На всю оставшуюся жизнь

Жестокие люди просто не успели в детстве побыть детьми. Владислав Божедай

День, когда надежда всего магического мира, избранный, неубиваемый с первого раза Гарри Поттер оказался наконец-то мертв, стал днём моего триумфа. Как же долго я к этому шёл… Я много раз в красках представлял этот момент, проигрывая сотню различных сценариев нашей дуэли, которая должна была стать для Поттера последней. И каждый раз, когда в реальности ему удавалось в последний момент ускользнуть и отложить финал нашей истории на неопределённый срок, меня охватывала безудержная ненависть не только к нему, но и ко всему его окружению. Все эти идиоты, которые оберегали его так тщательно, как только могли. Идиоты, верившие в то, что этот необразованный юнец сможет стать для меня достойным соперником. Идиоты, которые с легкостью жертвовали своими жизнями, в безуспешных попытках спасти его. Последнее я так и не смог понять. Неужели эти глупцы действительно ставили жизнь Поттера выше своей? И невольно у меня возникала другая, раздражающая своей абсурдностью мысль, а мог-ли кто-то из моих слуг с такой же самоотдачей и верностью поставить на кон свою жизнь, ради спасения моей? В любом случае, Поттеру это не помогло. Сейчас, глядя на изломанное тело поверженного врага, я впервые за долгое время почувствовал удовлетворение. Конечно, будь у меня такая возможность, я бы не подарил Поттеру столь легкой смерти. Он должен был выстрадать каждую минуту моих мучений за время скитания в Албании, когда я немощным духом боролся за способ обрести новое тело. За каждый срыв моего плана, за каждую неудачу, с которой мне пришлось столкнуться по его вине… Впрочем, в этом была не только его вина. Оторвав взгляд от тела Поттера, я огляделся, вдоволь наслаждаясь ужасом и болью, исходившими от защитников Хогвартса. Да, наконец-то все было так, как и должно было быть изначально. Хогвартс пал. Наступила моя эпоха. Магическая Англия утопала в крови, страх и горечь поражения давали безграничную власть над остатками сопротивления. Их слёзы и боль доставляли мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Было смешно наблюдать за тем, как эти жалкие людишки пытались давать отпор мне и моим бойцам, как жертвовали собой, спасая друг друга. Любые чувства — слабость. Их слепая привязанность к семье и безграничная вера в Поттера в конечном итоге обернулись против них самих. В первую очередь, нужно было разобраться с дальнейшей участью пленников. Безусловно, в битве за Хогвартс погибло множество выдающихся волшебников. Обе стороны были в прямом смысле обескровлены, а значит, демографическую ситуацию в стране нужно было срочно исправлять. Решение напрашивалось само собой: мои верные сторонники заслужили поощрения, поэтому, я позволил им взять в жены любую чистокровную ведьму проигравшей стороны. Грязнокровкам повезло чуть меньше. Великодушно сохранив их никчемные жизни, я отдал их егерям в качестве бессрочных игрушек — погибает одна, на замену всегда можно взять другую. В последнее время это отребье заполонило собой магическую Англию. Не знающие ничего о наших традициях, слабые, совершенно бесполезные — они просто не имели права на спокойную жизнь. Однако, одной из этих мерзких тварей была уготована особая участь. Верная подружка Поттера. Несносная грязнокровка Грейнджер, которая позволила себе встать у меня на пути. Мерзкая грязь, по вине которой один за одним срывались мои самые лучшие планы. Она должна была понести особое наказание, которого сумел избежать Поттер, так вовремя подставившись под мою Аваду. Я не собирался позволить ей быстро умереть в компании егерей. Нет, для неё у меня была заготовлена особая программа. Сначала, я раздумывал о том, чтобы в качестве трофея забрать себе девушку, ранее всеми любимого, а теперь уже мертвого героя. Однако, с недавнего времени Джиневра Уизли вызывала у меня ещё большую брезгливость, чем грязнокровки. Эти рыжие волосы служили невольным напоминанием о главной причине моего первого провала. Я недооценил Лили Поттер, и это привело к катастрофическим последствиям. Кроме того, в отличии от своей грязнокровной подруги, Джиневра была похожа на сломанную безвольную куклу, которая потеряла всякий стимул к борьбе после смерти Поттера. Все, на что она была способна — это оплакивать своего погибшего женишка и умолять сохранить жизнь остаткам ее семейства. К счастью для Джиневры, я не люблю играть со сломанными игрушками, поэтому предпочёл отдать её Рабастану. У меня же была более интересная добыча. Грейнджер была умна, строптива и, безусловно, вспыльчива. Даже после смерти мальчишки она не сдалась. Билась до последнего. Отчаянно, яростно, словно смертельно раненый зверь, который собирался унести с собой как можно больше своих врагов. Мне нравился этот огонь в её глазах. Я предвкушал, с каким удовольствием буду ломать эту девчонку, заставляя покориться и смириться со своей участью. Я собирался сделать её податливой, научить беспрекословно подчиняться каждому приказу, заставить выполнять любое моё желание. Я предвкушал, как буду слушать ее мольбы, крики… Да, я знал, что это будет интересная и, как я надеялся, длительная игра. Приказав доставить грязнокровку в подвалы моего поместья, я направился к старшему поколению выживших членов Ордена. Мне не хотелось дарить им легкую смерть, ведь они множество раз позволяли себе открыто выступать против меня. Однако, я всегда ценил преданность и верность принципам, поэтому решил дать некоторым из них возможность заслужить моё прощение. — Вы проиграли, — начал я, обращаясь к бывшим профессорам. — Но я всегда ценил людей, которые самоотверженно отдаются своей профессии, поэтому, в отличии от остальных бунтовщиков, у вас будет выбор. Их реакция была непередаваемой: гнев, страх, отчаяние. Они не знали, чего ждать от меня в следующий момент. Хотели казаться гордыми и непоколебимыми. Хотели показать, что готовы стоять до конца. Только вот, вся ирония в том, что, осознав своё поражение, они понимали бессмысленность борьбы. А потому, так отчаянно надеялись выжить. — Вы можете добровольно сдать свои палочки и провести остаток дней в качестве пленников Азкабана, — продолжил я, с ухмылкой наблюдая за тем, как в их глазах появляется неконтролируемый ужас. Да, это пьянящее чувство чужого страха. Для меня это было живительной силой, дарящей нескончаемую энергию. Они и должны были бояться, потому что окончательно и бесповоротно проиграли. У них изначально не было ни малейшего шанса. Ещё в самом начале битвы на своё предложение сдаться я услышал бы гневные крики и проклятья, а после своего поражения они молча слушают, с трепетом внимая моим словам. — Или же, вы можете продолжить делать то, чем занимались большую часть жизни — обучать новое поколение волшебников. Вы останетесь живы, невредимы, ваши близкие будут неприкосновенны. Решать только вам. Я прекрасно понимал, что у каждого человека есть своя цена. Для кого-то главной ценностью является его собственная жизнь и благополучие, для кого-то близкие ему люди. В любом случае, любого можно с легкостью подчинить, если, загнав в угол, пообещать ему то, что он хочет. Я дал им возможность обсудить моё предложение, заранее зная, что они уже согласны. Слишком многое стояло на кону. Слишком щедрым было моё предложение. — Мы согласны, — хрипло ответила Макгонагалл. — Согласны остаться в школе. Услышав ожидаемые слова, я расхохотался. Профессора определено умны и очень наивны. Они надеялись, что, оставшись в школе, смогут обеспечить безопасность учеников, как делали это во время войны. Только вот они ещё не понимали, что безопасность обеспечивать нужно не ученикам, а им самим. Война унесла множество жизней, а потому, глупо беспричинно уничтожать сильных и талантливых волшебников. Глядя сейчас на поверженных профессоров Хогвартста, я решил, что после реставрации замка они действительно смогут вернутся к исполнению своих обязанностей. Разумеется, до первой ошибки. И мне было искренне жаль того глупца, кто посмел бы эту ошибку совершить. Я всегда считал, что самое главное для любого уважающего себя волшебника — это получить достойное образование. Поэтому, собирался дать Хогвартсу возможность продолжить функционировать, правда, в несколько изменённом режиме. Грязнокровки смогут переступить порог этой школы только в качестве альтернативы домашним эльфам. Больше не будет этого идиотского деления на факультеты. Среди новых профессоров будет проводиться жёсткий отбор, в результате которого останутся только лучшие из лучших. Будет введён запрет на домашнее обучение и обучение за границей. Отныне, каждый достигший одиннадцатилетия волшебник будет обязан проходить обучение в Хогвартсе. Палочки всех грязнокровок будут сломаны, а продажа новых взята под тщательный контроль. Правда, палочку Грейнджер я решил сохранить на особый случай. Мне было интересно проверить, на что способна эта девчонка. Ведь нет ничего более увлекательного, чем наблюдать за мечущимся в агонии зверем, который понимает, что уже проиграл, но с упрямым безрассудством продолжает бороться. Определенно, это должно оказаться стоящим зрелищем. После того как все вопросы, связанные с пленниками были решены, я наконец отправился в поместье. На следующий день был запланирован пир в честь моей победы. Я готов был разделись эту радость с моими самыми верными сторонниками. Ведь, лучшие слуги — отдохнувшие слуги. Несмотря на то, что власть наконец была у меня в руках, впереди нас всех ждало ещё много работы. Я планировал навсегда изменить этот мир. Построить его под себя. Кто-то писал, что для мании величия не требуется величия, а вполне хватит мании. Отчасти я был с этим согласен, но в своём величии я собирался убедить весь мир. Поместье встретило меня тишиной. Было приятно наконец отдохнуть, позволить себе то, на что раньше всегда не хватало времени. Да, я победил и теперь волен делать все, чего так давно хотел. И в первую очередь я собирался заняться грязнокровкой. Если бы не она, все закончилось бы гораздо раньше. Ещё в Годриковой впадине. Я разработал идеальную ловушку, из которой Поттер никогда бы не смог выбраться. Однако, эта ненавистная мне девчонка умудрилась в один миг все испортить. Я не люблю, когда кто-то пытается помешать или, упаси Мерлин, срывает мои планы. Грязнокровка позволила себе слишком многое, и теперь её ждало наказание.