В Готэме нет героев, забыли?

Die Antwoord – Love Drug

Я никогда не интересовалась работой дяди, его жизнь вне стен нашего дома проходила мимо меня. Знаю лишь, что он работал в Уэйн Энтерпрайзис, занимал руководящую должность и все. В доме Сноудон не принято было говорить о делах. Но что-то мне подсказывало, что «вещица», о которой говорили похитители, связана с делами компании, иначе какой в этом смысл? Логично всплывает второй вопрос на повестке дня: при чем тут я? Дядя не доверял своим коллегам? Возможно. Но почему тогда оставил все мне? Сколько себя помню, он никогда не питал больших надежд на мое карьерное будущее, давал возможность заниматься всем чем угодно, лишь бы я была довольна, не было даже разговоров о том, что я должна продолжить его дело. Наверное, в этом был смысл: я далека от дел компании, значит, у меня искать будут в последнюю очередь. Хорошо, на этом фронте пока все ясно. Второй фронт был еще менее радужный, чем первый. Меня обвиняют в убийстве, которого я не совершала. Может, стоит снова явиться в полицию и рассказать обо всем? Про похищение, дядю, шантаж. Какова вероятность того, что полиция сможет мне помочь и обеспечить безопасность, пусть даже в стенах департамента полиции? Приблизительно равна нулю. Судя по всему, для этих людей нет ничего невозможного, один раз они уже разнесли департамент, что им помешает сделать это второй, третий, четвертый и так далее разы. Плюс, зная особенности нашего города, наверняка в полиции у них есть прикормленные люди, которые мигом сообщат о моем появлении, а дальше — дело техники. Стоп, полиция наверняка знает о том, что меня похитили, возможно, они связались с кем-то из друзей. Похлопав по карманам пальто, висящего на вешалке в прихожей, я достала телефон — мне заботливо всунули его в карман, когда высаживали из машины. Какие молодцы, во многом их можно обвинить, но хоть не воруют, лапочки. Мне нужна была помощь. К такому дерьму жизнь меня не готовила. «Ты дома?» Знаю, я не вправе втягивать в это Кертиса, но он и так косвенно участвует в разыгравшемся спектакле, так что выбора особо не было. Телефон запищал, как только я отложила его на стол. «Да» А где, собственно, вопросы? Он совсем не волновался? Или он ничего не знает? Мне почти обидно. «Буду у тебя через 15 минут» Сунув телефон обратно в карман, я выбежала из дома, на бегу натягивая пальто. Дверь квартиры друга оказалась открытой, это немного настораживало. Пройдя внутрь, я невольно ахнула. Весь дом был перевернут вверх дном. Друга не было видно. Я прошла в спальню. То, что я увидела, до сих под болью отзывается в сердце. Шторы были задернуты, в комнате царил полумрак. Облокотившись на кровать, сидела фигура, напоминающая очертаниями Кертиса. Подойдя ближе, стало видно, что над ним хорошенько потрудились. Нехорошо шутить в такие моменты, но вы когда-нибудь видели лицо человека после укусов пчел? Похожим образом сейчас выглядел друг, если не брать в расчет кровоподтеки. Оба глаза заплыли, из верхней губы сочилась кровь, из одежды на нем были только пижамные штаны, так что в глаза бросились ссадины и синяки на животе и руках. Работали на совесть и с огоньком. — Кертис? — я провела пальцами по лицу юноши, убирая прилипшую прядь волос со лба. С трудом открыв глаза, друг посмотрел на меня и слабо улыбнулся. Вечный оптимист. — Сиди здесь, я принесу аптечку. — выдавив ответную улыбку, произнесла я. Идея просить его о помощи получила отставку, он уже получил свое, дальше рисковать им нельзя. Не было сомнений, чья это работа. Меня хотят запугать, что ж, им это удается. Вернувшись обратно, я села напротив друга. Он попытался было что-то мне сказать, но я прервала его, приложив палец к губам. Все время, что я трудилась над лицом друга, он не издал ни звука. — Расскажешь мне, что произошло? — мой голос дрогнул, в горле образовался ком. Мне захотелось разреветься. Как моя спокойная, беззаботная жизнь в одночасье превратилась в сюжет второсортного детектива? Друг отрицательно закачал головой. — Кертис… — Я решила действовать его же методом, испепеляющий взгляд сделает свое дело. Вздохнув, он все же сдался. — Я, — друг привстал на локтях заваливаясь на кровать, — я почти ничего не помню. — его голос был хриплым. — Принесешь мне воды? Через минуту вернувшись со стаканом и сев рядом, я наблюдала как друг с жадностью осушает стакан. Нужно было понять, что ему известно. Пришлось настаивать: — Продолжай, пожалуйста. — Говорю же, я почти ничего не помню. Позвонили в дверь, сразу ударили по голове, — кажется, это их фирменный стиль, надо оформить патент, — а дальше как в тумане. Очухался, когда они уже ушли. Потом пришло сообщение от тебя. Все. — он снова тепло мне улыбнулся. Господи, даже сейчас он остается мистером милашество. — Ты их не запомнил? — Нет. Я не знала, что еще сказать. Стоило бы начать уговаривать его пойти в полицию, но тем самым я бы выкопала себе еще более глубокую яму. — Как себя чувствуешь? Может, отвезти тебя в больницу? — это то малое, что я могу сейчас сделать, хотя ответ мне заранее известен. — Нет. Меня не тошнит, значит нет сотрясения, а все остальное пустяки. Побыв у друга еще час, удостоверившись, что он будет в порядке, я ушла. Когда я оказалась на улице, ком, который давно мешал вздохнуть, стало невыносимо терпеть. Из глаз бурным потоком хлынули слезы. Прохожие бросали на меня сочувствующие взгляды, но было плевать. Я бездумно брела по улицам города, пока не поняла, где оказалась. Затянувшись, наверное, шестой сигаретой подряд, я наконец оторвала взгляд от асфальта, который старательно изучала, не желая встречаться с кем-либо взглядом. Преступник всегда возвращается на место преступления, верно? Я стояла у того самого порта. Обведя глазами здание и потушив сигарету, я направилась уже знакомым путем к воде, туда, где началось мое падение. Я уселась на камень, и тело снова содрогнулось от рыданий. Мне стало так жалко себя, казалось, что каждый атом в этом чертовом мирке был против меня. Хотелось закрыть глаза и проснуться на три недели раньше, где все замечательно, а по небу скачут единороги, оставляя после себя радугу. Забавно, все познается в сравнении. Может, к черту все? Стоит встретиться с юристом, получить наследство, отдать чудо-хрень маньякам и жить себе спокойно, забыв все как страшный сон. А убийство… с этим разберутся адвокаты, ведь моя вина лишь в том, что я подпортила лицо этого мудака, нож — не моя забота. Нет. На смену слезам пришла злость. Какого черта я должна идти на поводу у вонючей кучки головорезов? Раз дядя пытался что-то защитить, значит, его труды не должны пропасть даром, это будет моей благодарностью за его любовь. Дядя Гарри… Теперь я знаю, что его убили. От этой мысли кулаки сжались, а лицо исказилось в презрительной гримасе. С каким пренебрежением Джером рассказывал, что его отравили. Человеческая жизнь ничего не стоит, да? Что же, стоит это запомнить и взять на вооружение… — Не лучшая идея возвращаться туда, где нагадила. — ооо, этот голос я узнаю из тысячи. Слева от меня стоял Джером, раскачиваясь на пятках и глядя вдаль. Я усмехнулась. Кажется, у меня появился персональный сталкер. — Следишь за мной? И снова театр одного актера. Показав на себя пальцем, разыгрывая полное недоумение, он отрицательно закачал головой. — Я просто решил прогуляться. Как Кертис? Ребра целы? Мне захотелось стереть его самодовольную ухмылку. Я физически ощущала, как чешутся кулаки. Сдержавшись, я повернула голову к воде, игнорируя присутствие рыжего ублюдка. Он напоминал мне маленького потерянного мальчика, такие обычно вызывают двоякие ощущения. С одной стороны, хотелось задушить его, с другой, обнять и приголубить. У каждого убийцы есть оправдание, то, что толкнуло человека на такой шаг. Наверняка и у него оно было. Счастливому человеку это попросту не придет в голову. Взять, к примеру, меня, мысль о мести за дядю плотно осела в моей в голове, когда я впервые услышала об отравлении. Я старательно отгоняла мысль об убийстве, ведь, казалось бы, я совершенно нормальный человек, в моей жизни все было как у всех, почти. И вот это самое «почти» назойливым червячком ползало по черепной коробке, не давая покоя. Из-за таких «почти» правильный порядок мыслей и действий сбивается, приводя к необратимым последствиям. — Кто был твоей первой галочкой? — изучая психологию, я хорошо запомнила, что не стоит провоцировать психически нестабильных людей, но любопытство было сильнее страха. — Прости? — Первая кровь на руках, кто это был? Я не смотрела на Джерома, но кожей почувствовала огонь в его глазах. Сейчас я либо услышу его исповедь, либо перестану дышать. — Ты помнишь свою мать? — Нет. — А вот я хорошо помню и знаю, какие они, эти мамочки. Моя мать была шлюхой, казалось бы, что с того, была пьяной шлюхой, и снова, с кем не бывает, но быть доставучей пьяной шлюхой — уже перебор. Получать тумаки от нее, от ее плешивых любовников, было обычным будничным занятием. Но в один солнечный день я убил ее. Проломил ей башку топором, ха-ха-ха-ха! Бам! И эта старая мразь не дышит! — снова дикий хохот. Я улыбнулась. Так вот чем было его «почти». В школе у меня была подруга. С виду это была обычная девочка, хорошо училась, была вежливой и положительной. Мало кто знал, что творится у нее дома. Как-то вечером она пришла ко мне вся в слезах, тогда я ничего не знала о ее семье, и попросила разрешить ей переночевать. Дядя был не против, и мы устроили девичник. Мне не удавалось ее развеселить, что я только не пробовала, все бестолку. Оставив попытки, мы сели смотреть какой-то фильм в гостиной. И ее прорвало. Захлебываясь слезами, она рассказывала, как родители, погрязшие в работе, избивают ее за малейший проступок, как мать, намотав волосы на руку, била ее головой об стол, когда она не понимала какой-нибудь пример по математике, как отец, не стесняясь в выражениях, отчитывал за неприбранную кровать или мятое платье. Я слушала и не верила своим ушам, просто потому что не сталкивалась с таким. Мне казалось, что такого просто не может быть, но это было. Успокоившись, она прошептала, боязливо оглянувшись по сторонам: «Я хочу, чтобы они умерли» Но судьба сложилась иначе. В средней школе ее тело нашли в ванной, она захлебнулась собственной рвотой, наглотавшись таблеток. Было противно наблюдать, как убивались ее родители на похоронах, оплакивая ребенка, собственноручно загнанного ими в могилу. Ее «почти» сработало в обратную сторону. И кто знает, быть может, мир стал бы лучше, убей она свою «заботливую» семейку. — Ты боишься меня? — его голос прозвучал неожиданно близко. Не поворачивая головы, я ответила: — Нет, мне тебя жаль. Рывком он повернул мое лицо к себе, больно сжимая подбородок. Надо заканчивать с походами на пристань, неприятное дежавю. — Тебе меня жаль? — Джером рычал мне в губы, в его глазах металось пламя, готовое вырваться в любую секунду. — Жаль, потому что твоя мать и впрямь постаралась на славу, она это заслужила. — он потерялся на пару мгновений, глаза растерянно заметались по моему лицу. Я была спокойна, это не то, к чему он привык. Взяв его лицо в ладони, я медленно прикоснулась губами к уголку его рта. Замерев на секунду, я отстранилась. Потерянность ясно отпечаталась на лице Джея, мне захотелось улыбнуться, маленький мальчик, не знающий ласки. Не убирая рук от лица, я снова прикоснулась к его губам. Было сладко и сухо. Я прикрыла глаза, проводя кончиком языка по нижней губе. Неужели ты не ответишь мне? Секунда — и его рука неуверенно переместилась на талию, второй он схватил меня за волосы на затылке. Была его очередь идти в наступление, брать крепость, готовую сдаться без боя. От руки на затылке по телу прошла приятная дрожь, я углубила поцелуй, сплетая наши языки в причудливый танец. Еще секунда — дрожащие от волнения пальцы пробираются под свитер, нежно скользя по упругому торсу. Мне кажется, или я слышу урчание? Руки рыжего сжимают мои бедра, причиняя боль и удовольствие, всегда идущие рука об руку. Я чуть подаюсь вперед, притягивая желанное сейчас тело ближе, обвивая его поясницу ногами. Его движения жестки, но умелы, он грубо хватает меня за грудь, вырывая рваный стон. Я начинаю терять рассудок, есть только я и мой враг, в руках которого мое тело плавится от желания почувствовать его, стать ближе, одним целым. Не желая продолжать мучения, я опустила руку ниже, оглаживая выпуклость под тканью брюк. Урчание переросло в гортанный рык. Не тратя времени на неуместные нежности, он резко перевернул меня спиной к себе, заставляя прогнуться до хруста в позвоночнике, оттягивая волосы. Зажмурив глаза от наслаждения и послав крики разума к чертовой матери, я окончательно отдалась во власть его рук, предвкушая грядущую бурю. Раз. Мои джинсы спущены вниз. Два. Звук расстегивающейся ширинки. Три. Его горячий член одним толчком входит в меня. Из глаз полетели искры. Не давая времени вздохнуть, Джером сразу набирает жесткий ритм, с силой вколачивается в податливую плоть. Его рука все еще крепко сжимает волосы, не давая возможности отстраниться, сейчас он босс и никак иначе. Минута, две, три, десять, электричество, блуждающее по телу яркими всполохами, находит выход внизу живота, поражая своим зарядом каждую клетку. Отдышавшись, я повернулась к нему лицом. Натянув джинсы, я обняла Джерома, оставляя на его губах легкий поцелуй, и зашагала прочь, прикуривая сигарету. — Завтра в семь у тебя. Нам есть что обсудить. — Впервые его голос не был искажен кривляньями.