вишневый цвет моей жизни

Огни вечернего города красиво блестят за чистым стеклом окна, отражаясь на чистых белых стенах. У Марка все руки в крови. В квартире витает приятный запах благовоний и вкусной еды. Царит легкий беспорядок, который лишь приносит еще больше уюта в маленькую квартиру. Джексон не дышит. Пищит телефон на диване. Наверняка пришло уведомление от Енджэ в какаотоке; после первого звоночка раздается еще три уведомления. Чхве наверное наткнулся на пару смешных картинок, вот и решил отправить, а может, снова хочет вытащить его на прогулку. Туан сидит рядом, смотрит в чужие стеклянные глаза и понимает. Доносятся громкие звук клаксона через приоткрытую на кухне форточку, скорее всего это опять тот вредный сосед нервничает, когда паркуется у дома. Футболка Вана насквозь пропитана красной жидкостью, скапливающейся теперь на полу и впитывающейся в домашние шорты Марка. Жизнь везде идет своим чередом, лишь… Лишь здесь она замирает на 19.39pm. Люди на улицах все так же спешат по домам или в магазины; вечер пятницы, все стремятся провести в кругу семьи или друзей. Кто-то ходит в кино, кто-то в бар, а кто сидит дома, наслаждаясь семейными разговорами и домашней едой. Марк медленно ложится рядом, проводит перепачканной в крови рукой по бледной щеке, оставляя некрасивый яркий след, и сожалеет. Кровь пропитывает его волосы, а тяжелый медный запах забивается в нос. Туан почти не дышит, ласково гладя нежную холодную кожу, и закрывает чужие глаза. Туан с детства страдает вспышками бесконтрольной агрессии, которые порой выливаются в рукоприкладство, но с Джексоном всегда было по-другому. До этого вечера. Он не помнит с чего так завелся, и это нормально, ведь когда он отключается, в памяти остаются лишь размытые образы, под красной пеленой и приглушенные звуки. Зато Марк прекрасно помнит хриплый шепот, перед тем, как он умер. Он не хотел бы когда-нибудь это вспоминать вообще. И он бы с радостью убил себя, но слишком трус и слишком слабак. Экран весь перепачкан в сгустившейся крови, и Марк приглушенно хрипит в трубку, когда слышится знакомый мамин голос. — Мама, — он говорит медленно, будто только-только научился это делать, — я убил его.