем, чем сможет управлять — магией или наукой, а Иглес уже разделился на две половины. Рождение таких, как она — большая редкость и мало кто знает, какая война разгорелась после рождения Джека-из-Тени, да и я, в принципе, тоже не знаю. Отцу нужно было определиться с выбором, иначе его разорвали бы в клочья. Но он не мог вот так взять и решить, не зная, на что ее обрекает. И пока не мог решить он, все решили местные власти, которых не устраивала назревающая междоусобица. Дом, где она провела свое детство, взорвали, используя порох и нитроглицерин. Силу взрыва рассчитали неправильно, вместе с жизнью тринадцатилетней Калисто и ее смертного отца, были унесены жизни еще 28 человек. Ровно сто пятьдесят лет понадобилось ей, чтобы простить. Вернувшись в свой город, ее никто не узнал, как и она никого не узнала. Дар позволял заняться торговлей, так как она давно научилась определять, как поет то или иное растение. Так вот, последние 25 лет Калисто была торговкой зелий и эликсиров, не претендуя ни на большее, ни на меньшее. Пока Джек не разрушил наши жизни, мечты и надежды…  Погоди, ты ведь сказал, что она прожила две жизни?  Ага, опомнилась таки, — я недовольно поджала губы, понимая, что он меня все же подловил, — Калисто не выбралась из Клоаки Глайва после взрыва. Я молчала, демонстративно уставившись прямо перед собой.  Кажется, тебя что-то интересует?  Тебе кажется, — слукавила я.  Тогда почему же ты теребишь край туники? — самодовольно заметил Веролом.  Сдаюсь, — я подняла руки вверх в подтверждении своих слов, — Ее убили прислужники Барона? — я снизила голос до шепота.  Нет. Она поскользнулась и рухнула в одну из сточных ям Глива, — таким же шепотом ответил Веролом. Мне пришлось подавить волну смеха, дабы не нарушать покой мертвых.  И где же твой главный вопрос?! — возмущенно протарахтел философ, в очередной раз съезжая с валуна.  Какой такой главный вопрос?  Ну, про дар.  А, ну это понятно. Она, типа, хорошо слышит, так? — эта догадка появилась еще в туннелях, когда Калисто по слуху определяла нужный коридор.  Что-то вроде того, но не совсем так. Оказывается, любой элемент природы умеет издавать звуки, будем называть это «пением». Возьмем например траву и камень. Трава…  Трава поет мне о том, что она живая, желто-зеленая, на ней сидит маленькая черная букашка, в то время как букашка жалуется, что трава не вкусная и ветерок мешает расслабиться. Камень поет о своей вечности, о том, что видит, как вокруг все меняется, а он все такой же. И никто не рассказывает напрямую «Я — трава», «Я — букашка», «Я — камень». Как череда загадок, которые загадывают тебе в уши одновременно, а ты, силясь разгадать одну, тут же улавливаешь смысл другой, — продолжала рассказ Веролома Калисто, а я украдкой разглядывала ее, понимая, что теперь вижу перед собой другого человека. Нет, она все так же оставалась темноволосой и зеленоглазой красавицей, поменялось только мое видение. Я видела маленькую девочку, напуганную тем, что слышит звуки, которых не слышала раньше, очнувшуюся в непонятном месте, где все источает неприятные запахи, где рядом нет отца… И еще теперь мне стало ясно, почему ее глаза при обвале были наполнены слезами. Она слышала гораздо больше, чем я, когда на детей в подземелье рушился потолок…