Свет на твоих руках

— Что это? — спросил самый нужный человек на свете, глядя на проникшего Джонса, который упрямо молчит. Арчи — гетеросексуал, ебанный натурал, чёрт возьми, какого хуя он интересуется им — Джагхедом? — Что это? — прозвучало куда настойчивее и упрямее, когда Джонс ищет, что бы ему в конце концов ответить и наконец тихо проговаривает, пряча глаза, потому что не хочет видеть презрения во взгляде лучшего друга. — Соулмэйт, — прозвучало так тихо, что Арчи приходится напрягать слух, чтобы вообще что-то услышать. — Ты. Изумление, недоумение мелькнули в глазах, и вздох срывается с губ Арчибальда. Он закатывает свои рукава, где так же нестерпимо ярко по венам бежит Млечный Путь. — Ч-что? — растерянным звуком срывается с уст Джагхеда, который просто не верит в происходящее, потому что это определенно сон. — Ты — мой соулмэйт, Джагхед, — промолчав, сказал Эндрюс. — Почему ты не сказал раньше, друг? Д р у г… Он всего лишь друг для Арчи, судорожно вздохнув, он произнёс: — Потому что ты любишь девушек. Я не хотел тебе мешать. — Но тогда ты бы умер! — воскликнул Арчи, — Ведь если знаешь своего соулмэйта и не говоришь ему об этом, то сгораешь… — И пусть, — упрямо шепчет Джагхед, — Любви не существует. А ты был бы счастлив. С ней. — Серьезно? Джаг, посмотри на меня. Посмотри на меня, говорю! — он поднимает подбородок брюнета, смотря прямо в светлые глаза соулмэйта. — Любви нет, говоришь? Я, блять, только из-за тебя с девчонками встречался, надеялся, что ты проявишь откровенность. — он осторожно целует его, со всей нежностью, на которую был способен. Тело Джонса переполняет тепло, ноги подгибаются, и на душе все складывается в единый паззл, который даёт понять, что все теперь так, как надо. Корабли приплыли в тихую гавань. — Я не хочу, чтобы ты умирал, Джагхед, — отчаянно шепчет на ухо Эндрюс, — Я не смогу без тебя быть счастливым, слышишь? Прошу, не отталкивай меня сейчас, когда мы так нуждаемся в друг друге. — Не буду, — завороженно говорит в ответ Джонс, утопая во взгляде тёплых глаз Эндрюса, невольно улыбаясь этому и чувствуя себя действительно кому-то нужным. — Я был таким идиотом, Арч… — Я был идиотом не меньшим, — тихо ответил Эндрюс, — Ведь знал же, что ты не веришь в соулмэйтов, не веришь в то, что у них все хорошо заканчивается, но все равно упрямо надеялся, что скажешь. Он с нежностью обнимает тонкую, худую и донельзя изящную талию писателя, глядя на его раскрасневшееся и счастливое лицо, в чьих светлых глазах до сих пор мелькали искорки недоверия. — Слушай, тебя срочно нужно кормить, скоро ветром уносить начнёт, а я не сумею поймать, — серьезно замечает Эндрюс и удивлённо вскидывает брови, когда слышит это тихое: «Не хочу». — Но почему, Джаг? — Просто потому, что мой организм не принимает еду, — пожимает плечами подросток. Он не станет говорить, что он голодает не один день, потому что до сих пор не может отойти от разрыва родителей. Он не станет говорить, как порою отчаянно кричит во сне, мечась по кровати так, что даже отец, прибегающий к сыну, не всегда может успокоить его, а только сидит с ним, чувствуя, как содрогается хрупкое тело сына от бессильных рыданий, успокаиваясь только под утро. Он не станет говорить, что его душа разлетелась на сотню осколков, потому что это не касается Арчи. Потому что Арчи это знать совершенно не обязательно, как впрочем и всем остальным. — Это плохо… — хмурится Эндрюс, — Это чертовски плохо, Джаг, ты должен поесть, хотя бы немного. — Хорошо, — на удивление покладисто говорит Джонс, вздохнув и посмотрев на рыжеволосого. — Я поем, но только, если я снова буду обниматься с белым другом, виноват будешь ты, — и смеётся, давая понять, что это не серьёзно. Арчи улыбается. Арчи прижимает к себе писателя, зарываясь носом в его темные кудри, а потом недоумевает: «Где же его шапка?» Но спрашивать он всё же не решается, все же мало ли какие причины были у Джонса. Может он вообще дома шапки не носит. — Уже поздно… — задумчиво говорит Джагхед, — А ты ко мне, кстати, зачем пришел?