Маэстро

      Марк с огромным удовольствием дышал свежим морозным воздухом, раскаленные угли приятно грели ему грудь и ребра, а сильная дергающая боль в метке впервые за долгое время решила отступить. Дикие Ледяные наездники явились в домик Исин-хёна сразу же, как только за окном утих магический ураган, и их там ждал приятный сюрприз в лице очнувшегося товарища. Сам пограничник, собственно, как и лекарь, подозревали об этом заранее, поэтому были готовы к визиту. Они сидели на кухне и пили травяной чай, когда окна обдало первыми парами ледяного ветра, и на стеклах, затянутых дымкой инея, стали вырисовываться витиеватые узоры. Исин посмотрел на свой остывший в кружке чай с немым сожалением, как-то совсем тяжко вздохнул и перевел сочувствующий взгляд на Минхёна. Последний вяло улыбнулся, почти натурально отсалютовал лучшему другу и, по старой привычке закинув чашку в раковину, послушно поплелся за железным держаком, где хранилось спасительное тепло. От помощи Чжана он предусмотрительно отказался, туго затянул повязку из дьявольской лозы и ушел из хижины прежде, чем появились эльфы противоположной стихии. Лесная тропа, поросшая густым и ароматным багульником, от которого порой сильно кружилась голова, постепенно исчезла, скрытая под плотным слоем снега. Сначала он едва достигал носа чужих ботинок, но уже через какую-то жалкую минуту уверенно достиг щиколоток. Солнечные зайчики задорно перепрыгивали с сугроба на сугроб, словно радуясь неожиданному приходу зимы. Блестящий и рассыпчатый, снег напоминал юному пограничнику серебряный песок — безумно дорогой и холодный. Молчаливые деревья постепенно превращались в величественных седых стражей, заговорческим шепотом рассказывая Марку таинственные истории. Пушистые пихты приветливо улыбались друг другу, протягивали белоснежные ветки, которые теперь больше походили на огромные опахала. На самом деле, Марку нравилась зима. Она была прекрасна во всех своих проявлениях, будь то суровая буря, ворчливой старухой оплакивающая ушедшую жизнь, или умиротворение, которое гуляло между домов скромной, стеснительной девушкой. В конце концов, летом никогда не бывает так красиво.       Резные снежинки лениво спикировали с мутного неба, как большие мухи, оседали на рыжих волосах молодого человека и тут же таяли от жара его тела. Через неплотную завесу облаков игриво подмигивало хитрое солнце. Его рассеянные лучи гуляли между деревьев, прятались друг от друга за широкими стволами и играли в догонялки, время от времени утопая в снегу. Губы сами по себе сложились в осторожную, но восторженную улыбку, а в груди почему-то зародилось обжигающее тепло, которое шло откуда-то изнутри, не подпитываемое пресловутыми углями. Недолго думая, Марк зачерпнул в ладонь немного снега и с некоторым удивлением понял, — он не таял. Впрочем, осознание пришло к нему довольно-таки быстро и, можно даже сказать, порадовало его. Руку окутала приятная перчатка холодка, который приветливо кольнул кончики пальцев и медленно переполз к запястью. Так удивительно раскованно и свободно Ли чувствовал себя впервые за всю свою жизнь. Обычный снег всегда мгновенно превращался в лужицу воды, если огненные эльфы не надевали перчаток. А здесь холод был даже приятным, не жалил, как прикосновения ледяных пограничников, не отравлял плоти, а действовал как-то… мягко? Пожалуй, даже успокаивающе. «Боги, это потрясающе, когда не задыхаешься и не чувствуешь проклятую боль», — как-то отстранено подумал Минхён, забавно чихнул, когда одна из пушистых шалунишек опустилась ему на кончик носа. Внезапно в голову взбрела совершенно глупая, он бы даже сказал, детская мысль, но сей факт все равно не остановил юношу от смешных поступков. Раньше, когда он был совсем маленьким, то часто ловил снежинки языком, воображая, что он великий повелитель ледяных вселенных (и никакие причитания и крики матери не могли его остановить). Марк насчитал двенадцатую съеденную снежинку, когда услышал за спиной тихий скрип чужих шагов. Если честно, еще ему послышался приглушенный смешок, однако это не могло быть правдой. К сожалению. Ли почувствовал, как температура резко упала, как горло сдавило еще не болезненным, но уже чувствительным спазмом, и точно знал, кого он увидит. И посему не спешил оборачиваться. Вместо этого он продолжил дурачиться, совершенно не беспокоясь о соулмейте, к которому он даже не мог приблизиться. На самом деле, от части Минхён не знал, как реагировать на очередное появление Сюмина, что ему сказать? Да и нужно ли было вообще что-то говорить? Поймав очередную белую жертву губами, юный пограничник все же пришел к выводу, что игнорировать присутствие дикого наездника по крайней мере, невежливо (хотя еще о жути хотелось слепить большого снеговика). Он торопливо обернулся, счастливый, с глазами полными искрящейся радости, раскрасневшимися от холода щеками и неисчезающей улыбкой. Огненный эльф даже был готов поспорить, что со стороны он выглядит, как растрепанный воробей.       Сюмин и в правду стоял примерно в пятнадцати шагах от него, разглядывая его с вежливым вниманием? Любопытством? Интересом? Марк не знал, как именно интерпретировать этот его взгляд, поэтому просто смотрел в ответ. Ледяной эльф совершенно не изменился с их последней встречи, — все такой же сосредоточенный и спокойный, облаченный в белую форму Диких наездников его расы. Правда, карие глаза приобрели более живой блеск, а лицо, обычно холодное и невозмутимое, казалось, стало чуть мягче. Возможно, Марк все это придумал, однако он стал разрушать свои пусть и призрачные, но мечты. Он все еще шумно дышал после своей игры, изо рта вырывалось белое облако пара, а руку оттягивал снежок, который он слепил незадолго до этого…       «Что же… Если я умру после этого, то так мне и надо», — почти философски заметил Минхён, а затем кинул тот самый снежок в беспечного Сюмина. Белый шар стремительно рассек воздух и с характерным шлепком прилетел последнему прямо в нос. Дикий Ледяной наездник от неожиданности отступил на пару шагов назад, вскинул голову. Упавшие на лоб черные пряди, удивленные, широко распахнутые глаза и чуть приоткрытый рот, который, казалось, уже был готов исторгнуть целую тираду ругательств, почему-то вызвали у Марка приступ неконтролируемого веселья. Такое растерянное и чертовски забавное лицо Сюмина он видел впервые, а от того был доволен своей маленькой шалостью. Громкий счастливый хохот сам по себе вырвался из горла Минхёна. Он согнулся пополам, растрепал влажные волосы и почувствовал, что на глазах выступили слезы. Жаль, он не мог видеть, как робко улыбнулся Сюмин, а затем с мстительным удовлетворением создал в ладони небольшой снежный шар. Когда смех чуть поутих, а слезы перестали неконтролируемо бежать по лицу, Ли выпрямился и к своему удивлению получил другим снежком прямо в лоб. Грузно шлепнувшись в сугроб, он какое-то время недоуменно хлопал глазами, а затем негромко рассмеялся, примирительно поднял руки.       — Обычно я не говорю этого Ледяным эльфам, но я сдаюсь. Боюсь, в этой схватке мне не победить, — отплевываясь и отфыркиваясь от снега, как недовольный кот, сказал Марк и принялся неловко барахтаться в сугробе. Его смешные попытки встать явно веселили Кима; он, конечно, активно пытался держать лицо, но получалось, мягко говоря, не очень. Уголки губ то и дело оживали и сами по себе складывались в едва заметную, теплую улыбку.       — Здравствуй, Марк, — вежливо кивнул мужчина и сделал два маленьких, очень осторожных шага по направлению к своей родственной душе. Насколько ему помнилось, в прошлый раз, последний был готов к встрече с ними, так что навряд ли почувствует это крохотное сокращение дистанции.       — И ты, Сюмин, — осторожно улыбнулся юный пограничник и наконец твердо встал на ноги, параллельно отряхивая брюки и теплую алую накидку от налипшего снега. Какое-то время пара молчала, скованная вполне ожидаемой неловкостью. Марк просто не представлял, о чем говорить с соулмейтом дальше. Навряд ли пресловутое: «Как дела?» или «Что нового?» разбавило бы обстановку. — Какие прогнозы дает Лэй-хён по поводу вашего товарища? — наконец неуверенно поинтересовался молодой человек, чуть взволнованно растрепал волосы. Они впервые начали разговор так обыденно, так нормально и естественно. Что в принципе удивительно. Разумеется, он и сам знал, что Чунмён пробудет в доме знахаря еще около недели, минимум, однако нужно было хоть что-то спросить.       — Я думаю, ты и сам в курсе, — почти игриво поддел Ледяной эльф, его лисьи глаза полыхнули легким, не присущим ему лукавством, но тут же снова сделались холодными и безучастными. Марк раздосадованно, едва слышно скрипнул зубами, — кажется, он испортил и без того хрупкую беседу. Было даже немного обидно, он ведь честно пытался идти на контакт, но слова, как известно, обратно не вернешь. — Сколько тебе лет, Марк? — внезапно поинтересовался мужчина.       — А это что-то изменит? — чуть резковато, можно сказать, даже озлобленно буркнул он, но сразу осекся. Сюмин не грубил, скорее всего, действительно спросил из интереса, он ему ничего не должен. Не нужно об этом забывать! Он тоже не виноват в том, что все случилось так, как случилось, так что не нужно включать фурию-Бэкхёна. — Восемнадцать, — наконец выдавил Минхён. Его цепкий взгляд тут же впился в спокойное лицо визави в ожидании реакции. Если Сюмина как-то и задели его слова, то он этого никак не показал. Его густые брови лишь на мгновение сошлись на переносице словно бы в раздумьях.       «Не понимаю, о чем он думает?» — с неким разочарованием подумал пограничник и по привычке принялся жевать нижнюю губу. Зачем Сюмину нужно знать его возраст? Посмеяться? Решить, что он слишком мал? Для чего? Так некстати вспомнился собственный День рождения, прошедший чуть больше двух недель назад. На языке тут же почувствовался мерзкий привкус горечи, а в горле встал удушливый ком, который никак не хотел проглатываться, как бы Ли не старался.       — Я задел тебя? — предельно мягко поинтересовался Сюмин и, дождавшись отрицательного кивка, продолжил: — Тогда… я могу подойти ближе? — чужой вопрос вырвал парня из раздумий слишком резко и внезапно. Если честно, Марк даже подумал, что ему показался приятный бархатный голос соулмейта. Он вскинул голову в попытках понять, было ли услышанное произнесено наяву или все же являлось плодом его больного воображения?       — Что? — неловко переспросил юноша. Он надеялся, что выглядит на так глупо, как это видится ему самому. Его взгляд на мгновение зацепился за окно домика, выходившее аккурат на задний двор, в котором слишком явно виднелась фигура напряженного Исина. Однако последнее, о чем сейчас мог переживать Марк, так это о реакции лучшего друга.       — Можно приблизиться? Ненадолго. Пожалуйста, — отрывисто попросил Дикий Ледяной наездник. Он был несколько смущен. Хотелось посмотреть на своего соулмейта хотя бы на расстоянии вытянутой руки, возможно (если ему это позволят), взглянуть на стигму, точь-в-точь такую, как у него самого.       Сердце взволнованно екнуло в груди, сорвалось на сумасшедший темп, мечтая разворотить Марку грудную клетку. Во рту резко пересохло, и он нервно облизал потрескавшиеся губы. В голове бил церковный набат, дыхание резко сбилось, а глаза бешено забегали, не зная, за что зацепиться. Руки принялись тщательно комкать подаренный свитер, иногда цепляли накидку и боевую артемиду, прикрепленную к бедру. Марку казалось, что он снова оказался в чертовски реалистичном сне. Для пущей уверенности он даже незаметно ущипнул себя за предплечье, но странное видение не желало никуда исчезать, а сверлило его внимательным взглядом черных глаз. Первая попытка Ли дать более менее членораздельный ответ полностью провалилась — из горла вырвался лишь тихий, почти отчаянный хрип.       — Шесть шагов, — наконец с огромным трудом и все еще шепотом выдохнул юноша. Он слышал свой голос, словно через плотную пелену. — Шесть, — снова повторил Минхён, чтобы быть уверенным, — его точно услышали. Каждый шаг он отсчитывал про себя так, словно это были секунды до его смертного приговора. Два. Три. Пять. Шесть.       Марк чувствовал, как холод уже знакомым голодным зверем вцепился в его угловатые плечи, навалился всей своей массивной невидимой тушей. Он настойчиво лез под одежду, пытался просочиться сквозь кожу в вены и кровь ледяной заразой. Сожрать его кости и вывернуть наружу внутренности. Руки и ноги кололо множеством тонких иголок, которые с огромным удовольствием впивались в тело, горло нестерпимо жгло сдавливающей болью, а легкие буквально распирало от нехватки кислорода. На губы плавно спикировала снежинка, хитрая приспешница зимы, подарившая ему свой крайний роковой поцелуй. Да, Ли было безумно тяжело и больно, но крохотная искорка надежды придавала сил. Мужчина сам проявил к нему хоть и мизерный, но интерес. Сюмин был непозволительно близко, смотрел на него чересчур пристально, изучающе, так, будто видел впервые. И Марк, как последний мазохист, наслаждался этими мгновениями пристального внимания соулмейта. Сейчас ему было все равно, что может подумать Сюмин после. Главное — это настоящее, которое ни в коем случае нельзя было упускать.       Прошли мучительно долгие тридцать три секунды, прежде чем Ким отошел на более-менее комфортное для Марка расстояние.       — Твой лекарь сейчас убьет меня, если я не уйду. Кажется, капитан уже закончил, а Чжан Исин видел нас в окно, — безучастно проговорил Сюмин, громко свистнул своего коня, который едва ли не мгновенно опустился перед ним бесшумной тенью. — Мне пора уходить.       Марк с почти ощутимой печалью и скорбью наблюдал, как его соулмейт уверенно седлает скакуна. На мгновение Сюмин посмотрел на эльфа, неловко замешкавшись, залез рукой за пазуху, а затем совершенно неожиданно бросил ему небольшой сверток, туго перетянутый веревкой. Ли неловко поймал внезапный презент, благо выработанная службой реакцией его не подвела. Огненный эльф растерянно посмотрел сначала на сам подарок (который, к слову, даже не думал полыхать рыжим пламенем), а затем и на самого Сюмина.       — C Днем рождения, Марк.       — Прошедшим, — скорее, от шока сипло поправил Марк, на автомате трепетно прижимая сверток к своей груди. — А как ты?.. — но навряд ли исчезающий в небе наездник его расслышал. Ли завороженно смотрел наверх до тех пор, пока встревоженный Исин-хён не налетел на него и не принялся крутить в разные стороны, как марионетку, в поисках каких-либо повреждений. Юноша, признаться честно, не слышал ни гневных проклятий в сторону одного небезызвестного наездника, ни слов о том, что ему срочно необходим горячий чай. Он шел в дом, настырно подталкиваемый в спину знахарем и совершенно не замечал еще одного человека, который все это время наблюдал за ними и зло сжимал кулаки.       Когда пара вошла в дом, Исин сверлил чуть сгорбленную спину Марка недовольным взглядом, однако едва ли он это заметил. Пребывая в сладостной эйфории, огненный эльф едва ли не бегом преодолел небольшой коридор и судорожно скрылся в своей временной комнате. Он тяжело упал на кровать, про себя тихо радуясь тому, что ноги не подвели его. Первое время молодой человек шумно и часто дышал, то и дело облизывая потрескавшиеся от ветра губы, крепко прижимал к себе заветный сверток, иногда недоуменно поглядывая на него с таким видом, будто еще мгновение назад у него не было этой диковинной вещицы в мелко подрагивающих руках. Признаться честно, Марк жаждал судорожно разорвать странную (судя по всему, даже волшебную) бумагу и наконец заглянуть, — что, что же там внутри?! Однако вместо этого Ли погрузился в глубокий транс, из которого, по крайней мере, по оценке Исин-хёна, явно не собирался выходить в ближайший час.       …Исин посмотрел вслед радостному Марку уже без всякого гнева, лишь с огромной усталостью. Руки противно тянуло из-за резкой смены климата, под глазами залегли темные круги от хронического недосыпа, в чугунной голове противно гудело, но лекарь все равно пытался держаться. Капитан Диких Ледяных наездников покинул его скромную операционную около двадцати минут назад, однако проклятый холод все никак не хотел отступать. Конечно, ему было зябко, но он больше волновался за беднягу-Минхёна, нежели чем за себя. Ему хватило колючего клетчатого пледа, который он предусмотрительно накинул себе на плечи перед очередным визитом эльфов. Чондэ сегодня был занят в кузнице, Бэкхён пропадал на смене, а Тэён, насколько он знал, как раз спал после нее. Мужчина как-то чересчур тяжко вздохнул, одной силой воли заставил руки покрыться мягкой, стелющейся по коже, венам и костям энергией, которая светилась приятным травяным оттенком. Какое-то время противная вязкая боль скалила зубы, цеплялась своими невидимыми крючковатыми лапками в его плоть, пытаясь отвоевать себе «место под солнцем», но вскоре сдала позиции и отступила. К Марку знахарь решил пока не заглядывать, а снова проверять Чунмёна не было никакого смысла. Собственно, как и сидеть дома без дела.       — Минхён, я пройдусь до деревни. Не теряй и, если что, присматривай за нашим гостем, — довольно-таки громко крикнул молодой человек, дождался, пока последний пробурчит что-то нечленораздельное в ответ, и с более-менее спокойной душой вышел. Плед с огромным сожалением пришлось оставить на перилах.       На самом деле, Исину крайне не нравилась та ситуация, которая так быстро складывалась, словно кусочки пазлов, ловко подходя друг к другу. Вся эта лишняя суматоха с раненным наездником, постоянной беготней на пограничных постах и соулмейтами изрядно выбила мужчину из колеи. В последнее время он только и делал, что сидел в доме, как сварливый затворник, и сверкал исподлобья недовольным взглядом каждый раз, когда Сухо обращал на него свое внимание больше, чем требовалось. Марку, в отличие от него, нравилось общество Ледяного эльфа. По крайней мере, до тех пор пока к последнему не вернулись его природные силы. Исин этой странной увлеченности не разделял и, откровенно говоря, не понимал. Однако, когда каждый раз замечал теплую улыбку мальчика-воробушка, невольно смягчал свой крутой нрав и тактично уступал.       Вообще ему не помешало пройтись, — навестить вечно занятого Чондэ, которого он не видел уже весьма давно. Внутренний двор все еще утопал в снежных глыбах и пушистых сугробах, а тропа скрылась, как испуганная бурей девочка, оставляя от себя только сиротливую дорожку следов. Цветы, широкие листья ясеней, маньчжурского ореха, кустарники и дубы, разрисованные талантливой рукой инея, склонили свой пушистые головы, как слуги, склоняясь перед царственной зимой. Все вокруг блестело от полуденного солнца, переливалось жидким серебром и нещадно било Исину в глаза. Зима, безусловно, была красива, однако лекарь все равно не любил ее. Кроме красоты эта дама имела недюжинную силу, упрямство и беспощадность. Ей, в отличие от мягкой весны, знойного лета и унылой осени, не было никакого дела до голодного, умирающего из-за проклятого холода молодого человека. От воспоминаний Лэя невольно передернуло, — то, что было, кануло в прошлое. И пора бы его отпустить совсем.       Исин пересек тонкую тропку Забытия, пару раз раздвинул пушистые лапы елей и пихт, а затем наконец пересек ту черту леса, что подверглась «нападению» снегопада. Изумрудная зелень приятно ударила по глазам. Рассеянные солнечные лучи пробивались сквозь могучие кроны, которые чуть отдавали грязной синевой, прыгали задорными бликами по коричневым и рыжеватым шляпкам грибов, алым и карминовым ягодам, вальяжно гуляли между широкими стволами деревьев, гладили пропахшую смолой кору. Где-то неподалеку какая-то птичка весело насвистывала неизвестную песню, ветер, все еще прохладный, шуршал сочной травой, трещали сломанными ветками барсуки и забавно свистели зайчихи, созывая свой выводок. Запах был густым и сухим, с множеством различных оттенков, и даже при всем своем желании Исин не смог бы отличить один от другого. Через пару метров резко дохнуло удушливой сладостью цветущего багульника, от которого часто кружилась голова, и мужчина вышел к указательной березе, на тонком стволе которого кто-то давным-давно вырезал стрелки в трех направлениях. К его собственному дому, к нужному ему поселению огненных эльфов и к одному из постов снежных пограничников. Тропа Забытия тоже делилась здесь, — дорогу Пламени и дорогу Вьюги. Знахарь предусмотрительно свернул направо, обошел старый забор, прогнившие доски которого едва бы выдержали его вес. В отличие от тех же эльфов он был не так быстр и ловок, чтобы в один прыжок перемахнуть через разваливающуюся постройку. Была, конечно, еще одна причина, однако о ней Лэй не привык упоминать. Уже находясь на полпути к деревне, мужчина заметил весь характерные отпечатки лап, пересекающие тропу и уходящие по траве далеко вглубь леса. Однако это было не простое животное, — пламенное, о чем говорили обожженные листья низких кустарников, съеденная огнем трава и забавные черные кошачьи лапки, такие, какие бы не оставил никакой обычный лесной хищник.       «Надо же… Я не ожидал, что в этих краях все еще водятся стихийные существа», — с неким удивлением отметил Исин про себя, на пару мгновений присаживаясь перед выжженными в тропе отпечатками лап с небольшой подушечкой и четырьмя пальчиками. Хотел бы он взглянуть на такое существо, чья шерсть горела разноцветным пламенем, в зависимости от возраста. Он видел черного ягуара лишь однажды, когда был еще ребенком, — лихое Мракобесие шло через лес, примыкавший к его родной деревне. Красивый и статный, такой же гордый, как его хозяин, он был соткан из фиолетового мрака и множества загубленных душ, которые обратились тенями и присягнули на верность капитану Диких Темных наездников. Зрелище было завораживающее, но и пугающее до дрожи.       Насколько молодой человек знал, черные звери не меняют окраса, собственно, как снежные и светлые. Лишь служители чистого пламени рождались в рыжих языках костров и носили сей окрас ровно до полугода, затем линяли и сбрасывали клоки магической шерсти, становились кроваво-красными, потом выцветали мягкой лазурью или малахитом, под конец жизни становясь тусклыми, почти бесцветными, как дымка. За своими размышлениями знахарь не сразу заметил, как вышел в деревню и на автомате пересек одну из крайних, полупустых улиц. На пути ему попадалось много знакомых эльфов, которые тут же спешили поздороваться с ним слабой улыбкой, коротким кивком головы или приветливым жестом. На центральных улицах царила привычная сутолока — туда-сюда сновали рабочие, с громким хохотом играли дети, шушукались милые девушки, ворчали старухи. Пахло железом, огнем, ванильными булочками, которыми торговал совсем молоденький эльф, новой древесиной и полынью. В конце улицы гремела кузница, куда, собственно, Исин и направлялся. Массивные железные врата были распахнуты настежь, изнутри дохнуло приятным жаром. Мужчина предусмотрительно не стал касаться железного кольца, чтобы постучать, а просто прошел вглубь и оперся на одну из горячих каменных стен, чувствуя, как окончательно отступает проклятая дрожь.       Чондэ стоял к нему спиной, в простых хлопковых штанах, надев прожженный фартук на голую грудь, и монотонно стучал молотком по заготовке будущей артемиды для пограничных отрядов. Мокрые черные волосы забавно стояли торчком, делая мужчину похожим на взъерошенного волка, пот медленно полз по лицу, рукам и спине кузнеца, из-за чего ему постоянно приходилось отвлекаться от работы, чтобы сдуть соленые капли с ресниц или стереть их тыльной стороной ладони. Исин какое-то время безмолвно наблюдал за сосредоточенным лицом товарища, а затем вежливо кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. Ким почти сразу оторвался от заказа, резко вскинул голову на звук и по-кошачьи улыбнулся.       — Какие люди в моей скромной кузнице, — лукаво рассмеялся мужчина вместо приветствия, обошел свой станок, чтобы видеть неожиданного гостя, и продолжил работу. — Прости, Исин, у меня очень много заказов для границы, я не смогу напоить тебя чаем в ближайшие три часа точно, — Чондэ чуть виновато склонил голову набок, но никакого раскаяния в его глазах и голосе Чжан не нашел. — Если хочешь, можешь сам пройти на кухню. Тэён все равно спит после смены, как убитый, если не слышит молота, значит и как гремят на кухне не услышит.       — Не стыдно смеяться над ним, Чондэ? — с живым интересом поинтересовался знахарь, но, впрочем, совету кузнеца таки последовал. Уверенно пересек кузницу и скрылся за небольшой кованой дверью, которая вела аккурат в их дом. В спину ему донесся громкий и чересчур бодрый голос мужчины, однако Исин так и не смог разобрать, что именно ему сказали. То ли добродушно ответили на предыдущий вопрос, то ли любезно подсказали, где найти чай.       Исину нравилась та атмосфера, которая царила между Тэёном и Чондэ. Они были преданы друг другу, всегда веселы и очень сплочены, что было несвойственно многим эльфам их расы. В доме этой парочки всегда было тепло и уютно, пусть и немного неряшливо. В маленькую светлую кухню сразу из двух окон сквозь полупрозрачные занавески пробивалось приветливое солнце. Глубокие чашки, сложенные одна в одну, стояли на краю стола и опасно накренились, готовые вот-вот упасть. Исин осуждающе хмыкнул, чуть качнул головой и поправил ускользающую посуду. Чуть в отдалении стояли кружки с массивными резными ручками и лежали деревянные ложки, покрытые воском из огнестойкой травы. Стеклянная баночка нашлась в одном из верхних ящиков, а кипяток — в чайнике на плите. Быстро заварив чай, Исин вернулся к Чондэ, в кузницу.       — Как дела у Марка? — с интересом спросил мужчина, окунул ало-рыжую заготовку в воду, и она тут зашипела рассерженной гаргульей. Казалось, лицо Исина на мгновение окаменело, на глаза упала раздраженная тень. — Ооо, я узнаю это выражение лица. Что, все настолько плохо?       — Сложно сказать, — выдержав определенную паузу и задумчиво пожевав губы, ответил лекарь. Покосился на кружку с горячим напитком, но все же решил еще немного подождать. — Снежные приходят почти каждую неделю, мне должно быть от этого ни горячо, ни холодно, однако их присутствие безумно напрягает. Сегодня соулмейт Минхёна впервые решил с ним заговорить, — рассеянно признался Лэй, явно думая о чем-то постороннем. Какое-то время он молчал, а затем, словно очнувшись ото сна, поднял затуманенный взгляд на внимательно слушающего Чондэ и продолжил: — Он приблизился к нему на опасное для жизни расстояние. Я чуть с ума не сошел, пока выскочил на задний двор, этого наездника уже и след простыл. А Минхён стоял весь запыхавшийся, с каким-то свертком в руках.       — Но он был доволен и счастлив? Хотя бы эти жалкие мгновения? — и, видя, как неловко замялся Исин, назидательно продолжил: — Если это так, не мешай ему, Исин. Он уже взрослый, не мешай ему самому решать, что к чему. Я думаю, Марк знает, что делает. Пусть он обожжется, не дай Бог, конечно, но это послужит ему лучшим уроком, чем все твои слова и попытки огородить его от боли.       — Наверное, ты прав.       — Я точно прав, признай уже, — приглушенно рассмеялся кузнец и с каким-то непонятным чувством посмотрел на знахаря. Исин встретил его взгляд с несвойственным ему упрямством, но, впрочем не смог долго выдерживать пристальное и напряженное внимание Чондэ. Отвел глаза, неловко заглянул в чашку, в который раз. — Тебе ничего не нужно выковать? Могу сделать в перерывах между основной работой, — как бы между делом предложил огненный эльф, должно быть, чтобы немного разбавить ситуацию.       — Нет, спасибо. Кочерга, которую ты выковал в прошлый раз, все еще в отличном состоянии, а больше ничего и не требуется. Ножей и скальпелей у меня в достатке, — с легкой улыбкой отозвался мужчина, на его щеке, как обычно, появилась очаровательная ямочка. — Смотри, не переусердствуй, Чондэ. Мне пока хватит и одного пациента, — Исин шутливо пригрозил мужчине пальцем, совсем как маленькому несмышленому ребенку, и получил в ответ лишь слегка насмешливое фырканье.       — К слову, о том Диком Ледяном наезднике… — задумчиво пробормотал кузнец. — Как продвигается лечение?       — Медленнее, чем мне бы хотелось, если честно. Он сильно пострадал в том столкновении с Огненными варварами. Прошло уже не так мало времени, а бедро Чунмёна нагло отказывается до конца заживать даже по действием моих сил. Да и все его природные способности уходят на исцеление, так что пока что он даже безобиднее, чем я.       — Так значит, Чунмён, — неопределенно хмыкнул Чондэ, не отрываясь от своей работы. — Ты пей чай, а то будет холодным. Хочешь сказать, что сейчас этот эльф не представляет из себя никакой угрозы, верно? То есть, фактически, в своем состоянии он, как обычный человек? — с неким интересом заметил мужчина, и Исин согласно кивнул. Чуть позже спохватился, что его немой ответ никто не видел и коротко промычал.       — Я рад, что ты решил заглянуть к нам, Исин, — внезапно поделился Чондэ. — Вместо того, чтобы чахнуть над больным, который таковым особо-то уже и не является, приходил бы ты почаще. В конце концов, мы ведь тоже не всегда свободны. Да и в деревне тебя давно никто не видел, хотя постоянно приходят за помощью.       — Точно… С Чунмёном я уже и успел позабыть, как часто ко мне приходят горожане с визитами, — рассмеялся Исин. — А от него есть определенная польза, пожалуй. Не находишь? — игриво поддел мужчина со смешком, и Чен тоже подхватил его веселый настрой.       — Не хочешь сегодня остаться у нас?       — Я бы с удовольствием, но мало ли, что может случиться? Вдруг снова защемит нерв или Минхён в попытках пожарить яичницу, спалит мне весь дом? На такие эксперименты я пока не готов, — Исин по привычке растрепал светлые завитки, а затем с удовольствием потянулся до хруста в позвонках. Несмотря на то, что он сидел у самого выхода, откуда дул приятный освежающий ветерок, на лбу все равно выступили первые капельки пота, а льняная рубаха неприятно прилипла к спине. — Чондэ, ты не против, если я зайду в дом ненадолго? У тебя слишком душно.       — Правда? Извини, да, конечно. Я же не чувствую, почему ты сразу не сказал? Ты же знаешь, для меня это вполне нормальная температура, а по дурацкому поту я не могу понять, что чувствуют окружающие, если они не огненные эльфы, — возмущенно зафырчал Ким и едва ли не силком выставил лекаря за кухонную дверь.

***

      На черную макушку Минсока лениво опускались резные снежинки, которые все никак не хотели исчезать, как бы старательно он не махал рукой. Небольшое сероватое облачко забавно кружилась прямо над его головой чуть больше часа, на потеху всем остальным Диким Ледяным наездникам, которые вежливо покашливали в кулак над глубоко отчаявшимся заместителем капитана. Такое случалось уже не впервые и ни с одним Кимом, так что большинство было в курсе, что именно гнетет их товарища. Впрочем, догадаться было несложно — обычно собранный и строгий мужчина, сейчас был рассеян, на вопросы отвечал, скорее, на автомате, все время поглаживал метку на ключице кончиками пальцев и задумчиво смотрел в слепое никуда. На самом деле, Минсок всегда был уверен, что его соулмейтом станет кто-нибудь из его расы, а никак не тот мальчишка-воробушек из огненных эльфов. Сказать, что расползшаяся на теле стигма привела его в неописуемый ужас, значит, ничего не сказать. Еще больше его напугала реакция на ту пору еще неизвестного юноши, — наблюдать за тем, как собственный соулмейт раздирает себе горло, было жутко. Презрение и ненависть к собственным неконтролируемым в полной мере силам захлестнули эльфа с головой, сердце, резко сорвавшись с совершенно спокойного ритма, стало биться вразнос. Отдавалось в груди резкой и частой болью, словно пыталось выбраться из тугой клетки ребер. Конечно, ему приходилось убивать, но явно не простым присутствием и не того, кого не хотелось бы.       — Как все прошло? — Сехун появился, как всегда, бесшумно и слишком резко. Минсок не вздрогнул только из-за того, что слишком сильно привык к такому поведению своего капитана и уже не реагировал на его подначки и порой совершенно глупые попытки его напугать. Конечно, с некоторыми наездниками этот фокус до сих пор успешно проходил, и О уходил довольный, как кот, вдоволь налакавшийся сметаны.       — А тебе есть такое-то дело, капитан? — довольно-таки хмуро поинтересовался мужчина, снова раздраженно сдул с челки снежинку и чуть нервно покосился на невозмутимого эльфа. — Я буду тебе бесконечно признателен, если ты уберешь то, что повисло у меня над головой. Пожалуйста.       Сехун как-то недобро сощурился на просьбу заместителя, внимательно оглядел фронт предполагаемой работы, чуть подумал, а потом все же благосклонно махнул рукой. Мрачная туча на пару мгновений испуганно замерла, как лань перед хищником, а потом с огромной неохотой растворилась в воздухе, словно ее никогда и не было. На тонких губах капитана уже привычно застыла хитрая, почти змеиная улыбка, и Минсок пожелал как можно скорее встать и покинуть общество ледяного эльфа.       — На самом деле, нет, — на удивление ровно хмыкнул Сехун, в то время как Минсок, увлеченный своими мыслями, уже успел забыть о предыдущем вопросе. — Просто немного любопытно, как будет складываться эта история. Мне нравится наблюдать ты же знаешь, Сюмин, — карие глаза капитана, сейчас пугающе темные с редким зеленоватым переливом, смотрели в пустоту, словно видели там что-то такое, что было неподвластно самому Минсоку. Порой эта черта капитана — лезть не в свое дело, а потом вот так невозмутимо философствовать — очень выводила из себя. И Ким не был исключением.       — Интересный у тебя соулмейт, — внезапно поделился своими наблюдениями Сехун, как-то неловко тряхнул светлыми волосами так, чтобы отросшая челка упала на глаза и кончик носа. — Только молодой совсем и… наивный, — мужчина замялся, подбирая более… безобидную характеристику мальчику-воробушку. Но Минсок прочел в этой минутной заминке изначальный смысл: «Глупый».       — Мне казалось, тебе это не интересно, — холодно отрезал ледяной эльф и поспешно встал с заснеженного пня. — Я не желаю говорить на эту тему.       — Как хочешь, — равнодушно пожал плечами Сехун и махнул на Минсока бледной рукой, словно тот был надоедливой мухой, прежде, чем он спросил разрешения удалиться. — Скажи мне только одно, где ты нашел ту вещицу, которую подарил огненному эльфу? Хотя нет, меня больше интересует, на что ты выменял ее у той вредной старухи?       — Если так интересно, спроси у нее самой, — с медленно подступающим к горлу гневом выдохнул Минсок, скрестил руки на груди, чтобы ненароком не задушить капитана, если он все же доведет его до точки кипения.       — Надо же, Минсок, да ты дерзишь, — почти восхищенно присвистнул Сехун и обернулся к своему заместителю. На его лице застыла перекошенная, пугающая маска заинтересованности и жажды крови. На этот раз Минсок не выдержал и нервно дернулся в сторону, резко выставляя вперед руку. На кончиках пальцев замерли крохотные ледяные кристаллы, а за спиной зависла целая колонна острых сосулек. Сехуна, впрочем, это нисколько не смутило. — Я не слышал этого с самого момента принятия тебя в свой отряд.       — Прошу меня простить, капитан, — голос Минсока звенел от напряжения, глаза, почти не отрываясь следили за глазами капитана. Сехун, вопреки ожиданиям, никакой агрессии не выказывал.       — Бывает, — почти беспечно отозвался ледяной эльф. — Да брось ты, Сюмин. Не стану я на тебя кидаться, успокойся. Тьма не настолько отравила мне кровь, чтобы я мечтал вскрыть тебе горло, как какой-то жалкой овце. Иди, куда хотел, не бойся. У меня уже был срыв в этом месяце, расслабься. В конце концов, если бы я хотел…       «Уже прикончил бы меня на месте», — мрачно закончил про себя мужчина, медленно отступил назад, но убирать гарант своей, пусть и мнимой безопасности, не спешил. Мало ли, когда тьма стукнет капитану в голову, и он все же совершит задуманное? В конце концов, Сехун сам поднялся и, примирительно подняв руки, спокойно повернулся к Сюмину спиной, казалось бы, совершенно не беспокоясь о том, что его запросто может настичь одна из сосулек.       «Ну да… Ему-то точно нечего бояться», — устало заметил Минсок, дождался, пока обманчиво хрупкая фигура капитана превратится в белую точку, а затем опустил руку, отпуская и свою силу. Опасность миновала, слава Богу. Мужчина на автомате погладил кончиками пальцев метку на ключице и подумал, нет участи хуже Сехуна. И, если это случится с ним, то он отказывался принимать эту проклятую реальность.