Красный шиповник

- Оставьте нас, - тяжело молвил Гэндальф, не отводя от меня взгляда. Торин, видно, хотел возмутиться, но передумал и молча кивнул Двалину, показывая, что нужно подчиниться. Гэндальф молчал, пока гномы покидали зал. Я тоже молчала, не сумев выдержать его взгляд, я потупила взор и рассматривала столешницу. - Чего ты хочешь от меня, истари? – едва слышно шепнула я. Волшебник шумно вздохнул. - Ты должна рассказать мне все, Несси, - нарушил молчание он. – Доверься мне. Я хмуро поглядела на волшебника и тут же снова опустила взгляд. Доверься мне… Расскажи мне все… Мы поладим, славное дитя… Лимонную дольку? Не то, чтобы я не хотела поведать Гэндальфу историю Средиземья… то, что только должно произойти… ведь он чуть ли не единственный, кто способен влиять на судьбу этого мира… Но я все еще не уверена. Я все еще не вижу главного – цели. Я не знаю того, кто начал эту игру, не знаю, каковы ставки в ней, знаю лишь, что я – одна из фигур. Возможно, фигуры – все мы, участники похода на Эребор, может быть, и сам Гэндальф… Меня словно прошило разрядом тока. Где-то в области сердца похолодело и болезненно заныло. Что если… да нет же, не может быть! Ни в коем случае! Только не Гэндальф… Да как мне вообще могла прийти в голову такая кощунственная мысль! - Несси, - напомнил о себе Гэндальф. – Прошу тебя. Возможно, от этого зависят жизни всех, кто тебе знаком, всех, кого ты… полюбила. - Они должны были умереть, - шепнула я почти неслышно, закрывая глаза, мысленно молясь, словно с головой прыгая в омут… - Торин, Фили и Кили. Черный Властелин… он пришел слишком рано. Его время должно было наступить позже. И последнее… Нет, я не смогу… Я чувствовала жесткий взгляд Гэндальфа всей кожей. Мне казалось, что я плавлюсь под ним, под этим взглядом. Кожа размягчается, истончается, плывет вниз… А за ней и мышцы, и кости… И будто остается одна голая душа… - У Бильбо скоро должен родиться племянник, - шептала я; язык так и не повернулся сказать про кольцо. – Фродо. Он важен, Гэндальф, он очень важен… Я даже открыла глаза и поймала взгляд Гэндальфа. Яркие глаза волшебника слегка сузились. - Продолжай. Меня вдруг охватила жуткая слабость, тело словно налилось горячим свинцом, захотелось лечь и спать, спать, спать трое суток подряд. Язык во рту стал ватным, тяжелым, но я горела желанием рассказать Гэндальфу все, что только знала. - Расскажи мне, Несси, - волшебник взял мою руку в свои теплые ладони. И тут до меня дошло. - Это нечестно, - едва ворочая языком, попыталась возмутиться я. – Ты… не имеешь… права… Несправедливо… - Я всего лишь хочу помочь, - мягко сказал волшебник. По его лицу скользнула неожиданно хитрая, почти зловещая, улыбка. - Мне нужно знать, Несси. Я с трудом вырвала руку из цепкого захвата, встала, покачнулась, пьяной походкой направилась к дверям. С каждым новым шагом слабость уходила, силы возвращались ко мне. Наконец, у дверей я обернулась и посмотрела Гэндальфу прямо в глаза. - Никогда так больше не делай, истари. Гэндальф встал, не опираясь на посох, как слабый старик, но держа его в руках, словно могущественный жрец неведомого культа. Фигура его будто осветилась изнутри сероватым светом, он, казалось, стал выше, распрямился, облекаясь в чародейские одежды величия. - Ты не понимаешь, что делаешь! – его голос гремел. – Твое молчание может стоить кому-то жизни! Ты должна рассказать мне все! В этот раз тебя могли вернуть для чего-то, что не удалось в прошлый. И я сомневаюсь, что задачей неведомого, несомненно, могущественного мага, было спасение кого бы то ни было – Торина или его племянников, или кого-то еще. - Почему именно я? – неожиданно громко выдохнула я. Из глаз брызнули непрошенные слезы. А разве ты не просила? Ах, этот коварный внутренний голос! Я распахнула двери и выскочила из зала, едва не сшибив Райни с ног – она, по-видимому, подслушивала. Я просила! Конечно, я просила, черт бы тебя побрал! Когда становилось совсем тоскливо долгими осенними вечерами, когда дождь уныло барабанил в окно, когда наступало Рождество и тот праздник, что я запретила праздновать, когда выпадал первый снег, когда наступала жаркая, душная весна и расцветал белый шиповник… Я просила. Я хотела вернуться. Я жалела, что ушла. Но каждый раз, когда моя милая маленькая стрекозка Оливия улыбалась мне, рассказывала свои смешные и серьезные девочковые проблемы, просилась на ручки, я раскаивалась. Я говорила себе, что поступила правильно. Это было моим единственным утешением после того, как Джефф перестал им быть. Осознание правильности моего поступка. Осознание собственной смелости вопреки всему поступить так, как ДОЛЖНО, а не так, как ХОЧЕТСЯ. Ведь наши желания не всегда справедливы. Я тысячу раз повторяла себе, что правильные поступки должны приносить боль, иначе нельзя. Но исполнилась другая мечта. И принесла с собой боль. Может, как плату? Должно быть… А потом я получила то, что просила в минуты отчаяния… Я вернулась в Средиземье. И теперь понимаю, что, возможно, вернулась только для того, чтобы кто-то исполнил свои мечты. Всего лишь пешка в игре неведомых сил. Шахматист не спрашивает пешку готова ли она рисковать, готова ли умереть, готова ли стать королевой… Шахматист делает ход. Чтобы победить. И жизнь пешки не имеет значения, ведь она служит великой цели – победе шахматиста. Я остановилась, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, унять бешеное сердцебиение, выровнять дыхание. Тише ты, ну! Хватит истерики! Успокойся… Сейчас есть более важные дела, чем истерить. Нужно пойти к девочке-попаданке, узнать, как она, попробовать поговорить с ней, может, она сможет натолкнуть меня на какую-нибудь важную мысль… Нужно обдумать ту безумную идею, которая пришла мне в голову касательно Гэндальфа… И еще. Я поняла, к кому можно обратиться без риска изменить что-либо существенное и повлиять на ход событий. Да, именно туда я и отправлюсь. Именно к нему. Я почти успокоилась и направилась к пленнице-гостье, девочке-попаданке. Навстречу мне поднялся с табурета гном-стражник. Его лицо было искажено страхом и непониманием. Неожиданно я поняла, что он мне скажет сейчас. - Она исчезла, Несси, - прошептал он. – Она исчезла из закрытой комнаты.