Friction

Рома неловко переминается с ноги на ногу и нервно кусает губы, поглядывая то и дело на наручные часы. Небо затягивает серыми тучами, воздух замирает в остром напряжении, обещая скорый дождь. А Резоль замирает в ожидании прихода Алохи, и до конца не может знать: придет этот придурок или нет. Роману как-то надо сказать об отъезде; он может по телефону — так не будет видеть лица Ильи, и не слушать его горение, а просто скинуть звонок, он может написать одно-единственное сообщение, а потом кинуть парня в ЧС, чтобы тот не надоедал ему своей взрывной реакцией. Но Фоминок попросил его о встрече на пляже. Ветер мутит воду; волны подбираются с каждым заходом ближе. Коробкин плетется с другого конца берега, недовольно щурясь и воротя нос от ветра. Фоминок мысленно выстраивает диалог, но понимает, что его уже начинает трясти — он просто не сможет сказать Илье в лицо. Алоха подходит ближе, хочет сделать еще шаг, но встречается с напряженным взглядом, и робко касается пальцами ладони Резолюшна. Рома не реагирует — обычно он сплетал их пальцы и подолгу держал Илью за руку. — И чего молчишь? — спрашивает парень, испытывающе смотря на бывшего товарища по команде. — Я… — начинает Рома и тут же запинается. — Хотел сказать тебе кое-что… — Видимо, что-то важное, если не написал и не позвонил, — резко оборвал его Коробкин и скрестил руки на груди, повернувшись лицом к воде. — И ты место получше не мог выбрать?.. — Илюх, я уезжаю. — Вот дождь ливанет, и что делать?.. — продолжает Алоха, он делает паузу, обрабатывая сказанное Фоминоком, и резко поворачивает голову в его сторону. — В штаты, Илюх. Надолго. Роман сильно прикусывает губу и виновато сводит брови, видя растерянного Илью. Ветер сильно задувает в спину; рубашка болтается в воздушном потоке и бьется о тело, волны подбираются совсем близко. О водную гладь разбиваются первые крупные капли дождя. Проходит пара мгновений в молчании, как на обоих обрушивается стена дождя. — Как… — Илья затихает, слова застревают в горле. — когда? — после непродолжительной паузы тихо спрашивает он. Алоха сжимает ткань рубашки Ромы между пальцами; он поднимает взгляд и смотрит. Резолю в глаза, требуя ответа на немой вопрос. «А как же мы?» Коробкин выдыхает и отдергивает руку. — Почему ты раньше не сказал? — спрашивает он холодно, через силу. Фоминок боялся этой реакции, этого взгляда. Этого лица, которое так близко, и которое искажено разочарованием и обидой. Капли дождя струились мелкой паутинкой с подбородка к шее, ниже — под футболку. Одежда быстро взмокла, неприятно прилипнув к телу. — Прости… — тихо извиняется Резоль и прижимается к парню, но тот резко отталкивает бывшего товарища. — Я буду приезжать, обещаю! Ничего не поменяется! Слова — пустой звук, Илья хочет развернуться, но Рома ловит его за руку, разворачивает к себе. Целует настойчиво, а Коробкин сопротивляется, губы кусает почти до крови. В поцелуе вся злость, горечь и соль от теплой крови. Фоминок прижимает к себе Алоху, пальцами впиваясь в костлявые бока, оттягивая ткань мокрой футболки. Илье в голову ударяет дикая ярость, абсолютно неадекватная и неконтролируемая, однако Рома и тут находит рычаги воздействия — Коробкин не сопротивляется, наоборот принимает правила. Фоминок резко падает спиной на песок, и его спины касается холодная волна. Через ткань рубашки он ощущает каждую крупицу под собой, мелкую гальку. Илья усаживается на его бедра и давит на плечи, не позволяя приподняться, кусает мочку уха и целует в шею. Вода заливается в ухо, и Резоль, рыча, скидывает с себя Алоху. Коробкин расслабляется, пластом раскидываясь на мокром песке и устремив взгляд в серое дождливое небо. Рома ложится рядом, одну руку положив на тяжело вздымающуюся грудь, а второй сжав ладонь Алохи. Он по привычке сплетает их холодные пальцы вместе. Илья успокаивается и опускает веки. — Все поменяется, ничего уже как раньше не будет. Он хотел бы уйти, но тело слишком тяжелое. Он хотел бы убежать, но рядом Рома. Он хотел бы, но Резоль держит его за руку, и Илье кажется, будто он держит и его сердце, и кажется, будто не отпустит.