Кровавый рассвет

      На следующий день, на другом конце штата, у неприметного серого довоенного здания посреди выжженной земли издали виднелись несколько стоящих рядом приметных машин, непохожих на рядом лежащий военный металлолом, который доживал свои дни под высохшими деревьями, будучи плотно сложенным друг на друге.       Внутри горел свет. Верхушка антисоветского сопротивления была в сборе.       Это было что-то вроде театра или концертного зала, с облезлыми стенами, пыльными коридорами и потерявшим от времени цвет занавесом, который заброшен был, по всей видимости, ещё до войны.       Людей было немного — заполнено было лишь две трети сидячих мест небольшого зала. Часть из присутствующих не понимали (или, по крайней мере, не до конца понимали), зачем их здесь собрали — звонок среди ночи, внеочередной сбор, требование немедленно прибыть. Другая часть поправлялась после грубой «доставки» сюда, а члены шайки лишь подсчитывали, сколько «посторонних», по их мнению собрал здесь Революционер. Это недоверие было вполне нормальной реакцией на происходящее, учитывая строжайшую секретность всех дел движения.       Но шум и говор прекратились, когда в комнату, в сопровождении двух мужчин крепкого телосложения в форме американского образца, вошёл он — в простеньком сером макинтоше, без головного убора, с зализанными на бок седыми волосами, мужчина средних лет с тяжелой походкой и страшными шрамами и рубцами на суховатом лице Сев за стол, он властвующим голосом начал: — Здравствуйте, джентльмены, — начал тот. — Я Революционер. Для начала хотелось бы извиниться за возможную грубость со стороны моих подчинённых, так как мы были в спешке. Вас всех здесь собрали для ответственного задания — нанести сокрушительный удар советской контрразведке и тем самым возродить былую мощь Соединённых Штатов Америки. Мы все разные, но мы должны объединиться в борьбе против коммунизма! Америка и американский народ нуждаются в нас! Лишь силой можно заставить их услышать нас. И я призываю встать на тропу войны! Под моим чутким руководством мы одолеем красную чуму и восстановим былой мировой порядок! Эта война, развязанная красными, коснулась каждого из здесь присутствующих так или иначе. Они пришли в наш дом без стука, внезапно, и так же внезапно вылетят из него! Сейчас я призываю всех былых солдат, полицейских, разведчиков и просто неравнодушных граждан Соединённых Штатов посильно помочь нашему движению. Ради будущего Америки и наших детей…       Слова Революционера доходили до мужчины с задержкой — он пытался максимально вникнуть в их смысл. Он просто не мог в это поверить — его слова казались нереальными, оторванными от жизни популистскими лозунгами. -…наши доблестные защитники в лице ваших братьев, знакомых, друзей и сыновей полегли не зря. Все они открыли нам путь к дальнейшей борьбе за нашу свободу, за наше общее дело…       «Честь… Доблестная борьба. Разве он не понимает, какие кощунственные вещи он говорит в их адрес и в адрес их родственников? А в голове тем временем продолжают всплывать события вчерашнего вечера: листовка, долгий разговор с женой с целью её переубедить и в конечном итоге ссора. И ведь он добился своего — он пришел на собрание, хоть и не хуже жены понимал все риски этой затеи. Они вдвоем слишком многое пережили за последние четверть века. Он пришел, потому что был заинтересован, хоть и не без доли скептицизма, ясно понимая, что, выбирая между Америкой новой, социалистической и Америкой старой, капиталистической, он выберет вторую, не задумываясь.       А сейчас Революционер стоит перед ними и рассказывает о том, какие коммунисты плохие, какие они людоеды. Ратует за восстановление былой Америки. Той, которая перевербовала его и послала на Аляску перед самим вторжением советских войск и сразу же забыла о нем. О, он прекрасно это помнил. Красные снега Аляски, морозы, кабинет особиста. Как и то, сколько сил и усилий потребовалось, чтобы вновь оказаться дома, в объятьях жены, пускай и теперь под другими именами. " — Я знаю, кто ты и зачем здесь. Ты прикидываешься дурачком по долгу службы, потому что тебя так научили. Знаю также и твою историю. В общих чертах. Но нам не удалось выяснить ряд важных вопросов. Я не хочу тебя ни пугать, ни врать тебе — ты человек своего дела, и… — особист отвернулся, тяжело вздохнув. Внутри у Курта словно разгорелся пожар; колокол тревоги нещадно ударял по височным венам, дышать стало трудно, — словом, я хочу пойти тебе навстречу. Индия и ещё несколько колоний восстали и теперь дожимают остатки англичан на континенте, так что Америка сейчас без союзников, сама по себе. Я тебе предлагаю выложить всё как есть сразу, без вранья и конспирации. Я это всё оформляю не как допрос иностранного агента, а как перевод и анализ найденных на территории противника документов. Твоё дело я сжигаю при тебе, даю координаты моего доброго друга, он поможет тебе с бумагами. С новым именем вы с женой получаете дом и счастливо живёте вместе до конца своих дней, об этих шпионских играх ты навсегда забываешь. По рукам? — Зачем вам помогать мне? — Пытаюсь протянуть руку помощи нуждающемуся, о котором забыли все, включая собственное государство. Так будет проще и тебе, и мне. Он ничего не сказал — Поверь мне, мы не хотели этой войны так же, как не хотели вы. Ты достаточно повидал на своем веку. Пора бы уже и отдохнуть. Ты так не считаешь?       Майор заглянул в глаза Курту. Мужчина чувствовал, как плавится его последняя защита в голубых глазах особиста, и он ничего не мог с этим поделать. Через секунду майор вновь принял привычную для него позу, откинувшись назад. — Я… — начал было Курт, но слишком поздно понял, что сформулировать мысль на ходу у него в его состоянии не получится, — мне не верится… — Понимаю… Ваша пропаганда рисовала нас, большевиков, как жестоких варваров, которые неспособны к эмпатии. Я не обязан тебе помогать, я обязан тебя допросить, что будет дальше не моя забота. Но почему-то я готов ради тебя рискнуть своей шкурой. Учти, я предложил. Второго предложения не будет. — Хорошо. Я согласен. Спрашивайте. — Отлично, — майор встал, внезапно достал из-под стола серое ведро и поставил его посреди кабинета. Взял со стола степлер с делом Курта и бросил всё это в ведро. Через мгновение в левой руке особиста была зажат спичечный коробок, в правой — горящая спичка. Курт завороженно скакал взглядом с ведра на глаза особиста, с глаз на горящую спичку. — Что вы со… — Учти, — совершенно спокойно и непринуждённо прервал Курта майор, гипнотизируя того своими голубыми глазами и тихим голосом, — если я узнаю, что ты мне соврал, я убью тебя. В тот момент Курт понял, что голубые глаза особиста и не думали врать.

***

— А как вы собираетесь это осуществить? — не выдержав, один из присутствующих смело встал со своего места, поправив круглые очки. Это был он, теперь уже не Курт, а Гарольд Смит, не выдержав речи пафосной выскочки, гордо назвавшимся Революционером. Все внутри его кипело от злости, но он терпел, сжав зубы; потому что главное его сражение в виде дискуссии с ним было еще впереди. — Правильный вопрос. Пускай моя любовь к чрезмерному артистизму и пафосу не вводит вас в заблуждение по поводу нашего движения и меня лично. Мы — силы последнего американского сопровления. Мы встанем на тропу войны. Вооруженное сопротивление по всей Америке пока все наши требования не будут выполнены. Пусть коммунисты поймут, с кем они связались. Вероятно, вы хотите, чтобы мы озвучили наши требования? — Да, это так. — Мы требуем вывода советских войск с территории Соединённых Штатов Америки, освобождение всех узников совести, проаедения новых чесных парламентских выборов и аннулирование всех союзных договоров с Советским Союзом. Мы твердо убеждены в том, что иного пути нет, новое марионеточное правительство, что вот-вот будет окончательно сформировано, не будет считаться с нашим мнением, пока мы порознь и боимся высказать свое недовольство. — Что вы можете протиставить армии коммунистов? Как вы планируете собрать достаточное количество людей до того, как нас вычислят? Вы должны понимать, что на это всё нужны время и ресурсы, а у вас нет ни того, ни другого.       Его голос слегка подрагивал от волнения, но он и не думал отступать. В лице Революционера он видел погибель Америки, которая и так еще полностью не оправилась после войны. В этот момент все присутствующие делегаты тихо перешептывались. По ним было видно, что понемногу они начинали вникать в дискуссию. И, самое главное было то, что у них начали появляться вопросы. Гарольд был доволен собой.       Революционер слушал, не перебивая. Затем несколько секунд молчал, обдумывая сказанное. И после этого вновь включился: — Уверяю вас, джентльмены, у нас есть и то, и другое. В случае нужды наш удар будет молниеносный и смертоносен для советской системы! Но, подытоживая, скажу: нашему движению важен и нужен каждый из вас. Я не прошу вас отдавать все свои силы нашему движению, лишь прошу вносить посильную лепту. Потому что вместе мы сила, и коммунисты понимают это, и поэтому пытаются посеять раздор, недоверие и ненависть в наши ряды. Наши солдаты погибли не зря! Они указали нам единственный верный путь — путь борьбы. Мы их не опозорим! Пусть в этой зале встанут сейчас те, кто готов идти за нами, невзирая на трудности и лишения, потому что отныне дороги назад больше не будет, и спрашиваю я лишь один раз!       Несколько человек из залы встали и зааплодировали, и стоило встать одному, как ему последовал другой, и через какое-то мгновение уже весь зал стоял и бурно аплодировал вожаку. Не аплодировал лишь Гарольд. Он видел их лица и ужасался — толпа внимательно смотрела на Революционера как на своего спасителя, пожирая глазами. Они поверили ему. Среди этой серой массы Гарольд даже узнал своих знакомых. — Америка сейчас нуждается в нас как никогда ранее! — кричит он, и зала взрывается от апплодисментов и радосных криков.       Двое солдат-телохранителей Революционера под общий гул ликующей толпы вынесли флаг Советского Союза, и, разойдясь в разные стороны, демонстративно разорвали его, кинув ошмётки себе под ноги. Когда овации и восхищённые возгласы приутихли, Революционер сказал ещё пару слов на прощание, обозначив дату и место следующего сбора, но Гарольд уже этого не слышал; он ушел одним из первых, сунув пропагандистскую листовку в карман пиджака кого-то из слушателей, который стоял перед ним в образовавшейся толпе перед выходом. — Поскорей бы домой, — устало пробубнел себе под нос Гарольд, закуривая сигарету снаружи, под разбитыми окнами здания.       Возможно они и были правы; и нужно бороться с коммунистами, вместо того чтобы пытаться сосуществовать, нужно вернуть старое довоенное правительство. Но Гарольд Смит устал — морально и физически. Их глаза хоть и были наивными, но они были полны решимости, силы и надежды. И, возможно, ему стоило бы чему-нибудь поучиться у своих соотечественников. Наверное, он все же завидовал мятежникам. Но мысль о том, что это больше не его война вновь вернула всё на свои места.       Возможно, им все же стоит дать шанс. Хотя ощущение того, что все еще пожалеют об этом, не покидала Смита.