***
— Когда ты патрулируешь границу, ты должна тщательно осматривать каждый, каждый без исключения клочок земли. Малейшая деталь, намекающая на то, что кто-то мог заступить на нашу территорию, может послужить поводом к войне. — А я так и думала, что нам сейчас не нужны войны. Мы же слабые и голодные. Вдоль нанесённых ветром сугробов, образующих ровную длинную гряду, шли маленького роста тощий пятнистый кот и сопровождавшая его светленькая ученица. Мальволапку вели на урок. Её наставником был Кролик, глашатай племени, однако едва ли подходящий на эту должность. Даже маленькой ученице было прекрасно видно, что он еле справляется со всеми своими обязанностями: и охота у него никак не приносит успеха, потому что почти все патрули возвращаются с пустыми лапами, и оруженосцу своему Кролик едва ли успевает уделять время. Однако он всё же делал это, пусть и реже, чем положено хорошему наставнику. В этот снежный морозный день, например, Кролик повёл Мальволапку учиться патрулировать границы. — Мы не слабые, — сказал он ученице после её смелого заявления, однако сам тут же понял, что мало разумного произнёс: — Звучит смешно, да? — Не сказала бы, — ответила Мальволапка. Она была расположена к своему непутёвому наставнику весьма доброжелательно, потому что тот был одним из немногих, кто иногда интересовался, чем живёт ученица. Родственников у неё было вроде много, а вроде можно было и по когтям пересчитать. И у всех были свои семьи — тут уже никому нет дела до какой-то Мальволапки. Именно поэтому ученица могла спокойно поделиться с Кроликом мыслями о таком важном, как всё племя в целом (так прямо она могла поговорить ещё, разве что, с бабушкой, добродушной Утёсницей, и, может, с дедом — не лучшим собеседником, но хорошим слушателем, Грачом). — Мы голодаем, и мне не смешно. Я есть хочу. — Ты должна терпеть, Мальволапка, — Кролик говорил с сочувствием в голосе. Конечно, он понимал, что такое голод и как сильно он изматывает. Однако кот не мог ничего с этим поделать — разве что, конечно, улучшить качество охоты, ведь это было в его компетенции. Однако Кролик и не подозревал, наверное, что ему под силу что-то такое предпринять. Так что всё, что он мог, это весьма слабенько подбадривать давно разочаровавшихся в глашатае соплеменников: — Настоящему воину нужно уметь быть терпеливым. — Да почему мы все что-то должны делать? — удивилась Мальволапка, вообще не принимающая слов «должен» и «нужно». — Кто вот придумал то, что я должна терпеть голод? Я ничего не ела со вчерашнего вечера, да и тогда мне досталось одно лишь кроличье ухо. Мне уже надоело жевать сухие ветки в надежде найти под корой хотя бы одного засохшего жука. Ну почему мне нужно это терпеть? Мальволапка говорила чистую правду. Кошка жила, пожалуй, одной лишь мечтой о том, чтобы состоялся скорее общий для всех ужин, на котором ей пусть и достанется, как и всем, совсем немного, но зато мясо, а не абы что — и она не стеснялась этого, как некоторые её соплеменники. Как тот же брат, тщательно скрывавший факт того, что он порою объедает кустики за лагерем, чтобы хоть как-то приглушить голод. Мальволапка вообще мало чего стеснялась и выражалась прямолинейно — если, конечно, вообще соглашалась с кем-то побеседовать. Гораздо больше ученица предпочитала спокойствие и одиночество. Она выросла одна и одна же любила проводить своё время. — Потому, что ты — будущий воин, — объяснил ученице Кролик. Он продолжал осматривать границу из больших сугробов. Мальволапка откровенно косила и отдыхала, топчась на снегу. У кошки мёрзли уши и хвост, и ей совсем не нравилось торчать тут, на границе с Речным племенем, у самого озера, где ветер пронизывал до костей, сметая снег с холмов. Однако нужно было работать, и патрулирование было частью той самой скучной воинской рутины. — Знаешь, я взял тебя в оруженосцы потому, что я был лучшим другом твоего отца, — продолжил объяснять Кролик. — Я обещал ему, когда он умирал, что позабочусь о тебе, словно я — твой отец. И я обещал ему, что воспитаю из тебя настоящего воина. Ученица только хмыкнула. Кролик, конечно, пытался держать обещание, но отца он ей заменить, разумеется, не мог. Мальволапка даже не знала, нуждается ли она вообще в родителях… или ей и так неплохо. Не могла судить, потому что всю сознательную жизнь без них обходилась. — Я думаю, мой родной отец не дал бы мне голодать, — сказала она. И тут же решила себя поправить: — Хотя, откуда мне знать. Отец ничего для меня не сделал. Мои родители меня вообще… оставили. Ученица подобрала наиболее нейтральное слово. Она понимала, что родители покинули её не по своему желанию, но всё равно думала, что они, постарайся изо всех сил, могли бы избежать смерти. Мальволапка чувствовала, что Кролик воспринял её слова как укор в адрес давно уже почивших воинов и, чтобы не сводить всё к конфликту, которые она учинять умела на ровном месте, переключила своё внимание на пустоши. Холмы были всё так же занесены снегом. Всё было белое до такой степени, что резало глаза. И небо тоже казалось каким-то белым. Мальволапке даже пришла в голову мысль, что она, кажется, ненавидит эти пустоши, пусть это и её родина, и пусть она даже не видела их ещё во всей красе. Просто до жути надоели этот снег, эта белизна, эта однотипность и эта гряда сугробов вдоль границы. — Я знал твоего отца с детства, — наконец, ответил хоть что-то Кролик. — Мы вместе учились и почти в одно время стали воителями. Я уверен, что он бы тебя не оставил. Просто… болезнь могла унести кого угодно. — А я даже не помню его, — хмыкнула Мальволапка. Всё, что осталось у неё из воспоминаний об отце — это то, что у него был тёмный мягкий мех и что он однажды принёс ей, совсем маленькой тогда, моховой мячик. И пусть Мальволапка не считала себя сентиментальной и не скучала по родителям, этот мячик она бережно хранила в одной из барсучьих нор в лагере, зимнем пристанище оруженосцев. Поэтому ученица и поправила себя: — Почти не помню. — Ты была совсем маленькой. Знаешь, твои родители невероятно любили тебя. Просто порой некоторые умирают, и… и иногда слишком рано, — казалось, Кролику доставляли мало приятных эмоций воспоминания о его ушедших друзьях, Мальволапкиных родителях. — У меня тоже могли бы быть дети, но случай распорядился иначе. — И поэтому ты обещал моему папе заменить мне его, да? — поняла ученица. Кролик кивнул: — Наверное, что и поэтому тоже. Мальволапке было вроде и жалко огорчать Кролика, впервые заговорившего с ней о родителях не на уровне нескольких фраз, а вполне серьёзно, но ученица всё же решила обозначить: — Ты не сможешь этого сделать. Я даже не знаю, как это — когда у тебя есть отец или мать, и… — она немного замялась, но в итоге смогла дать себе отчёт в том, что была не лучшим котёнком: — И я не умею быть хорошей дочерью. Я доставляла Осоке много проблем. — Однако она всё же сумела тебя вытерпеть, — Кролик даже не улыбнулся, словно от воспоминаний о старых друзьях у него свело всё лицо, однако тон его был довольно жизнерадостен. Мальволапка немного завидовала взрослым, умеющим находить хоть что-то отрадное среди холода, голода и вечной белизны вокруг. Кролик же неожиданно, словно на эту мысль его натолкнул разговор с ученицей, сказал: — Сегодня патруль поймал двух кроликов. Я отдам тебе свою часть. — Потому что так сделал бы для меня отец, да? — прекрасно догадалась о мотивах наставника Мальволапка. — Он бы отдал тебе всё, — незамедлительно ответил Кролик. «Так получается, что те, кто заботятся обо мне, как о дочери, могут проявлять заботу, просто… бескорыстно отдавая? — задумалась Мальволапка. — Кролик так сказал. А тётка делилась молоком, хотя у неё самой было четыре котёнка. И бабушка часто меня греет, когда совсем мороз… А брат не греет. И едой не делится тоже». Эта неожиданная мысль подтолкнула Мальволапку к тому, что кошка осведомилась, хоть и понимала, что похожа сейчас не на ученицу, разумную и взрослую, а на обиженного на старшего брата котёнка: — А Суховей не отдаёт мне ничего. Он был плохо воспитан? — Он был воспитан прекрасно, — ответил Кролик, и Мальволапка поздно поняла, что могла случайно создать конфликт — сама того не желав, намекнула на то, что воспитал брата плохо именно Кролик, ведь он был и его наставником когда-то, — однако твой брат никогда не хотел иметь младшую сестру, сколько я знал его. У него была сестра-ровесница, но она умерла в юности. — Слышала о таком, — кивнула Мальволапка. Братик Суховей мало говорил ей о другой сестре, и ученица даже не знала ни имени той кошки, ни того, что с ней случилось, однако она этим никогда не интересовалась. — Выходит, он больше не хотел никакой родни, кроме той его… ой, нашей с ним сестры. Он не хочет отвечать за меня, да? — Да, но он вынужден это делать. И поэтому он с тобой так холоден. — Я замечала, — вздохнула Мальволапка. — Суховей не хочет отдавать мне ни капли братской заботы. Наверное, я ему не сильно нужна. У него ведь своя семья имеется. — Ты полагаешь, что забота, которую мог бы проявлять к тебе Суховей — это делёжка чем-то?.. — предположил Кролик и, поняв, что он оказался прав, догадался и о чём именно говорила ученица: — Делёжка едой? — Да, а что? — та нахмурилась, и её васильковый взгляд стал мрачным, недовольным. Мальволапка боялась обвинений в эгоизме — а те порой сыпались. Особенно, кстати, со стороны не склонного делиться едой Суховея. — Я его сестра, и я хочу есть. Кролик, раз уж он стремился стать хорошим опекуном для Мальволапки, знал об этой черте кошки и, видимо, понимая, что ученица ещё мала и с ней нужно быть совсем-совсем нестрогим (а что тут такого — всем котятам характерен эгоизм), ответил ей: — Нет, всё так. Я же уже сказал, что отдам тебе свою часть ужина. Ты можешь больше не обвинять Суховея. — Ну да, — кивнула Мальволапка, решив, что и правда, если Кролик с ней поделится, то трясти кусочек и с Суховея будет совсем уж большой наглостью. — Только ты не станешь мне родителем, Кролик. Я не нуждаюсь в отце, я ведь не маленький котёнок. — Да, в Голые Деревья все котята быстро взрослеют. Они сталкиваются с такими проблемами, как голод и холод, в самом юном возрасте, — сказал Кролик и, видимо, чтобы поднять Мальволапке боевой настрой, прибавил: — Зато из них потом вырастают очень крепкие духом взрослые. Мальволапка же поняла, что тема с роднёй уже закрыта, и поэтому сообщила: — Я не хочу больше проверять границу. — Тогда просто погуляй рядом, — Кролик отпустил её на отдых, несмотря на то, что ученица и до этого ничего не делала. — Это всё же необходимо сделать. — Да кому сдались наши пустоши! — воскликнула Мальволапка, в недовольстве передёрнула светлой шёрсткой на узких плечах и пнула лапой сугроб. Снег разлетелся во все стороны. Стало ещё холоднее. — Бесплодная земля. Здесь нечего искать и нечего ловить! «И как только она нас всех прокармливает?» Мальволапка ещё раз осмотрела ту часть пустошей, что виднелась отсюда, из впадины под большим холмом. Снег на огромные расстояния вокруг… и метель на горизонте. А внизу, под грядой более низких холмов, огромное озеро, покрытое толстым слоем блестящего льда. С приближением метели пришлось выдвигаться в лагерь. Мальволапка была рада — она давно хотела погреть замёрзшие уши… а ещё поужинать. Кушать хотелось сильно. «А Кролик никогда до этого не говорил мне об отце, — по дороге назад думала ученица. Она еле тащилась по твёрдому насту на снегу, хрустящему под лапами, погружённая в свои мысли. От сильного голода и усталости слабело всё тело, а от вида заснеженных пустошей уже хотелось скорее залезть подальше в тёплую глубокую нору в лагере. — Неужели почувствовал вину, потому что не держит данного обещания? А всё же поздно. Мне хорошо и без родителей, наверное. Может, с ними было бы и лучше, но… да, мне хорошо и так». Лагерь племени, раскинувшийся в ложбинке и обнесённый стеной из колючего терновника, казался более приветливым, чем пустоши. В нём было намного меньше снега и не дул ветер. Сидеть здесь Мальволапке нравилось больше всего. До ужина, который проходил обычно вечером, когда уже темнело, оставалось свободное время. Мальволапка решила провести его, греясь в тёплой норе. Раньше там жил барсук — ещё до того, как здесь поселилось племя Ветра и, наверное, вовсе очень-очень давно. Зимой тут спали оруженосцы. Голые Деревья были слишком холодным сезоном, чтобы можно было ночевать снаружи. Мальволапка вытащила из дальнего угла норы меховой комочек и принялась гонять его лапой перед собой, упав на земляной пол норы. Ученица сама не знала, что она сейчас хочет делать. Наверное, спать, но пропустить ужин не хотелось сильнее. В другом дальнем углу, где тоже было относительно тепло, умывалась старшая ученица. Мальволапка не особо общалась с этой серенькой хорошенькой кошкой и её братом, сейчас отсутствующим в норе, но решила всё же обратиться, видя, что соплеменница не занята: — Эй, Пухолапка! — Что тебе надо? — лениво осведомилась серенькая ученица, перестав умываться. Она тоже была не сильно общительной кошкой. — У тебя бывало так, что ты понимаешь, что что-то хочешь изменить в своей жизни, а не знаешь, что именно? — поинтересовалась Мальволапка. Она всё ещё катала свой старый моховой мячик, засохший и замёрзший, перед собой, и скрипящий звук, издаваемый комком, явно не нравился Пухолапке — та даже уши к голове прижала. — Допустим, — ответила старшая ученица, когда Мальволапка тактично перестала перекатывать мячик. — И обычно это то, что изменить никак нельзя. Мальволапка со вздохом кивнула. Ну конечно. Пухолапка только так и могла ответить — эта кошка много чего хотела бы изменить в своей жизни. Пухолапка и её брат Овсолап тоже были достаточно одинокими и, что самое плохое, как и Мальволапка, мало кому нужными. — И к чему ты это спрашивала, мелкая? — буркнула, продолжив умывание, Пухолапка, когда Мальволапка отвернулась от неё. Светленькая ученица ничего не ответила серой, только хвостом дёрнула. Больше говорить с Пухолапкой не хотелось. Мальволапка перебралась подальше от соседки и продолжила там играться со своим моховым клубочком. До ужина было ещё много времени.1.
3 апреля 2020 г. в 10:50
Едва появившись на свет, каждый из нас уже имеет свою собственную судьбу. Ему предначертаны или долгая, насыщенная событиями и яркими впечатлениями жизнь, или, быть может, серое и скучное существование, зацикленное на своём маленьком мирке. И, увы, именно такая судьба — одинаковость и серость красок — ждёт практически каждого, кто рождён в племени, и неважно, в каком из четырёх, земли которых раскинулись вокруг огромного величаво блестящего прозрачно-голубым озера.
Жизнь племенного кота размерена и всегда течёт в одном и том же ритме. Ты трудишься на благо своей родины, охотишься, рвёшь лапы, лишь бы добыть хоть какое-то пропитание тем, кто этого ждёт — немощным старикам, уже отбегавшим своё, да совсем маленьким котятам, которых только ожидает эта повторяющаяся рутина, от которой со временем зубы сводит.
И ведь нельзя этого избежать, невозможно отказаться. Если уж ты родился в племени, то в нём и доживёшь свой скучный век, крутясь в этих заботах, хлопотах и проблемах, как опадающий лист в дуновении ветра. Котёнку, появившемуся на свет, не предоставлено права выбора. Его не спрашивают, хотел ли он родиться именно здесь, нужна ли ему вообще эта племенная жизнь, якобы счастливая тем, что является общинной. Его просто ставят перед фактом: ты будешь жить так, и всё, что у тебя будет — это вечный труд, от которого болят лапы и ломит тело, голод в тяжкие зимние луны и отсутствие хоть каких-то представлений о мире за границами своего племени.
А что там, вне границ? Кто знает? Мало кому из племенных доводится повидать новые земли. Настоящий кот, преданный своему клану, не должен покидать его ни при каких обстоятельствах. Однако так ли это верно? Что, если кому-то хочется найти себя, найти путь, по которому нужно пройти, чтобы не потонуть в племенной рутине, не потерять свою индивидуальность среди единых для всех занятий, повторяющихся изо дня в день?
Однако племя никогда не позволит ни одному из составляющих его котов познать что-либо новое. Племя держится за тех, кто живёт в нём, на ком оно строится. Однако правильно ли это — превращать всех воинов и учеников в тех, кто автоматически выполняет одну и ту же функцию: охотится и изредка защищает земли от вторжений врагов?
И верно ли это — лишать желающих познать новое котов подобного шанса? Ведь у каждого должно быть право выбирать свою судьбу — и отбирать это право с самого рождения, пожалуй, самое жестокое, что делает система племенного устройства, перечёркивая жизнь каждому второму ещё тогда, когда он только появляется на свет.
Они знают только племя и не видят иной жизни, не знают, чего добились бы в другом месте. Их учат ненавидеть иной принцип существования, чтобы у них не было желания испытать на себе что-то кроме вечного служения своему клану. Однако насколько это правильно — и главное, можно ли хоть как-то разрушить такую цикличность?
Ответ, к сожалению, кроется на поверхности. Он очевиден и приводит к неутешительным выводам: ничего изменить нельзя. И племя, и те, кто его составляют, сами того не зная, продолжают перекраивать под годами развивавшуюся систему все новые поколения. И самое страшное в том, что почти никто этого не осознаёт.
Так думала маленькая ученица племени Ветра, склонная много времени проводить в размышлениях. Она любила погрязнуть в собственных мыслях, споря сама с собой, выдвигая какие-то важные проблемы и пытаясь придумать, как их можно решить. Пожалуй, это было лучшим развлечением для юной кошки — и загляни кто в её мысли, не подумал бы даже, что крошка Мальволапка (а именно так и звали ученицу) всего три недели назад покинула детскую.
Мальволапка любила забраться куда-нибудь на холм, откуда просматривались необъятные просторы её племени, и долго-долго думать о жизни. Кошечка всё время задавалась вопросом о том, для чего она живёт, что ищет здесь, чего хочет добиться. Кем она хочет быть? Храброй воительницей? Заботливой матерью-королевой? Или, может, предводительницей? Не сказать, что у неё был большой выбор. Да и, скорее всего, ничего из перечисленного не ждало Мальволапку.
Ученица с раннего детства чувствовала себя очень одинокой и понимала, что это одиночество не приведёт ни к чему хорошему. Все, кто хоть чего-то выдающегося достигали в своей жизни, имели много верных друзей. У Мальволапки не было ни одного, и даже братьев и сестёр ровесников ученица не имела. У неё, правда, были младшие товарищи-кузены, котята тётки, но тем хватало общества друг друга — их было аж четверо. Поэтому Мальволапка благополучно просиживала всё своё свободное время в одиночестве.
Свободного времени у Мальволапки хватало. Она была ещё маленькой ученицей, которая только-только освоила всю территорию своего племени и запомнила, куда ей можно ходить, а куда не стоит. Наставником её был Кролик, глашатай племени и некогда друг отца. Он был ещё достаточно молод и пытался заинтересовать ученицу в учёбе. Мальволапка честно интересовалась, но Кролик был таким занятым котом, что очень редко мог провести для ученицы какой-нибудь урок. Сейчас, в середине Голых Деревьев, все взрослые коты и кошки племени Ветра были заняты тем, чтобы найти на занесённых снегом холодных пустошах хоть какое-то пропитание.
Голые Деревья всегда были голодным сезоном. Вся дичь, кролики и зайцы, прятались в норах. Достать их оттуда было невероятно тяжело. Племя голодало, еды было очень мало, и порой по два дня подряд приходилось жевать засохшие ветки кустов, чтобы хоть чем-то забить пустой желудок.
Если бы только на пустошах водилась иная дичь! Но здесь почти не было даже хилых мышей — они все предпочитали убежать к соседям, в леса, где было гораздо больше пропитания. А уж если на пустоши вдруг залетала какая птица и садилась на снег — это было сродни успеху, и тот, кто упускал такой подарок небес, долго потом терпел укоры от своих соплеменников.
Мальволапка мечтала научиться охотиться и хотела бы приносить племени пользу, пусть и полагала, что это немного странно — терпеть голод, когда рядом такие богатые и обильные дичью земли соседей. Почему бы не захватить, скажем, лес Грозового племени и не охотиться на их территории?
«А, ну да, мы же слабаки», — отвечала, как обычно, на заданный самой себе вопрос Мальволапка, разглядывая свои тощие бока, обвисшую шкуру и рёбра, видные сквозь неё.
Ученица едва ли могла похвастаться силой. Она валилась с лап от малейшей нагрузки — юному растущему организму просто не хватало пищи. И не она одна терпела лишения — всё племя в этот тяжкий сезон выглядело так, будто все они были измученными голодом скелетами.
«А я такая слабая уродилась. Совсем не такая, как брат», — снова разговаривала с собой Мальволапка. Брат у неё был сильный, мощный, он был старше на много лун и являлся весьма уважаемым воином.
Брата звали Суховей. Красивый, статный и крепкий кот, его ценили племя и власть, потому что он даже в голодный сезон не терял своей поистине медвежьей силы. Мальволапка завидовала старшему брату — она была совсем не похожа на него.
«На кого же я тогда похожа? На мать?»
Было бы разумно предположить, что она могла унаследовать от матери некоторые черты, однако ученица даже не помнила, как выглядела кошка, которая произвела её на свет. Мальволапка была совсем крошечной, когда её мать погибла. Она не помнила эту кошку, однако старший брат, единственный близкий родственник, говорил, что от матери Мальволапка многого не взяла — разве что частичку внешности, яркие выразительные васильковые глаза и мягкую светлую шерсть.
Мальволапка могла похвастаться необыкновенной для племени Ветра красотой. Быть может, черты маленькой ученицы были весьма привычны для иного племени, однако не для соплеменников, чья шерсть, в связи с обитанием в среде пыли и песка, чаще была серой или коричневой.
А эта ученица была светленькой, почти белой — и лишь тёмные разбросанные по её шерсти пятна мешали кошке полностью слиться со снегом. Таких, как она, светлых, в племени Ветра считали слишком заметными — среди золота и зелени они выделялись яркими пятнами. Из таких, как Мальволапка, хорошие разведчики получались лишь в снежные Голые Деревья. В остальные сезоны проку не было — и тем более в охоте на зорких кроликов.
«Почему я не такая, как брат, не тёмная? Могла бы взять цвет шерсти от отца, и тогда, наверное, я могла бы быть полезнее».
Да, братец Суховей был хоть и пёстреньким, но тёмным, как их с Мальволапкой отец. Ученица, правда, плохо помнила родителя: он почти не заботился о ней, не проводил с ней времени. Отец тяжело болел всё то время, что Мальволапка вообще помнила себя — а толком соображать и запоминать происходящее вокруг она начала только луны в три.
Что помнила ученица об отце — так это то, что он был, кажется, чёрным или дымчатым котом. Отец болел тяжело, к нему Мальволапку почти не пускали — и она даже не заметила, как тот ушёл из жизни. Мальволапка осталась сиротой в раннем котячестве, и она даже не помнила цельного образа своих родителей.
Именно поэтому ученица нисколько не тосковала по ним. Она даже не представляла, каково это — иметь и отца, и мать. Мальволапке хватало редкой и сухой заботы старшего брата, и, конечно, внутренних дискуссий с самой собой.
Она любила тишину, спокойствие и единение с природой. Тогда Мальволапке думалось мирно, а в мыслях был порядок.
«Если бы я была полезнее, я могла бы добиться некоторых успехов, — думала, вновь ведя диалог сама с собою, ученица. — У тех, кто чего-то добивается, есть друзья. Друзья же — залог продвижения вверх по карьере.
Если я не горю желанием служить племени в той рутине, что представляет собой жизнь воина или даже более старшего оруженосца, а хочу сразу шагнуть выше и иметь некоторые привилегии, то мне, несомненно, понадобятся верные друзья, — продолжала размышлять Мальволапка. — Однако друзья с бухты-барахты не появляются.
Чтобы появились друзья, нужны или общие интересы, или… или, наверное, нужно понравиться — понравиться какими-нибудь своими успехами. Но для успеха нужно иметь некоторые качества. Стремление, напористость и умение идти по головам. Я, конечно, смогла бы, это ведь не сложнее, чем отбить молоко у мелких Осокиных котят, когда мы вместе жили у неё под животом. Но только одна проблема во мне: я родилась уже не такой, какой надо.
Если я не буду хорошо охотиться из-за своей шерсти, ведь меня видно издалека, надо будет преуспеть хотя бы в том, чтобы драться, — ученица думала, как ей казалось, очень рассудительно и взросло — она всегда полагала себя невероятно хорошим мыслителем. Разумеется, так как кошка не делилась ни с кем своими суждениями, в этом её никто не мог разубедить, и потому она продолжала размышлять: — И лучше мне уже сейчас понять, в чём я хочу добиться успеха, чтобы знать, в какую отрасль мне вкладывать больше сил».
Мальволапка любила чувство спокойствия и порядка в мыслях, приходившие после того, как она как следует о чём-то поразмыслит и придёт к какому-нибудь определённому решению. После этого она уже не с таким недовольством смотрела на свою однотипную жизнь и полагала что может что-то изменить. Главное, чтобы скорее кончились Голые Деревья.
Пустоши зимой выглядели очень уныло. Засыпанные снегом холмы, на которых вечно гулял ветер, вздымая снежные столбы и учиняя метели. Из-под белого покрывала торчали голые ветви кустов. Когда-то здесь всё цвело и зеленело… но Мальволапка не видела этого. Она была совсем крошечной, когда стояли тёплые Зелёные Листья. Кошка родилась в этот сезон.
Лагерь она впервые покинула три недели назад. И тогда всё тоже было в снегу, прямо как сейчас. Мальволапка хотела поскорее посмотреть на пустоши, на бескрайний простор холмов, таким, каким он представлялся ей лишь по чужим словам — зелёный и цветущий.
Но, к сожалению, до Юных Листьев оставалось ещё много долгих, тягостных и голодных зимних дней.