***
Пока наш Евгений в полудреме приложил голову к окну кареты, давайте осмотрим его повнимательнее и заглянем в его прошлое и настоящее (будущее, к сожалению, нам неподвластно). Это был мужчина двадцати шести лет, пленивший сотни дам своей внешностью и загадочностью характера. Серые, холодные глаза были пронзительны и ярко выделялись на четко очерченном лице. Широкие острые скулы, всегда плотно сжатые губы, широкий лоб и прямой узкий нос в сочетании с его запоминающимися глазами вводили юных дев в экстаз, окутывали его аурой притягательного высокомерия. Онегин был высок, обладал хорошей фигурой, и всякая молодая девушка, завидев его сзади, краснела от мысли, что спина его была создана, чтоб прижаться к ней и не отпускать. Он шутил, когда это было необходимо, не смеялся, а лишь снисходительно улыбался, а жесткий взгляд всегда оставался таковым, и ничуть не смягчался. Дамы, затаив дыхание, слушали его рассказы, а Евгений, поверьте, мог блистать красноречием, и тут он окончательно добивал свою жертву (или жертв) своим очарованием. Евгений активно пользовался способностью к подавлению женщин в своих целях. С самой ранней юности он был окружен водоворотом дам всех возрастов. Он был горяч, страстен и менял спутниц так часто, что уже, наверно, не смог бы посчитать, сколько их было всего. Но когда получаешь все и сразу, теряешь в дальнейшем интерес. Балы, разврат и кабаки пресытились ему уже давно, тем не менее, он продолжал вести свою распутную жизнь, потому что Евгению нравилось стороннее внимание и восхищение, так он чувствовал себя хоть кому-то нужным. Пусть даже на мгновение. И, наверно, поэтому он без всякого сожаления покинул Петербург. Ему окончательно осточертел образ жизни, который он вел. Необходимо было сменить круг общения, обстановку, освежить голову, и, возможно, тогда внутренняя пустота, глодающая изнутри, заполнилась чем-нибудь другим. Вот только чем? Это уже вопрос.***
Спустя два дня Евгений прибыл в поместье и сразу был ошарашен новостью, что дядя почил, так и не дождавшись племянника. Организация похорон, сами похороны пронеслись перед глазами Онегина, словно росчерк крыла птицы. Мелькали люди, мелькали экипажи, слова соболезнований были одни и те же, только произнесенные разными голосами. Но все это не трогало Евгения, он был равнодушен. И его равнодушие распространялось на все: он не ездил по соседям, не звал гостей к себе. Он вставал на заре, выпивал чашку кофе и бродил вдоль реки, думая о своем. Шум листвы березовой рощи успокаивал его тревожный разум, но ненадолго, и тогда упрямая складка появлялась на лбу Евгения. Тогда он лохматил волосы изящными пальцами, чтоб унять зуд в своей голове. И все равно оставался прекрасен. Затем Онегин возвращался обратно в поместье, надевал один из своих модных костюмов и спускался в кабинет, где завтракал и разбирался в накладных и счетах дяди. Евгений, как уже отмечалось ранее, был незаурядных умственных способностей, поэтому ему не составило труда быстро вникнуть, что к чему, и как приумножить свое и без того большое состояние. Среди местного окружения Евгений прослыл опасным отшельником – одна из его реформ заменяла тяжкую барщину легким оброком. Не зря он читал труды Сэя и Смита. Местные соседи не особо восторгались подобной идеей, так как не привыкли менять свой старый уклад и боялись, что их люди вздумают бунтовать. Евгению же было все равно до чужого мнения и чужих мыслей на свой счет. Его слишком заботили свои мысли.***
- Господин, - в кабинет заглянул Гильо, - к вам лакей из дома Ленских с приглашением. Онегин подчеркнул карандашом в книге спорную мысль и поставил рядом знак вопроса. Он любил на досуге поразмышлять над фразами и выводами. Чаще всего ему что-то не нравилось, и он полностью перечеркивал фразу. Оправив шелковый жилет и взглянув на себя в зеркало, Евгений спустился по винтовой лестнице в гостиную. Лакей тут же вытянулся в струнку и отчеканил: - Мсье, вас приглашает Владимир Ленский отобедать сегодня в третьем часу! Евгений был наслышан о прибытии соседа и о той охоте, которая началась за перспективным женихом. Князь Ленский хотел завести себе товарища, чтобы легче было отбиваться от назойливых дам и их не менее назойливых матушек. Онегин усмехнулся. Впрочем, он был совсем не против нового знакомства. Тем более что хандра и опустошенность, покинувшие его на миг, вновь вернулись.