Конечно, это не любовь

      С трудом держась на ногах, Шерлок подошел к Джону — тот был мокрым насквозь и кутался в одеяло. Постукивая зубами, спросил:         — Ты в порядке?         — В полном. Как всегда.       Они замолчали, глядя в темноту. Полицейские проверяли замки на клетке, в которую заперли Эвр — её планировали вертолётом вернуть в Шеринфорд. Иначе было нельзя.       Всё закончилось хорошо. Во всяком случае, для них. Даже для Майкрофта. Он не был интересен Эвр, поэтому она просто забыла его, как ребёнок — ненужную игрушку, но не сломала. В отличие от Шерлока.       Он чувствовал себя опустошённым. Воспоминания до сих пор не улеглись на своих местах, то и дело прорываясь сквозь щит в сознании и заполняя душу то ужасом, то печалью, то чем-то, похожим на радость — миллионом эмоций, которые Шерлок до сих пор не осознавал и не воспринимал. Лестрейд заверил их, что с Майкрофтом и Эвр всё будет в порядке, и отошёл к вертолёту, раздался его приказ:         — Отправляйте.       Но вертолет не взлетел. Из темноты Масгрейва к инспектору подошел высокий худощавый мужчина, одетый в длинный чёрный плащ. Он поднял руку, делая знак полицейским.         — Простите? — нахмурился Грег.         — Спасибо, инспектор, — Шерлок не мог разглядеть лица мужчины, но голос узнал, — Эвр Холмс теперь наша забота. Займитесь останками ребёнка в колодце.       Несколько секунд Грег бездумно таращился на мужчину, а потом с непривычным энтузиазмом обернулся к подчинённым и начал раздавать указания, словно у него из-под носа только что не увели охраняемый объект.         — Что за чёрт? — спросил Джон, и ответил: — А, точно.       Мужчина без ключа открыл дверь клетки и мягко взял Эвр за руку. Она не сопротивлялась.         — Шерлок, ты уверен, что они?..         — Да, Джон, — кивнул Шерлок, — Думаю, так будет лучше.         — Рад, что вы со мной согласны, — Гарри Поттер подошёл к ним, ведя за собой безучастную ко всему Эвр. — Доктор Ватсон, не переживайте. Эвр будет под присмотром куда более надёжным, чем охрана Шеринфорда. Шерлок, если вы захотите её увидеть… Это не будет проблемой.         — Что с ней станет?         — Ей предстоит лечение. Не знаю, насколько долгое. Но это будет лучше пустой изолированной комнаты с белыми стенами, даю вам слово, — говоря, Гарри расстегнул мантию, издалека казавшуюся плащом, снял и набросил на плечи Эвр, оставшись в чёрном костюме. Потом достал палочку, высушил одежду Джона.         — Ночи уже холодные. Заболеете.         — Спасибо, — Джон кивнул, — скажите, женщина… с ней всё в порядке?       Шерлок нахмурился — и вспомнил то, на что сразу не обратил внимания: мантия Гермионы была мокрой, на полу остались влажные следы. Эвр отключила подачу воды в колодце, но Джон был прикован кандалами и уже захлёбывался, он не выбрался бы сам. Она вытащила Джона, не позволила Эвр убить ещё одного его лучшего друга.         — Да, — кивнул Гарри, — думаю, да. И с вашим братом, Шерлок, тоже.         — Лестрейд сказал, он был в камере Эвр.         — Сейчас он под нашим присмотром, можете за него не переживать. К утру вернётся к своей политике, — Гарри очень несолидным жестом, не вязавшимся со спокойной манерой говорить и уверенным тоном, взъерошил волосы.       Шерлок ничего не ответил, хотя, наверное, стоило бы поблагодарить его. Но когда простое «спасибо» могло выразить благодарность? Нечего и сотрясать воздух. Джон был иного мнения.         — Я… передайте ей от меня благодарность, если увидите, — сказал он. Гарри пообещал, что передаст, а потом снова обратил внимание на Эвр, сжал её руку и неожиданно издал странный, шипяще-свистящий звук. Эвр вздрогнула, обернулась к нему, на её лице воцарилось выражение искреннего восторга. Она открыла рот и тоже зашипела, потом тяжело вздохнула и закрыла глаза, но не переставала улыбаться.         — Что это было? — спросил Джон.         — Парселтанг, язык змей. И моя теория. Но это подождёт до утра. Вас забрать в Лондон?       Шерлок взглянул на Грега, на бесцельно слоняющихся по округе полицейских, на гудящий вертолёт — и ответил за них с Джоном:         — Да. На Бейкер-стрит.       Гарри как-то странно на него взглянул и сказал:         — Через пару минут вернусь. Отдам Эвр в руки целителей.       Они с хлопком исчезли, Джон потёр лоб — ему трудно было осознать, что в реальном мире люди могут мгновенно перемещаться в пространстве или говорить на языке змей. Но, пожалуй, сомнения и смятение сейчас для него значительно полезней воспоминаний о пережитом в Шеринфорде.       Поттер вернулся через десять минут, но Шерлок его раньше и не ждал — едва ли врачи, пусть даже и волшебники, ждали его сумасшедшую сестру с распростёртыми объятьями.         — Готовы? Доктор Ватсон, всё, что нужно — это крепко держаться за мою руку и ни в коем случае не разжимать пальцы.       Хлопок, мгновения неприятных ощущений — и Шерлок, пошатнувшись, глотнул густой лондонский воздух. Джон рядом сморщился и, кажется, едва подавил рвотный позыв. Откашлявшись, он огляделся и философски заметил:         — Зато быстро.       Гарри оставил их в нескольких кварталах от дома, коротко простился и исчез — было очевидно, что ему предстоит непростая ночь, полная работы. Но Шерлок даже думать не хотел о том, с чем она будет связана. Сейчас он вообще не хотел думать — ни о чём.         — Вот дьявол, — пробормотал Джон. Шерлок хотел было спросить, о чём он, и замер посреди улицы. Джон был прав — вот дьявол! Он только сейчас вспомнил, что у них больше нет дома. Бомба Эвр разнесла квартиру по адресу 221-б, Бейкер-стрит, оставив только опалённые перекрытия. Шерлок шмыгнул носом, тщетно пытаясь убедить себя, что ему ничуть не жаль ни дурацких обоев, ни кресла у камина, ни своих бумаг, ни лаборатории, ни даже старины Билли. Учитывая, что сегодня он, Джон и Майкрофт могли умереть или сойти с ума, расстраиваться из-за квартиры было глупо. Но Шерлок расстраивался. Нечто подобное он испытывал до сих пор однажды — когда много лет назад обнаружил комнату Гермионы в старом доме Грейнджеров в Кроули опустевшей и обезличенной. Но те ряды книг и тот пушистый ковёр на полу не принадлежали ему, а квартира на Бейкер-стрит была его, их с Джоном. Была домом.         — Знаешь хорошую гостиницу? — спросил Джон.         — Конечно, — ответил Шерлок. Наверняка в его Чертогах где-то лежит карта с указанием лучших и худших гостиниц ближайших десяти кварталов.       Толком не зная, зачем, они подошли к дому и остановились напротив черного провала в стене.         — А знаешь… — начал было Джон, но осекся и замолчал.         — Да, — отозвался Шерлок.         — Что «да»?         — Да — ты прав, — Шерлок пощелкал пальцами, формулируя мысль, — серия ассоциаций в твоей голове привела тебя к мысли поехать к Гариэтт. Это логично. И я высказал своё мнение.         — С чего ты… разумеется, ты прав, — Джон машинально потёр левое, простреленное на войне плечо, — я просто подумал… Она, конечно, ужасная сестра и мы не виделись с ней тысячу лет. Она просто кошмар. Ей нравятся женщины. И она всё время пьёт. Но…         — Но она не пыталась убить нас. Так что, по сравнению с моей сестрой, она не так уж и плоха. Точное наблюдение. Возможно, нам было бы проще, если бы нас атаковала посредственность семьи Ватсон, а не гениальность семьи Холмс, — Шерлок договорил — и прыснул, поняв, что сморозил чушь. Джон тоже рассмеялся, хотя и нервно:         — Заткнись. Но, знаешь, это сумасшедший план. Сейчас, наверное, часа три ночи, и она меня не ждёт. Я пойду к ней утром.         — Нет. Сейчас, — Шерлок сунул руки в карманы пальто, — бери такси.         — Даже не обсуждается. Не думаешь же ты, что я тебя оставлю…         — Джон, мне есть куда пойти, — он поймал взгляд друга.       Джон прищурился и спросил:         — К Молли? Ты всё-таки…         — Нет, конечно нет, — Шерлок мотнул головой, а Джон неожиданно радостно улыбнулся:         — Значит, ты всё-таки сделал это?          — Пребывание в колодце повредило тебе, что «это»?       — Ты написал ей тогда? Той женщине, Ирэн Адлер? Это к ней ты пойдёшь?         — Ирэн Адлер в Штатах, а даже живи она на соседней улице — я не пошёл бы к ней, мне хватило опасности и экстрима на сегодня, — Шерлок стиснул руки в кулаки — ему нужно было отправить Джона к сестре как можно скорее, пока ему еще хватало решимости сделать то, что он собирался сделать. — И — нет, я не отправлюсь в какой-нибудь притон за дозой.         — Даёшь слово?       Шерлок закатил глаза и, заметив на другой стороне улицы кэб, замахал рукой.         — Шерлок, слово! Или я веду тебя в гостиницу.       — Даю слово. Никаких наркотиков этой ночью.       Джон поверил, но всё-таки колебался. Пока такси подъезжало, он несколько раз переступил с ноги на ногу и вдруг помрачнел:         — Ты не найдёшь здесь вторую машину.         — А мне и не нужно. Здесь идти не больше двадцати минут. Садись, — он открыл дверцу и выразительно кивнул. Джон вздохнул и уже собирался сесть, но остановился и неожиданно крепко обнял Шерлока, хлопнул по спине. Шерлок кивнул — он понял, что Джон хотел сказать ему таким образом.       Машина отъехала, и Шерлок почувствовал, как его плечи опускаются. Держать спину больше не было сил. Забавно — во всех его операциях, во всех делах ему мешала проклятая итонская осанка. Он мог менять походку, голос, внешность — спина выдавала его. Он держал её, даже когда его день за днём избивали в Сербии. А теперь, когда Джон уехал, больше не мог держать.       Решимость пропала — захотелось опуститься на тротуар, поджать ноги к груди, обнять колени и замереть так, ни о чём не думая. Но вместо этого он медленно, подволакивая ноги, как старик, побрёл по Бейкер-стрит. Двадцать минут растянулись до сорока — идти было тяжело, но необходимо — нужно было поговорить. Он остановился возле дома, взглянул на обычный свой вход — и позвонил в дверь. Он ни за что не сумел бы сейчас влезть в окно.       Дверь распахнулась почти сразу, магией, словно его ждали. Он вошёл и поднялся наверх, в гостиную.       Гермиона стояла посреди комнаты и выглядела так, словно вместе с ними пережила ад в Шеринфорде. От парадной причёски и макияжа остались ошмётки — косметика расплылась, выбившиеся пряди висели сосульками. А ведь она тоже пережила ад, пусть и свой. Она нашла их — и Шерлок до сих пор не знал, чего ей это стоило.       Нужно было поговорить. Спросить про Эвр, про Поттера, ещё чёрт знает про что, но Шерлок понял, что не может. От его самоконтроля остались жалкие ошмётки, и в тихой гостиной под тиканье больших часов исчезли и они. Он в два больших шага подошёл к Гермионе, стиснул её в объятиях, краем сознания понимая, что стискивает слишком сильно, ткнулся лицом в волосы и почувствовал, как по щекам потекли слёзы. Попытался подавить всхлип, но не вышло, и он зарыдал в голос, как не рыдал с детства.       Гермиона осторожно гладила его по голове, перебирала волосы, касалась спины, но ничего не говорила. Он понял, зачем она обычно старалась обнять его — чтобы почувствовать чужое — его — тепло, услышать биение живого сердца, ощутить дыхание.       И чтобы почувствовать себя живой.       Он вспомнил, как однажды почти так же прижимал к себе Гермиону, когда она вернулась после волшебной войны. Только тогда не он, а она заходилась в рыданиях, а потом потянулась к его губам, надеясь найти в физических ощущениях спасение от боли, сжигавшей изнутри.       Эта мысль ударила электрическим разрядом. Шерлок отпрянул назад, заглянул Гермионе в глаза и больно, солёно поцеловал. Она ответила сразу же, отчаянно вцепилась в волосы, потянула к себе и почти укусила. Трясущимися руками он дёрнул было ставший тугим воротничок, но не смог расстегнуть — и тут же почувствовал, как она отпустила его волосы и быстро пробежалась по пуговицам рубашки.       У неё были очень горячие, обжигающие пальцы. Шерлок зашипел от боли, когда она дотронулась до его неожиданно ледяной кожи. Она вся была очень горячей. И вдруг боль прошла, а на её место пришла жажда тепла — он хотел себе хотя бы кусочек её жара. Мантии не было, только обычная белая блузка, которая растаяла у Шерлока в руках, едва он справился с застёжкой.       В прошлый — первый — раз Шерлок чувствовал стыд, всепоглощающий, уничтожающий. Сейчас стыда не было, как не было и голосов в голове — они затихли. Гермиона тоже молчала, только дышала чаще и изредка шумно сглатывала. У неё оказалась горько-солёная очень светлая кожа, слишком тонкие ключицы и уродливый шрам на предплечье.         — Люмос, — пробормотала она, и, хотя её волшебная палочка осталась где-то в стороне, в комнате зажглось несколько голубоватых светлячков. В их свете шрам почти пропал, но Шерлок запомнил его расположение и несколько раз коснулся губами — Гермиона вырвала руку и обняла Шерлока за шею, прижимая к себе и снова целуя.       Когда в тишине слишком громко звякнула пряжка брючного ремня, Шерлок вздрогнул всем телом, но остановиться уже не мог. Жар Гермионы по капле передавался и ему, растекался по венам лучше любого из существующих наркотиков, прогонял ужас и чувство беспомощности.       Никакой неловкости — Гермиона не закрывала глаза, и в её взгляде не было ни возражений, ни сомнений, ни осуждения. Игры тоже не было — все игры остались за дверью её квартиры. Здесь всё было по-настоящему, реально.       Ощущения обострились до предела, Шерлок чувствовал кожей малейшее прикосновение, малейшее дуновение воздуха. Очень хотелось закричать, он стиснул зубы. Гермиона выдохнула ему на ухо:       — Я здесь, — и его затрясло, физиологическая реакция следовала за эмоциональной, они смешивались, переплетались, а потом начали слабеть. В ушах зашумело, сердце билось гулко, сбиваясь с ритма.       Шерлок с трудом перенёс вес на руки, попытался вдохнуть, но не сумел. Его по-прежнему трясло, но это была другая дрожь — почему-то радостная. Захотелось засмеяться, но сил не было даже на улыбку.       Гермиона провела пальцем по его лицу, от скулы до подбородка, улыбнулась. Тело болезненно сдавило — и Шерлок упал спиной на кровать. Гермиона рухнула рядом, непривычно близко.         — Спать надо в постели, — пробормотала она.       Шерлок готов был согласиться с этим и попытался кивнуть, но безуспешно — даже на это у него сил не осталось.       Только засыпать было страшно.       Гермиона заворочалась — и губ Шерлока коснулся холодный край стеклянного флакончика. Он приподнял голову и сделал глоток. Краем гаснущего сознания уловил:         — Сон без сновидений.       Последним, что он помнил, был поцелуй в лоб и почти беззвучное:         — Я здесь.       А потом его поглотила тихая, тёплая угольная чернота.