Homemade Imagines

      Он всегда казался тебе больше похожим на обезумевшего от неутолимой жажды, изголодавшегося по горчащему вязкому привкусу смерти на кончике языка, опьяняющему сознание клубящимися хмельными парами, хищника, нежели на обычного человека. Неукротимый разъяренный зверь скалил свою устрашающую пасть, обнажая ряды мощных заостренных клыков, с которых лились реки густой, еще горячей крови, на самом дне будто и вовсе нечеловеческих цепких голубых глаз; громоподобно неистово рычал сквозь приятный низковатый голос, заставляя все внутри стягиваться в напряженный подрагивающий узел; вспахивал влажную рыхлую землю изогнутыми когтями, пытаясь проложить путь наружу, тем самым оставляя на ровной гладкой коже витиеватые борозды едва заметных шрамов. Он вгонял в оцепенение одним лишь незначительным поворотом головы, и это видели абсолютно ВСЕ. Все, даже ваша мать, с рождения и до последнего мгновения своей жизни без остатка дарившая все свое внимание и ласку ему и только ему, но именно рядом с ней опасное животное покорно складывало огромные смертоносные лапы и начинало утробно урчать, преданно и с безграничной всепоглощающей любовью всматриваясь в родные черты.       Жестокое омерзительное в своей подлости убийство отца, а потом и не менее хладнокровное убийство Аслауг Лагертой в одночасье пошатнуло привычный более-менее спокойный уклад тихой жизни, с тщательностью истинного творца посеяв в головы твоих старших братьев чуждые им мысли, заставив их с подозрением оглядываться на любого прохожего и хаотично искать пути дальнейших действий. Но в отличие от братьев, каждый день продумывающих различные планы и старающихся избежать лишних никому ненужных жертв, Ивар неустанно требовал немедленной мести и земли, орошенной кровью посмевших отнять самого дорогого ему человека, – упорно усмиряемый матерью дремлющий до этого момента внутренний вулкан вмиг проснулся с оглушительным ревом, грозясь похоронить под своей кипучей яростью все живое, а разгневанный зверь, сорвавший внутренние цепи, вырвался на свободу.       - Мы не можем просто заявиться к ним и потребовать смерти Лагерты, - поднимавшийся от потрескивающих пожираемых жадными всполохами пламени в очаге дров жар наполнял комнату, оседал приятным теплом на коже, путался в волосах причудливыми бликами, впитывался в глиняный наполненный пряным вином кувшин, пока Уббе, Хвитсерк и Ивар безостановочно спорили.       - Ты ведешь себя как трусливая девка, Хвитсерк, - губы Ивара кривятся в презрительной гримасе, искажая его немного запачканное копотью лицо почти до неузнаваемости, а ваш старший брат только фыркает напоследок и стремительно выходит из дома, с силой хлопнув дверью.       - Ивар, послушай… - всегда спокойный твердый голос Уббе, часто предающий тебе силы в трудные моменты, сейчас наполнен вселенской усталостью и горек от невысказанной печали. Да, ему также тяжело как и всем вам, хоть он этого старается и не показывать.       - Я НИКОГДА НЕ ПРОЩУ ЛАГЕРТУ ЗА СМЕРТЬ НАШЕЙ МАТЕРИ! – прячешь лицо за широкими краями кружки, что остаются видны только глаза, и словно из укрытия молча наблюдаешь за танцующими языками пламени, мысленно находясь совершенно в другом месте, - И Я СОБИРАЮСЬ УБИТЬ ЕЕ! – метающие почти видимые молнии глаза Ивара, кажется, еще пуще прежнего наполняются гневом, поддергиваются дымчатой кровавой пеленой, на что Уббе может только обреченно покачать головой и выйти вслед за Хвитсерком, оставляя младшего сына Рагнара остывать в компании вина.       Кутаешься в теплую медвежью шкуру, зарываясь пальцами в густой бурый мех, и переводишь взгляд на маленькое запотевшее окошко.       - Трусы, какие же они все трусы, - подобно ядовитой змее шипит Ивар и неожиданно оказывается совсем близко и невольно заставляет тело испуганно напрячься от пробегающего скрипучего холодка страха, - Ну, а ты, Т/и? – брат порывисто обхватывает горячими мозолистыми руками твое лицо, с непривычной ему нежностью и осторожностью поглаживая большими пальцами нежные щеки и одновременно с силой вжимаясь своим лбом в твой, пристально всматривается, будто желая загипнотизировать или разглядеть что-то только ему ведомое на дне расширенных, затопивших своей непроглядной мглой ясную доставшуюся от отца радужку, жарко и с какой-то проскальзывающей надеждой шепчет в самые губы, - Ты со мной, ммм?       С трудом сглатываешь образовавшийся в горле комок, стараясь не отводить взгляда, и также тихо, как и он, выдыхаешь:       - С тобой, - всего два слова, а с каким трудом они даются, в то же мгновение отяжеляя своим непомерным весом плечи, - Всегда с тобой.       И Ивар улыбается, впервые искренне улыбается после смерти вашей матери, не издевательски, не с угрозой, а как-то даже счастливо и благодарно, и крепко обнимает, перед этим оставив легкий как едва заметное дуновение ветерка поцелуй на твоем лбу.