***
Ему сказали - все лучше, чем могло бы быть. Ему сказали - выкарабкается. Только будьте ближе, только зовите почаще. Только не сдавайтесь. То, каким голосом с ним говорил хирург, не было его оплошностью. Врач старался смягчиться, старался убрать из тона присущую всем представителям его профессии холодность, всю циничность (ведь, в конце-концов, не первый и не последний подросток в его практике впадает в кому после несчастного случая), но все равно остался верен себе и не сказал ничего нового. Только то, что должен был сказать. Ни больше, ни меньше. Взгляд ярко-зеленых глаз практически читал его мысли. Он следил за каждым движением мышц на лице, изучал мимику и задавал всего один простой вопрос, на который мужчина не был готов дать ответ. Это не расстраивало юношу перед ним, и он измучено, но стойко улыбался, прощаясь, обещая покинуть палату до окончания часов посещения. Он был предельно вежлив и до невозможности холоден. Когда за доктором закрылась дверь, судорожный всхлип еле слышно сотряс развернутые плечи. Парень чуть сгорбился, опустил голову, решительно сжал пальцами чужую опутанную клубком из проводов и трубок ладонь. Он не мог выдавить из себя ни слова очень долго. За окном яркое весеннее солнце медленно скатилось ближе к краям крыш домов, сменило цвет с золотого на огненный, окрасило небо вокруг себя в цвета пламени. В окнах дома через дорогу зажегся свет. Такой же, как и миллионы остальных в других окнах соседних и самых далеких домов. Город превратился в огромную гроздь светящихся ламп. Загудел первый уличный фонарь, к нему со всех сторон начали подтягиваться насекомые. Когда через несколько часов посреди тихой больничной палаты прозвучали первые слова, говорившему показалось, будто его сердцебиение смешалось с ритмом работы аппарата жизнеобеспечения. -Привет,- самое большее, что он смог из себя выдавить. Так, чтобы ком где-то у самого начала горла позволил произнести это правильно, не сломал и не задушил голос. Но дальше, хоть слова и находились, он мог лишь стараться не глотать их, как слезы. -Я встретился с твоей мамой. Она…до сих пор не может поверить. Знаешь, я бы тоже не верил…Если бы ты не лежал здесь передо мной. Он замолчал и свободной рукой вытер глаза. Только для того, чтобы через какое-то время сделать это снова. Он замолчал, хотя стоны и крики переполняли его разум гораздо быстрее, чем он успевал заставить себя говорить. Его трясло, мутило и будто морально выворачивало наизнанку. Он ощущал себя самым несчастным на земле человеком, хоть и прекрасно осознавал, что этажом ниже сидит еще одна такая же, только ей в миллион раз больнее. -Эй, ты должен очнуться, слышишь?..Просто обязан. Пускай не ради меня или себя. Хотя бы ради своей матери, которая не находит себе места, несмотря на утешающий диагноз.- парень нашел в себе силы усмехнуться, но как-то слабо. Это битым стеклом вонзилось под ребра. -Поразительно. Двух дней не прошло, а мы уже в таком отчаянии…Ты бы назвал это паранойей. Ты бы как обычно нахмурился и отвернулся, но в душе бы улыбался, зная, как дорог. Да ты бы и сейчас хмурился, если бы видел эти сопли, что я тут распустил… Он до боли прикусил губу, заставляя себя заткнуться и прервать поток отчаянного бреда, что нес. Снова вытер слезы, глубоко и рвано вдохнул, поднялся со стула, напоследок посильнее сжимая чужую руку. -…Возвращайся поскорее.***
Когда он закрывал глаза - мог чувствовать нечто совершенно странное. В этом круговороте из ничего, в этой тишине и пустоте вдруг кто-то мягко брал его за руку, кто-то шептал нечто совершенно бессвязное, но почему-то греющее душу и смутно знакомое. Такое, что в первый раз заставило его бежать что есть сил дальше и дальше, пытаясь догнать и расслышать, словно нечто очень важное. Но ухватиться за эти невесомые, безумно теплые прикосновения он не мог. Ровно так же, как и не мог вспомнить того, кому принадлежал этот голос из другой жизни. Поэтому он позволял себе закрывать глаза только в самых крайних случаях. Когда терпеть смешки, превращающиеся в дрожь, холод и молчание становилось совсем не вмоготу. Когда ему не хватало тепла, он находил его в сосредоточении на ощущениях. Он хмурился и злился на себя за то, что еще не нашел выход из собственного кошмара, но ничего поделать не мог, продолжая блуждать в темноте и ждать непонятно чего.