Легенда чёрной мельницы

Рассекая грязные, бесформенные лужи, Юлия неслась вперёд вместе с северным ветром. Полы её мятно-серебристой мантии мешались, путали и обвивали ноги, словно паутина, и морозные сетчатые узоры на груди свидетельствовали тому. Девушка спотыкалась, падала в грязь, пачкая дрожащие бледные руки, забрызгивала лицо и одежду, ругалась, но ловко вставала и снова рвалась вперёд. Она бежала так быстро, что могла бы, как ей казалось, потягаться с гепардом. Она чувствовала, как бешено колотилось её сердце, как вязнут ноги, как тяжелеет и мокнет её мантия под дождём, но из последних сил держалась. Нужно предупредить о них во что бы то ни стало. Проклятые фигульеры, маги высшего разряда, лишили её магических сил. Её, Юлию Плисецкую, великую магичку современности! Но ничего, она ещё отомстит этим олухам. А пока нужно уносить ноги, ведь если настигнут, если догонят, то… убьют, сожгут на костре или, ещё хуже того, прибьют, как Иисуса Христа, к кресту. Юлии-то своя жизнь уже была до лампочки: выключил – и дело с концом, но жизнь Виктории… Ливень захлестнул лицо девушки, перемешиваясь с её горькими, солёными слезами. Было так холодно, плохо и ужасно обидно. Грузные, тёмные тучи, нависшие над лесистой местностью, так и кричали вслед Юлии: «Ты чужая! Предательница! Уходи с этих земель, иначе будешь убита!» Она с воем продиралась сквозь кусты, оставляя на кривых ветках кусочки своей некогда прекрасной мантии. Отодвигая тяжёлые ветви хвои, судорожно глотала ледяной воздух. Но вдруг остановилась и застыла, как каменное изваяние. Перед ней стояла та самая мельница, к которой она так спешила. Высокая, вытянутая и величественная, мельница чем-то напоминала худую женщину с гордым, непоколебимым нравом, с ярким, сильным голосом, который отдавался в ушах звоном колоколов, с мудрыми, ясными глазами. О такой ходили легенды, о ней писали былины и небылицы, её упоминали в сказках, как самую страшную ведьму и как самую великую спасительницу одновременно, она была лучшим звеном в истории магов, но никогда не метила в фигульеры. С такой женщиной боялись заговорить, её почитали, холили и лелеяли, как статуэтку богини, и имя этой женщине было – Виктория Никифорова. Единственным человеком и отдушиной «величайшей» магички была Юлия Плисецкая, что ещё с детства воспитывалась тем же учителем, но сама Виктория не так давно познакомилась с Юлией. Юлия никогда не боялась спорить, говорить и вообще находиться с ней рядом, ведь «великая и прекрасная царевна» на самом деле была простой и добродушной «лягушкой». Юлия не без усилия подняла полы мантии, обнажая худые ноги, и, как в старые-добрые времена, вынесла дверь с одного удара. Влетев во внутрь мельницы и чуть не наступив на мохнатую собаку у порога, она, пошатываясь, приблизилась к письменному столу, за которым сидела Виктория. Серебристые волосы женщины струились волнами по её волшебно синей мантии, а звёзды, рассыпанные по синеву, светились таким же таинственным серебром. Виктория даже не повернула головы в сторону Юлии, когда та вломилась к ней. Молча продолжала что-то скорябать на грязно-жёлтом пергаменте пером, выводя каждую букву красивым прописным шрифтом. Она улыбалась, загадочно так, хотя это было уже привычно Юлии. – Виктория! – окликнула её девушка, называя по привычке полным именем. – Скоро сюда прибудут фигули – и нам с тобой конец! Выметайся живо из мельницы! Я не хочу здесь помирать! И чего ты там лыбишься и пишешь? А ну дай сюда! Девушка попыталась выхватить пергамент с чернильным текстом, но Виктория лёгким движением руки поставила защитное заклинание на ценную письменность. – Ну чего ты раскричалась, Юля? – устало вздохнув, спросила Виктория и, наконец, оторвалась от пергамента. – Как маленькая, ей-богу! Понимаешь же, мне нельзя с тобой теперь. Ты должна уходить отсюда одна, а если останешься… -- женщина взглянула на трясущиеся руки девчонки и напуганные глаза, -- …то меня тем более убьют. Вместе с тобой. Иди, я их задержу! – Что?! – изумилась Юлия. – Хочешь сказать, я могу уйти отсюда без тебя? Вот дурная чертовка! Я останусь здесь, будь даже конец света на Земле! Плисецкая топнула ногой, покачнулась, и последние силы покинули её хрупкое тело. Она облокотилась на ближайший стул, тяжело дыша. Пшенично-жёлтые волосы девушки промокли и обвисли, напоминая зимние сосульки. Её бирюзовые глаза блеснули в полутьме отчаяньем. Она знала, что будет только обузой Вике в схватке, но она не сможет больше идти. Она так устала, что буквально валилась с ног. Да и не посмела бы бросить Викторию. – Я никуда не пойду, – тихо процедила Юлия, сжимая кулаки. – Подготовлю тебе повозку. Макки сама отвезёт тебя туда, где будет безопасно, -- на перебив ответила женщина, даже не слушая гневных отрицаний Юлии. Уже выходя через чёрный вход, к повозке, она кинула через плечо: – Жди меня там. Юлия не совсем поняла, где именно «там» – здесь или там, куда она поедет, но сил спорить у неё больше не было. Она устало повалилась на стул, ожидая Викторию. Какая же та всё-таки героическая дура! Юлия горько улыбнулась, почесав за ухом кудрявую пуделиху Макки. Когда девушка залезла в повозку, та угрожающе прогнулась и заскрипела. Ветхая, дырявая крыша защищала её измоченную макушку от нового дождевого шквала. Но на всякий случай она надела капюшон. Закончив с привязкой Макки, Виктория начала произносить какие-то замысловатые заклинания, при этом хмурясь. Наверняка, какие-то защитные, как думала Юлия. По крайней мере, шерсть Макки перестала мокнуть под дождём, а лапы больше не вязли в грязи. После произнесённого заклинания она показалась Юле какой-то уставшей, на лице даже проступили морщинки. Ободряюще улыбнувшись, женщина подошла к повозке. Юлия смотрела на неё затуманенным взором, словно её опоясывала усталая дрёма. Виктория нежно провела тыльной стороной ладони по скуле девушки, утирая навернувшиеся на её глазах слёзы. Да, Юля впервые плакала при ком-то. Плакала, вспоминая, как Вика учила её с помощью магии сбивать яблоки с диких деревьев и как водила на деревенские ярмарки, как просто и хорошо было раньше. Это были горькие и отчаянные слёзы, и в этот самый момент Юля ненавидела себя столько раз, сколько ненависти испытывала к проклятым фигульерам. Ведь они точно убьют Вику, и никакие огромные силы ей не помогут. В какой-то момент Виктория склонилась над лицом девушки, максимально приблизив тонкие, вишнёво-красные губы к детским, пухлым губам Юлии. Она улыбалась, уже закрыв глаза, в последний раз вдыхала родной запах, наслаждаясь минутной идиллией под дождём. Юлия так и застыла, её сердце быстро-быстро забилось, а дыхание снова стало прерывистым. Она боялась шелохнуться, боялась, что её милая Вика сейчас развернётся и уйдёт. Но женщина лишь крепко обняла её за плечи, зарываясь носом в мокрые, блондинистые волосы. – Уходи, – чужим, хриплым голосом произнесла Юлия, даже не обняв в ответ. Она не хотела прощаться. – Миру нужны новые великие маги. Обещаю, твоя сила вернётся, – хрустальная и чистая, как вода, по щеке Виктории прокатилась слеза, но она продолжала крепко обнимать Юлю. – Помни, я с тобой навечно, куда бы ты ни пошла. И… если сможешь, прости за такую жизнь. Удачи тебе. Юлия уже не выдержала и потянула руки, чтобы обнять её за шею, расплакаться и не отпускать, но тут Виктория отступила, давая добро на выход. Мимолётно поласкав Макки и поцеловав её в мокрый нос, она быстро скрылась в мельнице, даже не помахав рукой на прощание. Когда повозка достигла окраины поляны и уже заходила в лес, послышался гул со стороны мельницы, и яркие вспышки осветили место грядущей битвы. Юлия с содроганием наблюдала, как разрушают её ставший родным дом, её мельницу, её Вику… После очередной вспышки Макки ускорила ход, и повозка скрылась за горизонтом. *** Под покрывалом, на котором Юлия сидела, она обнаружила тот самый пергамент. Из-за того, что на нём лежало защитное заклятие, она не смогла прикоснуться к нему. Но на верхней строчке было чётко выведен адресат: «Николаю Плисецкому, дедушке Юлии».