Северные истории

Лейлис переживала, что никак не может понести. Правда, никто ее не торопил и не упрекал, но она знала — династии нужны наследники, причем как можно скорее, ведь пройдет еще около пятнадцати лет, прежде чем они станут полноправными представителями рода. Пару лет назад, в своем родном доме в Долине, еще не понимая толком, что и как происходит между мужчиной и женщиной, Лейлис вычитала, что деторождение зависит от благословения богов. Высшим проявлением милости Ноэраты считалось, если девушка зачала в первую брачную ночь — такой союз объявлялся благословенным свыше, а первенец — счастливым ребенком. Если же беременность не наступала в первый полный год брака, то проблему решали молитвами, жертвоприношениями или просто разводом. Вот только единственное божество Севера ко всем просьбам оставалось глухо, и предлагать ему подарки и жертвы было бесполезно. В Фэренгхолде Лейлис говорила об этом с леди Малмфрид, которая, несмотря на то, что сама была бездетна, казалась довольно сведущей в подобных вопросах. Та научила высчитывать благоприятные для зачатия дни, но сказала, что проблема, верно, в юном возрасте и чрезмерной худобе. «Вы обе слишком тощие, — сказала она. — От этого ты не можешь понести, а Айрис не хочет мужчин». «Так что же делать?» — спросила Лейлис. «Кушать хорошо, спать со своим мужем и не волноваться». Это звучало так естественно и просто, но почему же не получалось? Лейлис боялась того момента, когда лорд Рейвин начнет упрекать ее в неспособности зачать дитя. Пока он еще ни разу не заговаривал об этой проблеме, но что будет, когда пройдет год, или два, или три года, а наследник так и не появится? «Если все время думать о плохом, ничего не получится», — в очередной раз говорила себе Лейлис. Была середина января, третий день бушевала метель, и люди сонно жались у очагов и печек, даже не выглядывая наружу. Леди Эстергар принимала ванну в маленькой купальне, где для нее наполнили горячей водой бадью и приготовили все необходимое, но с мраморными бассейнами Фэренгхолда это было не сравнить. — Там пять больших бассейнов, и вода в них горячая летом и зимой, ее не нужно ни набирать, ни греть, она поступает сама по тоннелям внутри скалы. Было бы замечательно, если бы здесь было так же, — мечтательно рассказывала Лейлис прислуживающей ей Шилле. — Ты меня слушаешь? — Слушаю, госпожа, — так же рассеянно ответила та. — Хочешь тоже искупаться? Залезай, пока вода не остыла. Нет? Тогда полей мне на волосы, — Лейлис собрала волосы на затылке и зажмурила глаза. Шилла подняла кадку с густо пахнущим травами и хвоей отваром, вдруг показавшуюся слишком тяжелой, но не удержала в руках, опрокинув на себя. Немного отвара выплеснулось Лейлис на плечо, остальное вылилось на покрытый высушенной осокой каменный пол. — Да что с тобой такое?! Вечно все валится из рук… — разозлилась Лейлис, но продолжить не успела, потому что Шилла скорчилась, хватаясь за живот, и со стоном повалилась на мокрый пол. — Эй, что с тобой? — Лейлис с неожиданной для самой себя ловкостью выбралась из бадьи, упала на колени рядом со служанкой, пытаясь перевернуть ее на спину. — Тебе плохо? Посмотри на меня, Шилла! Эй, кто-нибудь, сюда! Шилла стонала и держалась за низ живота, так что Лейлис с трудом смогла отвести ее руки, чтобы понять, где болит. Распутывая пояс ее передника, Лейлис на ощупь поняла, в чем дело. Она замерла. До дрожи в руках сжала мокрую холщовую ткань передника, не сдержавшись, со злости хлестнула им Шиллу по лицу и отбросила в сторону, как тряпку. Что-то стукнулось об пол, но Лейлис не заметила. Она выпрямилась и продолжила звать на помощь. Лекарь пришел через несколько минут. Он вообще был человеком строгим и исполнительным, хотя и в общении неприятным. Когда он вошел, Лейлис сидела в углу, завернувшись в широкую белую простынь поверх мокрой сорочки. Врач ничего не сказал по поводу ее неподобающего вида, сразу обратил внимание к Шилле, все еще лежащей на полу. — Что с ней? — спросил он. — Смотрите сами, — ответила Лейлис. Лекарь переложил Шиллу на лавку, ощупал ей живот, не обращая внимания на плач и протесты, задрал ей юбки и силой раздвинул ноги. — Не надо, нет! Не трогайте меня! — простонала служанка, толком уже не осознавая, что происходит. — Говорить это надо было раньше и не мне, — кисло усмехнулся он и повернулся к госпоже: — Кровотечения нет. Ребенок все еще держится, где ему положено. Если это изменится — позовите. — Так это не выкидыш? Она не скинет ребенка? — взволнованно спросила Лейлис. — Или скинет, или нет. Третьего, как известно, не дано. Леди Эстергар безмерно раздражали реплики такого рода. — Вы врач. Вы можете сказать, что происходит с моей служанкой и чем это грозит? — Я хирург, а не повитуха. Лейлис вскипела окончательно. В тот момент она злилась так, как не могла от себя ожидать. Она поднялась со своего места, продолжая удерживать простыню вокруг груди. — Повторите это еще раз и станете повитухой, а на мои вопросы будет отвечать новый лекарь. Он медленно выпрямился, окинул ее — неодетую, с мокрыми спутавшимися волосами — оценивающим взглядом с головы до ног. Лекарь был на пятнадцать лет старше ее, на пять дюймов выше, а среди его предков в пятом поколении было несколько лордов. Еще немного раньше, до Фэренгхолда, или если бы она не была теперь в таком волнении и гневе, Лейлис бы смутилась, отвела взгляд и обратилась бы к нему в более мягком тоне. Но она злилась, и поэтому у мужчины не возникло сомнений в том, что она действительно может выполнить угрозу. Он медленно склонил голову, в очередной раз натолкнув леди Эстергар на мысль, что чем больше она старается походить на свою предшественницу, тем больше ее уважают. — Вот что, — быстро заговорил он строгим деловым тоном, — пока нет крови, нельзя говорить, что происходит выкидыш. Но вы правы, такие сильные схватки на столь раннем сроке — не обычное дело, это любой подтвердит. И, как мне подсказывает мой опыт… Он снова склонился над Шиллой, довольно бесцеремонно повертел за подбородок, пытаясь заглянуть в полузакрытые глаза, и влепил увесистую оплеуху, чтобы привести пациентку в чувство. — Смотри на меня, женщина, — строго и требовательно заговорил он. — Смотри на меня и отвечай. Что ты сделала? Но Шилла только плакала и не понимала, чего от нее хотят, или делала вид, что не понимает. А Лейлис наклонилась, чтобы поднять с пола какой-то мелкий предмет, на который нечаянно наступила. Это оказался знакомый ей флакончик из темного стекла, завернутый внутрь пояса передника, который Лейлис второпях сняла с Шиллы, не заметив, что в нем что-то есть. — Позвольте, — лекарь взял у нее флакон, откупорил и капнул на палец последние остатки содержимого. — Спорыш. Это ты приняла, женщина? А перед этим украла? Надо было делать это месяцами тремя ранее, теперь уже поздно для спорыша. — Уберите ее, — тихо и очень спокойно приказала Лейлис, хотя губы у нее дрожали. — Пусть ее отнесут куда-нибудь в другое место, или пусть идет сама. Я не хочу ее видеть. Чувство, которое владело Лейлис, было смесью обиды, негодования и острого ощущения несправедливости. К вечеру все это предсказуемо вылилось в истерику. — Я виню ее! Она бесстыжая распутница, лгунья и чудом что не детоубийца. Как она могла так поступить?! Как она посмела… переспать с мужчиной, который ей не муж… скрывать это все четыре месяца… красть у меня лекарство… — Или накиньте шаль, или ложитесь в постель. В наших покоях не настолько тепло, чтобы ходить в одной сорочке. Вы снова простудитесь, — отозвался лорд Рейвин с кровати. — Она не только потеряла честь, она нанесла оскорбление мне! Теперь все будут говорить, что я не могу уследить за своей личной камеристкой. — Хотите наказать ее? Наказывайте, — пожал плечами Эстергар. — Я не знаю… — Лейлис вдруг как-то поникла, опустилась на край постели и закрыла лицо руками. — Она ведь знала… знала, что я ни о чем так не мечтаю, как о ребенке. Мы с тобой женаты скоро год, и все еще ничего. А у нее… она говорит, что была с ним только один раз, в ночь поветрия, и сразу понесла! Это несправедливо. — Я сомневаюсь, что только один раз. Этот Энвар говорит другое. Я уверен, он дурачил бедную девушку много недель, обещая обо всем позаботиться. — Никто ее не дурачил. Виновата она, — повторила Лейлис, упрямо сжав губы и наотрез отказываясь вспоминать, как ей самой было страшно перед снежным поветрием и как хотелось, чтобы кто-то был в тот момент рядом, чтобы обнимал и защищал. — Обычай говорит: если мужчина соблазнил и обманул девицу, виноват он. Этот воришка из Верга — тот еще проходимец. Не мое дело, как вы решите поступить с вашей служанкой, но и ему это не должно сходить с рук. К тому же, она так юна — сколько ей, не больше шестнадцати? — Пятнадцать. — Всего лишь… она же почти ребенок. Лейлис повернулась к нему, первый раз за весь вечер слегка улыбнувшись. — Мне тоже «всего лишь» /.../, если ты забыл. — И правда, — он смущенно кашлянул, почесал заросший подбородок. — Вот только теперь мне думается, что я тогда поторопился. Возможно, следовало заключить помолвку и вернуться за тобой через год, когда бы ты полностью созрела для брака. — Значит, ты находишь, что я изменилась за этот год? — спросила Лейлис, уже забыв про Шиллу с ее беспутством. Леди Эстергар прильнула к мужу, заглянула в его глаза, явно напрашиваясь на ласку и приятные слова. — О да, ты изменилась, — с расстановкой начал Эстергар, пропуская сквозь пальцы волнистые пряди волос и с удовольствием оглаживая все изгибы ее стройной и хрупкой, но вместе с тем весьма соблазнительной фигуры. — Ты повзрослела и похорошела. И не только внешне. — И ты бы ждал год? — спросила Лейлис, поудобнее устраиваясь у него на груди. — И у тебя не было бы других женщин? — Не было бы. Тем мужчинам, у кого хорошие жены, не нужны другие женщины. А у меня хорошая жена. И у нас будет много детей… Только нужно проявлять старание. Эстергар перевернул ее на спину и наглядно продемонстрировал, какого рода старание требуется от супругов, которые хотят как можно скорее обзавестись потомством. — Так что вы решили на счет этих двоих, служанки и менестреля? — вдруг напомнил лорд Рейвин, когда Лейлис уже почти засыпала у него на плече. — Примите решение, а я его исполню. — Пусть он женится на ней и признает ребенка, — ответила Лейлис. Она больше не чувствовала злости, только какую-то отстраненность. — А если начнет юлить и отпираться, прикажи выгнать его из замка. На тракт. — Вряд ли кто откажется от брака, имея такой выбор, — усмехнулся лорд Эстергар.

***

Суровая северная зима, растянувшаяся на пять долгих месяцев, начала отступать лишь после весеннего равноденствия. Весной Лейлис исполнилось шестнадцать, а ровно через месяц после равноденствия отпраздновали годовщину свадьбы лорда Эстергара. Правда, из гостей по этому случаю прибыли только лорд Хэнред, не упускавший любой возможности выбраться из родного замка, и лорд Эльхтар, который приехал просить денег в долг и из учтивости остался на праздник. С Юга вернулись воины, которых Эстергар посылал в Долину в качестве наемников. А за ними пришло письмо из замка Хостбин, адресованное Лейлис. Послание было явно написано в спешке — первые несколько слов выведены крупно, а остальные, едва читаемые, стянулись к краю листка. «Дорогая Ле… — здесь одна буква была замазана чернильной кляксой — …ди Эстергар. С твоим братом случилось ужасное несчастье! Его похитили и удерживают в плену разбойники. Они требуют три тысячи золотом до начала лета, иначе угрожают убить нашего мальчика! Умоляем тебя, поговори со своим мужем, чтобы он помог нам собрать деньги». Последние две строчки содержали несколько бессвязные апелляции к родственным чувствам, которые Лейлис полагалось испытывать к Шенни. Еще прошлой весной она бы и не подумала, что у нее могут быть какие-то чувства к Шенни, помимо желания никогда его больше не видеть. Но за год вдали от кузена и дядюшки с тетушкой многое из плохого успело позабыться, а память о родственных обязательствах осталась. Едва прочтя письмо, она бросилась искать лорда Рейвина. Тот проводил свои свободные послеобеденные часы за игрой в сейг в компании старика Хэнреда и Асмунда. — Милорд! — позвала Лейлис прямо с порога, хотя знала, что претендовать на внимание мужа в это время дня она, согласно этикету, не имеет никакого права. Он нахмурился, больше недоумевающее, нежели сердясь, и спросил, в чем дело. — Уделите мне время, господин, — смиренно попросила леди Эстергар. — Есть серьезное дело, требующее вашего вмешательства. — Ступай, ступай, — поддакнул безнадежно проигрывающий лорд Хэнред, — это, верно, действительно что-то важное. Лорд Рейвин вышел вслед за Лейлис на лестницу, остановился у маленького оконного проема и бегло прочитал письмо. — Что ж, это… печально, — задумчиво и невозмутимо констатировал он. — И несколько непонятно. В первую очередь, как такое вообще могло произойти. — Я не знаю! Разбойники постоянно чинят бесчинства на трактах Долины. Они могли обнаглеть настолько, что… — голос леди Эстергар сорвался, и она в отчаянии закрыла лицо руками. — Мы должны помочь! — Во-вторых, что касается их требований, — продолжал Рейвин, не отрывая взгляда от письма. — Три тысячи золотых. Вы представляете, какие это деньги? Примерно такой выкуп мой отец запросил за свою сестру — больше, чем за любую другую невесту на Севере. Трехлетняя служба сира Джоара на границах графства Хостбин обошлась вашему дяде в треть этой суммы, считая и ту часть, что составила выкуп за вас, и ту, что лорд Моррет остается мне должен по сей день. — Его долг уже почти закрыт, — дрожащим голосом прервала Лейлис. Цены на зерно за последний год существенно возросли, и мессер Кельперт, послав к Хостбинам своих агентов, произвел пересчет стоимости поставок зерна на Север. Это позволяло лорду Моррету покончить с долговыми обязательствами гораздо раньше, чем это предполагалось в начале. — Я думаю, меньше дюжины домов на Севере единовременно располагают таким количеством золота. Что уж говорить о лордах Долины, — безжалостно продолжал Эстергар. — Я ни в коем случае не хочу оскорблять ваших родичей, но… вы уверены, что ваш двоюродный брат действительно стоит этой суммы? Хотя бы сотой ее части? «Не стоит, не стоит, — про себя Лейлис соглашалась с мужем. — Никаких денег он не стоит, он наглый и избалованный мальчишка. Но он мой родич, и об этом нельзя просто забыть». — Но мы должны что-то сделать! У моего дяди нет таких денег, а разбойники убьют Шенни, если не получат выкуп! — Я глубоко сочувствую вам и вашим родичам, — произнес Рейвин, терпеливо дождавшись, пока его жена успокоится и перестанет кричать. — Учитывая, что через наш брак я и сам теперь некоторым образом связан с семейством Хостбин, долг обязывает меня не оставаться в стороне… Но о том, чтобы заплатить за вашего кузена три тысячи золотом, не может быть и речи. Это просто невозможно. Сами понимаете, если бы известие пришло немного раньше, когда мои люди еще оставались в Долине, можно было бы предпринять какие-то меры для освобождения мальчика… но теперь… Кстати, если не ошибаюсь, у вашего дяди нет других наследников? Лейлис, поняв, на что он намекает, воскликнула, что отказывается верить, чтобы ее муж мог желать смерти ее кузену ради наследства, и если это так, то она жалеет, что стала женой лорда Эстергара. Тяжелая пощечина, первая за год супружеской жизни, прервала ее слова. В следующую секунду Лейлис сидела на ступенях, плача и прижимая ладонь к горящей щеке, а Рейвин обнимал ее сзади за плечи. — Успокойся. Вовсе я не желаю смерти ни этому несносному мальчишке, ни кому-либо еще из твоих родственников, — заверил он. — Но ты должна понимать — даже если твой кузен еще жив, вряд ли он вернется домой. И мы тут ничем не поможем. И о трех тысячах золотых даже не думай. Следующий разговор на эту тему состоялся через месяц. Лорд Моррет написал, что разбойники согласились снизить непомерно высокую цену за жизнь Шенни до тридцати тысяч серебром или трех сотен золотом. Треть этой суммы Хостбины уже собрали, но достать остальное, не продав большую часть крупного скота — что грозило бы голодом — было совершенно невозможно. Лейлис решила сменить тактику. Обложившись стопками накладных, долговых расписок Хостбинов и отчетов мессера Кельперта о ценах на зерно и прочую провизию, Лейлис в присутствии мужа составила смету на закупку продовольствия на Юге. Так как первоначальный долг Хостбина при текущих ценах на пшеницу грозил быть покрытым уже через три месяца, Эстергар согласился предоставить ему новую ссуду на двадцать тысяч серебром с рассрочкой на два года. После того, как деньги были отправлены, новостей о судьбе Шенни не было. «Я же говорил, что это не может закончиться хорошо, — пожал плечами лорд Рейвин. — Придется смириться с мыслью о том, что ваш кузен уже много недель как мертв. Передайте своим родичам и мои соболезнования, когда будете писать им письмо. Хорошо еще, что ваш дядя не взял в долг большую сумму, которую никогда не смог бы выплатить».