Как выяснить, кто рядом, может, это психопат? Как вычислить убийцу из толпы простых ребят? И как долго знакомы мы уже с тобой? Спроси себя, кто я такой.*
Вдох. Глубокий, отчаянный, обжигающий до боли во всем теле сильной настолько, что перед глазами плывут черные пятна, но почти не замечаются, ведь вокруг и без того царит сплошная тьма. Она заставляет задыхаться от страха и неожиданно ярких ощущений, вынуждающих тело мелко дрожать в состоянии, схожем с агонией. Выдох. Резкий, рваный, подобный пытке. Словно сотни маленьких тонких лезвий разрывают кожный покров, обжигая своим холодом распаленную паникой плоть. Словно грудную клетку изнутри царапают длинными и смертельно острыми коготками, прорывая путь наружу. Паническая атака. Словосочетание быстро мелькает в голове, заставляя девушку ещё больше напрячься в осознании того, что самостоятельно справиться с приступом очень сложно. Нужно глубже дышать, но делать это невыносимо трудно, когда лёгкие буквально сгорают от боли, взявшейся из ниоткуда, а перед глазами всплывают темные, неразличимые образы, сменяющиеся один за другим, словно кадры на старых кинопленках. Необходимо взять себя в руки и успокоиться, но в ушах всё ещё звенит тихий, пробирающий до дрожи смех, разбавляемый неразборчивыми фразами и тяжёлыми вздохами. «Это сон, Лидия. Это всего лишь сон», — успокаивает она себя, стараясь избавиться от фантомных ощущений. Но едва ли это помогает. Она уже и не помнит, в какой именно момент необъяснимо родные, сильные руки, до этого обнимавшие ее со спины, сомкнулись на шее, заставив резко выпустить из легких весь воздух. Не помнит, когда мягкие губы, скользившие по оголенным плечам, огрубели, а поцелуи превратились в по-хищнически жадные укусы. Не помнит, но всё ещё чувствует на своём теле каждое обжигающе прикосновение, каждый кровоточащий порез, незримо разъедающий сантиметры нежной кожи. Она сжимает пальцами холодные, влажные от пота простыни, боясь сделать хоть одно резкое движение, и тихо всхлипывает, когда на плечо ложится чья-то рука. — Милая? Опять кошмар? — знакомый голос немного успокаивает девушку, и она тут же подавляет желание скинуть с себя тёплую, мягкую ладонь. — Ты меня слышишь? Все в порядке, ты дома, это был всего лишь сон, — тонкие женские пальцы аккуратно перебирают длинные рыжие волосы, запутавшиеся после беспокойного сна, и Лидия постепенно расслабляется. — Мне так страшно, мам, — на выдохе шепчет она и открывает ранее зажмуренные глаза, надеясь встретиться с мягким материнским взглядом, но на деле лишь окончательно упуская присутствие родного человека.***
Лидия просыпается, глубоко дыша, будто только что сдала школьные нормативы по бегу на длинные дистанции, и, продолжая ловить ртом воздух, резко принимает сидячее положение. Ей холодно, но поблизости не находится ничего, чем можно укрыться, а в нос ударяет запах сырости и затхлости, тут же приводящий девушку в чувства осознанием того, что находится она, судя по всему, далеко не в своей теплой кровати. Перед глазами всё ещё бледнеет образ матери, но даже через эту пелену Мартин удается разглядеть совершенно незнакомое помещение с несколько пугающей обстановкой: стены, криво обклеенные миленькими, но ужасно безвкусными обоями; обшарпанная дверь, являющаяся единственным потенциальным выходом из комнаты, но, к сожалению, выглядящая достаточно крепкой; одинокий деревянный стол, держащий несколько бутылок с водой и небольшую настольную лампу. Где-то в углу, скрытый тенью стены, вызывая сомнения в своей надёжности, валяется старый пыльный стул, но первым, что бросается в глаза, становится отсутствие в помещении привычных окон — лишь под потолком красуется маленькое зарешеченное отверстие, связывающее «клетку» с внешним миром. «Подвал», — тут же замечает Лидия, полностью игнорируя маленький темный силуэт, вырисовавшийся на фоне окошка. Мелочи не стоят внимания, когда речь идёт об угрозе жизни. Девушка поднимается на ноги и тут же сталкивается с трудностями в виде лёгкого головокружения и острых болей в нескольких местах. Последнее заставляет ее одной рукой схватиться за плечо, а другую прислонить к животу, непонимающе оглядывая тело, до сих пор не подававшее признаков ранений. Мартин какое-то время всматривается в пятна грязи и крови на светлой футболке, изредка переводя взгляд на ноги, усеянные наливающимися гематомами, после чего, превозмогая колюще-режущие ощущения в плече, стягивает с себя испорченный предмет одежды и тут же обнаруживает небольшой, но достаточно глубокий порез под ребрами. — Тише, Лидия, это не самое страшное, с чем ты сталкивалась в своей жизни, — лихорадочно шепчет рыжеволосая, пытаясь подавить приступ накатывающей паники. — Это всего лишь порез. К тому же, кровотечение почти остановилось, — она старается выровнять дыхание и чуть прикрывает глаза, представляя, что все не так уж и плохо. — Сейчас главное выбраться отсюда. Бросив короткий взгляд на дверь, Лидия бросается к ней, цепляясь за ручку, как за последнюю надежду на спасение, дергая ее изо всех сил, игнорируя боль, наивно полагая, что отсюда получится выбраться так просто. Но дверь не поддается, и хаотичные рывки сменяются отчаянными толчками, постепенно затухающими, выполняемыми, скорее, в осознании безвыходности, а не в надежде на положительный результат. — Чёрт! — зло шепчет она, нанося по двери последний удар, как ей казалось, здоровым плечом, но тут же вскрикивая от боли и падая на пол. Перед глазами плывут темные пятна и девушка едва ли может сосредоточиться на происходящем, пока вспышка неприятных ощущений не ослабевает. «Неужели, закрытый перелом?» — проносится в мыслях Лидии и она, сморгнув последние помутнения взгляда, смотрит на ушибленное место, аккуратно ощупывая его и успокаивая себя тем, что на перелом это слабо похоже, максимум — ещё один синяк. Она снова поднимается на ноги, даже не утруждаясь поправить сползшие с плеч лямки бюстгальтера, и снова корчится от боли, чувствуя, как что-то соскальзывает по ее животу. Видимо, резкие движения были ошибкой, так как до этого остановившееся кровотечение вновь набрало обороты, заливая пояс юбки алой жидкостью. Лидия выдает пару смачных ругательств и направляется к столу, надеясь хотя бы немного промыть открытую рану и гадая, действительно ли в бутылках обычная вода или она лишь обманывается, считая так? Не налил же ее похититель в бутылки кислоту или что-то вроде? Обычно, если кого-то и похищают, то не для того, чтоб человек умер относительно быстро да ещё и по собственной глупости. Принято мучить своими руками, а отравить кислотой можно и без похищения. «И о чем я только думаю?» — чертыхается Мартин, отбрасывая сомнения. — «В любом случае, если не разъест кислотой, умру от заражения. Выбор невелик». Она берет в руки одну из бутылок и откручивает крышку, на всякий случай принюхиваясь, после чего, выливает часть жидкости на кровоточащий порез, зная, что это вряд ли поможет ей обезопасить себя надолго. Когда четверть бутылки опустошается, а вода, перемешанная с кровью, образует на полу небольшую лужицу, за спиной у Мартин раздается характерный для несмазанных петель скрип. Неприятная волна мурашек пробегает вдоль позвоночника, глаза в страхе округляются, а пальцы непроизвольно разжимаются, роняя незакрытую бутылку на пол. Лидия замирает не в силах ни вздохнуть, ни повернуться, ни выронить хоть слово. — Извини за это, — голос врывается в сознание рыжеволосой настолько стремительно, что она не сразу осознает услышанное. Сердце бешено бьётся, скрывая в себе надежду на спасение. Быть может, тот старый-добрый Стилински наконец вернулся? — Стайлз, — голос Лидии предательски дрожит, выдавая и удивление, и отчаяние, и нотки радости. Она поворачивается к вошедшему, прикрывая руками полуголую грудь. — За синяки, я имею в виду, — продолжает Стайлз, — Не переживай, я всё исправлю, — голос парня кажется Мартин недостаточно встревоженным, непохожим на голос человека, который чуть ли не сходил с ума, каждый раз, когда рыжеволосая просто оступалась или подворачивала ногу. — Ты пришел спасти меня? — вырывается назревший вопрос, но Лидия уже сильно сомневается, что ответ на него будет положительным. — Я пришел объяснить тебе кое-что, и, кажется, взять твои вещи на стирку, — Стайлз морщится, борясь с подступающим желанием, и мало кто может догадаться, что где-то внутри этого парня идёт жёсткая борьба. — Стайлз, пожалуйста, отпусти меня, — девушка пытается воззвать к голосу разума, вернуть того, кого она не так давно прекрасно знала, и осмеливается сделать небольшой шаг навстречу. — Мы оба забудем про это недоразумение. Будто ничего не было, хорошо? Я никому ничего не расскажу, честно. — Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы это недоразумение организовать, — Стилински немного повышает голос, но не кричит. Это не обязательно — в подвальной тишине даже чуть громкий шепот кажется криком. — Я дам тебе что-нибудь из одежды. Не хочу, чтобы ты простыла. Да и ты ведь не жертва какого-нибудь маньяка, чтобы разгуливать по комнате в рвани, — на лице парня появляется ухмылка. Кажется, он и сам в глубине души понимает, что именно жертвой Мартин и является. Его собственной жертвой. — Снимай юбку, Лидия, — он даже не пытается скрыть нездоровый блеск во взгляде, наоборот, нагло обводит им девушку, стараясь насытиться зрелищем. — Что? Н-нет, — девушка машет головой и отступает, отказываясь то ли раздеваться, то ли верить в происходящее. — Нет, — ещё раз тихо повторяет она, когда Стайлз делает небольшой шаг вперёд. — Лидия, — твердо, но всё ещё сдержанно обращается к ней бывший друг, — Я не хочу тебя торопить и тем более не хочу причинять тебе боль, ладно? — вкрадчиво произносит он, медленно приближаясь. — Поверь, тебе же будет лучше, если ты будешь послушной. — Хорошо, — выдыхает рыжеволосая, нервно нащупывая молнию на боку. — Хорошо, — она стягивает с себя юбку, всё ещё чувствуя угрозу даже в простом присутствии парня, и сует испачканную вещь ему в руки, тут же отстраняясь. — Советую тебе как можно быстрее привыкать к твоему новому дому. Если ты будешь хорошо себя вести, то я смогу обустроить здесь все получше, — парень снисходительно улыбается, хоть во взгляде и читается укол боли, вызванный последним жестом Лидии. — Обеспечу кроватью, например. Возможно, даже принесу тебе радио. Ты привыкнешь, обещаю. — Зачем? — шепчет девушка, чувствуя, как по щекам стекают непрошенные слезы. Она, действительно, не понимает абсолютно ничего. Что стало с этим забавным мальчиком, что бегал за ней ещё с начальных классов? В глазах Лидии этот паренёк всегда был забавным, смешным, в некоторых моментах неопытным, и крайне неловким, однако он никогда не был глупым или легкомысленным, никогда не избегал грусти, и не старался выместить свои неудачи, которые, конечно же, были, на других, более беззащитных людях. Стайлз всегда рассуждал, задумывался о том, что происходит вокруг него, старался наблюдать, но храбро плыл по течению, никогда не сворачивая с курса. Лидия часто вспоминала, как Стилински, ещё будучи обыкновенным мальчишкой, смотрел ей вслед, пытался проявить своё внимание, не скрывая своей симпатии делал различные комплименты, а позже, когда начинал подрастать, переходил к более серьёзным действиям: приглашал на танец, заставал в слезах, и успокаивал. Особенно Лидии запомнился один момент, после которого всё представление зеленоглазой перевернулось с ног на голову, когда всё изменилось: поцелуй. Тогда стало понятно, что Стайлз - не просто мальчишка, который бегает за причиной своего томного воздыхания, а что-то большее. Ну что же случилось со Стайлзом? Он устал бегать. — Чуть позже я обработаю твои раны, — проигнорировав вопрос, оповещает Стайлз. — Заодно принесу одежду и что-нибудь поесть. Есть какие-нибудь пожелания? — интересуется он, склоняя голову на бок, но в ответ получает лишь тихий всхлип и ещё один шаг назад. — Предпочтешь остаться голодной? — чуть рыча от проснувшейся злости, добавляет он. — Н-нет, на твоё усмотрение, — робко отзывается Мартин, от бессилия хватаясь за поверхность стола. — Отлично, — коротко улыбнувшись, парень скрывается за дверью и оставляет Лидию в одиночестве и полумраке. Лишь щелчок замка разносится в звенящей тишине подвала.