Вваливаясь в квартиру, Лизе не хочется ничего, кроме как уснуть и забыть все, что было до и не думать о том, что будет после. Сил остается лишь на то, чтобы судорожно сбросить кеды и запинать их куда-то в угол прихожей, небрежно скинуть красную куртку на грязный пол и отправить туда же; заебаться окончательно и ощутить рвотный позыв, что сводит все конечности и заставляет бежать в ванную, запинаясь о пластиковые бутылки, разбросанные по квартире и задевая каждый дверной косяк плечом, больно ударяясь. Выворачивает ее, к слову, еще дольше, чем в том злосчастном туалете и еще противнее. Наконец отдышавшись, Лиза на окончательно ватных и нежелающих передвигаться ногах плетется к раковине, чтобы умыть лицо и прополоскать рот — все же, прочищение желудка — процедура не из самых приятных.
Кажется, прошло часа полтора с того момента, как она начала умываться — настолько все было ужасно. Но, наконец-то придя в чувства и хоть что-то осознавая, Лиза резко выключает кран и вытирается чистым, на удивление, полотенцем. В глазах двоится так, будто человек с наихуевейшим зрением забыл надеть очки, а по голове, по предположениям девушки, стучат чем-то весом с тонну, причем непрерывно и очень громко, заставляя вздрагивать каждые секунд так пять. Опустив голову, она закрывает лицо руками — то ли от безысходности, то ли просто от охватившей все тело боли — и позже опирается ладонями об раковину, расставив их в разные стороны и зажмурив глаза.
Вдох — выдох.
Смешок за спиной заставляет резко распахнуть глаза. Смотря в грязное зеркало, она не видит ничего из-за мутной пелены и разводов на стекле, решая протереть его полотенцем. Пара секунд, и все проясняется — прямо на стиральной машине, в метре от нее, нахально закинув ногу на ногу и покуривая сигарету сидит
он, улыбаясь. Лиза сжимает пальцы, обхватывая ими раковину с диким желанием сломать к чертям и снова прикрывает глаза, уже от злости. Медленно поворачивает голову и смотрит так, будто сейчас убьет одним ударом, что заставляет все еще незнакомца улыбнуться и произнести:
— Ты еще более грозно на меня смотри — точно обоссусь и убегу отсюда с криками, — и затягивается снова, давая никотину наполнить легкие, а белому дыму — воздух.
— Пошел нахуй отсюда! — кричит Лиза, чем заставляет парня смеяться уже в голос, для нее беспричинно и так издевательски, заставляя прийти в настоящую ярость. Со всей резкостью, на которую сейчас способна, она подходит к нему, дергая за рукав кофты и с напором тащит в коридор, намереваясь вышвырнуть его, да так, чтобы навсегда; чтобы он забыл ее адрес и помнил только лишь разъяренные глаза и голос, сорвавшийся на крик.
Открывая дверь она берет его за шкирку, смотрит в упор, глаза в глаза, пытаясь разглядеть в них хоть что-нибудь, кроме холода, но попытки не увенчиваются успехом и, так ничего и не поняв, Лиза выталкивает его из квартиры, запирая дверь на два, нет, на три замка и выдыхает. Прислоняется лбом и собирается с мыслями, анализируя, что только что произошло, и почему. Простояв так несколько минут, она решает пойти в комнату, чтобы наконец поспать и приблизиться к жесткому завтрашнему похмелью; поворачивается и обнаруживает там нечто слишком сильно заебавшее ее за эту ночь.
Он стоит, немного приподняв подбородок и чувствуя свое
превосходство над уставшей девушкой, руки засунув в карманы и уже не держа в одной из них сигарету, а ухмылка добавляет ему еще большего шарма. Смотрит, не отрываясь, будто готов делать это целую вечность, своими зелеными глазами на нее, про себя прописывая диалоги и оценивая ее состояние по критерию «Заебатость», ставя максимальный балл. 10 бутылок ее любимого виски из 10. До кровати дойти сможет, но с трудом, встать утром — абсолютный провал.
В край охуев от происходящего, Лиза уже в который раз смотрит на него взглядом абсолютно ничего не понимающего человека и вжимается в дверь, боясь за свое существование, как бы глупо это ни звучало, ведь она
все еще пьяна.
— Думала, что так просто избавишься от меня? Забавная ты, — с улыбкой проговаривает парень, доставая руки из карманов и поправляя челку. В голосе, как кажется Лизе, не осталось ни капли наглости, лишь искреннее и такое детское удивление.
— Данил, — он протягивает ей широкую ладонь в знак приветствия и опять улыбается, смотря на нее. Она, в свою очередь, недоумевает от его действий и хмурится, переводя взгляд с его лица на татуированную руку и обратно, так несколько раз, пока не прикроет глаза, скажет себе: «Да похуй уже» и протянет теплую ладонь в ответ, чуть улыбаясь и говоря тихое:
«Лиза».
***
Очнувшись в своей, кажется, квартире, первое, что хочется сделать — утопиться, чтобы не мучиться, чтобы не доводить себя до такого состояния снова и снова; чтобы не врать себе, что все хорошо. Чувство вины перед самой собой гложет Лизу, и она вспоминает свои мысли при заходе в квартиру:
«Сегодня никуда идти нельзя». Она кивает самой себе и достает телефон из-под подушки, снимая блокировку и повышая яркость до ста, ибо видно ей с похмелья ровное нихуя, а напечатать сообщение все же нужно, причем побыстрее — на дворе около половины четвертого. Отправляя Юлику короткое «Сегодня не ждите», кладет телефон на тумбочку и пытается встать. К огромному удивлению, Лиза выспалась и чувствует себя вполне хорошо, чтобы сегодня посидеть дома и заняться делами, которые долго откладывала на потом, возвращаясь к бутылке. Правда, ей кажется, что что-то не так; что она не может вспомнить
что-то очень важное.
Встав с кровати и потянувшись, она с улыбкой отправляется в ванную, чтобы умыться. Заходя туда, она видит наполовину чистое зеркало и несколько вещей, что лежали на стиральной машине, которые валяются сейчас на полу по неизвестной причине. Решив, что она просто в очередной раз бежала до туалета, сшибая все на своем пути, лишь пожимает плечами и идет к раковине, чтобы освежиться.
Трещина. Большая, прямо на краю раковины, не приглядишься — не заметишь. Лизе показалось это тем самым, что она должна была вспомнить, и она в очередной раз хмурит брови в попытках достучаться до памяти, но ничего не получается — это просто трещина, оставленная неизвестно кем и неизвестно каким способом.
Заходя в гостиную, она видит застеленный диван с кучей мягких подушек, на котором так любила засыпать, когда не могла дойти до спальни. Смотря на него, размытые картинки всплывают перед глазами, и она зажмуривается, пытаясь вспомнить то самое важное.
***
«В четыре часа утра спят только долбоебы или школьники» — так всегда думала Лиза, засыпая к шести и просыпаясь в четыре, к девяти уже садясь в такси, чтобы направиться в бар — неважно, в какой. Сегодняшняя ночь ничуть не была особенной — все так же четыре утра, все так же трясущиеся от алкоголя руки, все так же Лиза сидит на кухне и смотрит на ночной Петербург, только сегодня не одна, то ли к сожалению, то ли к огромному счастью. Они разговаривали обо всем, сменяя одну тему другой, иногда смеясь над шутками или просто смотрели друг другу в глаза, понимая, что все идет так, как нужно. По крайней мере сейчас.
Лиза в очередной раз зевает, что не может не подметить Данил, смотрящий на нее с широкой улыбкой на лице. Такая домашняя, она сидит здесь и пьет обычный ромашковый чай, ее любимый, разговаривает о том, как замечательно было бы покататься на Неве ночью и смотрит на него так тепло, своими большими каре-зелеными глазами.
— Тебе бы спать пойти, Лиза, — мягко говорит он, встав с подоконника и помогает сделать то же самое девушке. Та кивает в знак согласия и отвечает, что он может лечь на диване, только там нужно убраться и постелить. Данил просто стоит у двери, наблюдая за ее плавными и немного пьяными, все еще, движениями, вновь улыбается, раз, наверное, двадцатый за эту ночь и гонит девушку спать, на прощание целуя в макушку и желая спокойной ночи. Опять садится на подоконник, спать совершенно не собираясь, а после рассвета заходит к ней в комнату, смотрит на такое милое, умиротворенное лицо, накрывает пледом и уходит. Медленно растворяется в воздухе, как и в мыслях Лизы,
оставляя после себя лишь окурки в пепельнице.
