Мне не нравится Крис

— Крис, осторожнее!       Шистад вздрогнул, услышав это, и вынырнул из своих мыслей. Нет, все в порядке, внучка бегает по траве, резвится с другими ребятишками, а услышанная фраза относилась вовсе не к нему, а к рыжему мальчишке лет пяти, который самозабвенно носился, не обращая внимания ни на что и ни на кого вокруг.       Крис усмехнулся. Кажется, только дети способны так искренне отдаваться своим развлечениям. Дети и глупые подростки, не закончившие школу. — Крис! — голос строгий, видимо, мальчишка давно сводит непослушанием свою маму или бабушку с ума.       Женщина, окликающая сорванца, повернула голову, и Шистад почувствовал, как у него внутри все перевернулось. Это была Эва, и она ничуть не изменилась. Разве что в золотых волосах появились нити серебра, да шарф на шее был повязан каким-то сложным узлом. Эмма тоже так делала до того как…       Крис слегка улыбнулся и кивнул, приветствуя Эву.       Она узнала его не сразу — через десять ударов сердца, он посчитал, а после — тоже кивнула и поднялась со скамьи. Крис шагнул ей навстречу.       Нет, она не бросилась к нему в объятия, нет, он не сграбастал ее в охапку, как сделал бы много лет назад. Они просто стояли друг напротив друга, борясь с неловкостью, не зная, как начать беседу.       Секунды тянулись долго-долго, а потом Шистад не выдержал: — Надеюсь, на имени внука настояла именно ты?       Эва засмеялась. Почему-то ему всегда удавалось смешить ее всякими глупостями. — Нет. Это имя сейчас в моде.       Шистад преувеличенно огорчённо вздохнул, Эва вновь рассмеялась, и для Криса все вокруг словно обрело цвет. Господи, как же эта девушка (бабушкой он не мог назвать Мун даже в мыслях) вносила краски и хаос в его жизнь. Как же он смог прожить без нее так невыразимо долго?       Нет, какие-то новости о ней доходили до Криса, когда Вильям, подвыпив, звонил, чтобы вспомнить о былом, но саму Эву он не видел сколько? Лет тридцать, наверное.       Но всегда помнил ее.       С Мун у них никогда не было, как это говорится, точек соприкосновения. Они были разными практически полярно. И только влечение невероятной силы связывало, настоящая химия, которая сносила их разумы снова и снова.       Возможно, если бы они начали встречаться, то быстро разочаровались друг в друге, и это притяжение ослабло бы, испарилось, и искры от каждого касания исчезли бы без следа.       Возможно. Ведь с Эммой таких искр не было вовсе.       «Похоже, я все же любил тебя, Эва, — думал он, пока они усаживались рядом, так, чтобы можно было наблюдать за детьми. — Похоже, я признался себе в этом впервые. Я, оказывается, сходил с ума по тебе. Я во всех видел тебя. Твои волосы, губы, глаза… Я помешался на тебе, стал зависим, как от наркотика. И я чуть не умер, когда потерял тебя».       И пока Эва щебетала о своей семье - муже, детях, внуках, Шистад вспомнил, как она что-то писала, сидя на подоконнике в школе и высунув от усердия кончик языка. Он посмотрел позже, не удержался. Мун зачем-то исписала половину тетради одной и той же фразой: «Мне не нравится Крис». А он тогда понял, что и Эва залипла. Влипла, как муха в янтарь. Как и он сам.       Черт возьми, возможно, если бы не Эмма, он просто допился бы до смерти в свое время. Но ей удалось склеить то, что разбилось в день свадьбы Эвы и ее бровастого парня. Бережно, аккуратно. Так, что он смог дышать, смог жить, смог любить. И он по-своему любил. Эмму, своих детей. Любил всем своим склеенным сердцем.       Крис заметил, что Эва тактично не выразила свои соболезнования, хотя знала, что Эмма умерла (Нура не могла не рассказать об этом школьной подруге), но она не знала, что его жена сгорела буквально за один год. Угасла, как уголёк, как только перестала бороться за жизнь. Жизнь рядом с ним.       Дети думали, что если назовут дочь в честь бабушки, это станет для утешением для Шистада.       Не стало.       И каждый раз, когда Крис звал внучку по имени, перед его глазами стояло лицо Эммы, ее глаза. Той девушки, которую он встретил возле дурацкой кастрюли с тефтелями. Той девушки, которая до странности была похожа на Натали Портман. Той девушки, которая смогла простить ему очень многое, чьей любви хватило на то, чтобы он не сдох в какой-нибудь канаве; чьей любви хватило на то, чтобы он чувствовал себя счастливым. На все 98 процентов.       И каждый раз при произнесении ее имени ему было практически физически больно.       Крис был бесконечно благодарен Эмме, рядом с которой десятки лет пролетели незаметно, Эмме, которая изменила его к лучшему, но Шистада не покидало чувство, что жизнь, медленно катящаяся к закату, была прожита как-то неправильно. На те чёртовы два процента.       Он взял руку Эвы, погладил ладонь, длинные пальцы с безупречным маникюром. А ведь когда-то она грызла свои ногти и красила их в безумные цвета. — Ты счастлива? — спросил Крис, прервав, плавную речь Эвы и пропустив слово «была». — Да, — она ответила легко, не задумываясь, как отвечала, по его мнению, уже не раз, и высвободила свою руку из плена его ладоней. Однако Крис чувствовал, что она лукавит — Эва так и не научилась лгать. Ни другим, ни, кажется, самой себе.       Шистаду очень хотелось спросить, была бы она счастлива с ним, но он не сделал этого. И без того чувствовал себя старым сентиментальным дураком. Да и Мун снова солгала бы. В его голове Эва так и не поменяла фамилию. — Давно хотел спросить тебя, — быстро начал Крис, чтобы Эва не успела задать свой вопрос. — Почему ты все время утверждала, что я тебе не нравлюсь?       Мун помолчала, подбирая слова. — Чтобы убедить себя в этом, наверное. Ты же был катастрофой всей моей жизни, — тихо сказала она, глядя, как маленькая Эмма и маленький Крис копаются в песке. — А ты — моей, — признался он. — Я даже как-то написал целый список того, что в тебе раздражало. Он, кстати, начинался с твоих подруг.       Эва невесело рассмеялась, вспомнив нелестные отзывы ее девчонок о Шистаде. — А мой список твоих недостатков просто не имел конца.       Шистад возмутился: — Быть того не может, я был само совершенство!       Они взглянули друг на друга и покатились со смеху. Два стареющих дурака, вспомнивших себя в старшей школе. — Знаешь, — отсмеявшись, продолжил Крис, — я однажды подумал, что лучше бы сломал себе ногу или челюсть и не попал бы на ту хэллоуиновскую вечеринку, на которой ты рыдала в одной из спален. Ты бы успокоилась сама, и все было бы по-другому. Все у нас было бы по-другому.       Мун взглянула на их внуков, затем пристально посмотрела на него, и в ее зелёноватых (все ещё хитрых, как у кошки) глазах Крис увидел, то, что и без того знал — она не жалела. Она не хотела, чтобы все сложилось иначе. Перед его мысленным взором в калейдоскопе закружились кадры из их с Эвой… как это назвать-то? Безумия? Необъяснимой тяги друг к другу? Очень странной и потерянной по глупости любви, которая привела их сюда, на эту скамейку?       А ещё он как-то вдруг увидел себя прошлого со стороны — самозабвенно развлекающегося самовлюблённого подростка, плюющего на все и на всех вокруг, — и выпалил: — И что ты во мне находила? Похоже, тот Крис-Пенетратор и мне не особо нравится.       Эва в ответ только улыбнулась. Она и сама никогда этого не знала.