"Без компромиссов"

      Пролог              За большим витражным окном тихонько плещет дождь. По гостиной крадется мягкий полумрак и влажное тепло. Он устало откидывается в кресле и негромко вздыхает. Лето подходит к концу. В коридоре слышатся легкие шаги, и вскоре дверь открывается. Миниатюрная девушка замирает на пороге на пару мгновений, а потом подходит к нему и бережно обнимает за плечи.       – Здравствуй, дорогой Граф, – шепчет она, и он опять вздыхает, на этот раз – от переполнившей его нежности.       – Роад, милая, давно не виделись. Как долетела?       – Как обычно. Скучно, и не с кем поиграть, – она лукаво заглядывает в его глаза и улыбается. – К тому же меня не было всего пару дней, ты не должен был успеть соскучиться.       – Однако я скучал, – Граф улыбается в ответ.       Роад достает из кармана коробок спичек, чиркает и зажигает длинную свечу в затейливом подсвечнике на столе. Она забирается в соседнее кресло с ногами, и маленький шпиц, до этого притворявшийся спящим под креслом хозяина, перебирается к ней на колени.       – Как все прошло? – Граф внимательно смотрит на нее поверх очков, стараясь уловить все последующие эмоции. Роад не будет от него ничего скрывать, но кое-что она просто не сможет сказать вслух. Тень грусти пробегает по ее лицу за мгновение до того, как она открывает рот, и он понимает, что рассказ будет более чем занимательным.       – Знаешь, все эти вычурные церемонии – это так старомодно. Я их не понимаю. Какой смысл в чем-то клясться, если вы и так уже навечно связаны?       Граф снова улыбается – она говорит это с деланным недоумением и тихонько фыркает. Но она не осуждает, ведь там ей наверняка было чем развлечься.       – Хотя выглядело все вполне прилично. Скин съел половину торта, близнецы, как обычно, дурачились, а этот… избранник Тикки отдал мне свой букет. Можно подумать, он мне нужен. Когда я ему это сказала, Тикки долго смеялся, а потом попросил передать его Лулу, если я не хочу брать себе.       Она хихикает и поглаживает мягкую шерсть шпица.       – Представляешь себе ее реакцию, Леро? – смех переходит в коварную ухмылку, и собака на ее руках начинает вилять хвостом от удовольствия. Граф смеется вместе с ней, а она продолжает:       – Все прошло хорошо. Я думаю, Тикки действительно счастлив. И ты бы мог сам в этом убедиться, если бы поехал.       – Мне не нужно убеждаться в этом лично. Я знаю, что малыш Тикки никогда не упустит своего шанса.       – В любом случае, он обещал позже прислать фотографии, – она кивает в ответ.       – Роад, а как там Аллен?       Она ждала этого вопроса с самого начала, и все равно вздрогнула. Помолчала, собираясь с мыслями, а потом грустно вздохнула.       – В отличие от Тикки, у нашего любимого брата счастье с несчастьем всегда ходили рука об руку, тебе ли не знать. А в этот раз он побил все свои рекорды. Мне пришлось хорошенько его прижать, чтобы добиться правдивого ответа.       Роад опять замолкает. Тонкие пальцы замирают над ухом собаки, а взгляд становится отстраненным.       – Расскажи.                     Глава 1              Аэропорт встречает его привычной суетой. Пассажиры и чемоданы, чемоданы и стюардессы – все как везде. Последние три года он мотался по разным странам, но теперь ему хочется остановиться. Осесть в незнакомой стране, начать все заново, подчинить свою жизнь своим правилам и больше не оглядываться на прошлое. Аллен забирает багаж и садится в такси. В городе начинается утро.       Небольшую квартиру на северо-востоке ему подобрало риэлтерское агентство. Таксист всю дорогу рассказывал ему о местных достопримечательностях, а он слушал вполуха и вежливо улыбался, борясь с зевотой. Перелет был достаточно долгим, но уснуть он так и не смог. Все, чего он хочет сейчас: душ и теплая постель, но сначала придется сделать несколько звонков – работа у него никогда не заканчивается.       Город оказался типичным мегаполисом: бизнес-центры, спальные районы, парки развлечений, уютные кафе и тихие окраины. Он рассматривает его через окно такси и лениво думает о том, с чего начать эту свою новую «оседлую» жизнь.       Ближе к вечеру он успевает разобрать большую часть вещей и заказывает пиццу на ужин. Готовить что-то сейчас сил у него уже нет. Банка пива приятно холодит ладонь, и он устало вытягивается на диване, глядя в незнакомый потолок. К нему придется привыкать. Он раньше никогда не задумывался об этом, ему были безразличны места и обстановка. Теперь же хочется, чтобы у него был свой угол. Его дом. Левая рука слегка ноет от перенапряжения. Он поднимает ее перед собой ладонью вверх и смотрит на подрагивающие пальцы. Не стоило таскать столько коробок за раз. Ближе к ночи рука обязательно даст о себе знать тупой болью. Но вот к этому он привык уже очень давно. В уютной тишине раздается навязчивая мелодия, и он решает, что давно пора поменять рингтон. Раз уж город он сменил, то и от надоевшей мелодии пора избавиться. Незнакомый номер звучит тихим смешком и никогда не меняющимся:       – Ну, здравствуй, Малыш.       – Тикки. У тебя что, где-то загорается лампочка, как только я оказываюсь в радиусе десяти километров? – эти пикировки никогда ему не надоедают. Тикки похабничает, а он подыгрывает.       – Ну что ты, Аллен. Просто я рад, что ты решил навестить земли обетованные. Да и старину Тикки заодно.       – Не надейся, я здесь не ради тебя.       – Как всегда – разбиваешь мне сердце, – притворно вздыхает Тикки, а он так и видит ленивую ухмылку только что позавтракавшего кота. Почему-то Тикки у него только с котом и ассоциируется. Чеширским.       – Как всегда – с удовольствием, – парирует тот. – Я уже прилетел и устроился. Возможно, через пару дней даже буду в состоянии навестить тебя.       – Какая честь! – продолжает скалиться оппонент. – Но ты мне и вправду нужен, Аллен. У меня бо-ольшие новости.       – Я и не сомневался, – смеется Аллен в ответ. – Надеюсь, за пару дней ты не умрешь от того, что не поделишься ими со мной.       – Я постараюсь, – ерничает Тикки и уже привычно мягким голосом добавляет. – Я соскучился по тебе.       – Я знаю, – так же улыбается Аллен. – Созвонимся.       Тикки отключается, не прощаясь. Он вообще не любит прощаться. Особенно по телефону. Аллен всегда поражался этой его странной и в чем-то сентиментальной черте. Но она, пожалуй, была единственной, которую Тикки упорно от них скрывал. Тем не менее, когда Аллен ловил себя на том, что просто слушает гудки, он каждый раз сомневался, не чудится ли ему. Еще немного поразмышляв о причудах чужой души, он перебирается в постель и забывается глубоким сном.              ***       – Малыш.       Небольшой ресторан на пересечении улиц напоминает ему сотню таких же, в которых он побывал. Те же столы и стулья, те же скатерти и тарелки, те же усталые бармены и официанты с приторными улыбками.       – Ну, здравствуй, Тикки, – он возвращает любезность и мягко высвобождается из объятий.       – Я имел наглость заказать тебе несколько блюд на свой вкус – здешняя кухня весьма пикантна, – Тикки улыбается, поправляя изящно уложенные волнистые волосы.       – Ты же знаешь, для меня нет плохой еды, – смеется в ответ Аллен.       – Не напоминай, я не хочу об этом думать, – он строит унылую гримасу и прячет ее за бокалом вина. – И все-таки, Аллен, почему именно сюда?       – А почему нет, Тикки? Ты же здесь, – он обворожительно улыбается, подначивая, и принимается за поданную еду.       – О, Малыш, если бы я тебя не знал, решил бы, что ты заигрываешь со мной, – смеется Тикки.       – А почему бы и нет?       – Потому что уже поздно, – просто отвечает тот.       – Поздно?       – Это и есть моя большая новость, – продолжает нагнетать Тикки, с удовольствием наблюдая за исчезающей пищей.       – Тикки, не тяни резину, – нехорошие догадки начинают выстраиваться у Аллена в голове.       – Я нашел своего омегу. И мы связаны.       На несколько секунд Аллен выпадает из реальности. Его сложно чем-то удивить, и только Тикки удается это из раза в раз.       – Если это такая шутка…       – Это не шутка, – продолжает лучиться весельем Тикки, и Аллен невольно теряется от этой беззаботной улыбки.       – Вот уж кого-кого, а тебя представить связанным мне никогда не удавалось, – он действительно даже не задумывался об этом. Чтобы этот кот, который гуляет сам по себе?..       – Это жестоко, Малыш, – притворно хмурится Тикки, наблюдая за все еще ошарашенным лицом Аллена. Он никогда не отвергал подобной возможности, но представлял ее себе как что-то эфемерное и то, что не случится с ним прямо сейчас. Или даже завтра. Он всегда жил легко и не оглядываясь. Осознание же было подобно грому среди ясного неба и последовавшим за ним ливнем, который смыл всю его привычную жизнь в океан.       – Но это действительно так.       Аллен пристально вглядывается в темные глаза. Сначала ему казалось, что неуловимая перемена – это просто дань времени, из-за того, что они давно не виделись. Теперь он понимает, что дело в другом. Мягкая улыбка, лукавый прищур, изящные пальцы, выстукивающие любимый мотив, наклон головы, поза – во всем сквозило новым чувством, атмосферой притягательности и загадки. А оказалось, что «Его Величество Удовольствие» просто нашел свою пару.       – И я даже познакомлю вас, – продолжает улыбаться Тикки и поглядывает на часы. – Примерно через полчаса. Лави сказал, что задержится.       – Как всегда, кидаешь меня сразу в омут, – хмурится Аллен, но он и предполагал подобный исход – в противном случае, он бы ему просто не поверил. Да никто бы из них не поверил. А еще Аллен понимает, что он – первый из Семьи, кому Тикки представляет своего избранника, раз уж Роад не обрывает его телефон ежеминутными звонками. Он пододвигает к себе очередную тарелку. – Итак, Лави.       – Угу. Будешь смеяться, но я встретил его на второй же день своего пребывания здесь. А осознал и вовсе через пять минут любования на его очаровательную мордашку, – смеется Тикки. – Многие альфы ведь не сразу осознают своих омег – иногда им могут потребоваться на это годы. Но я всегда знал, что чертовски удачлив.       – И ведь не поспоришь, – Аллен и сам уже улыбается, глядя на довольного Тикки. – И ты молчал об этом целых полгода, чтобы не спугнуть удачу?       – Ну, Малыш, сообщать о таком Графу или Роад, когда рядом с ними не было никого, кто мог бы усмирить их пыл – себе дороже. А говорить с тобой об этом по телефону мне не хотелось, – разводит руками Тикки.       – Да уж, что один, что вторая задушили бы тебя в объятиях счастливой ревности, – предрекает Аллен и не сомневается, что так оно и было бы.       – Ты же меня прикроешь, если что? – Тикки жалостливо заглядывает ему в глаза, и Аллен тут же отнекивается.       – Даже не думай втягивать меня в это. Мне хватило скандала, с которым я оттуда уходил.       – Тебе меня совсем не жалко, – сокрушается Тикки.       – Ты уже нашел себе человека, который будет жалеть тебя до конца жизни. Хотя, если так посмотреть, то теперь мне жаль его. Терпеть тебя – нужно иметь безграничный талант и суперустойчивую психику, – злорадствует Аллен, посмеиваясь.       – Малыш, я тоже тебя люблю, – отвечает на подначку Тикки.       – Так кто он? И как вот так сразу на второй день? – Аллен принимается за десерт.       – Вообще-то, я собирался сюда на недельку-другую: отдохнуть, расслабиться, пройтись по местным барам и казино. А Граф, как только узнал, снарядил меня навестить местного босса с презентом в благодарность за оказанную когда-то помощь. И скажу я тебе, Малыш, я думал, что ни одному своему деловому партнеру я бы никогда не стал дарить бронзового мустанга в натуральную величину, но, понаблюдав за произведенным эффектом, засомневался, – Тикки довольно улыбается, вспоминая, а Аллен прыскает в кулак.       – Я себе сейчас представил. Чувство юмора у Графа всегда было отменным.       – Не то слово. Но подарок был не без значения. А Лави же, как только вошел и увидел «лошадку», в мгновение ока оказался у него на хребте. Примерно в это же время я и спятил.       Аллен уже заливается смехом. Да уж. Только Бесподобный Граф. Только Великий Тикки Микк.       – Смейся-смейся, а для меня это теперь одна из самых возбуждающих картин на свете, – мечтательно улыбается Тикки.       – Самая возбуждающая? Это которая? – слышится из-за спины Аллена приятный мужской голос, и он оборачивается. Позади стоит рослый парень лет 25 в свободной рубашке и джинсах, пламенно-рыжие волосы залихватски убраны под бандану, зеленый глаз весело искрится, а другой скрыт повязкой.       – «Великий Лави на коне», – улыбается Тикки и встает, чтобы обнять подошедшего. – Здравствуй, дорогой.       – О, она непременно одна из самых лучших, – подтверждает Лави, и они усаживаются рядом напротив Аллена.       – Лави, это – Аллен. Аллен, это – Лави, – представляет их Тикки.       – Аллен Уолкер, – он протягивает руку и ощущает в ответ крепкое рукопожатие.       – Лави. Наслышан о тебе от нашего любезного друга, – Лави шутливо толкает Тикки в бок.       – Представляю, что он мог понарассказывать, – улыбается Аллен, поддерживая веселую атмосферу. – А вот о тебе он молчал до сегодняшнего дня.       – Малыш, ты же знаешь, что я бы не сказал ничего, что не было бы неправдой, – притворно вздыхает Тикки.       – И это самое страшное, – вторит ему Аллен и опять начинает посмеиваться.       – О, ну если так, то всему, что он расскажет обо мне, можешь не верить, – поддерживает его Лави. – Не так страшен черт.       – Я учту.       – Малыш, Лави, я с вами обоими не справлюсь. Хватит меня третировать, – Тикки подзывает официанта и передает ему заказ Лави.       – Терпи. Теперь тебе от этого никуда не деться, – нежно улыбается Лави и целует того в щеку.       Аллен наблюдает за ними не смущаясь. Тикки всегда вел себя достаточно вольготно, а то, как Лави подстраивается и принимает игру, выглядит настолько гармонично, что Аллен не сомневается, что они связаны. С той минуты, как Лави подошел, выражение удовольствия на лице Тикки, кажется, усилилось стократно. Теперь он – кот, объевшийся сметаной. А Лави выглядит так, как будто вчера приобрел молочную ферму. Два сапога – пара.       – Тикки сказал, что ты недавно приехал. У тебя здесь дела? – Лави приступает к своему ужину.       – Нет, никаких конкретных. Попробую начать свое дело, а там – как пойдет, – рассказывает Аллен.       – Ну, если понадобится помощь, ты всегда можешь обращаться к нам, – предлагает Лави.       – О, я привык сам со всем справляться, так что не переживай, – отмахивается тот.       – Ты даже не представляешь, насколько самостоятелен наш Малыш. Иногда даже до абсурда, – поддакивает Тикки.       – Не преувеличивай, Тикки. Но спасибо за предложение, – глядя, как Лави расправляется со своими мясным рагу, Аллен подумывает об еще одной порции десерта и подзывает официанта.       – Я преуменьшаю, Аллен, – вздыхает Тикки.       – Да, да. Лучше расскажите, что было дальше с конем, – смеется тот.       Лави начинает рассказывать, и постепенно история обретает смысл. Лави имеет «несчастье» состоять в одной из группировок «Черного Ордена», боссом которой является весьма неординарная личность. И сравнение с мустангом настолько не далеко от правды, что подарок пришелся «не в бровь, а в глаз». Правда, сам босс завуалированного посыла так и не постиг, но Лави горячо заверил, что не устает толкать его мысль в нужном направлении при каждой встрече.Вечер проходит легко и непринужденно. Аллен понимает, что действительно соскучился по Тикки и его ненавязчивой компании. А вкупе с новым знакомым эффект даже усиливается. Аллену нравится Лави. Он бы долго ломал голову, если бы взялся представлять себе избранника Тикки, но теперь мог с уверенностью сказать, что именно такой человек, как Лави, ему бы и подошел. Рыжеволосый открыто смеется, смотрит в глаза собеседнику, в нем чувствуется внутренняя сила, и он не так прост, как может показаться на первый взгляд. К концу вечера Лави окончательно расходится и даже порывается звать Аллена «малышом» на манер Тикки, но Аллен его категорично останавливает. Ему хватает и того, что он не может отучить от этого Тикки. Они расходятся ближе к полуночи. Аллен обещает не пропадать и чаще с ними встречаться – Тикки и Лави, несомненно, не заставят его скучать в их компании.                     Глава 2              Жизнь начинает входить в привычное русло. Старые связи, которые у него были в этой стране, постепенно обрастают новыми знакомствами. И в один прекрасный день он знакомится с «Черным орденом». Мелкий банкир, умудрившийся проштрафиться перед «крышей» – «ЧО», нанимает Аллена для сбора весьма интересного и немаловажного компромата на руководство банка – «ЧО» такая информация пригодится всегда. А Аллену за такую работу очень хорошо платят. Он договаривается с Лави о встрече, и тот уверяет его, что с удовольствием всем представит.       Убежище «Ордена» располагается в новой высотке недалеко от центра города и занимает его полностью. От подземных этажей с паркингом собственных машин, до пентхаусов с личными апартаментами и офисов всех видов. Лави проводит его по основным этажам, болтая без умолку обо всем, что показывает, но при этом не говорит ничего ценного или компрометирующего, как отмечает про себя Аллен. Что ж, он не в обиде, своя банда – она и есть своя, и расшаркиваться перед чужаками здесь никто не будет. Очевидно, Лави принял его за «своего», раз уж Аллен является частью жизни Тикки, но открывать все свои секреты так быстро не намерен.       Пресловутая статуя оказывается заныкана на одном из верхних этажей в большом рабочем кабинете. Лави седлает мустанга и тут же оказывается где-то в прериях с воображаемым луком и стрелами и вполне реальным боевым кличем. Аллен уже не может смеяться и только вытирает подступающие слезы, а Лави, периодически сверзаясь со скользкой спины, настойчиво седлает непокорного опять.       – Тебе не надоело, глупый Кролик? – слышится стальной голос в перерыве между схватками с туземцами. – Я сотню раз предупреждал тебя.       Аллен и Лави оборачиваются на голос. Лави лихо спрыгивает и демонстративно отряхивает штаны.       – Ну, Юу, тебе разве жалко лошадки? – паясничает он, а названный Юу свирепеет еще больше.       – Не смей называть меня по имени, Кроль. Иначе прикажу Джерри приготовить из тебя гуляш, – он гневно сверкает глазами в его сторону и поджимает губы.       А у Аллена от этого голоса кровь закипает в венах. Его в мгновение ока обдает жаром с головы до ног, а потом точно так же бьет ознобом, с которым приходит паника, удивление и нервная дрожь. Высокий парень с длинным хвостом иссиня-черных волос идет от входа к столу с бумагами и компьютером. Под сурово нахмуренными бровями сверкают темные миндалевидные глаза. Он чуть старше Лави и пошире в плечах, но его фигура выглядит идеально подтянутой.       – Каннибал ты, Канда. Видишь, с кем приходится работать? – сокрушается Лави Аллену.       – А мне нравится гуляш, – ляпает первое, что приходит в голову, Аллен и пытается собраться с мыслями. Ему нужно срочно вернуть над собой контроль.       – И ты, Брут? – смеется Лави, украдкой кидая на него взгляд, и представляет Канде. – Это Аллен Уолкер. Весьма и весьма перспективный молодой человек, который нынче работает на нашего банкира. А это Канда Юу – наш любимый босс.       – Будем знакомы, – Аллен, наконец, справляется с собой, мягко улыбается и протягивает руку.       – Перспективный или нет, судить не тебе, – отрезает Канда и с презрением игнорирует ладонь.       – Но и не тебе, – парирует Аллен, его начинает раздражать злобный настрой Канды.       Он достает из кармана флэшку и кладет ее на стол перед Кандой вместе со своей визиткой.       – Здесь вся информация, которая вам нужна.       – И это тоже не тебе решать, – так же холодно откликается Канда и включает компьютер.       – В любом случае, мне уже заплатили, – Аллен вспоминает свою самую обворожительную улыбку. – Не смею больше отвлекать. Лави, проводишь?       Он оборачивается к Лави, а тот, уловив смену настроения, мигом подхватывает.       – Да, Юу, мы пошли, – и утягивает за собой Аллена.       – Кроль, – рычит Канда, а Лави разражается смехом.       – Строптивому рысаку сегодня вожжа под хвост попала, – язвит он напоследок и торопливо исчезает за дверью. А в коридоре еще раз прыскает в кулак. – Что это там было, Аллен? Я еще ни разу не видел, чтобы в ответ на гневливые речи нашего сурового мечника кто-то так мило улыбался.       – Сейчас мы пойдем в какое-нибудь тихое местечко, и ты мне расскажешь о нем все, что знаешь, – быстро шепчет Аллен, хватает Лави за руку и тащит на выход.       Когда они устраиваются за дальним столиком небольшой забегаловки поблизости, телефон Лави оживает.       – Пианист? Ты – Пианист? – от удивления Лави чуть не садится мимо стула. Канда нашел визитку и теперь вопрошает, какие у него дела с самым великим «компроматчиком» мира – человеком, для которого никогда не было каких-либо преград в поиске абсолютно любой информации, что он хотел получить и использовать. И уж как он ее использовал…       – А ты и вправду думал, что окружение Тикки «белое и пушистое»? – нервно поводит плечом Аллен.       Он пытается выровнять вновь сбившееся дыхание и судорожно сжимает-разжимает пальцы левой руки. Он старается успокоиться и привести свои чувства в порядок, но, как ни пытается, все они вопят только об одном.       – Нет, конечно, но… не ожидал, – Лави запускает пальцы в волосы, переваривая информацию, и еще раз внимательно осматривает Аллена. – Так что все-таки происходит?       – Он – мой альфа, – запинаясь, выкладывает тот, и у Лави открывается рот от удивления и нервно подергивается глаз.       – Ты уверен?       – Лави, ты прекрасно знаешь, что такое не спутаешь ни с чем, – злится Аллен.       – Это да, но…       – Но?       – Но если это так, то ты встрял по самое «не могу», парень, – все еще не веря, выдыхает Лави.       – А я теперь не только «не смогу», но и «не захочу», Лави. Я теперь вообще больше ничего не могу, – шок постепенно сменяется осознанием, и он устало прикрывает глаза. Он знал, что это когда-нибудь может произойти, но к такому нельзя быть готовым. Осознание всегда бьет под дых тогда, когда не ждешь. И ничего нельзя сделать, только принять это как свершившийся факт.       Он замирает, задумавшись, прислушивается к своим чувствам и реагирует только тогда, когда официантка ставит перед ними кофе. Горячая сладкая бурда обжигает язык, и он с досадой отставляет чашку. Холодный образ до сих пор стоит перед глазами, и внутренний инстинкт вопит только о том, чтобы немедленно вернуться обратно. Он красивый. Боже, даже если бы он не был его альфой, а просто прошел мимо в толпе прохожих, Аллен бы точно обратил внимание на узкое белое лицо сердечком, статную фигуру и вороную гриву. Ходячий эстетический оргазм из тонких сильных пальцев, по-девичьи длинных ресниц и острых коленок. И даже эта нарочитая грубость совершенно не испортила впечатление. Аллен неосознанно проводит пальцами по щекам и на левой запинается о рубец шрама. Это приводит его в чувство, и он торопливо допивает уже остывший кофе. Лави наблюдает за ним молча, читает нескрываемые эмоции на лице, а потом просит официантку принести бутылку виски. Он плещет на дно янтарной жидкости и пододвигает один стакан Аллену.       – Выпей, полегчает.       Тот чуть морщится – ему не хочется сейчас пить. Ему нужны тишина и порядок в голове.       – Выпей, – настаивает Лави. – А потом я расскажу все, что знаю.       Аллен глотает залпом, выдыхает через нос и рассеянно ковыряет ложкой в чизкейке, принесенном к кофе.       – Весь не фарт в том, Аллен, что Канда – это Канда, – начинает тот. Черт, ему ведь и правда понравился этот парень, как же его угораздило врезаться в самого Канду? Вот так просто, сразу и навсегда. – Он плохо сходится с людьми. Он практически всегда в плохом настроении и грубит. Он жёсток, если не жесток. А к омегам он и вовсе более чем предвзято относится. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы завоевать его доверие. Но хуже всего его отношение к связи и осознанию. Он приверженец тотального контроля над своим телом и разумом, да и над чувствами тоже, если не буянит, конечно. Он не признает слабости, ни в каких проявлениях, а связь для него – это та слабость, с которой не могут справиться люди. Помеха, ненужный инстинкт, который он отрицает. Я даже предположить не мог, что его осознает кто-то.       – Я думал так же про Тикки, – вздыхает Аллен и поднимает на Лави взгляд. – Думаешь, у меня нет шансов?       – Ну почему же? Он ведь тоже может внезапно тебя осознать, – откликается тот, хотя слабо в это верит. – Тут ты никогда не угадаешь.       – Брось, Лави, ты только что описал его эмоциональным как скалу, так что ждать осознания я буду до Второго Пришествия, – невесело ухмыляется Аллен. – Тут мне придется самому его подталкивать.       – Думаешь, получится? Он упертый, – сомневается рыжий.       – А мне ничего другого и не остается, Лави, – вздыхает тот. – Расскажи мне что-нибудь еще.       – Вечер очень быстро перестал быть томным? – Тикки появляется как черт из табакерки, и Аллен привычно вздрагивает.       – Есть повод, Тикки.       – Да уж, рассказать кому – не поверят. Самурай и Пианист, – вполголоса отзывается Лави, пока Тикки усаживается.       – Вот и не вздумай рассказать кому-нибудь, – торопливо предостерегает Аллен.       – Что я пропустил? – Тикки оглядывает сосредоточенные лица, и нехорошее предчувствие впивается в кончики нервов.       Лави вопросительно смотрит на Аллена, и тот кивает.       – Аллен осознал Канду.       – И я не собирался скрывать это от тебя.       Тикки несколько секунд смотрит то на одного, то на другого, а потом тянется к бутылке и наполняет бокал до середины. Он делает несколько маленьких глотков и достает сигареты.– Я его убью, – тихо и абсолютно спокойно говорит он.       – Ну уж, Тикки… – начинает было Лави, но тот останавливает его жестом.       – Поверь мне, Малыш, это будет самым меньшим из зол, – Тикки внимательно смотрит на Аллена. – Связь вы еще не заключили, а значит, у тебя есть все шансы выжить.       – А ты и вправду думаешь, что я сдамся без боя? – так же серьезно отвечает Аллен.       – Я знаю вас обоих достаточно, чтобы понимать, что у вас ничего не будет просто, – теперь на лице Тикки неподдельное страдание. – И все проблемы достанутся тебе, Аллен. По крайней мере, пока вы не заключите связь. А это может случиться еще очень не скоро. Поэтому я выбираю живого и относительно вменяемого тебя, вместо мертвого.       – Спасибо, Тикки, на добром слове, – ерничает Аллен. Боль в левой руке ползет по локтю, и Тикки обращает внимание на сведенные судорогой пальцы.       – Я не шучу. Ты – моя семья, – он берет левую ладонь Аллена в свои руки и начинает мягко разминать.       – Я понимаю, – выдыхает Аллен и чувствует, как понемногу начинают расслабляться мышцы. – Но ты же знаешь, что для меня чем сложнее задача, тем лучше. И я полностью осознаю, через что придется пройти.       – Малыш, мы всего лишь заботимся о тебе… – вздыхает Тикки, не выпуская его руки, но Аллен его останавливает.       – Я все решил, Тикки. Я буду бороться, – Аллен поднимает на него не терпящий возражений взгляд. – И Лави…       – Что? – Лави, застывший над их руками, отмирает.       – Хватит ревновать Тикки ко мне.       – Да я не… – отнекивается тот, краснея, а Тикки заинтересованно смотрит на него.       – Ты – да. С первой встречи себя выдаешь. А это, – Аллен указывает на их руки, – всего лишь массаж старой травмы. Мы с Тикки действительно как семья, и, несмотря на альф и омег, никогда не думали друг о друге в «том» ключе. Так что прекрати.       – Хорошо-хорошо, я понял, – быстро соглашается Лави, а сам вздыхает от облегчения про себя. Его это коробило, но сделать он ничего не мог, теряясь в догадках и предположениях. Он верит Тикки, но раз уж и Аллен об этом говорит, то и думать об этом больше не стоит.       – И что ты собираешься делать? – спрашивает он.       – Пока не знаю, – Аллен доливает себе виски. – Буду разрабатывать план. И прошу вас, никому ни слова. От этого будут зависеть наши жизни.       Тикки и Лави синхронно кивают, а Аллен понемногу приходит в себя. Ему действительно стоит составить план своих действий – ведь ждать милости от судьбы никогда не входило у него в привычку. Скорее даже наоборот. Он всегда старался нанести упреждающий удар. И в этой ситуации он не намерен отходить от своих правил.              ***       На прикроватном столике громко тикает будильник. Темноту комнаты разделяет надвое тусклый свет из-за неплотно сдвинутых штор. Аллен судорожно вздыхает, прислоняется к стене и сползает по ней на пол. Он чертовски устал. Сегодняшняя ночь стала решающей – ловушка захлопнулась. Когда пришел этот заказ, он подозревал, что будет много мороки, но не думал, что столько. Несколько недель он почти не спал, рука болела не переставая, а он, кажется, поседел заново от перенапряжения. Но оно того стоило. Когда наступит развязка, за триумф его никто не осудит. Он вполне заслужил все причитающиеся почести. Он устало улыбается, кое-как перебирается в постель и как только получает последнее подтверждение по телефону, тут же засыпает. Утром ему уже не нужно будет куда-то спешить и что-то решать.       Накануне вечером он встретил Лави. Рыжий несся так, что чуть не сбил его с ног на переходе. Начавшийся ливень не радует ни одного, ни другого, и Лави торопливо тащит его под ближайший навес. Им оказывается маленькая кофейня. Лави тут же заказывает «глясе», а Аллен просит оставить кофейник с «американо» на столике. Ему бы не заснуть на ходу, что тут же подмечает Лави.       – Хреново выглядишь, Аллен, – задумчиво произносит тот.       – Спасибо, стараюсь, – по привычке огрызается он, и Лави улыбается.       – Слышал тут, что ты нам решил помочь.       – Если бы все было так просто, – вздыхает Аллен и еще раз наполняет чашку.       – Канда ходит довольный, как бегемот, – хвастает Лави.       – Ну хоть кому-то хорошо…       – Да брось. Канда, конечно, тот еще маньяк, но разобраться с «Акума» давно пора, – отнекивается рыжий и заговорщицки поглядывает на Аллена. – И сдается мне, что без твоего участия не обошлось.       – Ничего не знаю, – фыркает Аллен, у него начинает болеть голова.       – Ладно. Но ты и вправду плохо выглядишь. Будь осторожнее, – на самом деле за дружеской бравадой Лави скрывается неподдельное участие.       – Хорошо, – клятвенно обещает он.       А через пару часов, после того, как они расходятся, Аллену звонит Тикки.       – Малыш, ты совсем себя не бережешь… – начинает ныть трубка.       – У Лави слишком длинный язык. Он за это когда-нибудь поплатится, – усмехается Аллен.       – Я его прикрою, если что, – парирует Тикки и уже на полном серьезе продолжает. – Малыш, ты же знаешь, что тебе не стоит перенапрягаться.       – Тикки, три года прошло. Я уже вырос.       – А вместе с тобой выросли и твои запросы. Так что не делай из меня дурака. Лави сказал, что ты в ужасном состоянии.       – Лави показалось. Все со мной в порядке.       – Лави не подозревает пока, на что ты способен. Он видел лишь вершину айсберга. А вот я достаточно хорошо представляю, чем ты занимаешься. И всего лишь хочу, чтобы ты был осторожен.       – Я осторожен, Тикки, – заверяет Аллен. – И раз уж ты так печешься о моей работе, почему не сказал, что Джасдеби здесь? Я был весьма удивлен.       – Я думал, ты знаешь. Близнецы уехали вместе со мной, но в аэропорту наши пути разошлись. Как они? – рассказывает Тикки.       – А ты как думаешь? – усмехается Аллен. – Бодры, веселы и жаждут деятельности. Тоже не ожидали меня увидеть.       – Надо бы нам всем вместе встретиться, – мечтательно тянет Тикки. – Лави им понравится. А они – ему.       – Лави всем нравится, – смеется Аллен.       – А то, – довольно соглашается тот и спохватывается. – Ты меня сбил, Аллен. Итак, «Акума». Граф расстроится, если узнает, что ты в это влез.       – Граф не узнает. До поры, до времени. А потом поймет, – отвечает Аллен. – В конце концов, это обычное дело для меня.       – Для тебя. А он может посчитать это предательством, – сомневается Тикки.       – Ты так говоришь, будто «Акума» – его детище, – возражает тот. – Он всего лишь спонсирует их иногда. Группа образовалась уже очень давно, и без его участия. К тому же такая чисто грубая сила ему не интересна. Он – фанат интеллектуальной игры. Так что все в порядке.       – Что ж, если ты так думаешь, – соглашается наконец Тикки. – И все равно, будь осторожен.       – Непременно, – серьезно говорит Аллен и отключается.       Волнение Тикки не беспочвенно. Даже не зная всего и догадываясь лишь о половине, он имеет полные основания за него беспокоиться. Группировка «Акума» обширна на всех континентах. Она включает в себя, в основном, самых отпетых и безумных преступников. Беглых заключенных, наркоманов да и просто отморозков. Занимается всем: от рэкета и вымогательств, до уличных потасовок и торговли наркотиками, не гнушаясь ни проституцией, ни убийствами, ни грабежом. Аллен столкнулся с ними еще в пятилетнем возрасте. И заработал на память о встрече шрам через левую щеку. Его приемный отец, Мана, в бытность свою детективом, никогда не сидел долго на одном месте, мотаясь по разным городам и иногда ввязываясь во всяческие заварушки. Одна из них унесла его жизнь и чуть не стоила жизни Аллену. «Акума» тогда были подобны бешеным зверям, которые разрывали на части любого, кто вставал у них на пути. Однажды им оказался Мана. В тот раз ему не стоило брать с собой Аллена. Маленький мальчик был приучен вести себя тихо, вот только не отреагировать на избиение отца не смог. В итоге Мана не мучился долго. Перед смертью он просил Аллена бежать, идти, не останавливаться, но мальчик застыл в шоке над простреленным телом отца. Лицо заливали слезы и кровь. Рассеченные кастетом бровь и щека горели огнем, но он не чувствовал его. Даже когда настоящий огонь полыхал в маленькой комнатке и неистово облизывал его левую руку, он не отреагировал. Только прибывшие пожарные смогли привести его в чувство, вытащив из подожженного здания. Тело Маны обратилось в пепел. А у Аллена с тех пор шрамы и волосы цвета снега. И с тех же пор он приложил немало усилий, чтобы членов этой банды было гораздо меньше в живых или на свободе. Он не простил себя, но быстро научился не стесняться своей внешности. Это стало платой за самую страшную его ошибку, и больше он ее никогда не повторит. Повзрослев и обзаведясь определенными навыками, Аллен периодически сталкивался с «Акума», но ни одна встреча не закончилась для тех хорошо. Аллен об этом позаботился. Вот и сейчас, начав разрабатывать схему, он приятно удивился, когда понял, что без них – никуда. Изначально он планировал мелькать перед глазами Канды как можно чаще и ненавязчивей, но быстро понял, что так просто он на себя внимание не обратит. Нужно что-то более весомое, что-то, что действительно его поразит. И тогда родилась идея. Полгода Аллен звонил, писал, бегал, настаивал, знакомился, искал и не находил, вновь искал и торжествовал. Выполнял самую черную работу, не пренебрегая ни чем. И понемногу добился своего – имя Пианиста и здесь зазвучало в полголоса и с опаской. А с Кандой они даже несколько раз пересеклись: однажды на «сходняке» местных криминальных авторитетов, потом виделись в подпольных клубах и казино. Но каждый раз Аллена встречал лишь холодный взгляд, а он каждый раз вздрагивал, почуяв такой приятный и будоражащий запах своего альфы. Поначалу ему было тяжело. Тело буйствовало, прося немедленного присутствия, контакта, близости и связи, а потом, понемногу, Аллен смог его присмирить. Он многое пережил за свои неполные 19, но никогда не жаловался на то, что легко теряет над собой контроль. Выдержка и на этот раз ему не отказала. Все, что он себе позволил, это украдкой наблюдать да одно единственное фото на телефон издалека. Он тогда чуть не вывалился из такси, завидев знакомую макушку в компании Лави у какого-то бара. Слава Богу, с тех пор он ему хоть сниться каждую ночь перестал. Но, так или иначе, дело с «Акума» должно сдвинуть их отношения с мертвой точки. Сложнее всего для Аллена было донести мысль до главенствующей верхушки «ЧО», что «Акума» вконец зарвались, потеряли всякий страх и мешают им. Он словно нитку вдевал в иголку, медленно, старательно подталкивая и наводя на нужные выводы. Где-то слил информацию, где-то приукрасил, где-то пустил слух, а что-то пришлось и в жизнь воплотить. А уж сделать так, чтобы именно к нему обратились за услугами, Аллен мог всегда. Совсем скоро «Акума» прижмут хвост и поуспокоятся. Развязывать полноценную войну он пока не намерен, а вот «поиграть» вполне не прочь. И только одно маленькое «но» ему мешает. Он не осознает его, это что-то незначительное и неважное, но Аллену кажется, что он про что-то забыл. И это вполне может принести неприятности. А может и нет, тут не угадаешь. Он какое-то время пытается вспомнить, а потом машет рукой. Прямо сейчас у него есть дела поважнее.              ***       – А Мелкий, оказывается, неплох. Так все вывернуть, – усмехается Канда. Редкая улыбка трогает его губы, а привычно злобный взгляд делает похожим на Мефистофеля.       – Я смотрю, ты ему уже и прозвище дал, – хихикает Лави. Да уж, Аллен его неслабо зацепил, раз уж смог добиться такой похвалы от самого Канды. И тут до него доходит, что это, скорее всего, и был тонкий расчет седовласого, и улыбка Лави становится еще шире. Ай да Аллен, ай да хитрая омежка. Знал бы Канда, что весь цирк рассчитан на него, вмиг бы изменил свое мнение о них.       – Глупости, – отмахивается Канда и не перестает улыбаться. – Собирай всех и предупреди Комуи, чтобы был на подхвате.       – Слушаюсь, – Лави, паясничая, вскидывает ладонь к виску и топает к двери.       – Чаоджи, ты тоже свободен, – бросает Канда, замершему у выхода, парню.       – Да, господин Канда, – откликается тот и торопливо исчезает. Нервная судорога проходит по лицу помощника, и оно искажается яростью. За одну такую улыбку он готов был убить. И то, что она обращена не к нему, станет его приговором.              ***       Сознание возвращается медленно, урывками. Вместе со всепоглощающей болью откликаются и чувства: страх, злость и растерянность. Кровь наполняет рот, и он медленно шевелит разбитыми губами, сплевывая. Левый глаз не открывается, залитый спекшейся кровью, а правый рассматривает небольшое грязное помещение с тусклой лампочкой под потолком. Его руки разведены в стороны и прикованы цепями к протянувшейся под потолком ржавой трубе. Длины хватает, чтобы сидеть, но не опускаться навзничь.       – Ну что, красавица, очнулась? – доносится до Аллена из тени в углу, а потом на свет выходит смутно знакомая фигура. – А мы тут кино про тебя снимаем.       И только теперь Аллен обращает внимание на колченогий штатив и камеру у противоположной стены.       – Зачем тебе это? – спрашивает он, осторожно шевеля языком сколотый зуб, держащийся на одном честном слове.       – О, а ты думал, что все твои старания останутся без награды? – скалится Чаоджи. – Господин Канда весьма тебе благодарен и шлет привет, но больше в твоих услугах не нуждается. Он подходит к Аллену, хватает за загривок и поднимает его лицо к своему.       – Сдать тебя «Акума» было неплохой идеей, ведь ты так нам помог, – он усмехается и отпускает его волосы. – Правда ты больше никому не пригодишься. Разве что только им, напоследок. Парни!       На зов открывается дверь, и входят четверо мощных мужчин: три альфы и бета. Они смотрят на него без особого интереса – по всей видимости, уже успели познакомиться с ним при помощи кулаков. Только один нетерпеливо облизывает взглядом.       – Как насчет поиметь с малыша еще немного удовольствия? – тянет Чаоджи, и Аллен невольно морщится.       Сколько раз он уже попадал в подобные переделки и почти всегда умудрялся выбраться, но, похоже, не сейчас. Двое отказываются, двое остаются. А потом для Аллена разверзается маленький персональный Ад. Грубые руки выворачивают лодыжки, причиняя новую боль. Склизкий язык выводит узоры по кровавому полотну кожи, а чужой член разрывает стенки кишечника. Аллен кусает губы, но не кричит. Этого они от него точно не услышат. Когда он был еще малолетним беспризорником, его частенько хватали за «причинные» места все кому не лень. Педофилам он, к счастью, не попадался, но с каждым годом к нему и его необычной внешности все больше проявляли интерес. Аллену был безразличен секс ради удовольствия, а вот ради работы он спал с несколькими людьми. Без энтузиазма и равнодушно. И, конечно же, он не был столь наивен, прекрасно понимая, как легко и как часто становятся жертвами насилия молодые омеги на улице, если ведут себя не достаточно осторожно. Все, что он мог сейчас, это терпеть и молиться, чтобы экзекуция закончилась как можно быстрее. Он вытерпит все. Он обязан. Нужно просто отключиться от осознания ситуации, не думать о том, что с тобой делают. Это всего лишь пытка, а боль – она везде одинаковая. «Ну что ж, тем горше будет для тебя осознание, Канда», – тешит он себя злорадной мыслишкой. Орденовец наблюдает за действом со скучающим видом – было бы куда интереснее, если бы жертва кричала или плакала. Но все, чего он добился, это злобного взгляда и вновь прокушенной губы. Что ж, пора заканчивать это представление.       – И еще один небольшой подарочек, – Чаоджи удовлетворенно пинает тело, покрытое холодной испариной и чужой спермой.       – Куда ж… мне столько в одни руки… – еле выдыхает Аллен и заходится кашлем – пинок пришелся прямо под дых.       – Я оставлю тебе пять минут, чтобы ты мог помолиться перед смертью любому из своих богов, – усмехается тот. – А потом все здесь взлетит на воздух. Можешь не благодарить.       Он плюет под ноги, забирает камеру и уходит не оглядываясь.       Как только дверь закрывается, в голове Аллена включается обратный отсчет. Пять минут – это целая вечность в умелых руках. Он подтягивается и осторожно встает. Ноги плохо держат, но иначе ему не добраться до кандалов. Он выворачивает левую руку из сустава с противным хрустом, но она уже столько всего пережила, начиная с пожара, что он без зазрения совести лишился бы ее. Небольшая невидимка в прядках за ухом, с которой он не расстается с самого детства, не раз его выручала и пригодится и сейчас. Он с минуту ковыряется в замке на правом запястье, пока не дожидается тихого щелчка – теперь он свободен. Аллен выбирается в темный коридор. Время стремительно уходит, но он все равно замирает на пару секунд, прислушиваясь. Тихо, где-то капает вода, разбиваясь о каменный пол, но ни шагов, ни голосов не слышно. Он как можно быстрее добирается до угла, держась за стену. Полумрак и головная боль не дают сосредоточиться, но он упорно двигается вперед, ища хоть что-то, что укажет на выход. На третьей минуте он находит окно. Узенькое, почти под самым невысоким потолком. Из последних сил Аллен подтаскивает к нему валяющийся неподалеку ящик, взбирается и пробует открыть. Раму заклинило, и он торопливо стаскивает с себя легкую куртку, в которой был, когда его похитили, наматывает на кулак и выбивает стекло. Взрыв настигает его почти вывалившимся из проема. Жар опаляет кожу, а потом приходит ударная волна, которая выбрасывает его наружу на несколько метров под град каменно-стекольных осколков. Он подворачивает ногу, неудачно приземлившись боком, на голове появляется еще одна кровоточащая рана, а левая рука повисает плетью. Он пожалел было, что его не настигло забытье, но в такой глуши его навряд ли скоро обнаружат. А ему нужна помощь. Он кое-как становится на четвереньки и пробует подняться, хрипя от заволакивающего округу едкого дыма. Разгорается огонь, и Аллен стремится скорее убраться отсюда как можно дальше. Он не собирается связываться с полицией. Но ему нужен врач. На свое счастье он находит работающий автомат через полтора квартала, а пары монет вполне достаточно для того, чтобы обрисовать Тикки свое примерное местоположение. Почти час он наблюдает за отдаленным заревом пожара и слушает вой сирен, пока рядом с ним не останавливается машина, и переполошенный Тикки не вываливается из-за руля. А потом он закрывает глаза, и все вокруг окунается в блаженную темноту.              ***       С высоты двадцати пяти этажей открывается прекрасный вид на ночной город. Канда удовлетворенно рассматривает мигающие огни и выпрямляется в кресле. На заднем фоне в полголоса что-то бормочет телевизор. В кабинет заходит Комуи, нагруженный очередными своими железками.       – Как все прошло, Канда? – спрашивает он, сгружая ношу на соседний стол. – Я принес тебе новые передатчики.       – Прошло отлично, – откликается тот.       Мало кто знает, но на самом деле это Комуи руководит всем в их «Ордене». Он – прекрасный тактик и организатор, но никак не воин и лидер, который должен держать в узде. Поэтому Центр назначил Канду номинально, хотя тот и не видел в этом особого смысла. Они поделили власть, и Комуи отошел за его спину, полностью отдавшись своим исследованиям и изобретениям.       Раздается звук входящего сообщения на компьютере, и Канда лениво открывает электронную почту. В письме от неизвестного отправителя – видео-файл, открыв который, Канда невольно морщится от искаженного голоса.       – «Если «Черный Орден» думает, что легко отделался от «Акума», то он ошибается».       В полутемном помещении двигаются несколько фигур, нанося удары телу, стоящему на коленях. Камера приближает изображение, и в фокус попадают белые волосы и измученное лицо.       – «Никто не посмеет безнаказанно уйти от «Акума»».       Голос срывается на ультразвук, и Канда опять морщится, на этот раз вместе с Комуи.       – Это же тот парнишка, что предоставлял нам информацию по «Акума», – заглядывает он через плечо Канды.       На экране остаются две тени с расстегнутыми ширинками. А Канду начинает привычно подташнивать.       – «Никто! Ни двуличные крысы, на доносчики, ни предатели!»       Камера отдаляется, а затем на экране возникают кадры рушащегося и полыхающего здания.       – «Всех вас ждет смерть!!!»       Голос и видео замирают, заканчиваясь. Канда задумчиво смотрит на потухший экран, а потом откуда-то издалека возвращается звук телевизора.       – «…по некоторым данным в здании склада бывшей обувной фабрики находились люди. Предположительно, сторож. Но пока никаких подтверждений нет. Напоминаю, пожар начался в ночь на четверг. Очевидцы происшествия говорят, что слышали громкий хлопок, но экспертная служба еще не установила, по какой причине произошло возгорание. Пожар удалось устранить только к половине седьмого утра. Далее: новости спорта…»       Канда тут же отключается ото всего происходящего. Кровь набатом бьет в виски, а стиснутые пальцы сводит ледяной судорогой. Он пытается сделать вдох, но воздух застревает в трахее бесполезным пузырем.       – Канда? – Комуи заглядывает в застывшее побледневшее лицо и чертыхается, не дождавшись ответа. – Да что с тобой?       Он встряхивает его за плечо, и тот наконец переводит на него остекленевший взгляд.       – Собирай всех, Комуи, – хрипит он еле-еле. – Я их уничтожу.       – Что? Канда, о чем ты говоришь? Вы же только что со всем закончили, – недоумевает Комуи.       – Собирай! – рычит Канда и поднимается на ноги.       – Хорошо. Но подумай дважды прежде, чем лезть в пекло. Они же просто подначивают тебя. Они хотят отыграться за свое поражение и…       Канда, недослушав, чеканным шагом направляется к двери, а Комуи обреченно вздыхает – в запале его невозможно остановить.                     Глава 3              Аллен просыпается поздним утром. Теплый свет нещадно слепит глаза, и он долго моргает, привыкая. На светлой стене напротив висит плакат о здоровом образе жизни, и он понимает, что проснулся в больнице. По плакату и стойкому запаху медикаментов. Он рассеянно шевелит правой рукой – левая завальцована в гипс, и рассматривает лангету на ноге. В горле образовалась пустыня, и он не может даже сглотнуть. Чуть повернув голову, он ищет графин или стакан, но не видит ничего похожего в окружающей обстановке. В голове мутно, и перед глазами плавают разноцветные мушки. Чем, черт возьми, его кололи? К счастью, медсестра заглядывает к нему уже через полчаса. Приносит воду, трубочку и легкий обед. Садиться ему пока не разрешают, но охотно приподнимают спинку кровати. После обеда приходит врач. Низенький сухопарый старичок со странным хвостиком пегих волос представляется, долго читает его карту, а потом вперяет оценивающий взгляд.       – Молодой человек, меня интересует только одно: какой идиот вам сращивал левую руку, и как вы умудрились сломать ее снова, да еще и в трех местах, вывихнув при этом из сустава?       – Доктор, я ломал ее около семи лет назад, – Аллен слабо улыбается, стараясь смягчить сурового старика. – И тогда у меня не было возможности получить качественное лечение, поэтому – как срослось. Я мог двигать рукой и это главное.       – Главным должно быть здоровье, а не возможности, – хмурится док и достает из больничной карты рентгеновские снимки. – Даже по ним я могу сказать, что вас мучила продолжительная боль из-за защемления нерва около неправильно сросшегося разлома. А после вывиха вы, наверное, в бейсбол играли, раз его пришлось вправлять сразу двум травматологам и санитару – вы брыкались.       – Прошу прощения, – Аллен продолжает улыбаться, расслабляясь – хоть тон и суров, но на него не ругаются, и это обнадеживают.       – На правой ноге вывих, трещина в шестом и седьмом ребрах с левой стороны.       – Я упал на левую руку.       – Ушибы печени и почек, внутренние разрывы прямой кишки, гематомы на лбу и переносице. Как видит ваш левый глаз?       – Не хуже, чем правый, – отвечает Аллен.       – Что ж, на этом пока все. Дней десять или дольше вы проведете здесь в полном покое. Локтевой сустав левой руки закреплен пластиной, и он останется в таком положении как минимум ближайшие три месяца. С программой приема лекарств и осмотров вас ознакомят перед выпиской.       – Спасибо, – благодарит Аллен, и доктор покидает палату.       А ближе к вечеру приходят Тикки и Лави.       – Малыш, я же просил тебя быть осторожнее, – сокрушается Тикки. – И вот в каком состоянии я тебя нахожу.       – Я кое-что упустил из уравнения, – чертыхается Аллен и покладисто принимает очищенный мандарин из рук Лави. – Нужно было проверить межличностные отношения.       – О чем ты? – не понимают оба.       – О том, что это моя ошибка. Расслабился, не заметил, теперь пожинаю плоды, – сетует Аллен. – В следующий раз умнее буду.       – Не дай Бог такой следующий раз, – нервно теребит одеяло Тикки. – Ты каждый раз обещаешь и каждый раз возвращаешься раненым.       – Со всеми иногда бывает, – отмахивается Аллен. – Ты можешь принести мне кое-какие вещи и, главное, телефон?       – Конечно.       – Ладно, раз уж Аллен отказывается помирать, то все в порядке, – включается Лави, посмеиваясь. На что Аллен отправляет ему наиграно-обворожительную улыбку. – А еще у меня хорошие новости – наш Канда так разошелся, что вырезал половину «Акума» подчистую. Это ли не счастье?       – Рад за вас, – без энтузиазма начинает Аллен, а Тикки и Лави переглядываются. – Только о Канде я больше ничего не хочу слышать.       – Что? Почему это? – удивляется Лави.       – Считай это следующей частью плана – показательный игнор, – поясняет тот.       – Странный ты, Аллен, – пожимает плечами Лави и начинает рассказывать о том, как прошла вылазка на «Акума».       А Тикки бросает на Аллена подозрительный взгляд, но ничего не говорит. Малыш всегда был скрытен в той же степени, насколько фальшива его улыбка, обращенная к миру. Лави эмоционально вскрикивает и машет руками, живописуя произошедшее. Аллен поддакивает и хихикает в положенных местах, но ничем не проявляет свой интерес.       – Кстати, ты уже познакомился с Книжником? – интересуется Лави под конец своего рассказа.       – Книжником? – не понимает Аллен.       – Ну, врачом, который тебя лечит. Такой, с хвостиком, – Лави пытается изобразить на пальцах.       – Ах, этот. Да.       – Он мой да-альний родственник, – поясняет тот. – Какое-то время он меня опекал. Я зову его Пандой, хоть ему и не нравится. А в «Ордене» его знают как «Книжника» за пристрастие к книгам и истории. Все детство на них прошло.       Лави притворно вздыхает, а Аллен опять улыбается.       – Он хороший мужик. В «Ордене» не состоит, но тот пару раз его выручил, так что к нему можно обращаться, если нужно «по-тихому». Он поможет.       – Хорошо, я учту, – кивает Аллен.       Через пару часов Тикки и Лави уходят, а Аллен остается наедине со своими мыслями.       Что же ему теперь делать? Было ли нападение Чаоджи действительно ходом Канды или тот своевольничал? Стоит ли ему скрыться насовсем или просто пока не высовываться? И стоит ли опасаться новых нападений? В любом случае, с сегодняшнего дня придется быть предельно осторожным.              ***       После выписки из больницы ему не хочется ничего делать. Апатия накатывает и отступает, а потом снова накатывает подобно морской волне. Он то смеется, то мучается бессонницей и в совершенном раздрае. Тикки и Лави пытаются его отвлечь, но получается плохо, пока однажды Лави не заваливается к нему домой с упаковкой пива.       – Хватит киснуть, Аллен, – понукает он. – Завтра выпьешь свои таблетки, а сегодня тебе нужно расслабиться.       Аллен усмехается подобной бесцеремонности и ставит себе зарубку: спросить как-нибудь в отместку о том, как тот потерял свой правый глаз. Может быть даже сегодня, если Кролик уговорит большую часть принесенного.       – Тикки сегодня не будет?       – У него дела, – отмахивается Лави, а потом вдруг останавливается посреди коридора и пристально смотрит на него. – Что произошло на самом деле, Аллен?       – О чем ты? – притворяется тот.       – Прекрати. Может быть, я и не достаточно хорошо тебя знаю, но ты изменился после случившегося, – настаивает он. – И даю тебе слово, я с тебя живого не слезу, пока ты мне все не расскажешь.       Лави сердито дергает напульсник на запястье и всем своим видом дает понять, что настроен серьезно.       – Хорошо, – сдается Аллен.       Рассказывать об этом Лави ничуть не лучше, чем Тикки. Последний просто бы пошел и поубивал всех причастных, даже несмотря на то, что это могло бы причинить боль его омеге. Семья для него по-прежнему на первом месте, хоть его приоритеты теперь и сместились. Для Лави же узнать о предательстве или разочароваться в своих товарищах, будет не самой приятной новостью со всеми вытекающими последствиями. Но раз уж Аллен начал, то выяснит все до конца.       – Неучтенным фактором в моем плане был Чаоджи, – решается он.       – А этот-то тут при чем? – выпадает в осадок Лави.       – А как ты думаешь, Канда мог бы меня устранить после истории с «Акума»? Я ему мешал? – спрашивает Аллен.       – Что за бред? – не понимает рыжий. Странные вопросы Аллена наводят его на еще более странные мысли. – Ты отработал свою часть, и он при мне даже тебя похвалил. И уж тем более, не стал бы пытать и изуверствовать. Он, конечно, тот еще маньяк, но, обычно, справедливый.       – Значит, остаются два варианта, либо Чаоджи – предатель и сдает вас «Акума», либо имеет что-то конкретно против меня и хочет убрать, – подытоживает Аллен.       – Скорее все вместе, – отзывается Лави и задумчиво потирает подбородок. Головоломка начинает складываться. – Мы уже давно заслали Чаоджи к «Акума» – он шпионит. А вот чем ему насолил ты…       – Мне не могло привидеться, он явно меня ненавидит, – пожимает плечами Аллен.       Лави молчит какое-то время, все так же задумчиво, потягивает пиво, а потом вдруг ухмыляется.       – Это больше похоже на ревность. Он перед Кандой разве что на цыпочках не ходит: «господин, то, господин, се». Так что вполне вероятно, что он видит в тебе соперника. И решил таким образом тебя убрать, – рассуждает он.       – Очень смешно, Лави, – хмурится Аллен. Ему эта ситуация не нравилась с самого начала.       – И что ты будешь делать? Мстить? – интересуется Лави.       – Чего ради? За поруганную честь? Так я с гораздо большим удовольствием скажу об этом Канде, когда он меня осознает, возьму попкорн и сяду в сторонке. Сейчас для меня это не важно.       – Ооо, это жестоко, – улыбается Лави. – Но очень эффектно. Я отпинаю его хладный труп.       – Вот и договорились.       – А Канда? Что ты собираешься делать дальше с ним? – интересуется Лави.       – Как и говорил, ничего. Абсолютно. Все, что я мог, я уже сделал. Теперь вот, расплачиваюсь. Так что в ближайшее время у меня нет ни сил, ни желания что-либо предпринимать, – вздыхает Аллен. – И держи рот на замке, Лави. Особенно – при Тикки. Он и так переживает, а лишние хлопоты вам ни к чему. В следующий раз я смогу о себе позаботиться.       Лави кивает в подтверждение и снова принимается за пиво. Ему нравится Аллен, действительно нравится. Пусть он и ревновал поначалу, позже, пообщавшись с ним, он понимает, что тот неплохой парень. Да, скрытный и постоянно себе на уме, но даже сквозь фальшивую улыбку иногда проскальзывают настоящие эмоции. И того, что видел Лави, хватило, чтобы сделать выводы: Аллен хитрый и циничный на поверхности, но мягкий и добрый где-то глубоко внутри. И на самом деле всего лишь рано повзрослевший ребенок, как многие из них, с ранимой душой и отзывчивым сердцем. Он чист, в нем нет никакой «червоточины», и это, по нынешним временам, такая редкость, что он иногда диву дается. В отличие от Чаоджи – вот ведь от кого он не ожидал подставы. Всегда вежливый и обходительный товарищ оказался не в силах справиться с собственной страстью. И она принесла вред другим людям. Ладно, пока он нужен Канде и «Ордену», Лави будет обходить его стороной, чтобы не врезать ненароком. Но, как только надобность отпадет, он устроит ему «райскую жизнь». А еще Лави не согласен с позицией Аллена ничего не предпринимать. Если бы ему нужно было добиваться Тикки, он бы так просто не оставил его в покое, взял бы измором, но привязал бы к себе крепче всяких связей. Но тут вступают в игру упертость Аллена и характер Канды, и Лави вздыхает: они столкнутся лбами, как бараны, и ни один из них не сдвинется с места и не уступит. Но перспектива лезть в их отношения тоже не прельщает. Особенно сейчас, когда еще свеж в памяти Чаоджи. Похоже, им действительно лучше разойтись пока по сторонам и не трогать друг друга какое-то время.                     Глава 4              Аллен торопливо застегивает рубашку и привыкает к ощущению легкости и свободы в левой руке. Прошло уже четыре с небольшим месяца, и Книжник наконец разрешает снять гипс и поддерживающую повязку. У Аллена от нее уже сводило позвоночник от шеи до самой поясницы. Уж лучше старая боль, чем новые «экстра» ощущения. Он торопится на встречу с Лави и Тикки – они договорились поужинать на старом месте, и опаздывать ему не хочется. На ходу Аллен вспоминает старые комплексы упражнений для пальцев и начинает потихоньку их разминать, чувствуя, как постепенно возвращается гибкость. Он проделывал их каждое утро в течение последних трех лет и не намерен прекращать, потому что игра на рояле ему все еще нравится. А с его рукой без упражнений не обойтись.       Рыжую макушку он замечает от входа. В приглушенном свете блики на волосах горят красной медью, а в глазах Тикки читается настолько неприкрытое желание, что Аллену действительно стоит поторопиться, чтобы ужин вообще состоялся.       – Простите, опоздал. Был в больнице, – Аллен показывает освобожденную руку и улыбается. А ему улыбаются в ответ.       – Ну, наконец-то. Все в порядке? – спрашивают оба.       – Более чем, – отвечает он и берется за меню.       – Это надо отметить, – Тикки подзывает официанта и заговорщицки переглядывается с Лави.       – Определенно, – Лави возвращает взгляд Аллену, и тому становится нехорошо от того количества предвкушения, что в нем плещется. Что они задумали?       – Зачем ты вызвал меня сюда, глупый Кроль? – слышится из-за спины Аллена холодный голос, и того тут же бросает в дрожь.              Получасом ранее       – К нам присоединится еще кое-кто, – говорит Лави. И, глядя на всплывшую за этим супер-хитрую ухмылку, Тикки начинает подозревать, что вечер будет самым, что ни на есть, замечательным.       – Удиви меня, золотце.       – Хо-хо, это будет Канда, – Лави любуется вытянувшимся лицом партнера и добивает. – И не просто Канда, а, осознавшийАллена, Канда.       – Как тебе удалось? – Тикки почти не верит услышанному.       – Никак. Канда сам все понял, еще когда увидел взрыв на видео, – объясняет Лави.       – Что? Подожди, какое видео? Расскажи сначала, – Тикки боится обнадежиться.       – Аллен же упоминал, что издевательства над ним были записаны на видео, помнишь? – рыжий торопливо отпивает заказанный сок. – Я еще тогда подумал, а зачем им пленка? Оказалось, видео Чаоджи отправил Канде. А тот, когда увидел взрыв, осознал Аллена.       – И откуда ты это узнал? – интересуется Тикки.       – А Юу сам мне сказал, – хвастается Лави и, видя недоверие в глазах напротив, смеется. – Хотя вытрясать это из него пришлось битых три часа. И он меня чуть не «отмугенил».       – Я его сам скоро «отмугеню», не встанет, – Тикки хватается за сердце в притворной злобе.       – Это теперь будет забота Малыша, – отнекивается Лави. – А вообще, если бы я не расколол Канду, Аллен бы вечно от него прятался.       – Не поспоришь. Так как ты догадался?       – Ну, Кандец у нас всегда был со странностями, но такого шапито я еще не видел, любимый, – смеется Лави. – Помнишь, я тебе рассказывал, как он в одиночку семерых бойцов положил? Так вот, это были «цветочки». Потом он прыгал с парашютом, разбил вдребезги пол-лаборатории комуринов Комуи, переругался со всеми, с кем мог (но это обычное явление), а потом потерял свою любимую катану. Да-да, ты не ослышался, именно потерял. Оказалось, он забыл ее в рабочем кабинете, а очередной комурин, из прямоходящих и громкожужжащих, переставил ее на стойку к остальным. А наш оголтелый в яростной панике красное от свежего отличить не смог. Вот и искал полдня любимый Муген. Ой, что было! Летали все. Мне же оставалось только наблюдать в сторонке да диву даваться, что с ним происходит. А когда он выдохся, я и припер его к стенке. Он сначала только рычал, потом отнекивался, а когда я его окончательно довел, выдал что-то вроде: «посмотрел бы я на тебя, если бы твой омега…». И тут не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Вот я и придумал устроить им встречу. А дальше пусть сами разбираются.       – Да уж, больше им, пожалуй, ничего и не остается, – соглашается Тикки. – Но я все равно волнуюсь за Малыша.       – Рядом с Кандой все всегда волнуются, так что это нормальное явление.       Конец флэшбека              – Так какого? – повторяет Канда и хмурится в повисшей тишине. Ему не нравятся застывшие улыбки Кроля и его пары – они определенно что-то задумали. А потом он замечает третьего собеседника, и сердце екает в груди.       – Здравствуй, Канда, – одарив Лави и Тикки взглядом, обещающим скорую расправу, Аллен оборачивается к мечнику и старается выдавить слабую улыбку.       Над столиком повисает тишина. Аллен нервно теребит край салфетки и опускает взгляд куда-то в район коленей Канды. А тот быстро приходит в себя: несколько секунд ошарашено рассматривает седую макушку и шрам на щеке, а потом склоняется и хватает Аллена за предплечье.       – Ты пойдешь со мной, – сдавленно рычит Канда и выдергивает его из-за стола.       – Что? Какого черта? – дергается Аллен, но Канда не намерен его отпускать. Он непонимающе смотрит на Лави с Тикки, но те продолжают беззаботно улыбаться.       Канда тащит его за собой на выход, а Лави машет им на прощание.       – Надеюсь, уж теперь-то все будет в порядке.              ***       – Канда, отпусти. Куда ты меня тащишь? – Аллен больше не упирается и спокойно позволяет себя вести.       Чего-то такого от Канды сложно было ожидать, и сейчас он действительно заинтригован. Самая желанная мысль проскакивает на краю сознания, но он не дает ей задержаться. Канда подводит его к темно-серому автомобилю, и перед ними тут же распахиваются двери.       – Садись, – бурчит Канда. Что-то неразборчиво кидает водителю, и машина трогается с места.       – Куда мы едем? – не унимается Аллен, но замечает злобно сосредоточенный взгляд и сведенные скулы, и решает попритихнуть.       – Надо поговорить, – все-таки откликается Канда и старается не смотреть в его сторону.       Машина петляет с полчаса, пока не оказывается возле одной из многоэтажек довольно дорогого района. Аллен послушно выходит из машины, Канда тут же оказывается рядом, соприкасаясь плечом. Аллен вздрагивает и боится надеяться на то, чего больше всего хочется. Он украдкой посматривает на объект своих желаний, но теряется в догадках насчет его настроения. Они проходят в холл и поднимаются на лифте на восьмой этаж. В левом крыле всего две двери, стол, перекрывающий коридор, и пара охранников, которым Канда кивает. За одной из дверей оказывается светлая прихожая с кожаным пуфиком у входа и абстрактной картиной на стене. Аллен выхватывает детали на автомате, полностью отдавшись ощущению близости пары. Он уже отбросил надежды и просто наслаждается, ведь неизвестно, когда еще выпадет такой шанс. А как только слышится щелчок замка, Аллен оказывается прижат к стене. Глаза нависшего над ним Канды горят яростным огнем, под кожей ходят желваки, и Аллен инстинктивно поддается чуть вперед к этой полыхающей ненависти. Канда расцепляет стиснутые зубы и выдыхает.       – Я думал, что ты погиб, – он опускает голову к плечу Аллена, упираясь лбом в стену рядом с расставленными ладонями. Его теплое дыхание шевелит белые пряди, и он поводит носом, вдыхая запах омеги.       – К-канда… – голос Аллена срывается от напряжения, и он застывает, боясь пошевелить даже пальцем. Ему страшно представлять, но, похоже, других причин такому поведению нет.       – Не хотел верить, но все равно думал… – голос Канды падает до шепота, слова застревают где-то над ухом Аллена, и тот прижимается к нему всем телом.       – Ты – мой, – раскатисто тянет Канда, и Аллен порывисто вцепляется в его плечи, чтобы не упасть от голоса, мгновенно превращающего колени в желе.       – Ты… осознал меня? – ладони Аллена скользят по плечам и перебираются на щеки, чуть отстраняя голову Канды, чтобы заглянуть в глаза.       – Именно, – выдыхает тот.       В темных глазах теперь плещется неистовое желание, и он накрывает губы Аллена своими. Поцелуй выходит жарким, страстным и полностью лишающим воли. Канда притискивает Аллена еще ближе. Его руки пробираются под рубашку, а колено настойчиво втиснуто между ног. Когда воздух заканчивается, и они, наконец, отпускают друг друга, взгляд обоих затуманен. Канда подхватывает Аллена под колени, скользя ладонями по бедрам и пояснице, а тот тут же скрещивает ноги за его спиной, вцепляясь обратно в плечи. Канда делает несколько шагов, возвращаясь обратно к поцелую, и уже через пару мгновений опускает свою ношу на постель. Аллен нехотя отрывается от его губ, чтобы еще раз взглянуть на теряющего контроль Канду, и счастливо улыбается. Он мог только мечтать о таком, но в реальности все гораздо приятнее. Он пробирается руками под его тонкую водолазку, и Канда сдирает ее через голову, приникая к пуговицам его рубашки. Он оголяет тонкие плечи и оставляет на них россыпь жадных поцелуев. Проходит языком по ключице и замирает в ямке между шеей и плечом, вдыхая усилившийся запах. Этот омега свел его с ума.       Первая встреча казалась мороком, полузабытым воспоминанием о мальчишке со столь необычной внешностью. А последующие – мелькали на периферии сознания, с каждым разом все сильнее впиваясь деталями во вдруг дрогнувшее сердце. Тонкий шрам на левой щеке, бледная кожа, пухлые губы, вытянутые в обманчиво-вежливой улыбке. И глаза. Серые, задумчивые и такие манящие. Этот наглый паренек стал для него загадкой. Он исчезал и появлялся, но, вместе с тем, всегда был в поле зрения. Чем-то занимался или бездельничал, но то тут, то там мелькали слушки о необычных талантах и интригующих предприятиях. Канда, хоть и не хотел, но взгляд все равно, раз за разом, возвращался к «белой вороне» их криминального мира. И, в конце концов, когда он появился в их штабе с выкладкой по «Акума», он не смог сдержать торжествующей улыбки. Мальчишка оказался удивительно силен, для омеги. Силен и независим настолько, что Канда не мог не оценить. Чувство удовлетворения только усилилось, когда они закончили с бандой. И длилось ровно до тех пор, пока не пришло то треклятое письмо.       Кровь на бледной, грязной коже выглядела красно-белым контрастом, режущим глаза. Мука на лице парня отдавалась эхом в левом подреберье, а когда Канда поднял взгляд на экран телевизора с пепелищем вместо здания, в глазах вдруг потемнело. Несколько секунд он пытался вдохнуть, а потом все вокруг заволокло ослепительно-белой пеленой. Боль прокатилась по внутренностям ледяным шквалом, и все, что он мог сделать, это дать выход ярости внутри себя. Они посмели тронуть его омегу. Омегу, к которой даже он еще не прикасался. Омегу, которая станет его продолжением, ублажит все его мысли и желания, прервет поток бесконечно-скучных дней. А они его убили…       Он не хотел этого признавать, он не хотел в это верить. И не верил, несмотря на все сопутствующие факты. Он одергивал себя, взывая к привычной рациональности, но сердце, существование которого он так долго игнорировал, продолжало слепо настаивать, что омега жив, и успокаивало понемногу ту безысходную тоску, что пыталась его поглотить. Он ведь даже искать его не стал, не стал ничего выяснять, боясь разрушить эту необоснованную уверенность. Потому что, в противном случае, навряд ли бы справился без нее. Всю жизнь он отрицал и высмеивал этот миф под названием «связь», а осознание было для него всего лишь инстинктом, которому глупые сопливые романтики-омеги придумали розовую мишуру. И таких омег он не терпел. Связь казалась кандалами, которыми альфы и омеги себя сковывали. И получить себе такие он не хотел. Ровно до момента взрыва. Ему казалось, что у него отнимаются руки и ноги, он периодически то слепнет, то глохнет, то проваливается в обморок. И никак не может жить с тем, что ему чего-то не хватает.       Теперь же, получив в руки долгожданную пару, он не может насытиться этими захлестывающими чувствами. Устав бороться с «молнией» на своих брюках, он нетерпеливо вскакивает, быстро раздевается и раздевает омегу. Наконец можно не сдерживаться и ни за что не цепляться. Он жадно рассматривает тело, раскинувшееся под ним. На щеках Аллена проступает румянец, но он изучающе смотрит в ответ. А тот усмехается и снова целует мягкие губы, на этот раз медленно, глубоко и основательно. Горячка немного поутихла. Теперь он возьмет его всего без остатка, наслаждаясь каждым моментом близости.       Канда проводит по бугристой, покрытой шрамами коже левой руки Аллена, и тот вздрагивает, судорожно выдыхая. Он ловит смесь боли и наслаждения в глазах и смещается к запястью, прикасается губами, а затем нежно прикусывает. Аллен под ним выгибается и тихо стонет. И от этого стона вся хваленая выдержка Канды начинает трещать по швам. Он оставляет запястье, позволяя рукам тут же вплестись в волосы, бережно выдергивая ленту из хвоста. Новый контраст – теперь черного и белого – его рассыпавшиеся волосы на груди Аллена – тут же врезается в память, вытесняя все картинки. Он с силой проводит по бокам пальцами, цепляясь за ребра и выступающие тазовые кости, и прокладывает дорожку поцелуев от ключиц к пупку. Аллен же чувствует себя как на аттракционах в парке развлечений. Каждое прикосновение Канды повышает и так уже немаленькую дозу адреналина в крови. Низ живота сводит, и он окончательно теряется, когда чувствует горячее дыхание на нежной коже паха.       Канда устраивается между широко разведенных коленок и ведет языком по внутренней стороне бедра, дразня предвкушением. Омега под ним снова стонет и начинает ерзать от нетерпения. Но Канда не позволит ему сейчас форсировать события. На краю сознания мелькает воспоминание о последнем сексуальном опыте парня, но Канда не даст и шанса думать о чем-то плохом. Он еще немного дразнит покрасневшую кожу, а потом резко накрывает давно уже требующий внимания член ртом. Аллена подкидывает над сознанием, и он вцепляется в простыни что есть силы. Ему до судорог хочется толкнуться глубже, но ставшая железной хватка на бедрах предупреждает его о том, что Канда сам будет решать, как доставить ему удовольствие. Он проводит языком по припухшим губам и обращает взгляд на темную макушку между его ног. Канда ловит взгляд, следя за реакцией, и усмехается, выпуская добычу, когда Аллен уже просто полыхает от смущения. Он удовлетворенно заглатывает снова и начинает глубоко и сильно сосать. Через пару-тройку движений Аллен отталкивает его голову руками, а потом притягивает его к своему лицу, порывисто целует и протяжно стонет в этот поцелуй.       – Хочу тебя… – шепчет он, и Канда тянется к прикроватной тумбочке, сшибает что-то, упавшее с негромким стуком, и цепляет верхний ящик.       Через пару мгновений заднего прохода касаются прохладные скользкие пальцы, быстро согревающиеся в узком пространстве. Канда отрывается от его губ, заставляет откинуться на подушки и возвращается к члену, параллельно разрабатывая анус пальцами. Если бы у мальчишки была течка, он бы давно уже засаживал ему до звездочек в глазах. Но теперь смазки мало, и лубрикант пришелся как никогда кстати. Раз за разом касаясь простаты, Канда всматривается и вслушивается в отдающееся тело. Вид настолько будоражащий, что его не хватает на более тщательную подготовку. Он вытаскивает пальцы и тут же заменяет их своим членом, медленно входя. Аллен прогибается в пояснице, а Канда подхватывает его колено, устраивая на своем плече, и медленно продолжает входить, пока не доводит их обоих до упора. Они замирают, тяжело дыша, пытаясь справиться с накаляющимися ощущениями и эмоциями. Наконец Аллен поддается чуть назад, и Канда тут же ловит это движение, следуя за ним. Он начинает размеренно входить, заставляя Аллена сбиваться со стонов на рваные всхлипы, постепенно наращивая темп. В узком проходе так обжигающе тесно и хорошо, что Канда еле сдерживает себя, чтобы не причинить ему боль. Аллен послушно поддается навстречу, мысленно прося о еще большей близости, чем возможно, и Канда все-таки не выдерживает. Он ускоряется, двигаясь во всю длину, и порыкивает от удовольствия и нетерпения, а Аллен вскрикивает, не в силах сдерживать рвущиеся наружу стоны блаженства. На пике оргазма Канда вцепляется зубами в основание шеи Аллена с левой стороны, и тот захлебывается криком. Заостренные клыки легко прокалывают кожу, но почти не приносят боли, теряющейся в наслаждении. Яд медленно проникает в тело, и Аллен почти физически чувствует сплетающую их воедино нить-связь. Канда снова прикусывает только что оставленную метку и слизывает выступившие капли крови. Смешавшись с ядом, кровь чуть слышно сладкая и настолько опьяняюще ароматная, что он не выдерживает, опять утыкаясь в шею носом, и расслабляется, вытягиваясь на Аллене. А тот жмурится от блаженства и вновь запускает пальцы в шелк волос Канды. Дыхание постепенно выравнивается, и их обоих накрывает оглушающее чувство единения. Не нужно больше никаких слов и взглядов, все их чувства сейчас слиты воедино и свободно курсируют от одного сердца к другому. Чувство завершенности, целостности превалирует над всеми, и они оба улыбаются: наконец-то. Аллен быстро проваливается в сон, а Канда лениво скатывается с него, устраиваясь рядом, и еще долго разглядывает потолок, анализируя новые чувства.       Утро наступает слишком быстро, как кажется Аллену. Он просыпается в обволакивающем тепле одеяла и чувствует приятную расслабленность в мышцах. Укус на шее немного печет и побаливает, но это правильная боль, которой он будет наслаждаться теперь до конца жизни. Он переворачивается на бок и открывает глаза. Канда стоит недалеко от кровати и застегивает рубашку. Распущенные, влажные волосы поблескивают на солнце, и Аллен хотел бы вечно любоваться этой картиной.       – Долго еще собираешься валяться? – отстраненно спрашивает Канда, переходя на манжеты.       – Мне некуда торопиться, – улыбается Аллен, но что-то внутри начинает ворочаться от нехорошего предчувствия. На миг проскальзывает страх, но он не успевает его ухватить и выяснить причину.       – Зато мне пора, – холодно информирует Канда и наконец поворачивается к нему всем корпусом. – Собирайся.       Аллен непонимающе моргает, наблюдая, как Канда забирает с тумбочки часы и застегивает их на запястье.       – Мой номер телефона можешь взять у Кролика. Сюда без предупреждения не приходить, но, если что, охрана пропустит – я предупрежу, – Канда быстро собирает волосы и достает из шкафа пиджак, а потом фыркает. – Когда начнется течка, предупреждай заранее или пользуйся таблетками, я не собираюсь бросать все по первому же зову. Что еще…       Он застывает посреди комнаты, вспоминая, а Аллена от этих слов подкидывает на кровати.       – То есть, вот так просто? – он торопливо шагает к нему, дрожа от гнева. – Я что, приходящая шлюха по-твоему, которой можно пользоваться, когда захочешь?       – Со шлюхой было бы меньше проблем, – цедит Канда сквозь зубы, разглядывая взъярившегося парня. Только он подумал, что выбранный омега достаточно умен и гибок в отношении связи, как тот тут же превратился в ноющий комок соплей.       – Мы только что заключили связь! – Аллен демонстративно касается метки на шее, чувствуя не только собственный гнев, но и раздражение Канды. – И не смей приравнивать ее к простому сексу.       – Связь? – злобно фыркает Канда и нависает над ним. – Я уже не чувствую тебя по связи, так что все это – сказки.       Он берет его рукой за подборок и заглядывает в глаза, а Аллен тут же вырывается, отступая на шаг.       – В общем, надо будет, найдешь меня, – безразлично бросает он и выходит из комнаты.       – Сказки? – шепчет Аллен в исступлении и начинает нервно хихикать. – Сказки!       Он еле сдерживает поднимающиеся следом за смехом слезы и запускает пальцы в спутанные волосы. Весь его хрустальный замок, мечты о счастье, удовольствие и надежды разбились в одно мгновение. Вот так просто! Чертов отмороженный мечник! Только он один во всем мире может вот так просто отвергать связь альфы и омеги! Как? Как?! Разве он не чувствует его? Не чувствует той радости, когда рядом тот единственный, самый желанный и неповторимый. Часть твоей души и сердца. Разве эта ночь была лишь сексом? Он ведь укусил его, пометил как своего омегу, обрел смысл своей жизни и сам стал смыслом. Неужели он настолько несгибаем, что собирается игнорировать все это? Что ж, раз так, то и Аллен не намерен потворствовать этой связи. Черта с два он ему когда-нибудь позвонит. Пока мечник и близко не будет чувствовать того же, он его к себе не подпустит.       Аллен сердито собирает свою одежду, торопливо одевается и выходит из апартаментов, игнорируя охрану. Он ловит такси и уезжает домой. Гнев бурлит раскаленной лавой, и он сжимает-разжимает кулаки, пытаясь себя отвлечь. Дома первым делом залезает в душ и пытается смыть запах альфы с себя, докрасна натираясь мочалкой, а когда вылезает из ванны, замечает в зеркало укус и россыпь темных пятен по всему телу. Он разбивает зеркало на мелкие кусочки, вдарив по нему со всей силы. А потом смотрит, как с разбитых костяшек сочится кровь, и его отпускает. Он устало приваливается к стене, вздыхает, и слезы, наконец, находят выход. Он долго сидит на холодном кафеле, пытаясь успокоиться. Кто бы мог подумать, что можно отвергнуть свою пару. Вот так просто, даже без каких-либо отягчающих обстоятельств. Просто потому, что так хочется. Он все еще не может поверить в это до конца. И только усилившаяся боль в метке напоминает о суровой реальности. Кое-как взяв себя в руки, Аллен идет на кухню варить кофе. Есть он навряд ли захочет в ближайшее время. Из комнаты доносится звонок телефона, и он лениво констатирует, что это Лави, человек, которого он бы хотел слышать сейчас в самую последнюю очередь. Но лучше, наверное, сразу ему обо всем рассказать, чтобы не мучиться потом и самому не мучить.       – Аллен, как все прошло? – не здороваясь и не смущаясь, начинает Лави. – Рассказывай-рассказывай-рассказывай!       Судя по звукам, он куда-то идет, а Аллен наливает кофе в кружку и усаживается за стол.       – Спроси об этом вашего длинноволосого хмыря, – советует он и аккуратно прихлебывает.       – Не понял. Вы что поругались? – Лави даже останавливается, недоумевая.       – Поругались, – кивает Аллен. – Для него связь – это всего лишь секс. Желание, которое можно удовлетворить по первому зову. Все, как ты и говорил.       – Ну мало ли… Подожди, или это он сам тебе так сказал? – ошарашено вопрошает трубка.       – Он достаточно ясно дал это понять, добавив при том, что со шлюхой было бы меньше забот. Поэтому, Лави, – голос Аллена приобретает железные нотки, – не смей больше при мне о нем упоминать. Я ничего не хочу знать о том, кто вытер об меня ноги.       – Но, Аллен, подожди…       – Никаких «но», Лави. Пока я для него лишь игрушка для утех, на меня не рассчитывай.       Аллен сбрасывает звонок, не слушая возражений, а потом, подумав, и вовсе отключает телефон. Ему нужно прилечь и хотя бы несколько часов побыть в тишине. Ему нужно как-то заново собрать свой внутренний мир, привести в порядок чувства и решить, что делать дальше.              ***       – Все прошло гораздо хуже, чем вообще можно было себе представить, Тикки, – сокрушается Лави.       Он только что получил выволочку от Канды и пожелание не лезть не в свое дело. Как бы он ни пытался выяснить причины такого поведения мечника, но так ничего и не добился. Даже когда стал приводить примеры таких редких, но все же случавшихся, насильственных разрывов связи, Канда лишь отмахнулся. Тогда Лави выдал ему все, что думает об его упертой, узкомыслящей и недальновидной головушке, и тут же отхватил «леща» ножнами катаны. Плюнув на гиблое дело, он гордо удалился и достал телефон – звонить любимому.       – Я вот тоже и подумать не мог, что Канда откажется от связи, – хмурится Тикки. – Даже с учетом всей этой его напускной холодности и непоколебимости, он фактически отрицает себя. Неужели он не понимает?       – Я не знаю, – вздыхает рыжий. – Скорее всего, он понимает, но не считает это чем-то существенным. Для него это как будто испытание на прочность: выдержу – не выдержу. А силы воли ему не занимать.       – Малышу тоже. Но в данном случае будет страдать именно он.                     Глава 5              Лави неспешно прогуливается по оживленным улицам. Этот город не спит даже ночью. Особенно ночью. Зажигаются фонари, и все вокруг меняется с яркого и разноцветного, на еще более яркое и разноцветное, приправленное неоном. Он лениво рассматривает прохожих, и взгляд неожиданно натыкается на знакомую маленькую фигуру. Он торопится к переходу, стараясь не упустить ее из виду, и не совсем понимает, что не так. Доходит только когда догоняет и останавливает. Под черной бейсболкой оказываются неровно выстриженные пряди, уложенные на один бок. Короткие волоски щекочут шею над воротником мешковатой толстовки. На него поднимают пустой взгляд, и Лави невольно отшатывается.       – З-здравствуй, Аллен, – заикаясь, тянет он, а тот в ответ чуть склоняет голову.       – И тебе не хворать.       – А ну-ка, пойдем-ка со мной, – Лави хватает его за руку и не собирается отпускать даже под страхом смерти, пока все не выяснит.       Он тянет его в ближайшее круглосуточное бистро и усаживает за столик в углу. Зал полупустой, они дожидаются кофе и игнорируют меню. Лави продолжает сосредоточенно рассматривать Аллена, и чем больше видит, тем больше ужасается. Аллен снимает кепку и кладет ее рядом с собой. Волосы действительно неровные, на макушке торчит длинный вихор, челка все время лезет в глаза, но удачно прикрывает шрам. Раньше они тонкой, легкой волной ложились на плечи, но сейчас перед Лави сидит замученный жизнью подросток. Кожа потускнела, под глазами фиолетовые круги, как у их новенькой, Миранды, тонкие пальцы зябко кутаются в рукава и обхватывают горячую кружку в попытках согреться.       – Насмотрелся? – хрипло выдает Аллен и усмехается.       – Твою налево, Аллен! Это не смешно! – Лави повышает голос, и на них обращают внимание редкие посетители.       – Не так громко, – морщится тот. – Голова болит.       – А больше ничего не болит? Потому что, по виду, как будто из концлагеря сбежал, – Лави хватается за телефон и сокрушенно качает головой.       – Не надо, – предупреждающе просит Аллен. – Не звони. Пожалуйста.       – Аллен, да я еще и сам не знаю, кому звонить, – паникует Лави. – В скорую, чтобы тебя немедленно госпитализировали, Тикки, чтобы промыл тебе мозги, или Канде, чтоб наконец признал тебя.       – Никому не надо, не поможет, – отмахивается Аллен. Как же не вовремя он его встретил. Он хотел лишь позвонить потом, перед вылетом, а «с глазу на глаз» все будет тяжелее.       – Аллен, прекрати. Ты должен бороться. Сделать что-то… – начинает было Лави, но тот его останавливает.       – У меня больше нет сил бороться, Лави. Восемь месяцев прошло. Это – мой предел, – тихо говорит он. Сейчас ему безумно хочется закурить, но тут это наверняка запрещено, да и Лави вмиг углядит трясущиеся пальцы.       – Аллен… – на лице Лави такая мука, что ему становится еще горше от того, что так все происходит.       – Я все решил, Лави. Я возвращаюсь домой. Туда, где жил прежде. Повидаю семью, развеюсь. Может быть, полегчает, – он старается улыбнуться, но фальшь Лави видит так же хорошо, как и Тикки. За это время он его хорошенько изучил.       – Не надо, не ври хотя бы мне, – болезненно откликается тот. – Ты говорил с Тикки?       – Хотел позвонить перед вылетом, – извиняющимся тоном говорит Аллен. – Прости, я не могу иначе.       – Я понимаю, – кивает Лави. – Понимаю, но не могу принять.       – Так будет лучше.       – Для кого? Для тебя? Или для обоих? – цепляется он, но уже не зло, а обреченно.       – Для меня, – выдыхает Аллен. – Я безумно устал… Когда-то он уже решил за нас обоих. Теперь решаю я.       – Тебя ведь бесполезно уговаривать? – он более чем уверен в ответе и, видя обреченный кивок, продолжает. – Я ничего не скажу Тикки. Когда ты летишь?       – Послезавтра. Спасибо тебе, Лави, – Аллен медленно встает, пошатываясь. Навязчивое желание курить набатом бьет в виски, и он боится, что если приступ накроет его сейчас, то Лави не будет так благосклонен. Он протягивает ему ладонь. – Берегите себя.       – И ты, – Лави стоит на своем и твердо отвечает на рукопожатие.       Аллен уходит, а он еще долго цедит одну чашку за другой. Не волосы и измученный вид были странными. Изменившийся омежий запах – вот что вогнало его в ступор. Он почти не слышит его, и это по-настоящему пугает. Он ничего не скажет Тикки, но позвонит кое-кому другому. И на этот раз он его выслушает при любых обстоятельствах.              ***       Канда раздраженно фыркает и отставляет от себя стакан с водой. Глупый «белый воротничок» клялся и божился, что сделает все как надо. Мелкая сошка. Он только что заключил весьма выгодную сделку с довольно крупным и известным торговцем антиквариатом, и сил на этого трясущегося человечка у него уже не осталось. А впереди еще одна не самая приятная встреча. Он вздыхает, осматривает претензионно-дорогой ресторан отеля и делает знак рукой охране ждать. Если глупый Кроль не ошибся, то ему нужен 717 номер.       Он заходит в лифт и вспоминает, как рыжий плевался ядом, настаивая на своем. Хотя, если честно, Канда, пожалуй, поддался бы и под менее сильным напором. Только взращенная гордость не дала спокойно слушать обвинения в черствости и тупости. Крольчатина так и нарывалась на грубое словцо и хук справа. А потом вдруг присмирела и посмотрела с таким презрением, будто ушат помоев на него вылила. «Это «билет в один конец», Канда. Ты его больше не увидишь», – вот что выдал Лави, и он «поплыл». Не было страха или переживаний, просто железная воля дала очередную трещину под воспоминаниями о тонком теле и мягком блеске серых глаз, прикрытых длинными ресницами. Канда до сих пор не сомневался в правильности своего решения. Поддерживать эту связь, подпустить Мелкого к себе и поддаться чувствам, чревато не только душевным раздраем, но скажется и на работе. А еще даст новые карты в руки недругам, и этого всего очень не хотелось.       Вот только с каждой неделей воспоминания накатывали все чаще, мысли путались, а во снах поселилась приятная истома. Он стал чаще не высыпаться и легко раздражался по любому пустячному поводу. Умудрился допустить несколько незначительных, но довольно-таки глупых ошибок, и укоризненный взгляд Комуи так и жег спину. Ему хотелось то тишины и медитации, то хорошей драки с вывернутыми конечностями и кровавыми пузырями. Все чаще замечая за собой подобные скачки, он все более уверялся, что поспешил с принятием решения. Оно по-прежнему было правильным, но в данной ситуации плохо подходило под определение единственно-верного. В конце концов, Лави был не одинок в своем порыве «соединить два любящих сердца». Из-за, опять-таки, рыжего, многие орденовцы были в курсе личной жизни командира. Вот только благодаря Мугену не болтали, даже за глаза. А Комуи приспичило – он со всей свойственной ему методичностью, разложил все «за» и «против» в разрезе работы «Ордена» и настоятельно просил решить проблему. Расставить все точки над i и выбрать другое решение. Рыжий стал лишь последней каплей в его внутреннем противостоянии.       Он поднимается на нужный этаж и находит номер. Стучит, слышит приглушенное «открыто» и заходит. В комнате полумрак из-за одного единственного включенного ночника, но Канда видит смятую постель и разобранный чемодан на полу у журнального столика. Аллен сидит на широком подоконнике большого – до пола – окна. Вечерний город за стеклом привычно перемигивается огнями и шумит. Канда рассматривает тонкий профиль, пока Аллен не поворачивается к нему, и челка не скрывает глаза.       – Зачем пришел? – сейчас будет как в шахматах – белые начинают и выигрывают. Теперь Аллен будет решать их будущее.       – Тч. А то ты не знаешь, – фыркает Канда. Мелкий пакостник вдоволь над ним поиздевается. Странно, Канда никогда не думал, что будет искать его общества.       – Просвети, – предлагает Аллен. Он заставит его признаться. Раз уж тот пришел, то он не сможет уехать не отмщенным.       – Хочешь, чтобы я это сказал? – глаза Канды загораются недобрым огнем, и он делает шаг вперед из центра комнаты. – Хорошо. Я хочу тебя.       Аллен вздрагивает и несколько секунд смотрит мимо него, а потом отворачивается. Подрагивающие пальцы на автомате тянутся к карману джинсов, и он достает пачку. Щелкает зажигалкой, прикуривает, задерживает дыхание на несколько секунд, справляясь с накатывающей волной болью, и выдыхает сизый дым в окно. Стекло ненадолго запотевает, а когда становится ясным, проясняется и взгляд Аллена.       – Не интересует.       – Решил поиграть в недотрогу? – злится Канда. Он не видел, чтобы Мелкий когда-то курил. Ему не идет. А Канду бесит сам запах.       – Нет. Просто ты меня больше не интересуешь, – парирует Аллен. – А теперь будь добр, оставь меня в покое.       – Не истери, Мелкий, – он начинает терять терпение.       – Меня зовут Аллен, БаКанда, – отвечает тот и тушит сигарету в пепельнице. Если он не уйдет прямо сейчас, все может закончиться очень и очень плохо. – Ты когда-то отказался от нашей связи – теперь отказываюсь я.       – Я не собираюсь тебя уговаривать, – рычит Канда. Чертов Шпендель, похоже, не знает, когда вовремя остановиться.       – Это и не нужно, – Аллен встает. – Если не уходишь сам, уйду я.       Он медленно обходит его полукругом как можно дальше, не приближаясь и не поднимая головы. Канда свирепеет, провожая взглядом. Щелкает дверной замок, и он борется с собой, чтобы не запустить чем-нибудь вслед. Он ведь знал, что будет непросто!       Боль поднимается обжигающими иглами прямо из центра грудной клетки. Она настолько сильная, что Аллен не может сделать и вдоха. Он закашливается, опираясь рукой о стену, перед глазами все начинает плыть.       – Хватит ломать комедию! – сзади слышится еле сдерживаемое бешенство.       И его накрывает очередной приступ. Дышать становится совсем невозможно. Он подносит руку ко рту, заходясь в судорожных попытках легких вдохнуть, и ладонь щедро окрашивается красным. Боль уже сметает все на своем пути, взрываясь сверхновыми и отдаваясь гулким эхом в черепной коробке. В глазах по-прежнему мутно, но быстро проясняется через несколько неуверенных шагов, а потом сознание заволакивает тьма, и он падает лицом прямо в жесткий ворс коридорного покрытия.       – Что за?.. – дергается Канда и торопливо подходит ко вдруг упавшей фигуре.       Он переворачивает его и чуть не отдергивает руки, видя кровавую пену у рта. Он судорожно ищет пульс, а другой рукой достает телефон. Биение слабое и едва угадывается. Он вызывает «неотложку» и пытается хоть как-то привести Аллена в чувство. Бригада прибывает через десять минут, сопровождаемая охраной Канды. Проводит какие-то манипуляции, хмурится, бледнеет, берет на носилки и торопится спустить бессознательное тело вниз. Канда следует за ними, забирается в машину и только когда наблюдает за быстрым мельтешением отточенных движений, на него накатывает страх. Холодный, липкий. Он испариной оседает на висках и дрожит слабостью в сведенных пальцах. «Какого черта?!» – бьется в сознании, и ему самому становится плохо. Мелкий не приходит в себя, и, судя по встревоженным лицам медиков, его состояние только ухудшается, несмотря на все их действия. Взвивается сирена, машина прибавляет ход, а у Канды внутри все обмирает. Что происходит?       Каталку вывозят в «приемный покой». Тут же к ним подскакивают несколько медсестер и дежурный врач и везут Аллена в ближайшую палату. Канду оставляют в коридоре, и он без сил опускается на скамью для ожидающих. Он наблюдает за буйными телодвижениями и замечает среди персонала Книжника. Ну хоть что-то хорошее – тот добьется правды, во что бы то ни стало. Почти час он нервно постукивает пальцами, сложенных на груди рук по локтю, но не отвлекается даже на кофе. Он бы с удовольствием ходил из угла в угол, переживая, но в коридоре достаточно активное движение, и он побоялся, что сорвется на первом же встречном. Книжник выходит бледным и сосредоточенным. Тонкие перчатки на руках в крови.       – Мы поставили катетер, но в легкие все равно кровит. Состояние критическое. До утра он не дотянет, – он останавливает тяжелый взгляд на потемневшем лице Канды. – Его метка убивает его. Такое случается, когда кто-то из пары умирает. Ты знаешь, что случилось с его альфой?       – Я случился, – медленно кивает Канда. Умирает? Для него что, отказ был смертиподобен?       – Поясни, – быстро требует Книжник, хмурится и стягивает забытые перчатки, отправляя их в корзину.       – Я – его альфа, и я расстался с ним восемь месяцев назад, – тихо говорит Канда.       – Ты что? Что? – Книжник хватается за голову и начинает бегать взад-вперед перед дверью палаты. – Ты идиот, Канда?! Ты поставил ему метку и инициировал связь, неужели ты не чувствовал, что с ним происходит?       – Нет, – Канда поднимает на него остекленевший взгляд, но старается держать себя в руках. – Лишь небольшой дискомфорт иногда, и на эмоциональном плане немного…       – «Немного»! – нервно передразнивает Книжник и наконец замирает. – Любой другой и месяца бы не протянул, даже с лечением, а он выдержал восемь, ты сказал?..       Канда кивает в ответ. Мысленно он мечется так же, как и Книжник минуту назад, ища выход из сложившейся ситуации. Ищет и не находит.       – Поражены легкие и сердце, яд проник слишком глубоко, – тихо говорит Книжник. – Боюсь, помочь уже ничем нельзя.       – Яд? – вдруг дергается Канда. Если метка – это яд, то избавиться от него будет почти невозможно. Но что если попробовать по-другому? Лицо озаряет идея, и он торопливо встает. Пусть и бредовая, но он должен попытаться. – Пусти меня к нему.       Книжник пропускает его в палату, делая знак медсестрам выйти, но сам остается.       – Что ты задумал?       – «Клин клином вышибают», – откликается Канда, подходя к каталке, опускается рядом и бережно берет лицо Аллена в руки.       – Что? – не понимает Книжник, но Канда уже склоняется над шеей мальчишки.       Он отодвигает тонкую простыню с плеч Аллена и ужасается открывшейся картине. Все основание шеи, ямка ключицы и сзади, вплоть до шейных позвонков, представляет собой один огромный черно-синий кровоподтек. Спереди он опускается причудливой вязью проступивших вен на грудные мышцы слева и почти достигает соска. Полукружье укуса воспалено и немного кровоточит. Канда бросает мимолетный взгляд на почти белые губы, темные провалы синяков под глазами и припухшие веки. Почему он не обратил внимание на его состояние в номере? В комнате было полутемно, а он был занят пестованием своей гордости. Зато теперь больше не сомневается. Канда кусает старую метку, и Аллен вздрагивает сквозь забытье.       – Какого… – начинает было Книжник, а Канда сплевывает высосанную кровь в первый попавшийся лоток и приникает к шее опять.       – Ты его убьешь! – дергается врач, и, словно в ответ на реплику, раздается противный писк сердечного монитора.       В палату прибегают медсестры, выталкивают Канду за дверь и готовятся к реанимации. Еще с полчаса он мается страхом и неизвестностью на неудобной скамейке, стискивает пальцы и пытается и ругать себя за невнимательность, и успокаивать. Наконец, возвращается Книжник.       – Вот ведь чертов идиот… – в сердцах он опять ругается на Канду и, чертыхнувшись, усаживается рядом.       – Как он? – тихо спрашивает Канда, готовясь к любому ответу.       – По-прежнему плохо. Было две остановки сердца. Давление не поднимается, но он пока держится. Мы накачали его под завязку, теперь останется только ждать, – отвечает Книжник и предупреждает. – И не вздумай уйти сейчас.       – Я и не собирался, – откликается тот.       – Тогда пойдем, – Книжник возвращается в палату. Роется на полках у стены, а потом протягивает ему несколько таблеток и стакан с водой. – Пей.       Канда принимает лекарства без возражений и усаживается рядом с постелью. Он осторожно прикасается к холодным пальцам левой руки над простыней. Прикосновение отдается встревоженным писком приборов, но они тут же утихают, приходя в норму. А Канда снова поражается силе воздействия. Он не мог и представить, что для омеги значит эта связь. Это для него она была пустым местом, а Аллену, по всей видимости, без нее не жить. Тогда почему он не чувствовал никогда ничего подобного? Потому что отрицал? Или просто не хотел привязываться?Книжник еще раз проверяет показания и тихо уходит, а Канда продолжает прислушиваться к себе. Под сердцем тянет, а в голове пусто. Нервное напряжение понемногу ослабевает под воздействием успокоительного. Канда отменяет все свои дела и вкратце рассказывает Комуи о произошедшем, предупреждая, что останется в больнице. Прямо сейчас ему нужно восстановить эту эфемерную нить, связывающую их, и ничто не должно ему мешать. Он продолжает держать Аллена за руку, сосредотачиваясь на длинных ресницах. Мелкий красив той необычной красотой, что всегда бросается в глаза. И сейчас он выглядит еще моложе, чем есть на самом деле. Канда не любит детей, но как бы он ни выглядел, он не заслужил той боли, которую испытал. Он наконец признает это. Может, Мелкий и выглядит как ребенок, но он никогда не был слаб, и Канда не вправе решать за его природу. Он расслабляется настолько, что за ночь успевает даже покемарить пару часов. Вечером приходит Кроль со своей парой. Он стоически выдерживает все их упреки и понукания. Оправдываться сейчас нет нужды. Главное, чтобы Аллен очнулся, а дальше он постарается снова все не испортить.       Аллен просыпается на вторые сутки. Канда возвращается из буфета со стаканчиком кофе, когда медсестры проверяют его состояние и проводят процедуры. Мечник устраивается в кресле у противоположной стены, чтобы не мешать, а когда они заканчивают, подсаживается ближе.       – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, вглядываясь в бледное лицо.       – Лучше всех, – отстраненно говорит Аллен слабым голосом. Маску для поддержки дыхания только что сняли, но все равно каждый вздох отзывается тянущей болью в груди. – Не хочу тебя видеть.       А он и так на него не смотрит, отмечает про себя Канда.       – Я еще приду, – Канда поднимается и выходит из палаты.       В груди тянет, и он мысленно чертыхается. Мелкий сейчас не в том состоянии, чтобы с ним спорить, а все равно упирается. Канда один раз уже сломал его и не собирается повторять своих ошибок.       В коридоре его ловит Книжник.       – Куда собрался? – он хмурит брови и складывает руки на груди.       – Приду вечером, Мелкий не хочет меня видеть, – пожимает плечами Канда.       – Где-то дак ты стоишь на своем до последнего, а тут решил дать слабину? – Книжник не отступает.       – Не дергайся, я приду, – давит Канда и выдерживает сумрачный взгляд, отвечая не менее острым.       В холле он натыкается на Лави, и разговор повторяется.       К вечеру собирается гроза. Канда недолго смотрит на далекие зарницы за окном, а потом оборачивается к постели. Аллен спит беспокойно, изредка чуть слышно постанывая и морщась. Канда вновь берет его за руку, и тот успокаивается, просыпаясь. Он бросает на него вороватый взгляд и тут же отводит в сторону. По пальцам проходит судорога, и он пытается вытащить их из руки Канды, но тот не позволяет, сжимая крепче. Как бы сильно не упирался Мелкий, они все равно поговорят.       – Я скажу это еще раз: я тебя хочу. И не намерен больше отталкивать, – спокойно произносит он.       – С чего ты взял, что я тебе поверю? – хмурится Аллен.       – За тебя это уже сделало твое тело, – пожимает плечами Канда, как само собой разумеющееся.       – Это все равно не дает тебе права… – упорствует Аллен. Он слишком слаб, но все равно не собирается сдаваться.       – Знаю, – останавливает его Канда и переплетает свои пальцы с пальцами Аллена. Тот отворачивается от него, прикрывает глаза и осторожно вздыхает.       Вот и поговорили. Он не чувствует ничего, кроме обиды. Да, может быть, это слишком глупо и по-детски, но, вспоминая месяцы терзаний и боли, он не может не думать об этом с удушающей горечью. Тепло от ладони в его руке медленно пробирается по плечу и заползает на грудь, принося с собой долгожданное облегчение. Боль ослабла, хоть и толкается иногда от неосторожных движений. Близость действительно успокоила связь, но это не значит, что теперь Аллен будет потакать ей. Раз Канда может игнорировать и чувства и связь, Аллен попытается тоже. Ведь что бы Канда ни говорил, а поверить ему снова будет очень сложно.       Канда приходит каждый день. Иногда днем, иногда вечером, и остается ночевать. Они мало говорят, перебрасываясь будничными, ничего не значащими фразами, но Аллену с каждым днем становится все лучше, и атмосфера между ними также понемногу теплеет.       Аллен выпрашивает у Тикки ноутбук и вовсе перестает скучать – он развлекается на бирже и скачках, параллельно поправляя свое материальное положение. А через две недели встречает Алистера Кроули.       Не так давно ему разрешили вставать, и он старательно разминает мышцы, упорно, хоть и неловко, двигаясь по коридорам. Книжник запретил ему курить, но легкий наркотик помогает справиться с болью и нервным перенапряжением, и Аллен не может так быстро отказаться от приобретенной привычки. Однажды на лестнице запасного выхода, где в тайне покуривает медперсонал и иногда пациенты, он встречает грустного молодого мужчину с темными волосами. Тот выглядит сломленным и потерянным, и любопытство и сопереживание Аллена не дают ему пройти мимо. Пара Кроули оказывается тяжело больна, и Аллен тут же как может старается его утешить. У дежурных медсестер, сыпля вежливыми улыбками и очаровывая одну за другой, он узнает подробности. Миранда Лотто впала в кому без видимых на то причин. Она была весьма болезненной и слабой девушкой, частенько травмировалась, но у нее не было недугов, что могли бы привести к такому состоянию. Сколько врачи ни бились, а даже Книжник терялся в догадках.       А вечером, когда пришел Лави, Аллен узнал вторую часть печальной истории Алистера и Миранды. Они оба не так давно присоединились к «Ордену». У Кроули была любимая девушка, Элиада. Хоть они и не были парой, как сама признавала Элиада, но они любили друг друга и собирались быть вместе всю жизнь. Но она погибла в случайной автокатастрофе, и это настолько подкосило Алистера, что он чуть не отправился следом за ней. Благо друзья из «Ордена» вовремя удержали его от глупостей. А чуть позже там появилась Миранда. Неуклюжая, жалкая, слабая, с вечным насморком и бессонницей. Она осознала Алистера как своего альфу, и это сделало ее еще более рассеянной и меланхоличной. «Орден» полнился слухами, и когда история Кроули дошла до Миранды, она не выдержала. Ее привезли вскоре после Аллена, а Алистер, внезапно осознав в хмурой девушке свою омегу, теперь не отходил от нее ни днем, ни ночью. Аллен горько усмехается такой печальной судьбе и не может не проводить параллели. Он даже высказывает Книжнику свои предположения о том, что Миранда могла так же, как и он, пострадать от своего собственного осознания. На что Книжник сомневается и говорит, что не имеет возможности проверить догадки опытным путем, потому что ограничен ресурсами больницы. Тогда Аллен находит себе новую «цель», зависая на сайтах министерства здравоохранения, социальных и благотворительных организаций, восстановительных программ и проектов.       Видя слабую улыбку, все чаще появляющуюся на губах Аллена, Канда поневоле радуется вместе с ним. Даже если не он стал причиной хорошего настроения, это пойдет Аллену на пользу. Тот продолжает демонстративно игнорировать его попытки сближения, но Канда не намерен уступать. Он старается не давить, впервые проявляя такое чувство такта, и этим ввергает Лави в благоговейный трепет. Кроль же вообще ведет себя как заботливая мамаша, трясясь над Алленом уж слишком интенсивно. Это раздражает и Аллена, и Канду в равной степени, но сопротивляться его напору невозможно. Аллен проводит в больнице целый месяц, и лишь на пятой неделе Книжник начинает готовить его к выписке, удовлетворившись, наконец, результатами его анализов. Тогда же больница получает неожиданное субсидирование, а потом вдруг выигрывает тендер на исследования болезней мозга и нервной системы. По больнице проходит восторженно-радостный ропот, а Книжник подозревает Аллена в махинациях. На что тот смеется и заверяет, что не занимается мошенничеством. Книжник же не может не сомневаться в «Ордене», но Аллен «Ордену» не принадлежит и не будет. Канда на подобное заявление лишь мысленно усмехается. Это определенно так, ведь «Орден» не занимается благотворительностью. Это открывает ему еще одну сторону Аллена, которой он не может не поражаться. Ни один из них не поступил бы так же. Их организация построена по принципу «только брать» и отдавать без выгоды не намерена ничего. Когда же он указывает на это Аллену, тот смотрит на него со странным выражением лица и говорит, что иногда нужно уметь быть благодарным. И Канда снова удивляется: настолько простые ценности давно уже были изжиты им как класс. А Аллен же, вращаясь в том же мире, что и он, был настолько другим и непохожим, что казался нонсенсом, сбоем в привычной системе.       Перед выпиской Аллен навещает Алистера и Миранду. Изменений так и нет, но врачи дают благоприятный прогноз, и Кроули выдавливает из себя вымученную улыбку. Аллен искренне желает им выздоровления и возвращается в палату за вещами.       – Это все? – Канда уже ждет его, а следом за Алленом входит охранник и подхватывает сумки.       – Тебя это волновать не должно.       – Даже не думай, – Канда хмурится и подходит к нему вплотную. – Ты едешь со мной.       Аллен смотрит в ответ и не собирается отступать. Тогда Канда смыкает пальцы на его левом запястье и просто тянет за собой, не слушая возражений. Аллен упирается больше для вида. За этот месяц он настолько привык к Канде, что не находит в себе сил дать настоящий отпор. Он хочет сохранить эту близость, попробовать еще раз, дать шанс. И вместе с тем, он слишком хорошо понимает, насколько опасен этот шанс и какими могут быть последствия. Но рисковать он привык уже очень давно, поэтому, когда видит в доме Канды свои вещи, все-таки сдается.                     Глава 6              Неделю за неделей Канда постепенно усиливает напор, но Аллен еще держится. Канда попытался было его контролировать, но тот четко и ясно дал понять, что не позволит помыкать собой. Они спят в разных комнатах, проведя незримую границу дозволенного. Так же мало разговаривают как и в больнице, но Аллен не чурается говорить обо всем, что ему не нравится. Например, то, что Канда пытается влезть в его работу или мешает общению с Лави и Тикки. Доходит до абсурда, но Аллен каждый раз упорно отправляет приставленных водителя и охрану домой. Канда злится, но Аллен не кисейная барышня, чтобы ходить за ним попятам. И только в отношении визитов к Книжнику Канда остается непреклонен, каждую неделю сопровождая его в больницу.       В конце месяца они возвращаются как обычно с очередного приема. Теплый вечер тих и будничен. Аллен в отличном расположении духа – он виделся с Алистером – Миранда очнулась. С Кроули они успели подружиться, и Аллен беззаботно рад их счастью. Машина останавливается у железнодорожного переезда. Аллен выстукивает незатейливый мотивчик по подлокотнику и вдруг замечает шатающуюся фигуру невдалеке слева от дороги. Она поднимается по насыпи к полотну. С полминуты он наблюдает за хаотичными движениями, как будто человек пьян, и начинает волноваться.       – Это же опасно, – обеспокоенно говорит он и выходит из машины.       – Куда? – дергается за ним Канда.       Аллен слышит гул приближающегося поезда и, видя, что человек не уходит с путей, торопливо шагает к насыпи. Он почти бежит, оглянувшись на движущийся огонек и прикинув расстояние. Сзади слышится визг тормозов еще одной машины, а Аллен припускает со всех ног, поняв, что может не успеть. За нарастающим шумом он слышит истошный вопль: «Деро!!!», но не останавливается. В рассеянном луче фонаря мелькают светлые волосы, и Аллен чуть не падает, узнав Джасдеро. Локомотив, не переставая, гудит, двигаясь навстречу, включаются тормоза, но скорость почти не падает. В самый последний момент Аллен успевает прыгнуть перед надвигающейся махиной и оттолкнуть парня в сторону, отправляясь вместе с ним в полет по насыпи. Их протаскивает по камням. Аллен группируется, обхватив парня руками и ногами, и направляет их кубарем, чтобы сбить скорость.       После того, как движение заканчивается, он лежит не шевелясь с десяток секунд, оценивая свое состояние и приходя в себя. Опять болит левая рука. Правая нога горит влажным огнем – кажется, он за что-то зацепился. Многочисленные ушибы и царапины отзываются по всему телу, но больше, вроде бы, повреждений нет. Аллен приподнимает с себя тяжелую фигуру. Это и правда Джасдеро. Он так же сильно поцарапан и находится в полубессознательном состоянии, что-то мыча с закрытыми глазами. Но более серьезных повреждений не видно. Аллен осторожно укладывает его на землю и садится рядом. Осматривает, прикладывает руку к шее, проверяя пульс, и удовлетворенно выдыхает, когда тот оказывается нормальным. Наконец грохот на насыпи стихает, поезд проходит, и он слышит торопливый топот.       – Деро! Деро! – оскальзываясь, и сам чуть не падая, Дебитто, брат Джасдеро, в панике хватает того за плечи и пытается привести в чувство.       От шока его трясет и, теряя последний рассудок, он начинает раскачиваться из стороны в сторону, баюкая тело в своих руках. Двое бежавших следом за Дебитто так же торопливо подскакивают и начинают их осматривать. С одним Аллен даже вроде как знаком.       – Аллен? Это ты? – удивляется темноволосый парень, стриженный «ежиком», когда склоняется к нему.       – Это я, Мей. Какого черта здесь происходит? – он старается поднять руку, но та опять повисает.       Парень по имени Мей осторожно тянет его штанину, чтобы рассмотреть глубокий длинный порез на икре, и сдергивает с себя рубашку. Второй, незнакомый, суетится над Джасдеби, пытаясь обоих вывести из ступора.       – Джасдеро похитили, но когда мы нашли логово тех ублюдков, он уже сбежал. А пока искали, вышли на след в этих окрестностях. Они его чем-то обкололи, – рассказывает Мей, наскоро перетягивая ногу Аллена.       – Деби, Деби, успокойся, – зовет Аллен, а когда Мей заканчивает, он пододвигается к нему. – Деби! Приди в себя. Нам нужно в больницу.       – Ал… – Дебитто немного расслабляется, узнав Аллена, но продолжает покачиваться.       – Давай, нужно встать и отнести Деро к машине, – уговаривает его Аллен.       Второй парень подходит с другой стороны и осторожно помогает Дебитто поднять Джасдеро на ноги. Они закидывают его руки себе на плечи и начинают медленно подниматься к полотну. Мей обхватывает Аллена за талию, поднимает и помогает идти. Они оказываются на рельсах, потом медленно спускаются и выходят на дорогу к машине. Аллен на автомате отмечает, что Канда уехал, но не заостряет на этом внимания. Сейчас не о том нужно думать. Они осторожно сгружают Деро в машину, усаживаются сами и едут в больницу. На счастье, ближайшей оказывается больница Книжника. Их встречают в приемном покое и привычно начинают суетиться. Многострадальная рука Аллена опять оказывается выбитой из сустава, и ее вправляют, фиксируя плотной тугой повязкой, царапины обрабатывают, а глубокий порез на ноге аккуратно зашивают. И совсем скоро к Аллену заглядывает Книжник.       – И часа не прошло, как ты от меня уехал, и вот ты снова здесь весь переломанный, – злится он.       – Так получилось, – вздыхает Аллен. – Как Джасдеро?       – Отравление опиатами, к утру приведем его в чувство. Ссадины, царапины, – отвечает Книжник и опять хмурится. – И как «так получилось»?       – Мы упали с каменной насыпи, – туманно отвечает Аллен. Обычно Книжник не интересуется их «приключениями».       – А Канда в это время стоял в сторонке и любовался? – разъяряется тот. – Я пытаюсь выяснить, что вы опять творите со своей связью? Чего мне ждать?       – Все будет в порядке, – теряется Аллен под напором.       – Повторяй это себе почаще. Ты прекрасно знаешь, в каком ты состоянии, – ехидничает доктор. – Рассказывай.       Аллен сжато пересказывает основные моменты. Как только старик слышит про поезд, он начинает нервно ходить из угла в угол.       – Хочешь сказать, Канда просто взял и уехал? – не верит он.       – Ну да. Он, кажется, выходил из машины следом за мной, но когда мы поднялись, его уже не было, – объясняет Аллен.       – Удивительно, что он просто так уехал, – цедит сквозь зубы Книжник и останавливает на Аллене тяжелый взгляд. – Будь ты моей парой, я бы тебя прибил прямо там, на месте.       Аллен непонимающе приоткрывает рот, а Книжник взрывается.       – Глупый омега! А если бы твой альфа на твоих глазах бросился под поезд, ты бы так спокойно отреагировал?! – беснуется он. – Ты хочешь, чтобы он опять отказался от вашей связи, и помереть где-нибудь под забором, захлебнувшись собственной кровью?! Ты хоть подумал, что он чувствовал?       – Я не… – Аллен ошарашено замолкает. О Канде в тот момент он не думал вообще. Книжник прав – тот бы разорвал его на кусочки, если бы остался там, а раз уехал, то все намного хуже.       – Не смей являться сюда, если он тебя опять оттолкнет, – в сердцах бормочет Книжник, и Аллен примирительно поднимает руки.       – Я поговорю с ним и успокою. Вы можете отпустить меня сейчас?       – Иди, черт с тобой, – разрешает доктор. Глупые, самонадеянные юнцы, нежелающие друг друга признавать. Он все боялся, что у Лави будут проблемы с парой, но беда пришла, откуда не ждали – Лави познакомил его со своими друзьями.       Аллен заглядывает к Джасдеби. Тихонько успокаивает Дебитто, но тот до сих пор навряд ли адекватно воспринимает реальность, хватаясь за руку Джасдеро как утопающий за соломинку. Аллен просит Мея присмотреть за братьями и звонить, если что-то случится, потому что, когда первый шок пройдет, они оба могут натворить много необдуманных поступков. Он хромает на улицу, ловит такси и с тяжелым сердцем называет адрес. Книжник наверняка не преувеличивал и смог живописать все так, что Аллен начинает по-настоящему бояться реакции Канды. В лифте он пытается не паниковать, но, видя каменные лица охранников у квартиры, понимает, что все бесполезно.       – Господин очень «не в духе», – сочувствующим голосом предупреждает один.       – Знаю, но если не пойду, будет еще хуже, – вздыхает Аллен.       – Хуже уже, кажется, некуда, – подхватывает второй. – Будь осторожен.       Аллен выдавливает из себя слабую улыбку и заходит в квартиру. Осторожно снимает ботинки и хромает на кухню – ему безумно хочется кофе. Вот только мечтам его сбыться не суждено – кухня в руинах. Посудные осколки ровным слоем покрывают почти весь пол, обеденный стол лежит на боку, кофеварка разбита вдребезги, а микроволновка выворочена из встроенного шкафчика и жалостливо светит вырванным из розетки шнуром питания. Аллен боязливо осматривает «поле боя» и решается. Он все равно уже здесь – пора «на эшафот». Канда обнаруживается в полутемной гостиной. Силуэт, застывший около окна, слепит угольной чернотой, и Аллен вдруг обнаруживает, что уже почти полночь. С инцидента прошло около трех часов, и, если Канда ограничился только кухней, то вполне возможно, что все-таки пронесет. Он останавливается у двери, щелкает выключателем и смотрит в спину мечника. Как ему теперь объясняться?       – Канда, я… – начинает было он и осекается. Недолго молчит, а потом берет себя в руки и продолжает. – Я не хотел, чтобы так все вышло.       – Если бы не хотел, то не прыгал бы под поезд! – сатанеет Канда, разворачивается, быстро подходит к нему и хватает за грудки. – Тебе жить надоело?!       – Нет, – отвечает он, хоть это и был риторический вопрос. Глядя в обезумевшие глаза, сам он почему-то успокаивается, отцепляя руки Канды от своей куртки. – Я был уверен, что успею.       – С-скотина! – шипит Канда, начинает метаться по комнате, хватает пульт от телевизора с журнального столика и запускает его в стену. – Чертов провидец! Он был уверен!       – Да, уверен, – спокойно продолжает Аллен. – И если бы ты чувствовал меня по связи, был бы уверен так же.       Канда замирает, как будто на него вылили ведро холодной воды. Он медленно оборачивается к Аллену с потерянным видом.       – Я чувствую твой гнев. И твою боль сейчас, – Аллен задумчиво смотрит на него. – Но для тебя все осталось по-старому.       Он нагло уводит его с темы, но, пожалуй, это единственный шанс избежать нового рукоприкладства. Канда молчит в ответ, а Аллен, постояв еще немного, разворачивается и хромает в коридор. Здесь ему больше делать нечего.       Когда он берется за ручку входной двери, его догоняет неистовый вопль: «Стоять!!!» и обжигает ледяным бешенством. Похоже, он поторопился. Отпускать его так просто не собираются. Канда с силой бьет кулаками по двери по обеим сторонам от головы Аллена и тяжело, хрипло дышит ему в затылок, как будто расстояние от гостиной было километровым. Аллена снова окатывает страхом. Ему нужно было успокоить Канду, а не злить еще больше. А еще присмирить, наконец, свою гордость и сделать шаг навстречу по-настоящему, а не устраивать тут «смертельное танго». Он замирает, не шевелясь, и уже было собирается защищаться, как из кармана его куртки слышится пиликанье мобильника. В повисшей тишине оно кажется оглушительным. Он медленно достает телефон, все также оставаясь спиной к Канде, и принимает вызов.       – Да. Мей, успокойся. Дай ему трубку. Нет? Включи громкую связь. Деби, прекрати. Как все произошло, и кто это сделал? – отрывисто бросает он и, морщась, выслушивает гневные крики. – Я тебя понял. А теперь включи мозги. Нет. Нет. И еще раз: ты прекрасно знаешь, что тебе не справиться. Вас просто поубивают.       Как он и предполагал, как только первый шок прошел, Дебитто сорвало «с катушек» и он желает отомстить за причиненный его омеге вред. Аллен ненадолго замолкает. Дебитто продолжает бесноваться, но уже не так громко.       – Есть идея, – внезапно говорит Аллен, и Деби утихает совсем, переключая внимание. – Сдадим их Линку. Нет. Да. Я смогу договориться. Не ввязывайтесь в потасовку, просто приведите их в район Парка развлечений. Да. Да, они все устроят в лучшем виде. Сколько тебе нужно времени? Тогда ты знаешь, что делать. Идите.       Аллен нажимает отбой и разворачивается к Канде лицом, опираясь спиной на дверь. А тот остается в прежней позе, не шевелясь, как будто намерен навечно заточить Аллена между собой и стеной. Тот недолго роется в телефонной книге, игнорируя по-прежнему свирепый взгляд, находит номер, и, вместе с соединением, на его губах расцветает приторная улыбка.       – Здравствуй, Говард, – Аллен старается не смотреть на Канду. Тот прекрасно слышит его собеседников с такого близкого расстояния и, если хоть немного остынет, то поймет, что тот задумал.       – Здравствуй, Пианист, – приятный голос сосредоточенно тих.       – Как идет подготовка к празднику? – усмехается Аллен. Шутки шутками, а Говард Линк из тех, кто, как и Канда, на свой счет их никогда не воспринимает.       – Не напоминай, надоели до жути, – теперь голос раздражается и фыркает.       – Терпи, – лукавит Аллен и добавляет томных ноток в тембр. – У меня есть для тебя подарок: минут через 40 в Парке будут «Акума». С полной амуницией.       – Ты так шутишь? – Говард подбирается, и слышно, как он встает и начинает чем-то шуршать.       – Отнюдь. Можешь брать их.       – Что ж, тогда спасибо, – он предвкушающе рад.       – Наслаждайся. На будущий год подарю тебе твою омегу, – посмеивается Аллен.       – Заметано, – собеседник отключается.       Аллен устало опускает руку, стирает с лица улыбку и поднимает взгляд на застывшего над ним Канду. Его выражение лица сложно прочитать, но гнев поутих и, похоже, немедленной расправы не последует. Аллен осторожно пригибается, проскальзывает под рукой Канды и медленно идет в свою комнату. Канда дергается за ним, но через пару шагов замирает.       Аллен переодевается и идет на кухню. Он аккуратно ступает по осколкам, добираясь до плиты и чайника – к счастью, тот металлический и не пострадал. Пока закипает вода, Аллен, кряхтя, переворачивает и ставит на место стол. Залезает в холодильник и выуживает блюдо с виноградом. Присаживается, вновь достает телефон, сосредоточенно что-то в нем просматривает и параллельно одной рукой дергает с ветки виноградины. Канда замирает на пороге, складывает руки на груди, молча за ним наблюдая.       Злость вихрем прошлась по сознанию, оставляя после себя опустошение и холод. Слова Мелкого про то, что он его не чувствует, ударили под дых и осели мерзкой пылью на сердце. Да, он поражался влиянию связи на омегу, но никогда не думал, что будет чувствовать вину за то, что сам такому влиянию не подвержен. Когда он увидел, как тонкое тело исчезает во вспышке фар локомотива, внутри него все оборвалось ледяным страхом. Он удушающим морозом сковал тело, и Канда с минуту не может пошевелиться. Звуки вокруг умирают, и остается только грохот сердца где-то в горле. А потом реальность возвращается встревоженными репликами охраны, перестуком колес поезда и истошными воплями от подъехавших сзади. В оцепенении он усаживается обратно в машину, охрана следует за ним.       – Господин Канда… – начинает водитель, но тот его обрывает.       – Домой.       – Но…       – Домой! – рычит Канда и чувствует, как поднимается гнев вместе с нарастающей скоростью автомобиля.       Чертов. Мелкий. Придурок! Канда расшвыривает вещи вокруг себя, пытаясь выместить накрывающую злобу. Вместе со звоном стекла внутри него ломается вся его выдержка. Вот так просто! Сигануть под поезд! Он что, совсем страх потерял?! О чем он вообще думает?! Канда с силой отшвыривает от себя стол. Руки трясутся, зубы стиснуты так, что скулы сводит. Он в бешенстве накидывается на любимую алленовскую кофеварку и с особым садизмом раскалывает ее на кусочки. Ему ведь плевать, что подумает Канда. Ему все равно, что с ним будет. Он рискует своей жизнью как будто это в порядке вещей. О какой связи тогда идет речь? Он восемь месяцев боролся с меткой, а тут прыгает под поезд, ни о чем не заботясь. Что у него в голове, у этого мелкого недоразумения?!       Канда бушует с полчаса пока не выдыхается. Ему вдруг приходит в голову, что Аллен наверняка даже не подумал о том, что делает. Да и о Канде тоже не подумал. О том, что тот почувствует, когда это увидит. Разве обычная омега когда-нибудь повела бы себя так? Разве тот, кто связан, рискнул бы своей жизнью? Тогда какого черта? Канда обессилено опускается на диван и тяжело дышит, пытаясь успокоиться и прийти в себя. Водитель сказал, что двое на насыпи вроде как живы. Значит, Мелкий или в больнице, или скоро вернется. Что ж, он дождется. Они оба.       От свистка чайника они вздрагивают. Аллен осторожно выбирается из-за стола и заваривает чай. Роется в шкафчиках в поисках тары и находит несколько уцелевших кружек. Немного подумав, наливает в две. Одну ставит с краю Канды, а с другой усаживается на табурет. Аллен утыкается обратно в телефон, а Канда игнорирует эту грубую, наивную попытку примирения. Мечник не сводит с него ожесточенного взгляда, отмечая руку в перевязи, хромоту и царапины. Ему было бы плевать, если бы это был обычный орденовец или просто прохожий. Но тот был омегой, с которым он провел вместе вот уже почти два месяца. Которого он держал за руку, моля судьбу быть более благосклонной. Он больше не сможет оставить все как есть.       За мысленными терзаниями проходит около получаса, пока телефон Аллена снова не оживает.       – Да. Да, хорошо, – кивает Аллен, и его лицо проясняется.       Он убирает телефон в карман, чуть дергает губы в улыбке и встает. Канда до сих пор в проходе, и Аллен останавливается в шаге от него.       – Знаешь… – начинает он и запинается, встречаясь с холодным, сосредоточенным взглядом. – Мне, наверное, лучше вернуться в свою квартиру.       Канда прицыкивает языком. Внутри вдруг просыпается инстинкт, и он тут же следует порыву, хватая его за здоровую руку.       – Только попробуй.       Аллен ошарашено молчит, а Канда тащит его в свою комнату и толкает к кровати.       – Я не думаю, что сейчас это хорошая идея, – заикается Аллен, и смущаясь, и паникуя одновременно. Если бы злость Канды можно было утихомирить сексом… Хотя, почему нет? И пока в нем борются гордость и страх, Канда давит ему на плечо, усаживая. Потом опрокидывает на спину и ложится рядом.       – С сегодняшнего дня ты спишь здесь, – безаппеляционным тоном говорит он и сгребает Аллена в охапку. Тот с силой втягивает воздух сквозь зубы от боли, и Канда злобно фыркает. – Терпи.       Аллен ерзает, возвращая ему злобный взгляд через больное плечо, но Канда лишь сильнее прижимает его к своей груди.       – Терпи. И готовься. Это еще «цветочки», – обещает он, и Аллен тут же по-новой вспыхивает. Он пробует вырваться еще раз, а потом все-таки успокаивается.       Канда дергает край покрывала и укрывает их обоих. Это первый раз с той ночи, когда они так близко друг к другу. От соприкосновения тел поднимается уютное тепло, но для Аллена оно обжигающе горячее. Он задыхается этим жаром, и к глазам подступают слезы.       Канда за его спиной тяжело дышит ему в затылок, коленями упирается в бедра и плотно прилегает грудью. Его злость растворяется в этом жаре. По крайней мере, пока омега в его руках, он от него никуда не денется.       – Я правда… не хотел… – сдавленно выдыхает Аллен, борясь с приступами нежности и паники.       – Знаю, – тихо шепчет Канда на ухо.       Засыпают оба только под утро. Медленно привыкая и наслаждаясь близостью.       К полудню следующего дня Аллен возвращается в больницу. Делает перевязку и навещает Джасдеро. Дебитто сопит у того на плече, полулежа на стуле, а Джасдеро улыбается, лениво перебирая его волосы на затылке.       – Ну как ты? – тихо спрашивает Аллен, тоже начиная улыбаться.       – Нормально, – кивает Джасдеро. – Ты спас мне жизнь.       – Сочтемся, – тихонько смеется Аллен, а потом серьезнеет. – Как ты умудрился попасться «Акума»?       – И не спрашивай, – отмахивается тот. – Мы и раньше с ними цапались, но теперь они перешли все границы. Я лично разорву их на мелкие кусочки.       – Можешь не дергаться, – сонно ворчит с его плеча проснувшийся Дебитто. – У нашего Аллена уже все схвачено.       – И как всегда, я во всем виноват, – притворно сокрушается Аллен, а потом серьезно продолжает. – Ты прекрасно знаешь, что сами бы вы со всем не справились. И в итоге на меня ворчал бы Деро за то, что вовремя тебя не остановил.       Аллен разводит руками. Близнецы Джасдеро и Дебитто, «Джасдеби», как они себя называли, были похожи только внутренне, но не внешне. Сложно было с первого взгляда сказать, что они братья, но характер они делили один на двоих. Они – идеальная пара. Такое случалось достаточно редко, но не было исключением, когда близнецы связывались друг с другом. Впервые встретив их, Аллен поразился тому единому организму, что они из себя представляли. Помимо родственной связи, «близняжьего» инстинкта, когда один обжигался, а у второго вскакивал волдырь, и просто развитой интуиции, связь «альфа-омега» делала их естественным продолжением друг друга. Они обладают взрывным характером и всегда лезут на рожон, не боясь никого и ничего, зная, что их спину всегда прикроет брат, друг и любовник в одном лице. В приступах одиночества Аллен даже завидовал им иногда хорошей, «белой» завистью. А в остальное время не мог за них не радоваться. В Семье они были одними из немногих, кто легко и беспристрастно принял его целиком, со всеми заморочками. Это и подкупало. Джасдеби уехали вместе с Тикки и, как и он, остались в другой стране, развлекаясь с новой бандой и приключениями.       Аллен смотрит, как переругивается парочка, лениво рассказывая о событиях прошлого вечера, и не перестает улыбаться. По ним он тоже иногда скучал.       – И вы просто сдали их полиции? – удивляется Джасдеро и переводит вопросительно-осуждающий взгляд на Аллена.       – Это была его идея, – бурчит Дебитто и продолжает ластиться к брату.       – А ты был в таком состоянии, что они уделали бы тебя и всю вашу компанию за пять минут с тем арсеналом, что у них есть, – Аллен пожимает плечом, не видя в этом ничего предосудительного, хоть и прекрасно понимает их желание отомстить лично. – И не полиции, а спецотделу. Линк был рад до чертиков.       – Как всегда, Пианист, «и вашим, и нашим», – беззлобно констатирует Дебитто.       – «И везде, и всюду», – подхватывает Аллен старую присказку и встает. – Выздоравливай.       – Ты тоже, Аллен, – откликаются хором, и он выходит из палаты.       Аллен возвращается домой. Приходящая горничная не только привела кухню в порядок, но и приобрела недостающую посуду. Разве что не кофеварку, но Аллен купит ее сам, позже. А пока можно заняться ужином, раз уж она и холодильник набила доверху. Аллен неплохо владеет кулинарным искусством и частенько радует себя домашней пищей, правда, зная свои аппетиты, быстро устает готовить ту прорву блюд, что хочет попробовать. Да и времени это занимает много.       После смерти приемного отца, он пять лет беспризорничал. Воровал, мухлевал в карты, мошенничал, убегал от полиции и бандитов и почти постоянно хотел есть. Потому что еда стоила тех денег, которых у него никогда не было. Жизнь со знакомым отца, Марианом Кроссом, тоже была не сахар. Вечно пьяный любитель женщин таскал его за собой по разным городам, заставляя выполнять самую черную работу, оплачивать бесконечные счета, на которые уходили почти все случайно перепавшие деньги, и о еде, конечно же, думал в последнюю очередь. Когда его, 11-тилетнего парнишку, сбежавшего от такой «любвеобильной» опеки, приютили Нои, ему стало спокойнее. Он занимался всем тем же самым, что и на улице, правда с размахом и последствиями раза в два больше. Зато не боялся ничего и никого, зная, что за его спиной стоят гораздо более сильные люди, и не голодал, потому что в деньгах его больше никто не ограничивал.       Он воркует на кухне, кусочничает, портит себе аппетит и, когда главное блюдо готово, сомневается – ждать ли Канду на совместный ужин? Они еще не завели такой привычки. Но теперь тот наверняка сможет оценить его кулинарные способности, а заодно и принять извинения. Подумав с минуту, он машет рукой – он слишком голоден, а Канда себе разогреет, если что. Но вечером тот не появляется. Аллен несколько часов хакерит по местным банковским холдингам и отвлекается только когда переваливает за полночь. А потом он вспоминает про телефон и видит смс от Канды и несколько пропущенных от Лави. «Уехал по делам на неделю», – гласит смс, и Аллен вздыхает. От чего только понять не может: от облегчения или неясной тревоги. И перезванивает Лави.       – Канда уехал, – зачем-то жалуется он ему и тут же отдергивает себя. – В смысле, привет, чего звонил?       – Я в курсе, – смеется Лави. – И тебе привет. А звонил как раз-таки по поводу его отъезда. Он просил за тобой присмотреть.       – Он тебе рассказал? – скорее утверждает Аллен.       – Не он, Панда, – голос Лави становится серьезным. – Но об этом мы поговорим завтра. И вместе с Тикки.       – Заведите себе ребенка и воспитывайте его, – шутливо бурчит Аллен.       – Непременно, как только вырастешь ты, – парирует рыжий, и Аллен прямо видит, как тот показывает ему язык в трубку.       – Сам такой, – отнекивается Аллен.       – До завтра, – почти угрожает Лави и отключается.       Аллен с полчаса расслабляется, вытягиваясь на мягких диванных подушках, а потом возвращается к компьютеру. А утром его нещадно будит настойчивый звонок в дверь. Он сонно топает в коридор, зевая и подтягивая сползающие пижамные штаны, открывает и замирает в ступоре. Ему кажется, что он все еще спит, и это – один из его привычных кошмаров, но когда кошмар оживает и довольно сильно припечатывает его спиной об стену, зажимая локтем горло, он понимает, что лучше бы не просыпался.       – Если ты думаешь, маленький кусок дерьма, что господин Канда всерьез с тобой свяжется, то ты ошибаешься, – шипит Чаоджи, все сильнее давя на горло Аллена. Тот краснеет от нехватки кислорода, а он наслаждается хриплым дыханием и грубо оттягивает ворот его футболки в сторону, рассматривая только-только начавшую заживать метку. – Это – лишь обманка, пустая формальность, давно уже никому не нужная.       Он брезгливо фыркает и встряхивает тонкое тело под собой.       – Не лезь на рожон, это последнее предупреждение, – злобно цедит Чаоджи и отпускает Аллена, который тут же заходится тяжелым кашлем.       Чаоджи уходит, спокойно прикрывая за собой дверь, а Аллен опускается по стене на корточки, все еще пытаясь отдышаться. Страха не было, злость тоже еще не успела пробраться в агонизирующий мозг. Единственным чувством была растерянность и постепенно ослабевающая нехватка кислорода. Минут десять он сидит, не шевелясь и приходя в себя, а потом выглядывает в коридор к охранникам.       – Пожалуйста, в следующий раз, если я буду один, предупредите меня заранее о приходе этого человека, – выдавливая из себя улыбку, просит он.       – Хорошо, – охрана непонимающе переглядывается и спрашивает. – Что-то случилось?       – Нет, но я хотел бы быть в курсе, – продолжает Аллен пускать пыль в глаза, и охрана еще раз кивает.       Его персональный Ад снова напомнил о себе. Аллен возвращается в свою комнату и начинает мерить ее нервными шагами из угла в угол. Тогда он спустил все на тормозах, отдав большую часть сил на выздоровление. Да, был осторожен, но не стал копать дальше и выяснять, в чем были причины. Лави заикнулся про ревность, и теперь он с ним согласен как никогда. Этот чертов Чаоджи не даст ему спокойной жизни, так рьяно защищая своего господина от его же пары. Что ж, бета никогда не поймет природу связи и не испытает ее уж подавно. Он просто будет следовать за человеком, которого любит, ревниво оберегая ото всех и от всего.       А как Аллену бороться с таким неожиданным соперником? Сказать об этом Канде – не вариант – он сам привык справляться со своими проблемами. И тогда у него два выхода: решить кардинально, физически убрав раздражающий фактор, и лишив при этом «Орден» не последнего сотрудника. Или оставить все как есть, и продолжать страдать от нападок ревнивца. Аллен думает, думает, но так и не может прийти к однозначному ответу. Если бы это был просто «парень из массовки», не приближенный к Канде, он бы самолично убил его, хоть и со стыдливой, но жестокостью. И мучился бы потом угрызениями совести пополам с удовлетворением. Но он не хочет добавлять в и так достаточно сложную жизнь «Ордена» еще и предателя.       Канда стоит во главе его списка приоритетов. А есть еще Лави и, следовательно, Тикки. Есть Кроули и Миранда, которые тоже стали «орденовцами», а еще – его друзьями. Есть «темная лошадка» Комуи, с которым Аллен познакомился после выписки из больницы. Взбалмошный изобретатель с хитрым взглядом узких глаз, который просил «показать ему этого героя, покорившего неприступную гору по имени Канда». Аллен чертыхается и выходит на новый виток раздумий, пока его не отвлекает телефон – Лави напоминает о встрече и зовет его на «первый» завтрак, смеясь, что там где «первый», там и «второй». Он торопливо приводит себя в порядок, одевается, и к выходу из лифта выстраивает план действий. Угрозы и шантаж – это весьма тривиально, но всегда, всегда вполне действенны. С них он и начнет. А если этого окажется мало, он всегда может применить план «Б».       Канда возвращается, как и обещал, на седьмые сутки, ночью. Аллен слышит сквозь сон тихие уверенные шаги, а потом горячие руки притискивают его к себе. Он сдавленно мычит от медвежьей хватки и распахивает глаза, чувствуя жадные губы на шейных позвонках.       – Канда, – выдыхает он, и его тут же переворачивают на спину, а сам мучитель оказывается нависшим над ним на вытянутых руках.       – Помолчи или я за себя не ручаюсь, – раскатисто рычит он и, видя проблеск мимолетного страха в глазах омеги, чуть приподнимает уголки губ в полуулыбке.       Он целует его то страстно, то нежно. Проходясь кончиками пальцев по шраму на щеке, прикусывает узкий подбородок и перебирается на горло, вырывая один за другим приглушенные, сдавленные стоны. Он никогда бы не подумал, что может так соскучиться. Восемь месяцев он думал о нем, но не скучал, а за неделю – семь раз хотел бросить все и рвануть обратно. Канда и поражается этому факту, и злится на себя за эти дурацкие порывы. Но как только окунулся в родной запах погруженной в ночную полутьму квартиры, испытал настолько сильное чувство удовлетворения и предвкушения, что тут же забыл обо всей своей злости. Он берет его медленно, наслаждаясь, трахая с оттяжкой и искусанными губами, и все никак не может насытиться томным взглядом, рваными всхлипами, разметавшимися по подушке белыми, будто светящимися в темноте, волосами и осторожным выдохом на ухо: «Мой». Он бы поспорил, но не сейчас, когда ноги Аллена оплетают его поясницу, а здоровая рука оставляет неглубокие царапины на плече. «Это ты – мой, Мелкий», – думает он про себя. «Потому что моя метка останется с тобой на всю жизнь, а твои царапины заживут через пару дней. Хотя… Если ты не будешь больше зажиматься и динамить меня, то они будут появляться чаще».       Послеоргазменная нега медленно проходит, но чувство удовлетворения, «сытости» и счастья не теряет своей силы, и Канда вдруг понимает, что это не только егочувства. «Дошло, наконец», – слышится на краю сознания знакомый лукавый голос, и он привстает на локте. Канда удивленно рассматривает лицо Аллена, и тот приоткрывает один глаз.       – Ну, так дошло или все еще сомневаешься? – тихо спрашивает он. Без злобы, без обиды. Фон его чувств ровный, расслабленный и довольный.       – Это связь, – зачем-то говорит Канда, хотя и так уже понятно, что происходит.       – Она самая. И чем дольше мы будем вместе, тем она будет сильнее, – говорит Аллен.       Для омег связь физически важна. С момента, как их метят, они «настроены» на своего партнера и с каждым днем чувствуют его все сильнее и лучше, независимо о того, рядом альфа или нет. А вот для связи альфы расстояние действительно играет роль, и они учатся чувствовать омегу через близость, контакт. Умение слышать отдельные мысли было не редким, но говорило об излишней эмоциональности, импульсивности партнеров. Такая связь будет по-настоящему сильной и глубокой.       – И так всегда будет? – Канда имеет в виду чтение мыслей, и Аллен понимает подтекст без слов.       – Как захочешь, – пожимает он плечом.       Вот он и сказал это. Может быть хотя бы сейчас, находясь так близко и «связанными», Канда поймет, что только от него зависит какой будет их связь и что она с ними сделает. Наполнит ли счастьем каждый прожитый день или выжжет дотла их сознание.                     Глава 7              Вот уже почти четыре месяца Аллен живет в Раю. Честно, ему не было так хорошо, с тех пор как он впервые обыграл Тикки в покер, а это случилось в первый же день их знакомства. Такое удивительное чувство победы достигается либо неимоверной удачей, либо неимоверными усилиями. И если в первый раз ему повезло, то во второй – действительно пришлось выстрадать свою победу. Легкая эйфория и безудержное ликование наполняют теперь почти каждое его действие. От простой побудки по утрам, до встреч с наглыми, хамоватыми заказчиками-толстосумами, уличившими очередную женушку в измене. Но он почти не обращает на это внимания, полностью погружаясь в положительные эмоции. И только в глубине сознания изредка ворочается червь сомнений. Они проводят с Кандой почти каждую ночь, но «всплесков» связи хватает лишь до утра, днем же она возвращает привычно-ровный эмоциональный отклик. Даже первая «совместная» течка проходит спокойно. Книжник наконец меняет его медикаментозный курс и позволяет больше не принимать препараты, блокирующие гормоны. Теперь Аллен чувствует Канду, как себя самого, но с той ночи, после командировки, ни один из них больше не слышит мыслей другого. А чувствует ли его Канда так же, как и он его, Аллен может лишь догадываться. Ему все время мерещится, что между ними стоит стена. Тонкая, эфемерная, похожая на мыльный пузырь, но из-за нее у него и нет полной уверенности в своей паре. Аллен уже было подумывал напрямую спросить об этом у Канды, но побоялся обвинений в «соплежуйстве» и «приверженности бесполезному романтичному бреду».       Для Канды же связь медленно, но верно становится обузой. Нет, не обузой, а скорее досадным напоминанием о том, что где-то сейчас ходит человек, который напрямую зависит от него. Он начинает тяготиться этой ответственностью. Чаще оглядывается на вылазках и в переделках, потому что теперь к его адреналину и безбашенному азарту примешивается еще и тонкий, противный голосок, просящий его быть осторожнее. Ведь если с ним что-нибудь случится, его омега будет переживать, накрутит себя и, чего доброго, связь опять выкинет какой-нибудь фортель. А еще Канда ловит себя на том, что разглядывает других омег, вешающихся на него в очередном клубе. Раньше ему было плевать на все эти ужимки, зазывные покачивания бедрами и хлопанье накрашенных ресниц. Но после осознания он стал смотреть на них по-другому. «Попробуй меня, попробуй, ведь потом тебе будет интересен только один человек, который еще и не факт, что не надоест», – как будто говорили они. Странно было так думать, и, глядя, как Тикки в очередной раз целует на прощание и любовно провожает взглядом Лави, привозя его к штабу, он понимает, что не хочет быть вечно-влюбленным идиотом. «Влюбленным» – может быть, но не «идиотом» – это точно. В конце концов, он с легкостью может проверить, встанет ли у него на кого-то другого, когда дело дойдет до постели, и насколько «гибка» связь в отношении адюльтера.              ***       Аллен подъезжает к дому только в половине третьего утра.       День выдался не просто насыщенным, а оказался вплотную забит как запланированными встречами и делами, так и неожиданными. Например, вечером, когда Тикки выловил его на ужин, в ресторане он встречает старого знакомого – Чаоджи. Аллен старательно делает вид, что не замечает орденовца, но тот подкарауливает его в туалете. Зная, чем все может обернуться, Аллен решает действовать первым, поглаживая тонкий нож-«бабочку» в кармане брюк.       – Вы только гляньте, какие люди, – паясничает Чаоджи, выходя из кабинки, взглядом проверяя, одни ли они в уборной.       – За просмотр денег не беру, – спокойно отвечает Аллен и концентрируется на подобравшейся фигуре. – Хотел чего?       – Проверить насколько ты оборзел. А ведь я тебя предупреждал, – злобно тянет Чаоджи, распаляясь, и тут же оказывается впечатан носом в дверцу кабинки. Правая рука заломлена болевым приемом, а у глазного яблока молниеносным движением возникает длинное узкое лезвие.       – Ну как? Проверим? – голос Аллена угрожающе тих и наполнен неприкрытой злобой. – Или, может быть, ты еще хочешь узнать, насколько сильно может злиться Канда? Так я могу показать ему доказательства того, что это ты тогда устроил мне «кастинг».       – Ха-ха, покажи! – фыркает тот и вырывается из захвата, но больше не дергается, глядя на выставленный нож и боевую стойку. – Думаешь, на тебе свет клином сошелся? Закатай губу, тупая омежка!       Чаоджи противно смеется и спокойно выходит из туалета, а Аллен выдыхает, борясь с волной адреналина. Он прячет нож обратно в карман и засовывает подрагивающие руки под холодную воду, пытаясь мысленно собраться. Что это было? Попытка задеть или новое предупреждение? Аллен сосредотачивается, успокаиваясь, и прислушивается к своим ощущениям. Нет, все в порядке, Канда не чувствует сейчас никаких сильных эмоций, значит все хорошо. Хорошо. Ведь он бы обязательно почувствовал, если бы что-то пошло не так. Обязательно. Он плещет в лицо, вытирается и возвращается обратно к Тикки.       А ночью дома застает такую картину, что судорожно хватается за стену, чтобы не упасть от прокатившейся по всему телу волны боли. Вот тебе и предупреждение… На смятых простынях – два извивающихся тела. В свете тусклого ночника методично покачиваются знакомые бедра, а на спине оставляют следы ногти с пошлым ярко-красным лаком. Чаоджи решил доказать ему на практике свою теорию? Черт, как же похотливо стонала эта шлюха, бросая призывные взгляды из-за плеча на Аллена. А Канда лишь оборачивается на несколько секунд, смотрит куда-то мимо него и возвращается к делу. К телу, точнее. Аллен медленно разворачивается и на ватных ногах шагает в коридор. Держась за стену, впихивает ноги в кроссовки, хватает куртку и вываливается в подъезд. Охранники привстают со своих мест и дергаются в его сторону, но он останавливает их жестом.       – Прости. Нам стоило предупредить… – заикается один из них, но Аллен лишь опять молча машет рукой. Раньше надо было думать. Хотя это бы, наверное, и не помогло.       Если он откроет сейчас рот, то из него вырвется бешенный вопль боли. Поэтому, он молчит. Не замечает, как приходит лифт, реагируя лишь на повторно звякнувшие двери, и вваливается внутрь, чуть не падая. Он сосредотачивается на дыхании, вздрагивая от каждого щелчка подъемного механизма. Наконец он оказывается на улице. Холодный воздух пробирается в легкие и приятно остужает вспотевший лоб. И только тогда у него в голове немного проясняется: прочь. Прочь от этого дома как можно дальше. Прочь от это альфы, который… Который… Аллен не замечает слез, бегущих по щекам, не замечает лужи, в которые наступает. И не замечает машину, следующую за ним. Перед глазами стоит пошлая картинка, которая сломала его жизнь. Ослабевшими пальцами он натягивает на голову капюшон и медленно бредет по улицам без цели. Сосредоточившись на таком простом действии как ходьба, он старается не допустить свой мозг к осознанию случившегося. Иначе, его сердце просто не выдержит. Хотя, стоит ли теперь? Может лучше наоборот – отдаться этим чувствам, и дело с концом? Ведь он не сможет без Канды. Да и не захочет.       Он блуждает так несколько часов. Редкие прохожие обходят его стороной, даже не натыкаясь. Все, кроме двух. Они вываливаются из какого-то бара, когда уже начинает светать. Заливисто хохочут, пугая местных голубей, и совершенно случайно толкают медленно шагающего угрюмого парня.       – Эй, чувак! У тебя проблемы? – злобно усмехается один из них, а второй перекрывает дорогу, засовывая руки в карманы и смачно сплевывая. Он поднимает на них отрешенный взгляд, и двое сразу же дергаются. – А-аллен?       – Да, проблемы. Большие проблемы, Джасдеби, – холодно констатирует он абсолютно мертвым голосом.       Парни тут же подскакивают к нему, осматривают со всех сторон, а потом хватают под руки и торопливо тащат в свое логово куда-то на окраину этого чертового города. Пока Дебитто терпеливо поит его горячим чаем из своих рук, потому что пальцы Аллена совершенно не слушаются от крупной дрожи, Джасдеро нервно ходит вокруг них и с каждой, оброненной между глотками, фразой злится все сильнее. Он начинает бесноваться, и чем громче его возгласы, тем ощутимее вздрагивает Аллен. Дебитто поглаживает его по спине и кидает всего один взгляд, полный укора, на брата, чтобы тот тут же притих. Дебитто укладывает, сопротивляющегося было Аллена в постель, но тот получает такой же взгляд и послушно ложится. Деби выходит из комнаты, о чем-то вполголоса твердо говорит Джасдеро, и тот успокаивается окончательно, а он возвращается к Аллену и продолжает молчаливо поддерживать, пока тот наконец не забывается тяжелым неглубоким сном.       Стресс берет свое. Аллен мучается забытьем почти сутки, то бредя, то проваливаясь в очередной кошмар. У него даже ненадолго поднимается температура, но близнецы вовремя подскакивают с лекарствами и холодным компрессом. А когда приходит в себя, застывает в апатичной прострации, но мыслит на удивление трезво. Он убеждает Джасдеби оставить все как есть, настаивая, что сам со всем разберется. Они, конечно же, спорят, но Аллен непреклонен. Видя поднимающуюся злобу обычно спокойного и улыбчивого Аллена, Дебитто верит, что тот справится. Следом за ним отступается и Джасдеро. Его такой настрой даже пугает. Аллен прощается с ними, благодарит за помощь, еще раз заверяя, что пощады не будет никому, и уходит.       На пешеходном переходе через два квартала от дома Джасдеби он слышит визг тормозов приближающееся машины, оборачивается, но не успевает отреагировать. Многотонный грузовик летит прямо на него. Следует удар по касательной, тело отшвыривает в сторону, и оно, перевернувшись несколько раз, сломанной куклой замирает на асфальте. Начавшийся дождь стремительно размывает расползающееся кровавое пятно, а какой-то случайный прохожий торопливо вызывает медиков и полицию.                     Глава 8              – Я уезжаю, – Канда останавливается в дверях кабинета на пару мгновений, пока Книжник переваривает новость, а потом проходит в светлое помещение и усаживается на кожаный диван для посетителей. Привычно морщит нос от надоевшего запаха медикаментов и смотрит прямо в вытянувшееся лицо.       – Что? Куда? – Книжник откашливается и бьет себя в грудь, подавившись теплым чаем.       – В другую страну, – спокойно произносит мечник. Легкая тень мелькает в его глазах, и он прикрывает ресницы. – Я больше не буду его ждать.       Старый доктор молчит в ответ, рассматривая почти неизменившееся за два года лицо. Он не сможет его остановить.       – Твое право, – наконец выдает он и склоняет голову набок, нервно накручивая кончик хвоста на палец. – Но подумай вот о чем: ты единственный, кто мог бы его спасти.       – Поверь мне, если бы он мне позволил, я бы давно это сделал, – горько отвечает Канда и встает. Он неуверенно протягивает руку, но Книжник принимает ее без сомнений. – Держи меня в курсе.       – Хорошо, – кивает врач, провожая взглядом ссутулившуюся фигуру.       По лицу Канды всегда можно было сказать только одно: он недоволен. И сейчас ничего не изменилось. Только походка и поза выдают в нем усталость безмерно измученного человека. Бедные дети, что же они друг с другом сделали…       Когда два года назад искалеченное тело привезли в его больницу, он не мог и предположить, что все так обернется. Как врач он был готов ко всему, но это стало чем-то сверх его понимания. Аллена собирали буквально по кусочкам 18 часов кряду, боролись за его жизнь всеми доступными средствами, а когда состояние более-менее стабилизировалось, он впал в глубокую кому. Поначалу Канда не отходил от него ни на минуту. Отмалчивался на все вопросы, кидая испепеляющие взгляды, и только когда Микк в бешенстве встряхнул его хорошенько, тот ответил, что не знает, что произошло.       И он и правда не знал, как несчастный случай смог перевернуть всю его жизнь вверх дном. Когда Лави, еле сдерживаясь, обрывает ему телефон, и он пытается осмыслить услышанное, земля уходит у него из-под ног. Внутри вместо сердца разверзается огромная открытая рана, и он, покачнувшись, заваливается на бок, чуть не теряя сознание от шока и неожиданности. Он подозревал, что Мелкий взбрыкнет на его выходку со шлюхой, но что устроит такое, и подумать не мог. Он даже не верит сначала, но голос Лави неподдельно встревожен и разбит, и это ввергает его в новый приступ паники. Не помня, как добрался до больницы, он трясет уставшего Книжника, пока тот не выкладывает ему все, что знает. Он долго сидит в коридоре, пока идет операция, бесцельно смотрит в стену, находясь мыслями где-то далеко. Где-то, где его жизнь все еще по-старому обыденна и привычна. Он не замечает, как к нему подсаживается Лави, что-то тихо говорит и даже пытается приободряющее сжать его плечи. Скорее, это рыжему нужна поддержка, и когда приходит Тикки, он прижимается к нему и долго не отпускает. А Канду от их вида просто выворачивает наизнанку и морально, и физически. Связь ударяет внезапно. Бьет по оголенным нервам удушающим страхом и неконтролируемым отчаянием. Ему тяжело дышать и трудно говорить сквозь ком в горле. Он думает только об одном: только бы выжил, только бы выкарабкался. Только не теперь, когда он, наконец-то, по-настоящему осознает, что не сможет без своего омеги. Каким же он был дураком, если думал, что у него получится вот так просто обмануть свою природу и тысячелетние инстинкты. Никаким самоконтролем и игнорированием не изжить то, что заложено в его генах. Они действительно – пара.       Канда терпеливо ждет вердикта врачей. Каким бы он ни был, он сделает для Аллена все, что в его силах и даже больше. Когда говорят о коме, внутри него все замирает. Это отсрочка, это еще не значит, что выхода нет. Он будет ждать его пробуждения. Дни проходят за днями, месяц за месяцем. Он безумно скучает по нему, даже находясь в палате. По его серым, печальным глазам, вежливой улыбке, упертому характеру и сладким стонам наслаждения. Он приходит к нему каждый день и каждый раз у него возникает ощущение, что Аллен не просто не слышит ничего из того, что он говорит, а не желаетслушать. Не хочет его присутствия и снова игнорирует без малейшего ответа. Как будто он стучится в закрытую дверь. И от этого ему становится еще паршивее. Каждую ночь его преследует один и тот же кошмар: как будто Аллен уходит куда-то очень далеко, и он не может его ни остановить, ни догнать. Он просыпается в холодном поту с чувством обреченности и непереносимой потери. Он перестает есть, пить и говорить. Почти не занимается текущей работой, сгружая все на Комуи. Пока, в один прекрасный момент, в таком состоянии его не обнаруживает Книжник. Он устраивает ему выволочку, еще раз напоминая о том, что связь работает в обоих направлениях, и что состояние Канды вполне может отразиться на самочувствии Аллена. Ему придется взять себя в руки, ему придется успокоиться, ему придетсякак-то с этим жить. Ведь только от него будет зависеть жизнь и здоровье Мелкого.       После первого полугода он перестает верить в скорое выздоровление. После второго – перестает чувствовать отдаленную стену между ними, как будто границы спящего и бодрствующего разума стираются. После третьего – ощущать ноющую боль в левом подреберье, заменяя ее страждущей тоской. А после четвертого – привыкает к положению дел, и это заставляет его отчаяться. Прекратить ждать и заниматься самообманом. Он решается. Пару месяцев назад он отправил Комуи на Восточное побережье. Там всегда было неспокойно, и сейчас ему кажется, что смена обстановки пойдет на пользу. А Аллену – на пользу смена окружения. Он старается не думать о том, что может случиться в его отсутствие. Он не может заставить себя уйти из палаты в последний день перед отъездом. Он безумно не хочет расставаться, но больше так продолжать не может. Он должен вернуться к своему привычному образу жизни, несмотря ни на что. Аллен когда-нибудь очнется, и тогда он снова будет рядом и теперь уже ни за что его не потеряет.              ***       – Спокойнее. Все хорошо. Вы в больнице, – тихий голос медсестры доносится до него как сквозь вату. – Если вы меня слышите, моргните дважды. Хорошо. Теперь попробуйте сжать мою руку. Отлично. Сейчас я вызову к вам врача.       Аллен старается привыкнуть к приглушенному свету, понемногу осознавая реальность. Он копается в своих воспоминаниях, пытаясь понять, что привело его в больницу, но помнит только удар и звук тормозов. Значит, авария. Он прикрывает глаза и больше не пытается напрягать сознание. Он еще успеет все вспомнить и восстановить цепочку событий. Сейчас ему нужно отдохнуть.       Несколько дней он почти постоянно спит, но в его состоянии это нормально. В периоды бодрствования он по кусочкам собирает свою память. Осторожно сопоставляет картинки и возвращается к тому, что произошло. Книжник сказал, что прошло два года, но для него все было как вчера. Врач прибежал к нему на следующее же утро и долго не мог поверить, что Аллен очнулся. Он порывается звонить Канде, но Аллен останавливает его протестующим мычанием и нахмуренными бровями.       – Аллен, ты чего? – недоумевает Книжник, но тот не оставляет попыток пресечь его действия. – Канда уехал всего пару дней назад. Знал бы только…       – Не… смей… – еле выдавливает он и тяжело дышит от натуги.       – У тебя сейчас и так каша в голове, а еще связь наверняка дает о себе знать, – уверяет Книжник. – Я вызову его, и он прилетит первым же рейсом.       – Не. Смей… – на этот раз выходит громче и увереннее.       – Почему? Тебе сложно говорить, поэтому не торопись, – хмурится тот.       – Я. Не… хочу его видеть.       – Почему?       – Он с другим… – Аллен прикрывает глаза, когда вновь поднимается боль. – Он. Мне… изменил…       – Аллен, – Книжник не может поверить. – Ты в этом уверен? В твоем состоянии бывает сложно отличить реальность от того, что могло присниться.       – На той же… постели, – по его щекам начинают течь слезы, которых он не замечает, а лицо продолжает оставаться нахмуренным. – Где еще утром… спал со мной...       Книжник застывает в оцепенении и так же хмурится, не сводя с Аллена напряженного взгляда.       – Уверен? – и Аллен слабо кивает.       – Поэтому… не звони…       – Хорошо, мы пока оставим этот разговор, но обязательно вернемся, когда тебе станет лучше, – констатирует врач.       А Аллену ничего не остается, кроме как соглашаться. Разговор повторяется через три дня в присутствии еще и Лави с Тикки. Голос Аллена достаточно окреп и обрел интонации, так что злоба отчетливо слышна.       – Вы не посмеете ничего ему сказать, – тихо, но строго говорит он, пытаясь справиться, с вышедшим на третий круг, спором.       – И как ты себе это представляешь? – Книжник складывает руки на груди. – Ты помнишь, что в прошлый раз с тобой было, когда он отверг вашу связь?       – Вот именно, Аллен. Вам нужно хотя бы поговорить, – вторит ему Лави.       – Ему нечего здесь делать, – рычит Тикки за двоих, полностью принимая сторону Аллена.       – Я справлюсь, – упорствует Аллен. – И врачебную тайну еще никто не отменял.       Книжник на это лишь поджимает губы. Не сказать Канде – мучить их обоих. Сказать – они будут мучить друг друга. И так – и так выходят лишь страдания. Но ему, как врачу, важно здоровье пациента, а если Аллена опять начнет беспокоить метка, то ничего хорошего не будет точно. Но теперь у него есть в запасе предостаточно времени, чтобы понаблюдать за его состоянием, пока он восстанавливается. Аллен не сводит с него взгляда, и ему ничего не остается, кроме как сдаться.       Тикки же получает немую просьбу в глазах, и все понимает – он убедит Лави ничего никому не говорить. А до рыжего и так доходит, что Аллен хочет отомстить, причинить ту же боль, что испытал сам. Но он не ожидал от него такой жестокости. Он знает Канду, и каким бы он ни был, он все равно всегда считал его своим другом. Поэтому сомневается в правильности решения. Поставить себя на место Аллена и Тикки – на место Канды он не пытается. Даже мизерная вероятность пугает до чертиков, и он и представить себе не может, что чувствует Аллен. Так что Тикки почти наверняка его уговорит.              ***       Аллен медленно восстанавливается. Реабилитация проходит хуже, чем должна, и не приносит всех ожидаемых результатов. Левую руку он почти не может поднять, зато правая возвращается в норму уже через месяц. Хуже обстоят дела с ногами и позвоночником, но Аллен не теряет надежды, выполняя все предписания и процедуры с двойным упорством. Он заново учится сгибать и разгибать ноги, пальцы, колени. И вместе с тем учится жить с постоянной болью в груди. Книжник помогает ему препаратами, подбирая и пробуя комбинации обезболивающих, успокоительных и релаксантов. Лекарства действуют, но, опять же, не в той степени, как должны. Они не рассчитаны на купирование связи, снимая лишь поверхностные синдромы. Первый приступ случается на третий месяц, и тогда Книжнику приходится использовать даже психотропные. Аллен бредит около двух суток, не переставая трястись и всхлипывать от удушающих слез. Кое-как приведя его в чувство, Книжник снова пытается его убедить в необходимости присутствия Канды, но Аллен еще острее реагирует на предложение, запрещая вообще упоминать о том. Он старается держаться изо всех сил, и Книжник, видя его упорство, опять отступается. В глубине души он осуждает Канду и злится на него, и это останавливает его от звонка.       Со временем Аллен оставляет инвалидную коляску, перебираясь на костыли, а потом и к трости. Левая рука все еще плохо двигается, и Книжник боится, что на нее уйдет раза в три больше времени, но им некуда спешить – под его присмотром Уолкер проведет столько времени, сколько потребуется.       Через пять месяцев у Аллена даже появляется компания – Миранда случайно ломает ногу, и теперь они почти все время проводят вместе. Аллен учит ее играть в карты, а она то смущается, то раздражается, то беззаботно смеется. Приподнятое настроение сказывается на тонусе обоих, повышая его, что не может не радовать Книжника. Часто к веселым посиделкам присоединяется Алистер и даже в шутку ревнует, но тоже не может не отметить, что Миранда становится все более уверенной и спокойной, а Аллен чаще улыбается искренне, а не через силу. Они не спрашивают его об отношениях с Кандой, просто оказывая молчаливую и всепонимающую поддержку, и Аллен благодарен им как никому. Тикки и Лави, конечно, тоже его навещают, но от их общества он устает быстрее, пока они, наконец, не смиряются с положением вещей и не оставляют эту тему.       Полгода он проводит в больнице, собирая себя и свою жизнь заново по частям. И привыкает жить без Канды. Да, болит. Да, ощущение потери и предательства накатывает приступами неконтролируемого отчаяния. Да, он просыпается от кошмаров каждую ночь в слезах и нервных всхлипах. Но он никогда, никогда и ни за что не захочет больше испытать эту близость. Он одергивает каждую мысль, так или иначе, затрагивающую скользкую тему и безжалостно давит все возникающие порывы. Канда в очередной раз доказал, что не нуждается в этой связи. Что ж, тогда он тоже попытается не нуждаться. Рискнет выстоять в борьбе с собственной природой и победить.       После выписки случаются еще два приступа, почти один за другим. Аллен успевает оба раза вызвонить Лави, а тот мчится, ругаясь, сначала в больницу к Книжнику за препаратами, затем к Аллену, уже успевшему «опять начать общаться с праотцами». Рыжий лишь вздыхает, глядя, как ломает друга. Его жалко до слез, и все, что он может сделать, точнее, то, что Аллен позволил ему сделать, это быть вот такой неуклюжей опорой в трудную минуту. Он пытался надавить на него через Тикки, но все бесполезно. Это как если бы он попробовал заставить Панду побриться налысо. Но вместе с тем, он испытывает и иррациональную радость. От того, что спустя столько времени и пережитого, Аллен, хоть и с трудом, но все еще может улыбаться.              ***       Теплый вечер наступившего лета застает его в полутемном переулке недалеко от окраины. Аллен навещал Джасдеби и с трудом отбился от предложения продолжить праздновать его выздоровление в каком-нибудь баре. Во-первых, он еще не скоро прекратит принимать таблетки, а во-вторых, даже в такой приятной компании ему хочется тишины и покоя, а с братьями такое вряд ли получится. Он расстается с ними у какой-то забегаловки и медленно шагает в проулок, решая проветриться. Сдавленная ругань и звонкий девичий голос привлекают его внимание уже на выходе. Несколько достаточно массивных фигур пристают к молодой длинноногой омеге. Аллен вздыхает и обходит их стороной, перелезая через дыру в решетчатом заборе. А потом возвращается на улицу в десятке метров от ссорящихся. Конечно, в таком состоянии, лезть в драку – заведомо проигрышное дело, но он бы с удовольствием просто попытался. Если бы не знал, что с ним за это сделают Книжник, Тикки и Лави. На его счастье рядом достаточно оживленная улица и несколько приличных автомобилей, один из которых он с силой пинает. Рев сигнализации заставляет мужчин недовольно попятиться и уйти, а девушка выскакивает в свет фонаря, где ее уже встречает Аллен.       – Ты как? – спрашивает он, осматривая разбитую коленку с сильным кровоподтеком справа и припухлость внизу у щиколотки, отмечая, что девушка старается не переносить весь вес на одну ногу. А потом поднимает взгляд на лицо и удивленно восклицает. – Линали?!       – А-аллен? – так же недоумевает она. – Это ты?       – Это я. А это – ты? – смеется Аллен и обнимает хихикающую в ответ омегу. – Я столько лет тебя не видел.       – И я, – она счастливо улыбается и осторожно переступает с ноги на ногу.       – Так, давай не здесь. Тебе нужно в больницу, – Аллен замечает, как она чуть морщится и торопливо берет ее под руку.       – Ну что ты, Аллен! Я просто неудачно упала. Разбитая коленка – это не так серьезно, – отмахивается она и следует за ним на освещенную улицу.       – Как знаешь, мне тебя не переспорить, – Аллен вспоминает, что Линали бывала упертой еще хуже, чем он. – Кто они? И как ты здесь оказалась?       – Я здесь по делам: нужно было проверить одну фирму. А этих увальней вообще впервые вижу, тут уже прицепились. Я попыталась уйти, но поскользнулась и упала, – вкратце рассказывает она.       – Понятно. А в этом городе ты что делаешь? Помнится, в последнюю нашу встречу, ты заканчивала университет и собиралась в большое путешествие на поиски брата, – Аллен подводит ее к одинокой лавочке под витринами и усаживает, доставая из кармана носовой платок.       – Я и закончила и собралась, устроившись на весьма интересную работу, связанную с частыми разъездами по всему миру, – она смотрит, как он аккуратно перевязывает ее ногу. – Но он сам меня нашел. Представляешь? Я была так поражена!       Ее восторгу и радости нет предела, и Аллен счастливо улыбается вместе с ней.       – Не представляю, – посмеивается он. – Давно ты приехала?       – Около месяца назад. Брат раньше жил здесь и по работе вынужден был вернуться, а я поехала вместе с ним, – рассказывает она, начиная вдруг стесняться и краснеть.       – Ты его осознала, – лукаво прищуривается Аллен, глядя на вспыхнувшие щеки. Эта девушка редко чего-либо смущалась, а тут вдруг мнется в разговоре о брате? Ну-ну.       – Аллен, он же брат! – отнекивается она, но краснеть не прекращает, и он, уже не сдерживаясь, хохочет.       – Когда это кого-то останавливало?       – Вот уж… – начинает было Линали, но так же не может сдержать смеха.       Они с детства знают друг друга. Вместе росли на улице. Вот только Линали повезло чуть больше. Одно время за ними присматривала моложавая пекарша средних лет, и над Линали она смогла оформить опекунство. А вот Аллен уже тогда плотно сидел в долгах Мариана Кросса и не мог и не хотел обременять доброго человека чужими проблемами. Но они старались не терять связь друг с другом, оставаясь хорошими друзьями, прошедшими плечом к плечу многие перипетии судьбы.       – Ты ведь познакомишь меня с ним? – спрашивает Аллен, на что она тут же кивает.– Конечно!       – Тогда сейчас я провожу тебя домой, а знакомиться будем чуть позже, – предлагает Аллен, и она еще раз кивает.       – Аллен, а как ты тут поживаешь? От тебя тоже давно не было вестей, – притворно журит она его, когда они усаживаются в такси и едут к ее дому.       – Ну ты же знаешь, по-всякому бывает – и хорошо, и не очень, – улыбается тот. – Но жаловаться не на что, так что я не буду. А как ты?       – Тоже все замечательно, – отвечает та. – И чтобы так оно и было, ты сейчас же оставишь мне все свои контакты, чтобы мы больше не потерялись.       – Хорошо-хорошо, – поднимает он руки, сдаваясь, и достает свою визитку.       Доехав, они тепло прощаются, а через десяток минут у Аллена звонит телефон.              ***       – Братик! – зовет она, разуваясь в прихожей, осторожно освобождая пострадавшую ногу из туфли. – Ты не поверишь, кого я сейчас встретила.       – Не поверю ни за что, – улыбается он, встречая ее на пороге гостиной, и тут же хмурится. – Что с ногой?       – А, это я неловко упала, – опять отмахивается Линали и возвращается к своей теме. – Но я и сама до сих пор не верю. Я не видела Аллена уже больше четырех лет.       – Аллена? – замирает он, осматривая ее колено, присев на корточки.       – Аллен Уолкер. Мы с самого детства дружим, – рассказывает она и замечает, как вытягивается лицо брата. – Что такое? Ты его знаешь?       – Светловолосый, маленький, со шрамом на левой щеке, – уточняет он, и она кивает, а у него внутри все замирает от шока. Аллен очнулся? Когда? Это точно он? Канда знает? Тысяча вопросов возникает в голове, и он выбирает наиболее важный в данный момент. – Ты знаешь, как с ним связаться?       – Он оставил мне визитку, – непонимающе тянет она, доставая из сумочки прямоугольник картона. – Да что случилось?       – Я потом объясню, – обещает тот и торопливо набирает номер.       – Слушаю, – откликается трубка смутно знакомым голосом, и у него внутри все переворачивается. – Говорите.       – Ты очнулся, – выдыхает он, узнавая, и тут же злится. – Когда?       – И тебе здравствуй, Комуи, – подбирается Аллен, насмешничая.       – Когда? – его голос начинает подрагивать.       – Чуть больше полугода, – холодно отвечает Аллен, не видя смысла больше это скрывать. Раз кто-то еще из «Ордена» узнал, теперь эта информация дойдет до Канды быстрее мысли. Новый номер он сегодня оставил Линали, а раз звонит Комуи, значит это он – ее родной возлюбленный брат? Как, оказывается, тесен мир.       – И почему же Канда об этом ничего не знает? – начинает ругаться Комуи. – Ты хоть знаешь, сколько он выстрадал?! Да он…       – Хватит, Комуи, – обрывает его Аллен стальным голосом. – Это– не твое дело. Позаботься лучше о ноге своей сестры.       – Да как ты можешь? – начинает тот, ошарашенный такой отповедью.       – Могу. Я – могу. Поэтому, не лезь в это, – непреклонно настаивает Аллен. – Если у тебя все, то я отключаюсь.       Комуи пытается было что-то сказать, но от шока слова застревают в горле, и он молчит, отмирая только тогда, когда Аллен кладет трубку.       – Братик, что происходит? – Линали напоминает о себе, и он приходит в движение.       – Я бы и сам хотел это знать, – вздыхает он и серьезно смотрит на сестру. – Сейчас мы едем в больницу к моему знакомому врачу осматривать твою ногу, а по пути я расскажу тебе то, что знаю. Ну а в больнице выясним остальное.       Видя серьезно настроенного брата, она не возражает, а в такси просто сосредоточенно слушает, не перебивая и не комментируя.       В больнице он оставляет ее на попечение врачей, а сам идет к Книжнику. Старик оказывается в своем кабинете, и Комуи тут же приступает к расспросам, внимательно слушая в ответ.       – Но почему он запретил говорить об этом Канде? – подытоживает он.       – Канда ему изменил, – пожимает плечами Книжник. – Эти глупые дети совершенно не заботятся о чувствах друг друга и о своей связи.       Комуи долго молчит, переваривая полученную информацию. Это месть, хладнокровная и жестокая. Жестокая по отношению к ним обоим. Но кто бы что ни говорил, а он не собирается оставлять все как есть.       По возвращении домой они молчат. В машине Комуи пересказывает Линали то, что узнал от Книжника, и она, на удивление, соглашается с поступком Аллена.       – На его месте я поступила бы так же. Связь – это не просто привязанность, симпатия или любовь. Этот человек – часть тебя. Тот, без которого ты не можешь жить, – она поднимает грустный взгляд на брата. – Предать такое чувство, означает растоптать самого близкого тебе человека. Такое невозможно простить. И то, что Аллен не хочет даже знать о его существовании, вполне естественно.       – Да, может быть. Но не говорить Канде о том, что Аллен очнулся слишком жестоко, не находишь? – настаивает Комуи, злясь на то, что сестра не понимает. – Ты сама сказала, что они самые близкие люди. Каково было бы тебе, если бы твой альфа не хотел ничего о тебе знать?       – Канда причинил ему боль, и это – месть за нее, – спокойно отвечает девушка. – Я бы тоже хотела, чтобы он страдал. Это хоть как-то искупило бы его вину и позволило понять, чтона самом деле чувствует омега. К нам ведь слишком часто относятся предвзято, считая наивными и слабовольными. Но на самом деле, мы подчас сильнее, чем альфы, в психологическом плане.       – Я не считаю тебя слабовольной, – начинает было Комуи, удивленно выслушивая ее тираду, и та кивает, улыбаясь.       – Я знаю. Ты такой, как надо, – лукаво произносит она, а потом вздыхает. – Знаешь, я думаю, что Аллен не случайно очнулся только тогда, когда Канда уехал. Создается впечатление, что связь Аллена воспринимала Канду как агрессора, кого-то, кто пытался ее разрушить и причинить боль «носителю». И поэтому она не давала ему очнуться, пока тот был рядом.       – В это сложно поверить, – сомневается Комуи, но он не намерен оставлять свою точку зрения. – И я все равно считаю, что должен рассказать все Канде.       – Я тебя не отговариваю, – Линали осторожно кладет руку на его плечо в знак принятия и поддержки. – Я просто боюсь, что новая встреча принесет им лишь очередную боль.       – Мы не узнаем, пока они не встретятся, – настаивает Комуи и достает телефон, а та на это опять вздыхает.       – Здравствуй, Канда.       – Какого черта, Комуи? Здесь пять часов утра, – рычит Канда.       – Аллен очнулся, – рубит с плеча Комуи, и на том конце слышится, как что-то громко падает. Наверное, будильник из ослабевших рук.       – Скажи. Что это. Не шутка, – еле цедит сквозь зубы Канда.       – Не шутка, – подтверждает Комуи. – И очнулся он полгода назад. Тебе никто ничего не говорил по его просьбе. Это правда, что ты изменил ему?       – Да… – рассеянно говорит Канда, пытаясь сознать услышанное.       – Тогда ты по уши в дерьме. Потому что это – месть. Но я не намерен ей потакать. Что бы между вами не происходило – ты должен был узнать об этом.       – Спасибо, – выдыхает трубка, и Канда отключается.              ***       Сегодня они предпочли обыденным посиделкам в ресторане тихий, «семейный» ужин дома у Тикки с Лави. Много шутили, смеялись, мешая друг другу заниматься приготовлением пищи. Тикки тихонько сидел в углу стола, цедил вино и посмеивался над показушными слезами Лави, нарезающего лук. Аллен ловко орудует ножом, разделывая мясо, на плите в кастрюле уже что-то кипит, а в незанавешенное окно проникают закатные лучи. Им хорошо втроем, а без громких рулад желудка Аллена, становится еще лучше. Идиллию разрушает звонок в дверь. Лави идет открывать и возвращается через минуту на ватных ногах, молча кидая растерянный взгляд то на одного, то на другого.       – Нам, наверное, лучше выйти, – обращается он к Тикки слабым голосом, а за его спиной вырастает длинноволосая фигура.       – Я так не думаю, – спокойно отвечает Тикки, напрягаясь и хмуря брови, как только опознал пришедшего.       Аллен сидит в пол-оборота ко входу, но, судя по тому, как он замирает, становится понятно, что ему не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто пришел. С минуту висит напряженная тишина. Лави мнется, не зная, куда себя деть от волнения, Тикки с вызовом смотрит на Канду, и тот отвечает сосредоточенным взглядом. А Аллен вздыхает, разбивая установившуюся тишину.       – Это все равно бы когда-нибудь произошло, – он кидает на Тикки отстраненный взгляд и кивает. – Мы поговорим.       Тикки медленно поднимается со своего места, принимая его решение. Малыш частенько бывал опрометчив, но как бы сильно он ни хотел сейчас его защитить, с чем-то тот должен справиться сам. Они с Лави уходят в соседнюю комнату, кидая одинаково предостерегающий взгляд на Канду. Недолгая тишина опять повисает на этот раз между двумя, пока Канда не делает шаг вперед, а Аллен не оборачивается к нему всем телом.       – Зачем пришел? – голос Аллена безэмоционален, поза расслаблена, а в глазах ничего нельзя прочесть, как бы Канда ни пытался.       – За тобой, – твердо отвечает он, пытаясь удержать себя от такой глупости, как подскочить и схватить в охапку. Так он все испортит.       – С тобой я никуда не пойду, – отвечает Аллен.       – Мелкий…       – Нет, Канда. И больше не о чем говорить, – он стоит на своем, а Канда делает еще один шаг навстречу, и он сразу же предупреждает. – Даже не вздумай.       – Ты и правда думаешь, что я стану тебя слушать? – гнет свое Канда, начиная злиться. Да, он виноват перед ним, черт возьми, но он заставит Мелкого дать ему еще один шанс во что бы то ни стало.       – Естественно, нет, – фыркает Аллен, и теперь все вокруг наполняется его презрением. – Ведь такого и не было никогда. Но только не в этот раз, Канда. Сегодня ты меня выслушаешь.       Он поднимает на него глаза, и в них плещется столько злобы, что Канда невольно отшатывается, чувствуя, как боль распускается темным цветком в его груди.       – Ты меня предал, – чеканит Аллен, не разрывая зрительного контакта. – И я не хочу больше ничего о тебе знать. Для тебя наша связь никогда ничего не значила. Что ж, теперь и для меня не значит.       – Уверен? – рычит Канда, мысленно заходясь криком.       – Более чем, – кивает Аллен.       – А если это не так? – продолжает злиться Канда и пытается сам себя успокоить. Все, что ему нужно сделать, это извиниться, прижать его к себе, и тогда омега сдастся, как это уже было. Просто один шаг навстречу – уговаривает он себя.       – А мне плевать, – на губах Аллена появляется злорадная усмешка, и то, насколько она наполнена скрытой болью, снова поражает Канду. – Я не дам тебе больше ни одного шанса. Убирайся.       – Это мы еще посмотрим, – обещает Канда и снова начинает приближаться к нему.       Одним молниеносным движением нож со стола перемещается в руку Аллена, а потом оказывается прижат к его же горлу.       – Даже так? – оценивает Канда этот фарс, хотя внутри все обмирает от страха.       – Именно, – кивает Аллен, судорожно паникуя. Импровизации никогда у него толком не выходили. – Я лучше умру, чем буду рядом с тобой.       В его глазах только гнев и упрямство, и теперь Канда пугается по-настоящему. А вдруг он и в правду серьезен? Вдруг действительно больше никогда не захочет быть с ним? Вдруг связь перестала что-то значить для него?       – Не загадывай, – только и остается Канде, и он разворачивается, чтобы уйти. Самое время для тактического отступления. Пусть Мелкий злится, это пройдет. А когда успокоится, Канда вернется и на этот раз останется навсегда.       – Я ненавижу тебя, Канда, – тихо говорит Аллен ему в спину, опуская руку с ножом. – Ненавижу…       Канда замирает на пороге. Он боялся этих слов, хотя и ждал их, поняв уже потом, после аварии, что омега возненавидит его. И не ошибся. Вот только он не был готов к такойболи. Прокатывающейся по всему телу, отдающей в сердце и чуть не лишающей сознания. Он медленно оборачивается, заглядывая в усталые, но все еще полные гнева глаза.       – Я не вернусь к тебе, – ровно говорит Аллен, и Канда понимает – это конец. – И как бы ты ни настаивал, я больше не поверю ни одному твоему слову.       Он умолкает, готовясь стоять на своем до последнего. Этот альфа… Он почувствовал его еще на лестничной клетке. Легкая, фантомная боль прокатилась по костям и, сосредоточившись, ударила в виски вместе с дверным звонком. А потом все стало только хуже. Отчаяние захлестнуло с головой, когда он услышал ничуть не изменившийся грубый голос. Неужели для него и правда все осталось по-прежнему? Неужели он думает, что Аллен вот так просто вернется к нему? Вот так просто позволит раз за разом вытирать об себя ноги? Ни за что. Нет. Он не позволит. Единственным его желанием сейчас было сбежать, сбежать как можно дальше и никогда и ни при каких обстоятельствах не встречаться больше с этим человеком.       – Возьми свои слова назад, – угрожающе рычит Канда. Он не позволит ему…       – Убирайся прочь! – в отчаянии Аллен чуть не кричит. Канда дергается было, но опять замирает.       – Ты еще пожалеешь об этом, – обещает он, разворачивается и стремительно уходит, а на крик прибегает Лави.       – Аллен, что произошло? Он ударил тебя? – взволнованно спрашивает он, хватая его за плечи, а тот медленно оседает на пол в его руках.       – Я уже жалею… Обо всем… – тело начинает трясти, и он проваливается в благословенный обморок.       Тикки же следует за Кандой, выскакивая за ним из квартиры, и ловит на лестнице.       – Ты никогда больше не посмеешь к нему приблизиться, – Тикки хватает его за грудки и с такой силой прикладывает о стену, что удар тут же отзывается сильной болью по всей спине.       – Не твое дело! – пытается было отпихнуть его Канда, но не тут-то было. Тикки держит его железной хваткой, плавно меняет позу, и тут же крепкие пальцы впиваются в его горло, лишая любой возможности вдохнуть хоть глоток воздуха.       – Никогда, – повторяет Тикки, еще раз ощутимо встряхивает его и отпускает.       Канда пытается отдышаться и сказать ему что-нибудь в ответ, но Микк не собирается его слушать, возвращаясь в квартиру. А он и не думал, что тот настолько силен. Или что будет настолько отчаянно защищать чужого омегу.       – Тикки, слава Богу! – подскакивает к нему Лави, как только он закрывает за собой дверь. – Помоги мне, у Аллена опять приступ.              ***       Судорожная горячка проходит через день. А еще через день его накрывает снова. Как тогда в больнице над искалеченным телом Аллена. Но теперь в пучину отчаяния добавляется еще и чувство вины. Вины настолько сильной, что он застывает в оцепенении. Покрываясь холодным потом под шерстяным одеялом, он еле выбирается из самого ужасного кошмара, который когда-либо видел: он не простил его и исчез из его жизни. Навсегда. Боль так скручивает внутренности, что он заходится сухим кашлем, пытаясь вдохнуть. Спазмы прокатываются по всему телу, а потом так же внезапно исчезают, ославляя после себя противные отголоски слабости. Канда заваливается обратно на подушки и вперяет пустой взгляд в потолок. Что ему делать? Как его вернуть? Как заставить поверить, что он действительно осознал за эти два с половиной года? Ему не вымолить прощение. Он бы не простил. И омега не простит. Он уже прекрасно это знает. Аллен ненавидит его. И он сам этого добился, никогда не желая этого на самом деле. Это его равнодушие трансформировало единственное по-настоящему чистое и светлое чувство в отчаянную, иссушающую их обоих, ненависть. И как же вернуть его теперь? Эту сладкую, слабую и пусть и кратковременную близость? Мелкий ведь не врал ему. Никогда. Ни в больнице, ни в постели, ни на этой встрече. Тогда он чувствовал не только свой гнев и страх, сильнее всего жгли обида, обреченность и горькое разочарование, ядом разливавшиеся вокруг Аллена. Но даже тогда их связь все еще существовала. А как же быть теперь? Как ее вернуть и как усилить ее настолько, чтобы переплавить ненависть обратно хотя бы в слабое, осторожное доверие? Он мучается этими вопросами до самого утра. А потом весь оставшийся день, ночь, неделю, все глубже и глубже погружаясь в бездну боли и обреченности. Он не привык сдаваться и всегда шел до самого конца, но теперь он не видит выхода из сложившейся ситуации. Снова и снова перебирая варианты, строя мысленные диалоги, размышляя бессонными ночами, он все больше отчаивается. Он почти не ест и почти не спит. Диван рабочего кабинета превратился в единственно возможное место, где он мог отключиться хотя бы на пару часов, потому что все на старой квартире ему напоминало об Аллене. А тренировочный зал стал единственным способом выместить свой стресс и хоть немного отвлечься от всепоглощающей муки. Он доводит себя до изнеможения, и когда Комуи находит его в таком состоянии в конце третьей недели, то просто ужасается. Он даже представить себе не мог, что когда-нибудь увидит Канду таким. Это просто невероятно для вечно холодного, собранного и сильного и морально, и физически человека. Он пробует было как-то успокоить его, поддержать, но делает только хуже, окончательно разрушая всю оставшуюся выдержку. Комуи не знает, как ему помочь вернуть покой его душе. Зато знает Линали. Преданно любя своего старого друга, она теперь воспринимает Канду безмерно запутавшимся, грубым человеком, даже если поначалу, при знакомстве, весьма ровно к нему относилась. А явившись в «Орден» и застав брата за очередной попыткой утихомирить опять разбушевавшегося парня, она просто подходит к нему сзади и вырубает сильным, точным движением по затылку. Канда оседает, а она, подхватив, не может удержать и медленно опускается вместе с ним на пол. Укладывает его голову себе на колени и поднимает взгляд на ошарашенное лицо брата.       – Может быть это неправильный, но вполне действенный способ успокоить его и дать хоть немного отдохнуть. Всем нам, – поясняет она свои действия, а Комуи тут же подскакивает и поднимает Канду на руки, оттаскивая на многострадальный диван.       – Я никогда не видел его в таком состоянии. И даже подумать не мог, что увижу, – повторяет он вслух свои мысли. – Он ужасно выглядит.       – Именно, – кивает Линали. – Ему бы поесть и подольше поспать. А еще лучше вызвать врача, чтобы он вколол ему успокоительное. Он ведь опять скоро поднимется.       – Я так и сделаю, – соглашается Комуи и вызывает их дежурного медика. – Ты виделась с Алленом?       – Да, но это не помогло, – вздыхает она. – Он наотрез отказывается обсуждать эту тему и демонстративно не желает ничего слышать о Канде. Если честно, его в таком состоянии я тоже не видела. Это пугает. Он выглядит сломленным.       – Думаешь, мы можем что-нибудь сделать? – задумчиво спрашивает он.       – Я не знаю, – отвечает Линали. – Им нужно время, чтобы придти в себя после ссоры. Но чем дольше они порознь, тем обоим хуже.       Она устало присаживается на стул возле дивана и смотрит на притихшего Канду. Пришедший медик делает укол несколькими ампулами, а они накрывают расслабленное тело пледом и уходят из кабинета. Мечнику нужно отдохнуть, и если понадобится, они всегда могут накачать его еще раз.       Канда просыпается в бреду, несколько часов мучается тяжелым мороком, а потом опять забывается беспокойным сном. Так проходят сутки, а на вторые он приходит в себя уже вполне осознанно. Сонно моргает и морщится от боли в затекшем теле.       – Как ты себя чувствуешь? – Комуи отрывается от только что принесенных бумаг и поднимается из-за стола. Он уже начал беспокоиться из-за этого долгого сна и старался как можно больше времени проводить рядом с мечником, контролируя его самочувствие.       – Какого хрена, Комуи? – Канда с отвращением вытаскивает иглу из вены на локте и медленно садится.       – Ты слишком переутомился, – начинает оправдываться тот. – Тебе не стоит…       – Переутомился? – перебивает его Канда. – От чего? От охоты на «Акума»?       – «Акума»? А причем тут они? – не понимает Комуи.       – Да как «причем»? Мы же, наконец, разворошили их гнездо, – фыркает Канда и начинает злиться. – Не тупи и не выбешивай меня сильнее, чем эта дурацкая капельница.       Комуи ошарашено смотрит на него, пытаясь понять, что происходит, а Канда неуверенно поднимается на ноги. Он чувствует, как перед глазами все начинает плыть и, пошатнувшись, падает обратно на диван, проваливаясь в обморок. Комуи, испугавшись, тут же подскакивает к нему, но сколько бы ни тормошил, тот не приходит в себя, и он торопливо вызывает охранников. Канду везут к Книжнику. Странное поведение не просто пугает Комуи, и он, рассказывая о случившемся врачу, понимает, что все может быть очень и очень серьезно.       После осмотра, когда Канда пришел в себя, и разговора с Книжником, тот выходит в коридор к Комуи. Задумчиво хмыкает, оглядываясь на палату, и ведет Комуи к себе в кабинет.       – Что с ним? Не томи, – дергается тот, а Книжник устало падает в кресло.       – Я не знаю точно, могу лишь предположить, – начинает он. – Физическое состояние весьма ослаблено. Обморок случился от усталости, недосыпа и голода. Но это мы скоро поправим. Гораздо больше меня волнует его поведение.       – Он зачем-то упоминал про «Акума», а мы с ними не пересекались по-крупному уж года три, не меньше, – рассказывает Комуи.       – И не только это, – кивает Книжник. – Он не помнит про Аллена. На все наводящие вопросы он ответил отрицательно. И в таком состоянии, сомневаюсь, что он может врать.       – Как это, не помнит? – удивляется Комуи и хмурится, пытаясь понять.       – Вот так. Он не помнит ничего, что с ним связано. С момента его осознания, – задумчиво рассказывает Книжник. – Они ведь встретились, да?       – Да. И все прошло плохо, – подтверждает Комуи. – Где-то три недели назад. Аллен отверг его. С тех пор Канда, по-моему, и не спал толком ни разу. И из кабинета рабочего не выходил.Врач слушает его, не перебивая, и долго молчит, пытаясь выяснить, что именно произошло. Комуи в таком же недоумении. Он усаживается напротив него и сосредотачивается на поиске ответов.       – Единственное предположение, которое кажется мне достаточно правдоподобным, это то, что здесь замешана их связь, – говорит Книжник. – Если, как ты сказал, Аллен отверг его, то связь могла заблокировать воспоминания об омеге, чтобы альфа мог жить и функционировать. Это инстинкт самосохранения. Это как если бы омега умер. Такие случаи единичны, но они были. Это как когда Канда отверг его – связь Аллена посчитала того «мертвым» и поставила дальнейшее существование омеги под угрозу. Сейчас произошло нечто подобное, только участники поменялись местами.       Комуи не может сдержать удивленного возгласа. Он сам был альфой без пары и пока не мог судить о связи, делая выводы и основываясь лишь на теории. Но причин не доверять врачу с многолетней практикой у него не было.       – Мне нужно понаблюдать за ним хотя бы пару дней, чтобы подтвердить предположения, – заканчивает он.       – Что нам делать, если это окажется правдой? – спрашивает Комуи. – Как нам рассказать ему о том, что произошло?       – Рассказывать не нужно, – объясняет Книжник. – Если это так, то мы лишь навредим ему этим – связь опять взбрыкнет, и избирательной амнезией он может не отделаться. Нет, говорить ничего нельзя. Это его единственный шанс придти в себя и продолжить существование.       – И чем объяснить ему то, что он забыл почти четыре года? – сомневается Комуи.       – Он забыл выборочно. Чем ты слушал? – хмурится Книжник. – Только то, что связано с омегой. Повседневную жизнь он помнит.       – Еще не легче…       – Скажите, что его ударили по голове, соврите, – махает рукой Книжник. Сейчас это не его проблемы.       Комуи обреченно кивает, соглашаясь, но у него есть еще один важный вопрос.       – А как же Аллен с егосвязью? – спрашивает он, и так уже понимая, что ничего хорошего не будет.       – А вот ему придется терпеть, если он и дальше собирается его отвергать, – вздыхает Книжник. – Мы и так, как можем, сдерживаем связь медикаментозно. И, если вдруг что-то пойдет наперекосяк, я боюсь, что Аллен может не выдержать.       Комуи опять кивает.       – Нужно будет постоянно контролировать их состояние, чтобы не упустить момент, – продолжает врач. – Будь внимательнее с Кандой, а я попрошу Лави.       Комуи соглашается, благодарит за помощь и уходит к Канде, а Книжник вызывает Лави. Тот приезжает через несколько часов, когда врач уже получил результаты анализов и тестов, подтверждая догадку, а Канде благополучно наврали про удар по голове. Он рассказывает ему о том, что произошло, ввергая в недоумение и шок. Лави, конечно же, возмущается, но тоже не может не признать, что Канде нельзя ничего рассказывать. На его плечи ложится обязанность объяснить все Аллену и проконтролировать его состояние и действия. Когда же он делает это, то последнее, чего он ожидает, так это счастливого смеха.       – Это же здорово! – улыбается Аллен. – Он наконец-то оставит меня в покое!       – Зачем ты так? – грустно вздыхает рыжий, разглядывая ехидную усмешку в глазах.       – А как еще, Лави? – и смех Аллена тут же сменяется озлобленностью. – Этот ублюдок просто все забыл, а я должен мучиться? Ну уж нет! Вот теперь я точно буду знать, что меня не побеспокоят.       – Аллен… – начинает Лави, но тот его перебивает.       – Нет. Пусть будет так, – успокоившись, решает он. Это лучшее, что можно сейчас сделать.                     Глава 9              Курортный город встречает ее криками чаек и теплым ветром, наполненным запахом соли. Старинные вычурные дома и новые постройки мелькают за окнами такси. В свете солнца стены домов ослепительно белые, брусчатка на дорогах горячая сквозь тонкую подошву туфель, зелень вокруг буйная и цветущая. Она осматривает местность, завтракает недалеко от гостиницы в уютном кафе старой смуглой хозяйки. Слойки еще горячие, а кофе удивительно вкусный для такого простого, без изысков, места. Неугомонные детишки всех возрастов уже наполняют тенистые переулки, гоняя мяч и развлекаясь какими-то только им известными играми. Порыв ветра пытается украсть ее шляпку на открытой веранде, и она, придерживая ее рукой, не замечает, как он к ней подходит. Лишь отпустив головной убор, она видит легкие светлые брюки, цветастую рубашку и неизменно довольное выражение лица старого друга.       – Не понимаю я тебя, Тикки, – тянет она, лукаво улыбаясь. – Откуда в тебе столько романтики?       – А я не понимаю тебя, Роад. Как можно не радоваться лету и морю? – возвращает он улыбку и тепло обнимает ее, чувствуя легкий поцелуй в щеку.       – Я радуюсь. Но понимать отказываюсь, – привередничает она и заказывает себе сок, когда приносят завтрак Тикки.       – Не зарекайся, – смеется он. – Когда я познакомлю тебя с Лави, ты все поймешь.       – Мне уже интересно, кто же смог украсть твое неприступное сердце, – она играет трубочкой в стакане и рассматривает собеседника. Изменение еле уловимо, но, в зависимости от ракурса, меняет всю картину. Привычная улыбка никогда еще не была настолько счастливой, пока он не заговорил о любовнике. – Хотя мое отношение к церемонии навряд ли изменится.       – Рано об этом спорить, – усмехается он, придвигая к себе чашку. – Потерпи десять минут до знакомства и сутки до свадьбы.       – Заставлять девушку ждать – неприлично, – она притворно надувает губы, но тут же снова улыбается. – Лучше расскажи, как там Аллен.       – Так не терпится? – он шутливо ей подмигивает. – Аллен сам тебе расскажет все, что посчитает нужным.       – С ним что-то случилось? – Роад хмурится. – Тикки!       – Терпение, Малышка. Ты же знаешь, все не бывает идеально гладко. Я рассказывать не буду, потому что Аллену самому нужно этим поделиться. А раскрутить его на разговор у тебя получится лучше, чем у меня, – интригует он.       – Ладно, ладно, – нехотя соглашается она, но, видя изменившийся настрой Тикки, успокаивается.       Рыжая одноглазая бестия останавливается возле их столика, и она с удивлением разглядывает подошедшего.       – Привет. Давно ждете?              ***       Церемония проходит на берегу. Помост, украшенный белыми лентами и цветами, скамейки для приглашенных и узорчатая беседка утопают в песке. Регистратор торжественно произносит дежурные фразы, но на них почти никто не обращает внимания. Все оно сосредоточено на сияющих молодоженах. Они обмениваются кольцами, целуются и принимают поздравления. После официальной части, мероприятие перебирается в прибрежный ресторан на открытом воздухе. Играет легкая музыка, звучат смех и разговоры.       Канда вылавливает Комуи в разгар вечера. Тот, наконец, оставил в покое Линали, отпустив на танцпол. Красное вино играет бликами в его бокале, а Канда усаживается рядом.       – Здесь хорошо, правда? – довольно улыбается Комуи.       – Вполне, – Канда пожимает плечами. На него все эти празднества уже давно наводят только тоску.       – Не пожалел, что поехал? Тебе нужно было отдохнуть, – Комуи снова неторопливо отпивает.       – Возможно, – задумчиво говорит он. Возможно, он действительно не пожалеет об этом. Он вылавливает взглядом тонкую фигурку Линали в нарядном платье, кружащуюся в чужих руках. – Ты знаешь того, с кем сейчас танцует Линали?       – Нет, а что? – медленно проговаривает Комуи, обмирая – Линали только что перехватил Аллен. – Кажется, он со стороны Микка.       – Он – мой омега, – Канда поднимает свой бокал, а Комуи разворачивается к нему всем корпусом.       – Что? – он подозревал, что Канда, скорее всего, обратит внимание на необычного гостя, близко общающегося с избранником их друга, но к такому повороту не был готов. – Ты его осознал?       – На церемонии, – кивает Канда и усмехается реакции Комуи. Да, в такое действительно сложно поверить.       – Мне попросить Микка вас познакомить? – улыбается Комуи в ответ, борясь с наступающей паникой. Что теперь делать?       – Вот еще, сам справлюсь, – фыркает Канда и отвлекается на телефонный звонок.       Он уходит в более тихое место, внимательно слушая собеседника. Музыка сменяется, и Линали обратно подсаживается к столу.       – Ко мне только что подходил Канда, – рассеянно говорит Комуи, пытаясь решить как поступить.       – Как он? Последние недели его не было в городе, – Линали отпивает сок из бокала, рассматривая пеструю толпу, которая снова затягивает Аллена.       – Он осознал Аллена, – решается орденовец, и девушка в удивлении оборачивается к нему.– Что?       – Прямо сейчас, на церемонии, – подтверждает Комуи и начинает нервно крутить в руках салфетку.       – Он его вспомнил? – спрашивает Линали.       – Похоже, что нет. Иначе реакция была бы более бурной, – отвечает он. – Как думаешь, что теперь будет?       – Я боюсь себе даже представить, – вздрагивает она. – Нам нужно предупредить Аллена.       – Пожалуй, ты права. Канда все равно с ним встретится, – соглашается Комуи, глядя как Линали торопливо строчит смс.              ***       В гостиницу он возвращается далеко за полночь. Церемония была просто чудесной. Среди смеха, поздравлений и всеобщего веселья, молодожены были самыми счастливыми. И Аллен рад за них настолько, что почти забывает о том, что Канда тоже здесь. Связь бунтует, то окатывая волной страха, то ударяя болью в виски, а то заставляет сжимать от гнева пальцы. Сердце скачет в судорожных припадках, и он старается все время себя отвлекать, чтобы не сорваться. Этому хорошо помогает Роад, которая не отходит от любимого друга почти ни на шаг. Она то вытаскивает его на танцпол, то кормит пирожными, и все время о чем-то говорит. А Аллен заставляет себя сосредотачиваться на ней и не обращать внимание на раздражающий фактор в лице Канды. Роад почти не изменилась, оставшись такой же хрупкой, милой, с лукавым взглядом светлых глаз. Аллен всегда воспринимал ее как сестру, заботился и оберегал, даже несмотря на то, что она его старше. Они изящно движутся в медленном танце и ведут тихий разговор.       – Как там Граф? – спрашивает Аллен, готовясь к упрекам.       – Все так же. Скучает, – отмахивается она и, прищурившись, оглядывает его. – А вот тебя я надеялась обнаружить в лучшем состоянии.       – Я плохо выгляжу? – притворно обижается он и улыбается – от Роад всегда было сложно что-то утаить.       – Ты устал, – поясняет она и нежно проводит рукой от его плеча к сердцу. – Где-то вот тут.       Она постукивает пальчиком по нагрудному карману его легкого приталенного пиджака и поднимает внимательный взгляд.       – Возможно, – соглашается он, склоняя голову чуть набок. Она до сих пор прекрасно чувствует все его настроения. – Я бы не хотел говорить об этом сейчас.       – Аллен, твой запах изменился, – она укладывает голову ему на плечо и негромко шепчет на ухо. – Неужели ты думаешь, что я это так оставлю?       – Хорошо, – вздыхает он. – Поговорим об этом завтра?       Она кивает, и они продолжают танец. Вечером любуются фейерверком, а ближе к ночи вместе с гостями начинают расходиться. Аллен провожает Роад в ее номер и поднимается в свой. Под конец вечера он настолько расслабился, что почти забыл о Канде, невнятно ощущая его присутствие отголоском в сознании и слабой дрожью под «ложечкой». Он скидывает с себя узкие туфли, пиджак, расстегивает воротник рубашки и устраивается на подоконнике с сигаретой. Пришедшая на вечере смс от Линали сначала вогнала его в ступор, а потом прокатилась адреналином по венам. Неужели все начнется опять? Ведь он только-только успокоился. Привык жить без него. Даже приступы теперь беспокоят не так часто. За прошедший с последней встречи год, он старался не пересекаться с Кандой ни под каким предлогом. Не видеться и не вспоминать. Метка с того дня по-прежнему болит и отравляет его, но уже не так сильно, дав отсрочку на неопределенное время. Он выдыхает сизый дым в приоткрытую форточку и тушит сигарету. Тяжелое предчувствие ворочается под сердцем, и когда он слышит стук в дверь, оно давит изо всех сил: это Канда. Что ж, у него нет выбора, рано или поздно, но это бы случилось. Он медленно идет к двери и, собравшись, открывает. Ему просто нужно выдержать это и не сорваться.       Праздничный костюм Канды идеально на нем сидит, подчеркивая красивое тело. Длинные волосы аккуратно убраны в хвост, завязанный не повседневной резинкой, а дорогой лентой с серебром узора. Он оглядывает Аллена с ног до головы и переступает порог.       – Мы можем поговорить? – его голос перекатывается по сознанию Аллена, заставляя призвать всю силу воли.       – Проходи, – спокойно говорит он, открывая дверь шире, пропускает его в номер и возвращается к окну. – Чем обязан?       – Меня зовут Канда Юу. И я тебя осознал, – Канда хмурится на это деланное равнодушие. Обычно, омеги сами вешаются на альф. А осознавшие и подавно, но этот почему-то был абсолютно спокоен.       Когда он увидел среди поздравляющих тонкого невысокого паренька, внутри него все перевернулось. Он сбивается с шага, а потом и вовсе останавливается, чувствуя, как образ горячим металлом прижигает сердце. Этот омега… Он вдыхает поглубже, стараясь расслабиться, но не выходит. Он еще раз оглядывает толпу, замечая его у Тикки, обнимающего и что-то весело говорящего. Потом тот разворачивается к Лави, вручает цветы, опять обнимает и смеется. А Канда от его улыбки отправляется на небеса – она вмиг вызывает легкую эйфорию и возбуждение. Он поначалу пугается такой реакции, но потом понимает, что при осознании это естественно. Первая волна скоро схлынет, и он возьмет себя в руки. Весь вечер он только этим и занимается, украдкой наблюдая за омегой. Видя, как тот довольно активно общается с молодоженами, Канда понимает, что это их друг. Но к ним он сейчас не пойдет, и решает спросить Комуи. Признание дается с трудом, хоть мечник и не собирался его скрывать. По крайней мере, не от Комуи, это точно. Имя ему приносит официант после очередной смены блюд за дополнительные чаевые. А выяснить, где «Аллен Уолкер», как гласит бумажка, остановился, ему не составит труда. Он решает перехватить его после праздника. Выяснять отношения в толпе приглашенных он точно не намерен.       Когда открывается дверь номера и омега оказывается перед ним, Канда опять на секунду теряется. Седые волосы мягко блестят в приглушенном свете. Тонкий шрам на щеке ничуть не портит лица, даже наоборот, добавляет ему экстравагантности. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты и оголяют ключицы, что тут же вызывает сухость во рту. Аллен пропускает его в номер, становится у окна и почти не смотрит в его сторону. Канду такое поведение опять настораживает. Он что, настолько стеснителен? Или просто не знает, как реагировать на это признание? Интересно. Но зато у Канды на этот случай уже давно составлен план, и он продолжает.       – Я живу в столице, и ты тоже туда переедешь. Встречаться будем по мере необходимости. Вот моя визитка, – равнодушно инструктирует он, доставая из кармана бумажку и кидая ее на стол. – О течке предупреждай заранее или пользуйся таблетками. Я весьма занятой человек, и не буду срываться по первому зову.       Он замолкает, вспоминая, что хотел сказать еще, и не замечает, как бледнеет Аллен. Тот же, слушая спокойный голос, сначала даже не воспринимает его слова, а когда доходит, он весь сжимается от боли. Опять. Даже теми же словами. Для этого чертового альфы ничего не изменилось! Он просто забыл обо всем, но Аллен-то помнит! И он больше не позволит ему устанавливать свои правила в их отношениях. Чувствуя, как вместе с болью, поднимается злость, ему в голову приходит идея – а что если он подыграет Канде в этой игре в «незнакомцев»? На свой, конечно, манер.       – Ты, наверное, что-то путаешь. Я – не твой омега, – деланно недоумевающим голосом говорит Аллен. О, он прекрасно умеет играть на публику, так, что тот обязательно ему поверит. Он избавится от него. Любым способом.       Канда замирает и хмурится, пытаясь понять, о чем говорит омега. Он еще раз оглядывает его, но чувства не врут. Все его естество тянется к этому парню. Он точно его.       – Этого не может быть. Я осознал тебя сегодня на свадьбе, – настаивает он.       – Я не могу им быть, потому что у меня уже есть мой альфа, – а как тебе это? Омеги для тебя до сих пор всего лишь мусор. А что если я не поддамся тебе?       – Что? – Канда опять ничего не понимает. Этот странный омега и странные чувства сбивают его с толку. От внезапной перспективы что-то внутри едко дергается, колюще отзываясь в груди.       – У меня уже есть человек, с которым мы осознали друг друга и заключили связь. Ты ошибся, – продолжает играть Аллен, и в подтверждение оттягивает воротник рубашки, оголяя шею. Эта метка никогда полностью не заживет, но мечник не узнает ее, ведь он ничего не помнит.       Канда в шоке смотрит на красноватые следы зубов и не может поверить в то, что говорит Аллен. Откуда-то из глубины поднимается яростное бешенство, и в голову бьет ослепительная вспышка ревности. К его омеге прикасался кто-то чужой. И посмел не просто прикоснуться, а поставил свою метку! Целовал его губы, ласкал тело, слышал стоны удовольствия. Кто-то, а не Канда. Инстинкт вопит страшным голосом, а гнев, скручиваясь спиралью, выстреливает как перетянутая пружина. Канда резко шагает к Аллену, не давая опомниться, хватает за рубашку и дергает ее с плеча. Слышится треск ткани, отскакивают пуговицы, а он склоняется над обнаженной шеей и впивается безжалостным укусом. Он не позволит, чтобы к его омеге кто-то прикасался! Он принадлежит только ему! Теплая кровь ударяет по деснам и проходится по языку странным сладковато-завораживающим привкусом. Удлинившиеся клыки мягко входят в плоть глубже, и только когда он слышит сдавленный стон боли, понимает, что перестарался.       Аллен же совершенно не ожидал такого поворота. В своей игре он забыл, что Канда всегда действует грубо. Но новую метку он и предположить бы не смог. От шока он застывает на пару мгновений, а когда приходит боль, вырывая стон, он яростно отталкивает мечника. Судорожно хватается рукой за шею, пытаясь остановить кровь, чувствуя, как она пробивается сквозь пальцы. Черт, он что решил вампиром стать?       Канда отступает на шаг, облизывает губы, рассматривая побледневшего шокированного омегу. А потом его накрывает такая боль, что он не может устоять на ногах. Он хватается за голову, внутри которой как будто что-то взорвалось, и падает на колени. Очень быстро боль распространяется по всему телу, заваливая его на бок и заставляя биться в нервных судорогах. Она выкручивает кости, каленым железом проходит по мышцам и сжимает внутренности. Он сдавленно дышит, но не может выдавить из себя ни звука. Перед глазами все темнеет, а потом вдруг появляется странная картинка. Он видит Аллена в полутьме на подушках, видит свежий укус на шее, и чувство удовлетворения отголосками проникает в его агонизирующий мозг. Потом картинка меняется: тот же Аллен, но на месте метки бордово-синее пятно кровоподтека. И, следом за ней, картины начинают мелькать одна за другой. Борясь с оглушающей болью, он силится их понять, но постоянно отвлекается на нее. Он видит себя, Книжника, больницу, Лави с Тикки. Видит под собой соблазнительное тело и кожей чувствует вздох наслаждения, сорвавшийся с губ Аллена. И еще много и много отдельных сцен.       Когда боль понемногу утихает, он догадывается, что это – воспоминания, и складывает их как мозаику, пытаясь привести к общему знаменателю. Он забыл – доходит до него. Забыл все, что было связано с омегой. Все свои поступки, все мысли и чувства. Забыл Аллена и то, что когда-то испытывал к нему. Но он может чувствовать сейчас. И, постепенно приходя в норму, добирается до тех отголосков эмоций, что царапаются по краю сознания. Он слышит боль, страх, отчаяние, безграничную обиду и ненависть. А еще он ухватывает слабую надежду, горькую привязанность и смертельную тоску по нему, и понимает, что это чувства Аллена. Наконец, он восстанавливает свои утраченные воспоминания и, прислушиваясь к омеге, пытается осознать то, что произошло. Он дважды отверг его. Причинил столько боли и все равно был уверен, что тот к нему вернется. Так не бывает. И Аллен ему отомстил. Так, что Канда вообще забыл о нем. Забыл о том, что даже ни разу не сказал ему, как сожалеет о содеянном. Он ведь даже не пытался. Но теперь он должен попробовать. Должен, иначе они никогда не будут вместе.       Он тяжело всхлипывает, отдышавшись, когда боль притихает настолько, что он может пошевелиться. Канда медленно приподнимается на руках и садится на колени. Кидая осторожный взгляд на омегу, он готов почти ко всему, но, видя нестерпимую муку в глазах, просто падает обратно на пол в поклоне. Он нервно стискивает пальцы перед собой и шепчет.       – Аллен… прости… прости… – он повторяет это почти как мантру, чувствуя, как в омеге сначала поднимается злость, потом она сменяется горькой обреченностью, а под конец остается только тупая невыносимая боль.       Канда медленно, несмело поднимается и смотрит на Аллена. Тот прижался к стене, вцепившись в нее побелевшими пальцами, губы плотно сжаты, а глаза закрыты. Неровное дыхание через нос слышится почти как стон. Он делает к нему всего один шаг, и тут же новая вспышка боли прокатывается по нервам, но эта боль не его. И он опять бросается к нему, стискивает в объятиях, судорожно всхлипывая.       – Пожалуйста… Пожалуйста, не отталкивай меня… – снова и снова шепчет он, гладя спину, зарываясь пальцами в светлые волосы, сжимая плечи. – Я без тебя не смогу…       Внутри Аллена только боль. И своя, и Канды. Приступ подошел почти сразу, как только Канда схватил его, но быстро стих, уступая место всепоглощающему огню. От которого он только и мог, что хвататься за стены, чтобы остаться на ногах, и молиться, чтобы все быстрее закончилось. Когда Канде становится легче, он вместе с ним наблюдает фрагменты их прошлого, вновь и вновь окунаясь в этот мир наслаждения и отчаяния. И все это – в сопровождении их резонирующих чувств. Он пытается сосредоточиться только на дыхании, но не выходит, особенно, когда Канда приближается. А ведь он встал перед ним на колени. И это дорогого стоило им обоим. Но он поступился своей гордостью, чтобы исправить то, что натворил. Аллен прислушивается к чувствам Канды и не находит в них больше ни пренебрежения, ни равнодушия. Он действительно раскаивается. Вот только можно ли ему верить? Он тяжело дышит в плечо Канды, ему страшно и больно. Зачем они опять встретились? Разве можно начать все сначала после того, что случилось? Канда хочет этого – Аллен чувствует. А чего хочет он? После такой встряски, он и сам уже не знает.       Канда чувствует его сомнения, чувствует его недоверие и боль. Но если понадобится, он силой заставит его себе поверить, докажет любым способом, что не причинит ему больше страданий. Ведь он не намерен никуда его отпускать. Ни в одном из смыслов. Он подхватывает его на руки и шагает к кровати. Осторожно укладывает на простыни и сразу же ощущает возмущенный протест. Он заглядывает в его глаза, мысленно успокаивая, что не тронет его. Не сейчас, когда перемирие еще не достигнуто. Канда ложится рядом, крепко обнимает, сжимая нетерпеливыми руками, и замирает. Расслабляясь и постепенно успокаиваясь, он позволяет своим чувствам свободно течь через него, ничего не утаивая. Чтобы Аллен видел, чувствовал, поверил наконец. В ответ он слышит эмоции Аллена, всю его обиду, злость и презрение. Он все их выдержит, выдержит, потому что обязан. Это его цена, его возмездие. Это плата за его счастье. Сколько они так проводят, крепко прижавшись друг к другу и деля одно дыхание на двоих, они не знают. Канда засыпает только под утро, когда начинает светать, а Аллен не может уснуть. Не может решиться и решить, что ему делать дальше. Ближе к завтраку он осторожно встает, пытаясь не разбудить Канду. Удается, и он торопливо собирает свои вещи. У него сегодня была запланирована куча дел, и Канда, свалившийся как снег на голову, не должен стать помехой. Поговорить они могут и потом.       Он спускается в лобби. Потом завтракает с Роад, рассказывая основные моменты их истории и пытаясь успокоить ее бушующие чувства. Ведь все уже почти прошло. Теперь бесполезно что-либо делать. Роад, конечно же, возмущается и начинает ругаться, но все это продиктовано лишь заботой об Аллене, а не злостью на него. Кое-как он все же убеждает ее, что сам все уладит. А она, хоть и не верит, но отступается, понимая, что упрямство Аллена не сдвинуть с места. Прощаясь в смешанных чувствах в аэропорту, он клятвенно обещает ей держать ее в курсе дальнейших событий. Она улетает к Графу, а он возвращается домой. Сегодня у него все расписано по часам.              ***       Канда спал беспокойно. Чувство тревоги и неясности не отпускало даже в тяжелой дреме. Только к утру он смог наконец расслабиться. Он прижимал к себе Аллена как можно крепче, но так и не смог до конца поверить, что нашел его, вспомнил. Тогда, год назад в больнице Комуи сказал ему, что амнезия случилась из-за удара по голове, но он не очень-то верил. Почему тогда в памяти смазались именно последние четыре года? Не больше, не меньше. Канда попытался было выяснить, что произошло, но быстро попал в тупик. Не было ничего наводящего на мысли, как будто кто-то нарочно стер все важные события. Канда почему-то помнит только повседневную рутину, но ему все время кажется, что он что-то упускает. И не просто важное, а что-то, что было неотъемлемой частью его жизни.       Промаявшись так несколько месяцев, то пытаясь вспомнить, то загоняя Чаоджи в поисках информации, он, в конце концов, отступается. Это ведь только его предчувствие, никаких фактов он не нашел, так что забивать себе голову не было никакого смысла. Он так решил, но странное ощущение, хоть и поутихло со временем, но до конца так и не исчезло. Иногда он просыпался от тяжелых будоражащих снов, в которых кого-то то ли искал, то ли пытался догнать, но и тут ничего не мог вспомнить. А все оказалось так просто и так сложно одновременно. Он молил Аллена о прощении, но сам, наверное, уже не сможет себя простить. Он всегда был честен с собой и не обманывался, так что не сможет тешиться надеждой, что когда-нибудь перестанет считать себя последним ублюдком.       Он тяжело вздыхает и выпадает из сна на мягкие подушки. Солнце высоко, почти полдень, но он не чувствует себя отдохнувшим. Только вялая усталость наполняет тело. Но она вмиг слетает с него, как только он обнаруживает себя в постели без Аллена. Он ушел, причем наверняка уже давно. Паника накрывает волной, и он тут же вскакивает с кровати, а потом замирает посреди комнаты. Он ушел. Ушел, так и не дав своего ответа. Но Канда чувствовал, чувствовал, что стена ненависти, обиды и отчуждения дала трещину. Ему это не приснилось. А значит, у него все еще есть шанс. Он наскоро умывается и собирается возвращаться в «Орден». Сдавая ключи администратору, он получает записку: «Вернулся домой» и не может сдержать победную улыбку. Он смог, все-таки смог ухватить эту слабую надежду, вырвать свой шанс. И теперь он точно ни за что его не потеряет.       Он возвращается вместе с Комуи и Линали. Те, узнав, что Канда все вспомнил, были далеко не в восторге от известий. Линали же вообще заявила, что теперь может с чистой совестью врезать ему, если что-то опять пойдет не так. И Канда, естественно, соглашается – хоть дважды. Она сердито поджимает губы, а Комуи передает ему контактные данные Аллена. Он сомневается в правильности поступка, но Канда настроен так серьезно, что Комуи не может не признать: вместе с памятью вернулся наконец и разум Канды.       До вечера мечник пытается отвлечься, но мысли, раз за разом, возвращаются к Аллену. Он вновь и вновь перебирает воспоминания и плохие, и хорошие, но не может ими насытиться. Ему нужен Аллен. Рядом, под боком, на расстоянии вытянутой руки, в пределах сознания и так, чтобы он мог чувствовать его. Знать, что тот больше не уйдет. К ночи он изводится вконец и набирает полученный от Комуи номер.       – Где ты?       – Я занят до утра, – шум вечернего города почти заглушает голос, но Канда не чувствует в нем ни раздражения, ни злобы. Это хороший знак. Можно попытаться снова.       – Я буду ждать, – еле выдавливает он из себя, переступая через остатки гордости. Хоть он и отринул ее, но вот так просто выражать свою привязанность придется еще научиться. Аллен молчит в ответ некоторое время, по всей видимости, пребывая в шоке от таких заявлений. То ли от самонадеянности Канды, то ли от приступа заботы.       – Л-ладно, – отвечает тот, запинаясь, а Канда усмехается про себя. Мелкий как будто не понял, что пообещал сейчас вернуться в его дом. Это действительно стоит чего угодно.              ***       Громкие голоса перекрывают музыку. Воздух сперт от сигаретного дыма и алкогольных миазмов. Но это – обычная картина для любых клубов и баров любого города. В большом и достаточно известном пабе сегодня все так же шумно, несмотря на будний день. Точнее, ночь. Это спецподразделение полиции отмечает день рождения своего начальника всем составом. Вот только тут, конечно, никто не знает, что они – служители правопорядка. Компания весело буянит уже несколько часов, и, когда Аллен находит их, Линк уже вряд ли может стоять на ногах. Или зачем-то притворяется, развалившись на диване. Парочка громил затевают драку, но их быстро успокаивают. Кто-то режется в карты, проигрывая любимые часы. Кто-то танцует. Обычный пьяный вечер. Аллен выискивает глазами нужного омегу и, не находя, идет на танцпол. А вот тут удача ему улыбается – с танцпола хорошо видел дальний столик в углу, кальян и знакомый полосатый шарф.       – Какими судьбами, Пианист? – спрашивает Вайзли, когда Аллен усаживается напротив и заказывает воду.       – Теми же, что и ты, – он старается улыбнуться как можно расслабленнее и мягче. Этой Ной слишком хорошо знал все его маски, а ругаться ему совершенно не хотелось. Не то, чтобы они вступали в конфронтацию каждый раз как виделись, но Вайзли имел привычку прямо и не стесняясь в выражениях говорить обо всем, что думает и видит. Многих это бесило до крайности, и Аллен был не исключением, но он хотя бы старался сдерживаться. В Семье они виделись довольно редко – Вайзли постоянно где-то был, наблюдая, узнавая и анализируя. Кладезь логики и прагматизма.       – Тоже пришел посмотреть, как гуляют копы? – усмехается Ной. – То, что ты узнал, не дает тебе права издеваться над ближним.       – Я и не пытаюсь, Вайзли, – серьезно говорит Аллен, уже без страха заглядывая в его глаза, потому что это правда. А потом тоже усмехается. – Хотя это бы сбило с тебя спесь, и, может быть, ты хоть немного фильтровал свою речь в отношении меня.       – Давай, сыпь соль на раны, – недовольно бурчит тот, снова затягиваясь. – Я ведь и ответить могу: самурайчик твой все еще за каждой юбкой бегает?       – Спасибо тебе на добром слове, – Аллен отвешивает ему шуточный поклон, но Вайзли замечает мелькнувшую в глазах боль и привычно укоряет себя. Говорить некоторым правду о них самих, которую они и так прекрасно знают, не всегда весело. А в отношении Уолкера еще и противно. Странно, что он только в последние несколько лет это понял. Как будто пинаешь лежачего. Он примирительно поднимает руки, и Аллен фыркает в ответ.       – А ведь я пришел «зарыть топор войны», – опять усмехается он, но Вайзли таким не одурачить. За усмешкой до сих пор стоит боль, и, похоже, она никуда не собирается уходить.       – «Топор» подождет. Что с тобой? – он хмурится, ненавидя то, что чего-то не понимает.       – Старые раны, – Аллен дергает больным плечом и тут же накрывает метку рукой. Канда где-то в пределах этого здания. Боль предупредила его. Но если приступа не будет, ничто не помешает ему исполнить задуманное. – Так вот, о «топоре». Как насчет выйти из тени знаменитому, всеведающему и всезнающему аналитику?       – А как насчет знаменитому, неуловимому и хитрому мухлевщику не лезть не в свое дело? – Вайзли легко читает между строк его предложение. – Как ты вообще себе это представляешь: коп и стукач?       – После Тикки я легко могу представить себе все, что угодно, – смеется Аллен, даже слыша с какой отрешенной горечью и безнадегой говорил Вайзли.       – Значит, у тебя хорошая фантазия, – ехидничает тот, не соглашаясь с предложением. – А у меня нет.       – Вот поэтому я придумал этот нехитрый план, а то у тебя действительно не хватит ни сил, ни воображения, чтобы сделать шаг вперед, – подкалывает его Аллен. – Я помогу, и, если дельце выгорит, ты перестанешь наконец мною пренебрегать и пускать дурацкие слухи о том, что я – ходячий мертвец без сердца.       – Можно подумать, это не так, – фыркает Вайзли, а сам невольно дергается от перспективы. Эту неуемную жажду помочь ближнему своему он никогда не понимал.       – Тебе помогать или нет? – злится Аллен и с силой ставит стакан на стол, расплескивая воду. Он его что, еще и уговаривать должен?       – Черт с тобой, – видя всерьез разозлившегося Пианиста, Вайзли не пугается, а недовольно морщится. Разозленный Аллен – это чистая эмоция, часто чересчур жестокая и затягивающая. Но не интересная. – Что ты там придумал?       – Не надо делать мне одолжение, – говорит тот с такой обидой и презрением, что его пробирает по позвоночнику. – Хочешь, чтобы я помог или я ухожу?       – Хочу, – быстро откликается Ной, и Аллен успокаивается. Ему нельзя сейчас так сильно нервничать. Приступ на подходе, Канда до сих пор где-то на грани осязаемости, а он тут ругается с самым глупым и одновременно самым умным омегой на свете.       – Тогда все будет просто. Для начала мы просто привлечем его внимание.       Аллен вытягивает Вайзли на танцпол, и уже через минуту вокруг них расступаются движущиеся тела. Их танец настолько горяч и вызывающ, что многие посетители оглядываются и прикипают взглядом к двум гибким светловолосым фигурам. И Линк – не исключение.       Аллен познакомился с ним довольно скоро после приезда в эту страну. Иногда и протекция Графа могла сослужить хорошую службу, и Аллен порой удивлялся масштабам, как территориальным, так и деятельным, с которыми работал Адам Ной. Полиция, конечно, давным-давно была плотно связана с криминальным миром через стукачей, подсадных, информаторов и прочих нечистых на руку. Но внедриться в более серьезные структуры стоило весьма недюженного ума и силы. Поэтому, проникнуть, заинтересовать и завербовать такой взаимный «канал» связи стоило отдельного умения. И «умельцы» находились. И с той, и с другой стороны. Такой симбиоз был выгоден всем.       А с Вайзли он вообще совершенно случайно столкнулся в полицейском участке вскоре после истории со взрывом. Аллен тогда втирался в доверие к одному детективу, пытаясь выудить нужную информацию, а Вайзли притащил Линк. За шкварник и с воплями, что «этот мелкий ублюдок пытался его обокрасть». Зачем Линку было тащить его в участок, когда он мог просто навалять ему в переулке, Аллен так и не понял. Видать, природное чувство справедливости взыграло. А уж как так мог лохануться Вайзли, он даже и представить не мог. А когда вытащил его из-за решетки, то по одному загнанному и обиженному взгляду сразу понял: что-то тут не так. Либо он вмешался в чужую игру, либо происходит что-то уж совсем необъяснимое. Он выслушивает поток злобных обвинений не понятно в чем и пожеланий не лезть не в свое дело, и тут до него доходит – наглый, саркастичный, прямолинейный мизантроп осознал своего альфу в Говарде Линке. Наткнулся совершенно случайно в толпе, выходящей из метро, и просто упал на него от неожиданно нахлынувшего осознания. А тот же принял его за обдолбанного наркомана, среди бела дня пытающегося его обчистить. Аллен долго смеялся, когда все выяснил, а Вайзли только и делал, что посылал его в "пешие эротические путешествия", изменив своим обычным вычурным и многоэтажным ругательствам. Аллен уже давно собирался как-то помочь им решить проблему осознания, но его жизнь иногда так крутила, что он себя не помнил. Что уж тут, один Канда чего стоит. Кстати, о Канде – во время танца Аллен почувствовал, что боль усилилась, а вместе с тем на него опрокинули коктейль из ненависти и горячего возбуждения. Все ясно – Канда видел их. Но пока не пришел бить морду, они могут еще немного поразвлечься.       Танец кружит голову, яркие огни стробоскопов остаются цветными бабочками под веками, но они не обращают на это внимание. Аллен еле уговорил его на это, но даже не ожидал, что Вайзли настолько хорош в танцах.       – Можно подумать ты один у нас «мастер на все руки», – с ехидной усмешкой говорит он ему на ухо, приобнимая за плечи, когда музыка сменяется на медленную композицию. Все его мысли сейчас как на ладони.       – Продолжаем, – шипит Аллен сквозь улыбку, ощущая, как боль выходит на новый круг.       – А ты уверен? Зуб даю, что сейчас твой мечник примчится сюда выяснять отношения, – хихикает Вайзли.       – Так вот пока не примчался, попробуем все успеть, – теперь улыбка становится угрожающе злобной, и он обнимает его за талию. – Ты же быстро бегаешь, если что?       Ной боязливо дергается, но Аллен держит крепко.       – Пройдемся по тому краю, – говорит он, давая понять, что выхода нет, и им придется довести дело до конца.       И конечно же, у нужного столика их перехватывают. С несколькими парнями из группы Линка он знаком, и те без зазрения совести и честно, не смущаясь, выражают свое пошлое восхищение их представлением.       – Как насчет приватного танца для нас троих? – ржет один, и Аллен возвращает улыбку, крепче прижимаясь к Вайзли.       – Боюсь, мне и его одного сегодня хватит, – он игриво прикусывает ухо Ноя, обвивает руками тело и чувствует, как вместе с возбуждением парней растет и полыхает гнев Канды. Теперь ему точно не отвертеться.       – Эй, а как тогда насчет подарка для нашего шефа? У него сегодня день рождения, – смеются парни по-доброму.       Аллен и Вайзли синхронно поднимают взгляд на оказавшегося напротив них Линка. Его глаза затуманены алкоголем и плохо скрываемым желанием, но лицо деланно бесстрастно, и Аллен решается.       – А почему нет? – лукавит он и интригующе добавляет. – Четыре года назад я ведь уже обещал ему особый подарок…       На фразу Линк отвечает мгновенно трезвеющим, ошарашенным взглядом. Горячий, тяжелый выдох не слышен за вновь ускорившейся музыкой, но прекрасно читается по губам. Бокал в его руках рассыпается на осколки, и Вайзли и Линк вздрагивают. Говард торопливо встает.       – Пошли, поможешь мне обработать рану, – красные капли смешиваются с алкоголем, а он хватает Ноя здоровой рукой за конец шарфа, вытягивая из объятий Аллена.       Они исчезают в толпе танцующих по направлению к туалету, а Аллен безудержно хохочет вместе с парнями. Только те – от того, что шефу повезло с развлечением на ночь, а Аллен – от того, что Линк, наконец, понял, и «развлечение» это ему теперь на всю жизнь. За смехом и разговорами он пропускает пару бокалов вина и совершенно не улавливает, когда пропадает присутствие Канды. Только поняв, что боль отступила, и ему стало легче дышать, он начинает дергаться. Канда ушел молча. А ведь он ясно чувствовал его злость и ревность. Это напоминает ему о случае с Джасдеби, когда Канда просто уехал, а потом был совсем невменяем. Он тяжело вздыхает, поняв, что от объяснений ему опять никуда не деться, и прощается с разгульной компанией.       Свежий холодный воздух ночного города пробирается в легкие и под одежду колючими пальцами. Аллен с пять минут стоит, вглядываясь в беззвездное небо, и идет ловить такси, но почти сразу перед ним останавливается машина Канды.       – Садись, – рычит тот, и Аллена опаляет гневом как из раскрытой печки.       Он не решается пока возражать и как-то комментировать его настрой. Тупая боль опять поселяется в груди, и он делает мелкие, успокаивающие вдохи, как учил Книжник. Минут десять они едут молча, а потом у Аллена брякает телефон, возвещая об смс. «Я тебя ненавижу и убью! Но «топор» можешь выкидывать на фиг», – гласит она, и Аллен пытается удержать рвущийся наружу смех. Прикрывая рот рукой, он сдавленно хихикает, что, конечно же, не может укрыться от Канды. Мечник свирепеет еще больше, обращая к нему полный ненависти взгляд. Тот задыхается оборвавшимся весельем и судорожно сжимает левую руку, реагирующую на все это нервным тремором.       – Если и дальше собираешься беситься, то я лучше пойду, – Аллен кладет руку на замок двери. Машина стоит на пешеходном переходе. А Канда тут же дергается.       – Только попробуй, – выдыхает он, еле сдерживаясь, и машина торопливо трогается с места.       В салоне повисает тишина, и Аллен опять вздыхает. Канда так близко и так далеко одновременно. Неужели они никогда не придут друг к другу и к пониманию? Они подъезжают к знакомой многоэтажке. Канда так и не переехал с тех пор. Даже охранники остались теми же. Они удивленно взирают на Аллена, а потом улыбаются, узнав. Канда злобно дергает дверь, и охрана настороженно переглядывается, на что Аллен лишь качает головой, бросая успокаивающую улыбку. Сейчас уже навряд ли что-то поможет. Он не знал, как его успокоить в прошлый раз, не знает и сейчас. Но ругаться снова ему не хочется. Он уже безумно устал ото всего этого. Канда мечется по гостиной, а Аллен останавливается в проходе, складывает руки на груди и готовится слушать гневные крики.       – Какого черта?! Это что, месть? За измену? – Канда застывает посреди комнаты с горящим взглядом. Он сказал ему, что будет его ждать. Но только Чаоджи, всегда исправно выполняющий все его поручения, сообщает, что омега направился в клуб, вместо их квартиры. И он не мог проигнорировать это. Как оказалось, не зря. – Решил пойти переспать с первым встречным, как я когда-то?       – Ты идиот, Канда. Тот омега – пара Линка, – устало говорит Аллен и смотрит ему в глаза с уже не скрываемой болью и отчаянием. – В моей жизни всегда был, есть и будет только один человек.       Вздохнув, он разворачивается на выход, но опять оказывается в железном кольце рук Канды.       – Никогда. Не смей. Даже смотреть. В другую сторону, – раздельно цедит он сквозь зубы, хоть немного и успокаиваясь, но все еще не отпуская до конца свою ревность и раздражение.       – А тебя это требование будет касаться? Ты тоже не посмеешь? – Аллен тоже начинает злиться. Что, неужели Канда по-прежнему может только требовать, ничего не давая взамен?       – А ты этого хочешь? – он разворачивает его к себе лицом, но не выпускает из объятий. – Хочешь, чтобы я был рядом с тобой?       Аллен заглядывает в настороженные глаза. Его губы упрямо сжаты, пальцы на спине нетерпеливо подрагивают. Хочет ли он? Он не знает ответа. Единственное, чего он хочет, так это…       – Я не хочу больше боли, – тихо выдыхает он и прикрывает веки, а Канда набрасывается на его губы яростным поцелуем.       «Не будет. Не будет. Не будет. Небудетнебудет… Ее больше не будет…» – бьется в сознании Аллена, и он отпускает себя. Канда тянет его в постель и обнимает всю ночь напролет. Нежно целует припухшие губы, получая такие же осторожные прикосновения в ответ. Плавится от движений пальцев в волосах и сам ласкает подрагивающее тело. Он больше никогда не причинит ему боль. Он наверняка будет часто злиться, ненавидеть, упрекать во всех смертных грехах, ревновать к каждому столбу – такой уж он человек. Но боли он больше никогда ему не причинит. Он ждал его слишком долго. Слишком долго терпел отчуждение. Слишком долго винил и проклинал себя. Но он пожертвует чем угодно, лишь бы только он был рядом. Канда переворачивает податливое тело на живот, приподнимает за бедра, проходится по лопаткам и спине, и приникает жадными поцелуями к крестцу. Оглаживает ягодицы, немного раздвигает руками и скользит языком по сжатому колечку мышц. Стоны Аллена задушены простыней, стиснутой в зубах, и Канда, отвлекшись на мгновение, медленно тянет ее. «Я хочу тебя слышать… Хочу знать, что ты мой… Что тебе хорошо… Дай мне… Знать…» Теперь уже несдерживаемый стон прокатывается по нервам таким сильным возбуждением, что у него перехватывает дыхание и темнеет в глазах. Как он жил без этого чудесного голоса?! Он повторяет свои движения, подготавливая его и наслаждаясь издаваемыми звуками. Он доводит его почти до исступления, пока не подключает пальцы. Тянется к смазке, когда Аллен начинает поддаваться назад на движение, и торопливо приставляет член ко входу. Медленно толкается, покачиваясь в расслабленной мышце, и наращивает темп, когда уже не может сдерживаться. Омега отвечает на все его движения, даже на намеки, отдавая себя без остатка, и он вконец теряет голову, ставя отметины засосов по всему телу. «Мой! Только мой!»       Его напор настолько неистов, что Аллен тоже не сдерживается, поддаваясь ему. Расслабляется и падает в страсть как в омут с головой. Вместо боли теперь только желание, наслаждение, восторг. Омега внутри него разве что не повизгивает от счастья, и он не может больше сопротивляться инстинкту. Разрядка приходит шквалистой многометровой волной, скручивает разум и тело в водовороте страсти и наслаждения и выкидывает их на берег кровати, задыхающихся и обессиленных. Впервые за долгое время они чувствуют друг друга полностью, переплетаясь мыслями, сплавляясь разумом и соединяясь сердцами. Этот миг безудержно долог и столь же краток, но он приоткрывает им завесу над душами друг друга. И этого мига пока достаточно, чтобы успокоить их истерзанные сознания. Засыпая в объятиях друг друга, они наконец чувствуют покой.                     Глава 10              Аллен рассматривает пестро наряженную толпу. В свете огромной хрустальной люстры она переливается так, что вызывает припадок у вестибулярного аппарата и привычную головную боль.       Последние две недели после возвращения со свадьбы, голова у него болит почти не переставая. Даже удовлетворение от примирения с Кандой не может ее заглушить. Она то притупляется, то вонзается когтями как дикая кошка. Аллен уже бросил попытки отследить и понять, почему она появляется и усиливается. Он ходил к Книжнику, и, после того, как тот вытряс из него рассказ о последних событиях, он лишь пичкает его новыми таблетками, задумчиво хмурясь на все его реплики, но не дает ответа. И только Канда просто наслаждается их возобновившейся связью и с премногим удовольствием вызывается делать массаж головы, дабы успокоить боль, не заморачиваясь о причинах и следствиях. Он перетаскивает Аллена к себе и теперь блаженствует от каждой проведенной вместе минуты. Аллена же такой настрой немного настораживает. Похоже на затишье перед бурей.       И буря следует. Ее приносит Мариан Кросс. Что он забыл в этой стране и в этом городе, было загадкой лишь пять минут, а потом он вытащил из-за пазухи парочку приглашений, и вот уже Аллен – в роскошном лобби дорогого отеля на претенциозной вечеринке. «Да это просто сходка бандитов всех размеров», – фыркает он про себя, замечая то тут, то там вперемежку мошенников, интриганов, банкиров, предпринимателей, брокеров и прочих «деятелей». Если уж даже Канда здесь, то в легальности всего происходящего он начинает сильно сомневаться. Но делать нечего. Аллен отыгрывает пару партий в покер, сгружая выигрыш Учителю в карман, и настоятельно просит не беспокоить его больше такими пустяками. Кросс хмыкает на это, выдавая очередную колкость, и сетует на то, что «неблагодарный ученик даже не соскучился по родному Учителю». Они вступают в беззлобную перепалку, и Аллен ненадолго выпадает из реальности. Привычная ссора настолько отдает ностальгией по детству, что он теряется в своих воспоминаниях в мгновение ока. Мариан много пьет, много курит и заигрывает с местными дамами направо и налево. А Аллен трясет головой, стараясь избавиться от навязчивых образов, и уходит к столикам с напитками.       Реальность возвращается вместе с раздражением Канды. Аллен кидает взгляд на их с Комуи столик, но обнаруживает Канду в другой стороне – под окнами на мягком диване в компании какой-то девицы. Высокая блондинка в синем платье что-то увлеченно рассказывает мечнику, отвечающему невпопад, и игриво смеется. Она красивая, и Аллен прикусывает губу. Такая, если бы была омегой Канды, наверное, закатывала бы ему истерики ежечасно, била бы посуду, а потом плакала и извинялась. Была бы ревнивой и без памяти влюбленной в него. И подошла бы куда лучше, чем худощавый пацан, выглядящий как пятнадцатилетний подросток, имеющий за плечами голодное детство, несколько пулевых ранений и упертый характер. Чудо, а не омега. Он вздыхает и выходит на балкон освежиться. Боль становится все сильнее, и у него начинают мелко подрагивать руки и ноги. Он боится, что его опять накроет приступ. Хотя, почему он сомневается? Если они снова вместе, то это не значит, что их связь так быстро восстановится. Он задумчиво прикусывает палец и не замечает, что у каменных перил стоит человек.       – Что, опять на те же грабли? – ехидным голосом спрашивает он, и Аллен нервно вздрагивает. А Чаоджи что здесь забыл?       – Что, опять хочешь испытать судьбу с моим ножом? – в тон ему отвечает Аллен, не ведясь на уловки.       – Нашел, чем пугать, – фыркает тот и медленно приближается к Аллену. – Тупая омежка все еще думает, что будет единственной? Что ее больше не предадут?       – Пасть закрой, – шепчет Аллен с угрозой, сжимая кулаки, когда Чаоджи оказывается слишком близко.       – Боюсь, боюсь, – опять ехидничает он и неспешно уходит, а Аллен прислоняется к перилам, пытаясь удержаться на ногах.       Виски простреливает болью, давление падает, и его начинает мутить. Сердце сбивается с ритма, заполошно стучась в грудную клетку, а спазмы прокатываются по всему телу.       – Кто эта крыса, ученик, которой ты позволяешь говорить с собой в таком тоне? – прокуренный голос слышится от одной и узорчатых колонн по периметру широкого балкона.       – Не обращай внимания, Учитель, – Аллен медленно перемещается к колонне и протягивает ладонь.       Ополовиненная сигарета ложится в пальцы, и он затягивается как можно глубже, стараясь утихомирить бушующие чувства.       – И давно с тобой так? – Мариан смотрит на него без привычной издевательской насмешки. Он хмурится и недовольно покачивает головой.       – Слишком давно, – бурчит Аллен. Сейчас он точно не в состоянии рассказывать Учителю, что с ним происходило в последние несколько лет.       – Глупый, глупый ученик… – начинает было Кросс, но Аллен его перебивает, подняв затравленный, измученный взгляд.       – Если тебе еще не надоел этот «праздник жизни», то вот я, пожалуй, откланяюсь, – сдавленно говорит он.       – А сможешь? – фыркает Мариан и подставляет плечо оступившемуся Аллену. – Пошли уже, нерадивое чучело.       Аллена кидает из крайности в крайность – и от этих слов его сейчас тянет расплакаться, как того пятилетнего мальчишку, которого когда-то подобрал Мариан. Учитель редко проявлял к нему такие чувства, даже когда Аллен болел или попадал в передряги. Но от этого они были еще более ценны.       Они спускаются по боковой лестнице в небольшой парк на территории отеля и идут сразу на парковку. Водитель появляется как по мановению волшебной палочки и помогает усадить слабеющего Аллена в машину.       – Глупый ученик, если ты умудряешься простывать летом, то тебя уже ничто не исправит. Даже могила, – показушно ругается Кросс, отметая все лишние вопросы. – Езжай домой. Еще увидимся.       – Надеюсь, что нет, – привычно бурчит Аллен и командует водителю. – В больницу к Книжнику.       После осмотра и процедур в приемном покое, Книжник тащит его к себе в кабинет.       – Что ж тебе неймется-то? – в сердцах ругается он. Аллен расслаблен и вял после инъекций и боится так и манящего дивана – он тут же вырубится. – Опять что-то случилось?       – Да, нет, вроде, – отзывается Аллен. Боль понемногу уходит, но трясти и лихорадить его будет еще несколько часов.       – Так да или нет? – Книжник придвигает к нему жесткий колченогий стул, и Аллен растекается по спинке.       – Ерунда, – отмахивается он.       – Если даже ерунда вызывает приступы, то тебе пора задуматься об их причинах, – строго говорит Книжник. – После восстановления вашей связи они должны были прекратиться. Что не так? Кто из вас препятствует этому?       Когда Аллен впервые пришел за таблетками, он начал это подозревать. Если Канда просто заново пометил его, то заново принять связь им обоим может быть очень не просто. А это чревато новыми приступами. И у одного, и, вполне возможно, у другого. Аллен в ответ лишь раздраженно фыркает.       – Вам нужно поговорить. Основательно и не утаивая ничего. Пойми ты уже, – сердится врач. – Иначе так и будете пинать свою связь, как мячик футбольный, а она будет пинать вас.       – Хорошо, – кивает Аллен и прикрывает глаза.       – Спать домой поедешь. Тут тебе не ночлежка, – злится Книжник и тормошит Аллена за плечо.       – Уже поехал, – Аллен кое-как поднимается и идет к двери. – Спасибо. За все.       Книжник лишь машет рукой.       Аллен уезжает домой и забывается полусном, едва голова касается подушки. Лекарства помогают, и становится легче, но всего на пару часов. Пока не возвращается Канда. Мечник чувствует муть в голове, тупую боль и неясные образы и торопливо идет в спальню.       – Мелкий, ты чего? – встревожено спрашивает он, видя Аллена вздрагивающим под одеялом.       – Просто простуда, – сонно бормочет тот куда-то в подушку. Это не то, о чем он может с ним спокойно говорить. Не так и не сейчас. – Поспи сегодня в гостиной, а то заразишься.       – Что за херня? Хватит мне врать! Я что, дебил, по-твоему? – Канда не выдерживает, хватая тонкое тело за плечи, и приподнимает с подушек. В ответ Аллен лишь что-то бессвязно мычит, и он отпускает его обратно.       Мелкий совсем оборзел, раз решил врать ему в таком состоянии. Он прекрасно чувствует, что никакая это не простуда. Еще на приеме он чувствовал его боль. Потом был гнев, страх, отчаяние. А потом все эмоции перемешались, как в калейдоскопе. И это было похоже на что угодно, только не на какой-нибудь вирус.       Канда уходит на кухню и достает телефон. Охрана сразу же сообщила о том, что Аллен уехал, в каком был состоянии и сколько пробыл у Книжника. Значит, тот должен знать.       – Что с ним? – начинает он, даже не здороваясь.       – А то ты не знаешь, – ворчит Книжник. Он так и подозревал, что этим все кончится.       – Не ломай комедию, – голос Канды холодеет до состояния ледника, и Книжник понимает, что придется разжевывать по кусочкам.       – Да куда уж мне, – ехидничает он и, собравшись, начинает. – Аллена мучают приступы после того, как он вышел из комы. Понимаешь, что это значит? Он больше не верит тебе, несмотря ни на какую связь. А та, естественно, бунтует, выливаясь вот в такие приступы. Он не верит тебе и сам не понимает, что этим отвергает свою связь с тобой. Ты тоже ведь так когда-то делал. А его любое воздействие на связь может убить.       Канда ошарашено молчит. Он ведь знал, что Аллен не простил его, знал.       – Это своеобразный диссонанс, Канда. Связь кричит о том, что хочет быть с тобой. А его разум, что не хочет больше боли, в панике резонируя с ней, – объясняет Книжник. – И ты, по всей видимости, этому еще и помогаешь, раз приступы идут один за другим.       – Были еще? – еле выдыхает Канда.       – Это – третий после вашего, так называемого, «примирения», – вздыхает врач. – Ты должен помочь ему. Убедить, заставить поверить.       – Как? – Канда начинает нервно ходить из угла в угол, запуская пальцы в волосы.       – Ты меня спрашиваешь? – злится тот. – А ты сам-то себе веришь? Веришь, что заслужил прощение? Веришь, что сможешь быть для него самым дорогим и любимым человеком? Сможешь открыто сказать ему об этом?       Канда потрясенно молчит в ответ. Книжник попал в самую суть его терзаний. То, чего он так боялся, стало правдой.       – То-то же, – строго говорит Книжник. – Начни с самого себя. Прости и поверь, наконец, в его прощение. А если уж и это не поможет, тогда можете спокойно помирать. А теперь бегом к нему и чтобы о приступах я больше не слышал.       Канда на автомате отключается и с минуту стоит, уставившись в одну точку на стене. А потом дергается к Аллену. Он сгребает его в охапку, зацеловывая сонное бледное лицо и подрагивающие губы.       – Канда… Что ты?.. – бормочет Аллен, начиная дрожать сильнее от подступающей боли. – Хватит…       – Не смей мне врать, придурок, – опять повторяет Канда и берет его лицо в свои ладони. – Смотри на меня. Я никуда от тебя не уйду. Я не брошу тебя, Аллен.       Тот замирает, с трудом фокусируя взгляд, и вздыхает, укладывая руки на его плечи.       – Верь мне, прошу тебя. Ты мне нужен, – шепчет Канда в приоткрытые губы и целует снова и снова.       Аллен всхлипывает в поцелуй и отстраняется. Теперь губы дрожат от слез, что тихо бегут по щекам. А у Канды от этого зрелища колет в груди, и он снова прижимает его к себе.       – Я люблю тебя, Канда… Так люблю… – тихо выдыхает Аллен, и что-то внутри него лопается как натянутая струна. Канда стискивает его что есть мочи, раскачиваясь из стороны в сторону.       Безумный ураган из взаимной боли, недоверия и страха затягивает их обоих. Сметает все на своем пути, смешивая все чувства и эмоции. А потом все так же резко успокаивается, оставляя после себя только тихую нежность и ласку. Канда осторожно отпускает от себя Аллена. Его слезы так и продолжают течь, но на губах появляется слабая улыбка. Мечник прикасается к нему со всей заботой и любовью, на какую только способен, и Аллен чувствует это. Они, не сговариваясь, переплетают пальцы и ловят чужое дыхание. Канда стирает его слезы, и улыбка Аллена становится шире. Он чувствует его. Чувствует душу Канды. Все его терзания и порывы. Он наконец открылся ему полностью. Признал свой страх и вину. Аллен чувствует горечь и невыносимое сожаление, что мучают Канду. То же было и в прошлый раз, но сейчас все гораздо глубже. Аллен даже и подумать не мог, что Канда когда-то будет так бояться того, что он его оттолкнет. Это и ломает все его выстраиваемые стены из сомнений и недоверия. Разве сможет Канда когда-то переступить через содеянное и снова его предать? Нет, пожалуй, что теперь нет. А это значит, что им действительно стоит попытаться. Действительно попробовать поверить друг другу. Аллен расслабляется в его руках и полностью раскрывается сознанием. «Я смогу, Канда. И ты сможешь. Пройдя через все это без единого шанса на удачу, теперь, когда он есть, я не отступлюсь. И ты тоже». Канда опять прижимает его к себе, мысленно соглашаясь со всем. Легко прикасается губами к щеке и расслабленно выдыхает. Больше не будет никакой вины, страха и боли. Они теперь одно целое с едиными чувствами на двоих. Они долго лежат без сна, ведя мысленный разговор и прислушиваясь к возникающим эмоциям. Ловят понимающие взгляды в темноте и не хотят отпускать друг друга.       Наутро Аллен просыпается один. Иррациональная обида поднимается в сердце, но привычного дискомфорта больше нет, и Аллен даже удивляется этому. Хотя чему удивляться? Он ведь теперь верит ему. Мало ли какие дела могли возникнуть у Канды с утра пораньше. Но ему стоило его разбудить. Поцелуем, например. И вместо обычного страха, Аллен выбирает возмущение. Канда вот берет все, что захочет, не колеблясь и грубя – может, и ему стоит быть более требовательным?       – Ну попробуй, – слышится от дверей, и Аллен невольно вздрагивает. Присутствие Канды настолько плавно и легко входит в сознание, что Аллен даже не замечает его. Это раньше он ходил по краю болевого порога, а теперь дышит вместе с ним, думает и живет.       Канда усмехается на это деланное возмущение и легкий страх где-то на глубине за пределами разума. Да, ты теперь мне веришь, и твоя связь признала меня. Но теперь она – наша, общая, и тебе не стоит больше чего-либо бояться.       – Уверен? – бурчит Аллен, ворочаясь и надувая губы в притворном возмущении.       – Более чем. На это будет интересно посмотреть, Мелкий, – Канда открыто улыбается и медленно идет к постели.       – Аллен я! – уже громче возражает тот, и тут же оказывается в теплых объятиях.       – Аллен, Аллен… – на ухо соглашается Канда и втягивает его в глубокий чувственный поцелуй.       Не переставая целовать, он находит его пальцы, а когда отпускает, на безымянном красуется тонкое колечко из светлого и черненого серебра. Тонкий метал разных цветов скручивается, образуя контрастный ободок. Аллен ошеломленно рассматривает свою левую руку и пытается поверить в реальность происходящего. Эмоции переполняют его горячей удушающей волной, и он может только выдохнуть:       – Скажи, что у тебя есть второе…       Канда усмехается, обмирая внутри. Он надеялся, и это настолько приятно, что отшибает мозги. Он тянется к внутреннему карману пиджака и, не дыша, наблюдает, как Аллен берет кольцо и надевает на его палец. Он встречает его внимательный взгляд и утопает в бушующих эмоциях. В голове набатом бьется единственная мысль, но он не может понять, чья она. Но это уже и не важно. «Больше никаких сомнений».                     Эпилог              – Вот такая вот история, дорогой Граф… – замолкает она и тяжело вздыхает. – Конечно, он не рассказал и половины, но кое-что я выбила из Тикки.       – Он действительно тот, кто мог бы так поступить с Алленом? – задумчиво произносит Граф. Хоть история вроде и закончилась хорошо, но было бы неплохо быть подготовленным к возможным неприятностям.       – Я видела его мельком в ресторане. По виду – вполне мог, – кивает она. Леро спрыгивает с ее колен и неторопливо уходит на кухню. – Взгляд жесткий, целеустремленный. Сам отстранен, неразговорчив и холоден. Тикки сказал, что одно время всерьез хотел его убить. А вывести Тикки из себя далеко не просто, как ты знаешь. Но, в то же время, Лави отзывается о нем весьма тепло. Без лебезений перед шефом, но и не отрицая сказанного Тикки. Весьма неординарная личность.       – И как ты думаешь, мне стоит вмешаться? – Граф переводит на нее заинтересованный взгляд, а она прикусывает губу, размышляя.       – Думаю, нет. Аллен был на удивление спокойным, рассказывая мне все это. Его до сих пор мучила боль, но не похоже, что он не может справиться с ситуацией сам, – отвечает Роад.       В аэропорту его улыбка была такой же нежной и открытой, как и в былые времена. Даже несмотря на все произошедшее. Он всегда шел через тернии к своим звездам, и эта история – не исключение. И, зная его упорство, она уверена, что он справится.       Дождь утихает, и тяжелые капли скатываются по листьям сирени за окном, иногда ударяясь по карнизу. Одинокий луч солнца пробивается сквозь листву и играет цветными бликами в стеклах. Возвращается Леро и с интересом смотрит на световую чехарду на полу, опять устраиваясь под креслом. Двое наблюдают вместе с ним, каждый размышляя о своем, но, по сути, об одном и том же. Какой болезненной может быть любовь, и какой страшной – ненависть. Каким безжалостным может быть инстинкт, и какими терпеливыми – душа и сердце. Каким жестоким может быть самый близкий человек, и каким преданным.              ***       – Ну, здравствуй, крысеныш, – он лениво перекатывает сигарету из одного угла рта в другой.       Ничтожный человечишка трепыхается в его руках, пытаясь бороться за свою жизнь. Железная хватка на его шее разжимается, когда он уже почти теряет сознание.       – А теперь беги, крыска, – он достает из-за пазухи пистолет, и тело, судорожно кашляя, в панике пытается подняться.       Человек делает несколько нервных шагов в сторону от напавшего, когда звучит хлопок выстрела. Надо было уже давно сделать это.       – Хотя никто и не говорил, что я дам тебе шанс выжить…